Давид не заметил, как стал личной нянькой Хесуса. Тот всегда звонил первым и просил, абсолютно не стесняясь, о тех или иных одолжениях. По мелочам в быту или советы в профессиональной сфере.

«Давид, я забыл поесть сегодня. Ты не привезешь мне... (а дальше следовал перечень экзотических продуктов, которые взбрели ему в голову после долгих спортивных тренировок). Давид, а мне предложили зарегистрироваться в одной сети, что ты думаешь об этом, это будет хорошо для раскрутки?»

И отказать Хесусу всегда было невозможно. Даже если приходилось запираться в туалете собственного офиса, чтобы больше никто не слышал и не видел, как Давид наслаждается одним только голосом Хесуса, как он умеет сводить с ума. Пожилая профессиональная секретарша хмыкнула, когда Давид попросил подсоединить тот звонок как личный и не сохранять в папке «входящие».

— Почему ты не остался у меня на продолжение фотосъемки с Мэлом? — по-детски требовательно спросил Хесус после их первой ночи.

— Хесус, наверное, у меня есть своя работа, и я должен появляться на ней хотя бы к полудню? — мягко осадил его в трубку Давид.

— Точно. Я совсем забыл, что ты живешь по расписанию, Давид. Завтра у меня будет большой показ. Заберешь меня с него, чтобы я сильно не напился, как тогда, хорошо? Раньше я любил показы, Давид. Но теперь... я ненавижу их. Каждый взгляд там в толпе. Они сдирают одежды с меня и распинают мое тело своим вожделением. Как ты думаешь, что будет, если они узнают, что я избрал не их, но одного, близкого для себя человека? Они простят мне? И еще у меня через три дня интервью с одним газетным мудаком. Я не знаю, где я прищемил ему хвост, но теперь каждая его статья обо мне усирается ненавистью. Давид, он специально выворачивает мои слова так, что после него я выгляжу пафосным лицемерным ублюдком. А отказать я не могу — с интервью выйдут новые фотографии, и еще я хочу закинуть удочки с книгой.

— Хорошо, Хесус. Я подумаю, как заткнуть ему рот. Выдвини два обязательных требования: во время вашей беседы будет присутствовать твой агент — то есть я, и пусть журналист пришлет тебе окончательный текст на согласование.

— Это согласие, Давид? — в голосе Хесуса было нескрываемое торжество.

— Да.

— И... спасибо.

— За что? — удивился Давид.

— За нашу ночь. У меня давно не было такого хорошего любовника. Со временем я многому научу тебя, и будет еще лучше. Нам обоим, — уверенно добавил Хесус.

***

Хесус сидел в небольшом помещении — гримерке, когда Давид приехал.
Пустые глаза. Никакой благости от только что триумфально закончившегося показа. Вот чему удивился Давид. И открытая, но не опорожненная бутылка.

— Я устал, Давид, — пояснил Хесус. — Очень. Забери меня, пожалуйста, отсюда. Тебе нравится, Давид, да? Я нравлюсь тебе сейчас?

Он снял с ноги высокий ботинок со шнуровкой. Стопа была покрыта кровавыми мозолями и ссадинами на коже.

— Это на размер меньше, чем я обычно ношу. Кроме того, их торопились сделать на заказ для показа. Швы не успели обработать. У меня не было выбора: либо я выхожу на «язык», либо плачу неустойку. Я красивый сейчас?

— Да, Хесус. И...

— Что? Ты хочешь сказать, что тебе все равно, как я выгляжу?

— Наверное, — пожал плечами Давид. Все говорили, что Хагит становится настоящей красавицей, когда наносит на лицо косметику. Но Давида раздражали яркие краски. Это была уже не та сонная, спокойная Хагит, с которой было так хорошо разговаривать по утрам в неторопливые выходные. Хагит без прикрас, просто Хагит, когда она жаловалась на невидимые растяжки на груди и животе. — Ты сможешь дойти сам?

— Еще чего. Только не хватало, чтобы грувис сфоткали, как ты прешь меня к машине на руках. Давид, я не сахарный, как твоя Хагит. И не такое бывало, — пробубнил Хесус.

