У сигареты был отвратительный вкус, и чем глубже Хели затягивался, тем сильнее его тошнило. Из бутылки, которую монгрел то и дело подносил к губам, шибало в нос дешевым стаутом, а каждый глоток прокатывался по горлу, обжигая, но почему-то не пьяня. Криво усмехнувшись, Хели вдавил окурок в переполненную пепельницу.

— Дерьмо, — прошептал негромко, глядя, как вываливаются окурки на исцарапанную и украшенную похабными надписями столешницу. Керес. Так контрастирующий с Эосом.

Воспоминания ударили под дых, и снова послышалось произнесенное ледяным, почти механическим голосом:

— Убирайся. Ты больше не мой питомец.

— Но… почему? — сорвался тогда с губ Хели глупый в своей бесполезности и неуместности вопрос.

— Убирайся, — повторил Аргос Минтавро, блонди, по чьей воле он и попал сюда — в роскошные эосские апартаменты. — С каких пор хозяин должен отчитываться перед вещью? У тебя есть пять минут, чтобы выйти отсюда самостоятельно, или…

И Хели пошагал к двери. Под насмешливыми взглядами фурнитура и нового питомца-академки, все это время стоящего рядом с Аргосом и смотрящего на монгрела с презрительным превосходством, так неуместным на необезображенной интеллектом красивой физиономии. Быстрее, чем успел подать команду мозг, кулак Хели врезался в челюсть нового пэта. Неженка хлопнулся на задницу, из расквашенной губы хлынула кровь. Монгрел успел увидеть, как по губам Аргоса скользнула усмешка, а потом свет в глазах Хели померк.

Пришел в себя монгрел уже здесь, в Кересе, под кабаком, названия которого не разглядел, да и плевать было на это. С трудом поднявшись на ноги и чувствуя, что голова просто раскалывается, Хели огляделся по сторонам, после автоматически сунул руки в карманы — в правом пальцы нащупали холодный металлический кружок. Хели вытащил находку на свет — Аврора. Горькая усмешка скользнула по губам монгрела, губы прошептали:

— Гребаный ублюдок…

Желание зашвырнуть монету подальше было настолько сильным, что он даже замахнулся, но… Аврора стоила слишком много, чтобы позволить себе такой выпендреж. Особенно когда кроме нее нет больше ничего, а желудок уже напоминает о себе голодным бурчанием. Сунув монету обратно в карман, Хели подумал, что она — единственный шанс не сдохнуть с голоду первое время.

Деньги с её продажи поддержат его до тех пор, пока не отыщет своё место в Кересе, которого не видел так долго. Впрочем, здесь всё оставалось прежним, казалось, время тут замерло раз и навсегда, и в какой-то степени это было хорошо. Все равно что сбросить нещадно давившие модельные туфли и сунуть натертые ноги в старые, разношенные тапки — некрасиво, зато небольно и удобно. Кайф.

Такой же, какой Хели испытал от самого первого глотка стаута, поставленного перед ним хозяином кабака. Однако длилось удовольствие недолго — слишком мерзким оказался вкус. Или он таким был всегда?.. Просто Хели успел отвыкнуть от дешевого алкоголя? Возможно. Похрен. Гораздо важнее другое — что делать теперь и во сколько оценит хозяин Аврору, которую монгрел сейчас прятал в кармане. Хотелось бы, чтобы денег хватило не только на комнату, но и на лазерный нож, выпивку, сигареты и… сильное обезболивающее, потому что:

— Ты охренел? Откуда в Кересе такой мастер? — вот что ответил ему хозяин на вопрос: «Может ли кто-то свести татуировку». Это означало, что придется самому избавляться от изящной монограммы с левого плеча — печати, которую Аргос поставил на тело Хели лично.

У старшего помощника Первого Консула было невинное увлечение — он любил рисовать на коже своих пэтов, причем делал это, используя давно устаревшие технологии и инструменты и не применяя анестетики. Картины получались красивыми, а сам момент нанесения превращался в пытку, которую пэту предстояло вынести, не проронив ни звука — болезненный стон воспринимался Аргосом как слабость и провоцировал делать боль еще сильнее.

