Тами оказался умелым и страстным любовником, и если бы Хели никогда не встречался с Аргосом — ловил бы настоящий кайф от ласк, которые врач расточал так же щедро, как и обматывал свежим бинтом плечо пациента. Однако блонди в жизни Хели был, а потому монгрел усердно изображал удовольствие, опасаясь рассердить того, от кого пока что зависел.

Кончить получилось, насладиться процессом — нет. Доктор проигрывал Аргосу всухую, и Хели больше всего боялся, что он потребует сравнить их и сказать, кто же круче, но, к счастью, этого не случилось. Может потому, что Тами сам знал ответ? Натягивая штаны, врач сказал:

— То ли я дурак, то ли тот блонди — нихрена особенного в твоей заднице нет.

— А я что говорил? — буркнул Хели, приводя себя в порядок.

— Я уже давно не верю никому на слово, — усмехнулся Тами, — потому и жив до сих пор.

— Понятно, — юноша застегнул ремень джинсов и спросил: — Что у меня с рукой?

— Ты везучий, — врач закурил, не предлагая сигарету Хели, — через пару недель останется только шрам. И как ты не додумался всё сводить?

— Я настолько похож на идиота?

— Да, а разве нет? Какого хрена было себя уродовать?

— А тебе не похер? — скривился Хели.

— Как тебе сказать? Меня всегда интересовали редкости, а ты — редкостный придурок. Тут радоваться надо, что вернулся в Керес живым, а ты решил сдохнуть от сепсиса. Вены порезать не проще было? Или «Черную луну» достать?

— Я не собирался сдыхать, — юноша тряхнул головой, — не малолетка.

— Да? А сразу и не скажешь, — Тами подошел к умывальнику и принялся тщательно мыть руки. — Так тупят только малолетки. Не с кожи срезать нужно, — добавил врач совсем другим тоном, глядя в глаза Хели, — и не скальпелем. А спецов по мозгам у нас тут нет, а те, кто есть... не советую обращаться, если не хочешь всю оставшуюся жизнь слюни пускать и под себя срать. Если ты мужик — справишься сам, сдохнешь — значит, зря я тратил на тебя время.

— Понял, — направляясь к двери, сказал Хели, — завтра в это же время?

— Да, — не поворачиваясь, бросил врач.

Медленно бредя к своей ночлежке, Хели размышлял над, казалось бы, простым вопросом: почему Аргос позволил ему вернуться? Не продал в бордель и даже не стер память. И Аврора... Блонди прекрасно знал, сколько стоит эта монета в Кересе, и явно не просто так положил ее в карман бывшего питомца. Аргос сделал все, чтобы сохранить Хели жизнь, дал шанс не сдохнуть от голода, до тех пор пока... Не позовет обратно?

Ведь он не сам решил избавиться от пэта! В это Хели не поверил бы никогда, он знал, чувствовал, что блонди получал от секса настоящий кайф, удовольствие мелькало в стальных глазах не раз и не два, особенно когда Хели сопротивлялся или делал вещи, которые не разрешены пэту — например, хватал Аргоса за волосы или выбивал у него коммуникатор. В те ночи блонди бывал особенно страстен и неутомим, смешанное с болью удовольствие, которое он дарил пэту, становилось настолько острым, что к утру Хели бывал совершенно обессилен, но не жалел никогда.

И даже бурчание Поло, помогавшего устранить последствия бурной блондиевской страсти, не раздражало и не вырывало из приятного полузабытья. В это состояние монгрела погружал только Аргос. Ни один из бывших любовников не выдерживал никакого сравнения с блонди, и Хели был больше чем уверен — не выдержит никто, никогда. И сегодняшний секс с доктором только превратил догадки в уверенность — лишь закрыв глаза и представив на месте Тами Аргоса, Хели смог кончить, но это не было и в половину так хорошо, как в Эосе.

Эос... Хели отдал бы все, чтобы снова оказаться в апартаментах блонди, черт, он даже обрадовался бы постной физиономии Поло! А что если... не ждать, пока Аргос его позовет, а вернуться самому? Проникнуть в Эос тайно, отсутствие петского кольца и идентификатора гражданина только сыграет на руку.

Быть того не может, чтобы в охранной системе не имелось ни одной лазейки! Нужно только отыскать того, кто сумеет их найти, и начать с пары вопросов, которые можно задать тому же Тами. Сэкономленные деньги пойдут на оплату хакерских трудов, да и собственное тело лишним не будет, раз уж оно привлекло блонди, значит, послужит и тут.

Если он вернется сам, то уже не будет купленным пэтом, а значит — Аргос не нарушит новых запретов Юпитер и не пострадает. Да и вообще, какое Ей-то дело до того, что происходит в спальнях блонди? Неужели так интересно контролировать даже это? И кому — суперкомпьютеру, лишенному эмоций, чувств, желаний. На кой черт Ей все это?