***

Давид не придумал ничего лучше, как отвезти Хесуса к себе. Конечно, можно было доставить его в собственные апартаменты. Но там был бар, а это сейчас совсем не требовалось Хесусу. Потом Давид помог обработать раны.

Однажды Хагит неудачно уронила на пол салатник, наполненный водой. Посудина сначала ударилась о ее стопу, потом разлетелась на мелкие осколки, один из них, видимо, сильно разрезал кожу, а на месте удара образовался отек. Но Хагит больше испугалась, чем пострадала. Они поехали в травмпункт, и там наложили несколько небольших швов. Месяц она немного прихрамывала, а ездить на смену бинтов было достаточно далеко. После развода эластичные бинты и лейкопластыри остались у Давида.

— Давид, ты умеешь омывать ноги? Я поражен, — съязвил Хесус, когда Давид аккуратно промокнул его ступню полотенцем, а потом ловко забинтовал лодыжку.

Депрессия и апатия. Давид не сразу сообразил, какой силы приступ был сейчас у Хесуса. Но также как и с Хагит, начал инстинктивно шутить. Потом ему еще не раз пришлось сталкиваться с такими приступами. Только если с Хагит еще можно было понять, почему у нее раз в три недели регулярно портится настроение и появляется желание уколоть, то с Хесусом их предсказать было почти невозможно. Перемены настроения и депрессия могли начаться внезапно и без всякой видимой причины. Потом в Хесусе как будто что-то переключалось, и он снова начинал смеяться и улыбаться.

— Не только, — кивнул Давид, — еще я умею кухарить. Правда, не особо. Подгоревшая курица и пересоленный салат тебя устроят? Другого все равно ничего не будет. И вообще, как говорила Хагит, у нас дома действует закон еврейской диеты. Едим все, но только в гостях.

Он поднялся с колен и легко щелкнул своего гостя по носу. Для модели Хесус оказался не очень высоким. Даже Давид был выше его на пяток сантиметров. Разница в весе была еще более значительной. С десяток и более килограмм.

— Правильно, давай ты и мне нос сейчас сломаешь, — ухмыльнулся Хесус.

— Не вороти языком грешного, а иначе точно сломаю, — беззаботно бросил в ответ Давид.

Затем он прошел в спальню и постелил для Хесуса чистое белье на бывшую супружескую кровать. Другой мебели в доме, кроме плиты, обеденного стола, шкафа для одежды и пары стульев все равно не было. Хагит вывезла все, что могла... Но постель оставила по какой-то идиотской примете о новой жизни.

— Подремай пока. Я быстро.

Должно быть, Хесус понял, что за ложе предложил ему сейчас Давид, но слишком устал, чтобы провоцировать. Отчасти Давид был благодарен ему, потому что... пока заниматься сексом на постели было бы... кощунством.

Хесус не заметил, как проспал почти полтора часа. А потом его выманил на кухню потрясающий, тонкий аромат пищи, приготовленной с незнакомыми и необычными приправами.


...Давид посреди кухни в домашних джинсах и с фартуком на голый торс забавно дергался под только ему слышный в огромных наушниках рок, сервируя стол.

Хесус прыснул от смеха в голос:

— Давид, что это? Я думал, ты родился в рубашке и при галстуке.

— Конечно, — рассмеялся в ответ Давид, стаскивая наушники, — а еще в университете я гонял на байке, и, как-то раз, перед парой по философии покурил травку. Потом у меня вышел теологический спор с преподом, из-за которого меня чуть не выперли. А теперь давай есть.

Еда была отличной. Когда тарелки и бокалы опустели, Хесуса снова сморил сон.
Давид немого посерьезнел:

— Хесус. Ты иногда много пьешь. Почему?

— А ты не думал о том, что после тяжелых физических нагрузок я просто элементарно не могу отрубиться? Алкоголь или секс... все идет в ход.

— А если просто снотворное? Я тоже иногда принимаю его на ночь. Хочешь, я проконсультируюсь со своим врачом?