Но и удовольствием это было, удовольствием острым, извращенным и таким, от которого даже сейчас в жилах Хели начинала чаще пульсировать кровь. Он помнил, как любил Аргос медленно слизывать кровь, стекающую по коже пэта после проколов, как от этих прикосновений дрожь пробивала тело, и оно выдавало желания, не спрашивая воли своего распластанного на кушетке хозяина. Как потом, по окончании сеанса, блонди осторожно откладывал в сторону инструмент и медленно расстегивал одежду, подавая Хели сигнал — время пришло.

Как и когда монгрел успел втрескаться по уши в Аргоса — он не знал, но безупречная красота хозяина покорила Хели практически сразу. Блонди казался юноше почти богом, который снисходит до него, позволяет касаться своего тела и удовлетворять в постели. И пусть это было изматывающе и больно, пусть потом тело отказывалось повиноваться и сил просто не оставалось, но слияние с божеством того стоило.

Теперь все это осталось в прошлом. Закончилось так же внезапно и резко, как и началось, когда его — тогда еще совсем мальчишку — остановил прямо на улице Мидаса богато одетый парень и сделал предложение, отказаться от которого Хели не смог. 

О днях, проведенных в Эосе, теперь напоминали рисунки на его собственном теле: черный дракон во всю спину, странный и красивый орнамент на ногах и монограмма на левом плече, от которой Хели и собирался избавиться собственноручно и как можно скорее. Невыносимо видеть это на своем теле! Невыносимо всякий раз возвращаться в прошлое и пытаться понять — почему от него избавились? Ведь еще за день до изгнания Аргос был всем доволен и ничто не предвещало такого исхода.

Стереть со своей кожи абсолютно все рисунки невозможно, а вот монограмму — ее можно и нужно убрать, потому что больше он не собственность Аргоса. Да и смотреть на эти буквы слишком больно, ведь сразу вспоминаются руки, наносившие рисунок, длинные пальцы, сжимающие инструмент, и сосредоточенное выражение на красивом лице блонди. Хели казалось, что в эти минуты Аргос тоже был счастлив, если, конечно, может быть счастливо божество, если есть у него хоть что-то человеческое.

— Сколько дашь за это? — спросил монгрел у подошедшего к столу хозяина и протянул Аврору.

— Откуда спер? — недоверчиво прищурился тот.

— Не твоё собачье, — скривился Хели, — так берешь или нет?

— Полегче на поворотах, парень, — оборвал его хозяин, — для бывшего пэта ты слишком борзый. Откуда мне знать, что это не подделка?

— Ну так найди того, кто знает, — Хели сунул Аврору в карман, проглотив презрение, с которым было произнесено это «пэт». — Покажем оценщику, и увидишь, что я не вру.

— Идет, — поняв, что на монете получится нехило заработать, мужчина улыбнулся: — А я тебя помню… Только давно тебя тут не было. Парни говорили, что тебя видели в Эосе. Врали?

— Нет, — односложно ответил Хели и снова приложился к бутылке, выплескивая в горло остатки содержимого. — Но теперь я снова здесь.

— Не ты один.

— То есть? — приподнял бровь заинтересовавшийся Хели.

— За эту неделю ты — уже третий, вернувшийся в трущобы, — хозяин смерил юношу внимательным взглядом. — А началось это после взрыва в Дана Бан, слышал про такое?

— Нет, — покачал головой Хели.

— Странно, даже Керес в курсе, что там загнулся сам Первый Консул, — начал хозяин, испытывая искреннее удовольствие от вида изумления, разлившегося по лицу монгрела. — Прополз слушок, что после этого Юпитер запретила гражданам связываться с полукровками.

— Даже так? — не менее изумленно протянул Хели, начиная кое-что понимать.

Имя Первого Консула — Ясона Минка — он слышал неоднократно и прекрасно знал. А как-то даже видел самого Ясона, тот зачем-то заехал к его хозяину. Оба блонди долго о чем-то говорили, и уже уходя, Ясон окинул сидящего тут же Хели холодным насмешливым взглядом, тонко улыбнулся углом рта:

— Копируешь? — спросил, глядя в глаза Аргоса.

— Следую достойному примеру, — парировал тот, но по щекам младшего блонди все же пополз румянец.

Несколько последующих секунд Ясон молча смотрел на своего помощника, а Хели показалось, что в комнате стало на десяток градусов холоднее. Но больше ничего Первый Консул не сказал, развернулся и вышел, не замечая монгрела, одетого в обычный пэтский костюм. В последовавшую за этим ночь Аргос был грубым, как никогда, словно мстил питомцу за что-то, а за что — Хели так и не понял, как не понял значения этого «Копируешь».