Приняв решение, Хели даже улыбнулся — всегда лучше, когда в конце тоннеля видишь свет, а не полную темноту, в которую он погрузился с момента возвращения в Керес. Дальнейшей жизни без Аргоса монгрел не представлял, а значит, нужно сделать все, чтобы снова наматывать на руку тяжелую золотистую прядь, оттягивать назад голову блонди и видеть неподдельное удовольствие в стальных и вовсе не холодных в этот момент глазах. Если и жить дальше, то только ради этого!

***

Пальцы были горячими, а полуприкрытые глаза мягко поблескивали и казались бездонными, как бы пошло это сравнение не звучало. Но ничего больше в голову Аргоса не приходило. Даже блонди не может оставаться холодно-рассудительным, когда его плоти, затвердевшей до боли, умело касаются губы. Когда собственные стоны не вырываются наружу только потому, что твои губы жадно обхватывают его член.

Дрожь пробегает по коже, и скрыть ее сейчас нельзя — абсолютная, совершенная нагота и только светлые пряди, так резко выделяющиеся на темно-синей простыне, частично прикрывают тела. Пряди, перепутавшиеся так, что разделить их сейчас — невозможно, да и стоит ли?

Зеркальный потолок — немой и беспристрастный свидетель того, что происходит в комнате, белые стены — надежные хранители хриплого дыхания и сдавленных стонов, которые прорываются у обоих, дверь — страж запретной страсти.

И сильная рука, хватающая за волосы, грубо и резко оттягивающая голову назад, только для того, чтобы глаза наконец-то встретились, а взгляды скрестились с почти слышимым лязгом: стальной и синий, так похожие сейчас блеском раскаленного желанием металла.

Дышать все сложнее, воздух кажется горячим, его катастрофически не хватает. Обоим. Между телами — одинаково возбужденными — не осталось преград, кроме последней: добровольного подчинения одного другому. Преступления, за которое придется дорого заплатить, если в спальне осталась хоть одна камера.

Но, черт возьми, если отступить сейчас, как потом смотреть в глаза своему отражению в зеркале? Признать, что не хватило духа пройти до конца? Принять как данность собственную слабость и трусость? Так что для тебя дороже: руки, скользящие по телу к месту, которого прежде не касался никто, или правила, придуманные Юпитер, которая никогда об этом не узнает?

Чего ты хочешь больше: его или остаться послушным исполнителем воли суперкомпьютера, давшего искусственное тело, наделенное ахиллесовой пятой — человеческим мозгом?..

— Да, — вырвалось коротко и резко, и так же резко Аргос сел на постели, ощущая, как колотится сердце, и упираясь взглядом в собственный член — напряженный так же, как во сне. Сне, за который можно отправиться на нейрокоррекцию, потому что блонди не может видеть такие сны. Не может желать другого блонди... Не должен отдаваться кому-либо. Никогда. Даже во сне.

— Поло! — рявкнул Аргос, резонно решив, что от тянущей боли в паху нужно поскорее избавиться, а вместе с ней и от крамольных мыслей: — Хели ко мне. Немедленно!

— Да, господин, — тут же взял под козырек фурнитур, который, казалось, никогда не спал. Во всяком случае, на зов откликался мгновенно в любое время дня и ночи. Потому и прослужил у Аргоса гораздо дольше своих предшественников, от которых блонди избавлялся очень быстро, даже не давая себе труда запоминать их имена и лица.

Когда сонный и взлохмаченный монгрел вошел в спальню, Аргос рванул пэта к себе, без слов наклонил голову юноши к своему паху, сразу задавая жесткий темп и не позволяя перевести дыхание. В ответ на негодующее мычание и попытку высвободиться, он схватил Хели за волосы, прорычав что-то нечленораздельное, и не отпустил, даже когда монгрел закашлялся.

Пальцы разжались, только когда почти задохнувшийся Хели пустил в ход зубы. Не ожидавший подобного Аргос, к своему позору ощутил, что боль только усилила и без того сумасшедшее напряжение, и, по-прежнему не говоря ни слова, влепил монгрелу пощечину, мстя за то, что происходило с ним самим. Через мгновение Аргос уже подмял юношу под себя, прекрасно понимая, что ничего, кроме боли, тот не сейчас не испытает, но и не собираясь останавливаться. Только не в этот раз.

На следующее утро он бросил рядом с распластанным на постели Хели несколько Аврор:

— Купишь себе что-то, — сказал блонди, поднимаясь и глядя на измятую и местами разорванную, испачканную кровью простынь. Собственные плечи и спина саднили, и Аргос понимал, что в таком виде выходить из дома никак нельзя.

— Пошел ты, — прохрипел монгрел в ответ, не поднимая головы. О том, чтобы встать с постели, он боялся даже думать. — Мудак.

— Ты пришел сюда добровольно, — решив пропустить оскорбление мимо ушей, парировал Аргос, — игрушки существуют для того, чтобы удовлетворять хозяев, а не наоборот.

— А когда они ломаются, их выбрасывают на помойку? — юноша все же поднял голову и резанул блонди темными глазами, в которых сейчас не было ничего кроме боли.

— Да, — усмехнулся Аргос, — но иногда — ремонтируют, чтобы еще раз поиграть.

— И что ты сделаешь со мной?..

Вместо ответа, блонди вызвал фурнитура и приказал вернуть пэту товарный вид, а сам отправился в душ, чтобы там привести себя в порядок, и сделать это как можно скорее. Время поджимало, а Первый Консул опозданий не прощал.

***

Эту партию Аргос позорно проиграл. Проклятый сон не позволил сосредоточиться на игре — это было недопустимо, но взять себя в руки блонди так и не сумел. В результате Ясон разгромил его на голову, а в реальность вернул вопросом, которого Аргос не ожидал:

— Как зовут твоего монгрела?

— Что?

— У тебя проблемы со слухом? — в этом вопросе градус иронии был опасно близок к неприкрытой насмешке.

— Нет, я просто удивлен тем, что Первого Консула интересуют подобные вещи, — Аргос откинулся в кресле, изображая на лице вежливое удивление.

— Первый Консул обязан знать все, — Минк смотрел прямо в глаза, снова напомнив Аргосу чертов сон. — Особенно когда речь идет о его помощнике, которому Юпитер почему-то благоволит.

— Даже так? — скрыть удивление не получилось, но это было не так страшно.

— Именно так, — Ясон отодвинул доску, давая понять, что продолжать партию не собирается. — И как же зовут твою новую игрушку? Когда дебют?

— Его зовут Хели, а говорить о дебюте пока что рано, — сообщил Аргос то, что уже было известно Минку, в этом молодой блонди не сомневался нисколько.

— Ясно... — протянул Ясон, а потом поднялся и сказал совсем не то, что ожидал услышать помощник: — Ты  говорил, что твой фурнитур варит кофе лучше всех в Эосе... самое время проверить, сколько в этом правды.

— Как скажешь, — ответить иначе Аргос просто не мог. Отказать Первому Консулу, пожелавшему нанести тебе визит, было так же реально, как выйти в космос без скафандра, а самоубийцей Аргос не был никогда. Он только надеялся, что Поло успеет поставить Хели на ноги, в том, что Ясон затеял эту поездку вовсе не ради кофе, Аргос был совершенно уверен.

И он не ошибся. Ведь именно тогда и прозвучало то самое: «Копируешь», которое обронил Ясон, увидев Хели. Каждый звук короткого слова буквально сочился сарказмом, и собственный вроде бы достойный ответ показался Аргосу детским лепетом застигнутого за пакостью мальчишки.

Неприятный разговор, к великому сожалению Аргоса, продолжился на следующий день, когда он поднялся в офис Первого Консула.

— Неужели ты не слышал, что копия всегда хуже оригинала? — сказал Минк тогда, указывая помощнику на кресло у шахматной доски.

— Не в этом случае, — сумел улыбнуться Аргос, — Юпитер создала нас равными.

— Я говорил о твоем питомце, — синие глаза Ясона сузились, — не советую показывать его кому-либо. Слишком очевидно сходство. Не думаю, что его ожидает успех.

— Ну, еще бы, вряд ли Хели повторит подвиги твоего... Рики? — делая вид, что вспоминает имя, начал Аргос. — Такой позор — уникален в своем роде.

— И поэтому ты обзавелся монгрелом? — казалось, вопрос задан прямо, но только казалось.

— Нет, я просто хотел кое-что исследовать.

— И что же?

— Чем монгрелы настолько отличаются от обычных пэтов, что именно их предпочитает Первое лицо государства, — не отводя взгляда, ответил Аргос.

— Исследовал? — насмешка снова была слишком очевидной, чтобы не заметить.

— В процессе.

— На нем ты тоже будешь рисовать? — обнаруживая знакомство с хобби помощника, спросил Ясон.

— Конечно, — немного расслабился Аргос, — у него отличная чистая кожа. В конце концов, даже у нас есть свои увлечения и... слабости.

— Слабости? — казалось, Ясон по-настоящему удивлен.

— Ты... никогда не думал о том, что Юпитер умышленно дала нам человеческий, хоть и усовершенствованный мозг? — осторожно начал Аргос.

— Поясни?

— Это не только быстродействие и гибкость, которые недоступны даже суперкомпьютеру, но и... желания, порой идущие в разрез с Законом? — слова были произнесены, и в кабинете повисло недолгое молчание, а потом Ясон спросил:

— О каких желаниях ты говоришь? Иметь питомцев-монгрелов не запрещено. Этого просто никто до меня делал, вот и все.

— А разве... не было случаев, когда двое блонди?.. — договорить до конца не дал мгновенно заледеневший взгляд Минка, и столь же холодный голос припечатал:

— Надеюсь, подобная слабость не коснулась тебя? Юпитер не могла так ошибиться...

— Она не ошиблась, — отчеканил Аргос, надеясь, что Ясон поверит и не станет продолжать этот разговор.