— Нихрена не пойму, — тряхнул головой Хели, приводя волосы в еще больший беспорядок. — А каким боком смерть Первого касается монгрелов?

— Не тупи, — теперь хозяин уже злился, — скажи еще, что не слышал о Рики Дарке…

И тут в голове Хели все встало на свои места. Конечно же слышал, среди пэтов слухов ходило достаточно, а потому имя Рики было известно многим. Собственно, это из-за него некоторые блонди тоже завели себе питомцев-монгрелов, хотели быть похожими на Минка. И Аргос хотел. Сильнее, чем стремился это показывать, но… Хели догадывался, что хозяин пытается доказать, в первую очередь самому себе, что ничуть не хуже предмета своей зависти.

— Насрать на Рики и на Минка тоже, — Хели скривился, — пошли к твоему оценщику, я не собираюсь торчать тут до ночи.

— Ладно, обойдемся без лишних глаз, — негромко произнес хозяин, — я дам тебе пятьсот. Согласен?

— Да, — не стал спорить монгрел, подозревающий, что на самом деле Аврора стоит гораздо дороже, но не в его положении качать права. — А еще скажи, где можно достать нож и как далеко отсюда ближайшая аптека.

— Насчет ножа — не ко мне, вечером придут ребята, перетрешь с ними. Аптека на соседней улице, мимо не пройдешь, — хозяин подошел к стойке и выложил на нее стопку купюр: — Давай сюда Аврору.

Хели швырнул мужчине монету, и она, несколько раз перевернувшись в воздухе и сверкнув золотом, была ловко поймана. А потом юноша сгреб деньги, сунул в карман, оставив мелочь:

— Это за выпивку.

Снимать комнату здесь же Хели не собирался. Мало ли, вдруг хозяин решит, что из него можно вытрясти еще не одну безделушку, только бесплатно? Защитить себя без оружия будет сложновато, а значит — лучше смыться, пока есть такая возможность.

***

Зеркало не мыли давно и точно так же давно не прибирались в этой, с позволения сказать, комнате, но Хели было плевать на то, что его сейчас окружает. Он снял эту комнатенку в мотеле, руководствуясь тем, что здесь его будет не так-то просто отыскать, если кому-то это вдруг понадобится.

Кому ты врешь, Хели? Кому в Танагуре может понадобиться такое ничтожество, как ты? Пэт, которого вышвырнули пинком под растраханный зад?

Сделав еще один большой глоток из бутылки, монгрел уселся перед зеркалом, разложил на относительно чистой салфетке скальпель, бинты и антисептик. Вытряхнул на ладонь две таблетки, которые, по словам аптекаря, гарантированно избавят от боли на ближайшие пять часов, проглотил их, запив стаутом, а потом плеснул на кусок бинта антисептика и стал протирать левое плечо, стараясь не вспоминать о том, как касались кожи пальцы блонди.

Прикусив губу, Хели впрыснул себе под кожу — прямо под татуировку — содержимое инъектора, который приобрел в той же аптеке, и почти сразу ощутил, как немеет плечо. Аптекарь утверждал, что это убьет чувствительность нахер, и монгрел надеялся, что тот не соврал.

Решив, что прошло уже достаточно времени, Хели взял скальпель и медленно провел первую линию, тут же набухшую красным. Только в этот раз некому было подхватить языком бордовые капли…

…Накладывать повязку самому себе было неудобно, да и кровь останавливаться не желала. Срезанный лоскут кожи с рисунком валялся на полу в красной луже, а Хели изо всех сил старался не заорать, потому что больно это все-таки было. Чертовски больно, несмотря на уколы и таблетки.

— Твою мать, — тяжело дыша, выдавил монгрел, наконец-то прилепив повязку и так-сяк обмотав руку бинтом. — Походу, аптекарь меня наебал… Урою суку… завтра же…

Однако это были просто слова. Хели прекрасно знал, что ни завтра, ни послезавтра он до аптеки не дойдет. И повезет, если таблеток хватит, потому что обезболить алкоголем не получится. Но главное было сделано — печать Аргоса стерта раз и навсегда. С тела.