Давиду помогла лишь молоденькая девушка-гример. Видимо, она проходила стажировку здесь, и потому в панике о ней все забыли. Когда Давид вернулся в тесную комнатушку за сценой, она уже была там и пыталась стереть влажной губкой с лица Хесуса мощный слой грима, из-за которого кожа почти не дышала. На губке с каждым прикосновением оставались разноцветные телесно-черные разводы, а она не поднималась с колен.

Рядом с ней стоял раскрытый контейнер с косметикой, потому Давид рискнул предположить, кто она по профессии. Короткая обтягивающая юбка девушки оттенка фуксии, как называла этот цвет Хагит, неприлично задралась, и теперь были видны даже розовые резинки от дешевых чулок, впивающиеся в еще по-детски полноватые бедра. Скорее всего, такого же цвета было и ее нижнее белье. Внезапно девушка глубже наклонилась над Хесусом и, воровато озираясь, быстро поцеловала его в лоб.

— Привет, — сообщил о своем присутствии Давид.

— Привет, — вздрогнула она, разворачиваясь и одергивая юбку. — Вы не подумайте ничего плохого. Я только хотела... узнать, нет ли у него температуры...

— А я и не думаю, — согласился Давид, наблюдая за тем, как на вытягивающих лицо в поперечный эллипс щеках девчушки проступают пятна.

Это лицо было слишком большим для ее тела и напоминало молочно-золотистый блин. А еще гримерша была рябой настолько, что веснушки можно было разглядеть даже на переносице. И то, и другое по отдельности — веснушки и смущение, понравилось бы Давиду. Но вместе они говорили о том, что их обладательница, которой исполнилось, как казалось, не больше шестнадцати — семнадцати, еще долгие десятилетия будет подавать свои последние копейки пропойцам-нищим, свято веря, что те просят деньги на еду, и тащить в собственное убогое жилище всех бездомных животных, насильно спасая их от голодной смерти.

— Бедненький. Это так плохо для него, — тряхнула она ярко-рыжими прядями, оттенка Тициана, как писал из романа в роман один из авторов Давида, поднимаясь с колен и глядя на него. — Вы, вероятно, его хороший знакомый или даже родственник? Не думаю, что он привел бы сюда кого-нибудь постороннего. Работа так много значит для него. И это уже во второй раз, когда месье Сент-Олер из-за него так... раздражен. Он даже не зашел в гримерку, чтобы выяснить, что произошло, и только сильно ругался там, перед «языком».

— Можно сказать и так, — Давид улыбнулся девушке, ободряя ее и благодаря за добровольную помощь, — а кто этот Сент-Олер? И как зовут тебя?

— Как, а разве вы не знаете? — удивленно округлила она серые глаза, вокруг которых появились неожиданная сетка глубоких морщин, и Давид понял, что ошибся с ее возрастом, как минимум, на десяток лет. — Я не про себя. Я про великого Маэстро. Он наш местный царь, и это он все решает тут. От него будет зависеть, кого выберут для следующего показа. И боюсь, что вряд ли это будет Хесус. Если только Господь не сотворит для Хесуса чудо.

Давид не имел ни малейшего понятия, кто такой этот Сент-Олер и не собирался с ним знакомиться в ближайшее время. Того, что он увидел сегодня, вполне хватило, чтобы и впредь держаться от этого бизнеса подальше. Особенно если речь шла о том сорокапятилетнем, затянутым в белый смокинг на голое тело зануде, которого приметил Давид в закулисье. Истерично обмахиваясь черным со стразами веером, модельер что-то раздраженно выговаривал раболепно смотрящим ему в рот помощникам и постоянно звонил кому-то по навороченному дорогому телефону.

— Ну, я уверен, что Господь не такой скупердяй, чтобы отказать нам в маленькой помощи. Ты не принесешь мне обычной воды? И что случилось два месяца назад? Я Давид.

— Сейчас. Как же я не додумалась. Я Магги, — зачастила девушка, все еще не желая покидать Хесуса. — Так Вы уже в курсе? Да, все так. Почти два месяца назад. Тогда Маэстро решил, что Хесус принимает наркотики. Месье Сент-Олер пообещал, что если такое повторится, то он будет вынужден отказаться... от его услуг, — пальцы девушки двигались по лицу Хесуса так нежно, что Давиду не составило труда разгадать ее главный секрет. Магги уже давно была влюблена в Хесуса. И, видимо, это было тайной лишь для нее самой.

— Не каркай и проваливай отсюда, дура, — грубо оборвал ее... окончательно пришедший в себя Хесус, отталкивая руки девушки. — Раздражен? Ха, Давид, да этот старый мудак просто в бешенстве и сейчас, должно быть, выпрыгивает из штанов от желания содрать с меня кожу живьем. А выпил бы я не воды, а чего-нибудь другого. Не каждый день теряешь такие суммы.

Давид осторожно выставил Магги за дверь и вернулся к Хесусу.

— Знаешь, в моем народе, когда пропадают деньги, лишь говорят: «Спасибо, Всемогущий, что позволил расплатиться с тобой за грехи только наличными».

***

Появившийся в комнате Кеннет не смог сказать ничего определенного после беглого осмотра Хесуса. Единственное, на что он с удивлением обратил внимание, были несколько увеличенные, как при простуде, лимфатические узлы и температура.

— Давид, можно Вас на пару слов? — попросил врач, уже прощаясь.

— Да, конечно, — отозвался тот, — я сейчас вернусь, Хесус. А ты пока собирайся. Я отвезу тебя домой, и это не обсуждается.

Пожилой мужчина уже за дверью прикурил сигарету и теперь со всем сомнением, которое не имел право демонстрировать при пациенте, смотрел на ее коричневый фильтр. Как если бы в нем были сосредоточены ответы, на все интересующие его вопросы.

— Я не знаю, кем Вы приходитесь этому молодому человеку. Но родственникам я бы посоветовал провести полное, комплексное обследование. Работодателю приготовиться к тому, что работник может долгое время отсутствовать. Есть некие симптомы, характерные для многих болезней. Безусловно, все это сейчас лечится, но я не специалист и не могу утверждать с уверенностью. Это может быть от простого, но запущенного воспаления легких и до... нет, я не готов говорить.

— Что? Он решил напугать тебя моими лимфоузлами? Это не новость, Давид, — хмыкнул Хесус, одеваясь и стараясь не смотреть в глаза вернувшегося в комнату любовника, как будто на глазах у того произошло нечто предосудительное, — я живу с ними с детства. Частые болезни — единственное, что спасало меня от школьной скуки и необходимости посещать с родителям церковь. В дни, когда я болел, я наконец-то был предоставлен сам себе, и это было настоящим счастьем. Проводить целый день за чтением книг и жить в своем мире, где нет необходимости подчиняться установленным другими правилами. Уже тогда я решил, что не собираюсь жить, как все. Теперь времени на чтение почти не остается. И уж тем более нет его на болезни и посещение врачей. Это не просто уладит конфликт с Сент-Олером, это фактически поставит крест на моей карьере.

От Давида не укрылось, как Хесус болезненно морщился, когда врач прикасался к нему. Это показалось странным, и про себя Давид решил, что Хесуса действительно стоит показать более профессиональному специалисту. Только, какому именно, и как это лучше сделать? Позвать врача в гости и потом представить Хесусу под предлогом своего друга?

— Твоя семья была настолько религиозной? — решил он сменить явно не очень приятную для Хесуса тему здоровья.

— А что еще остается делать, когда жизнь год за годом не меняется, тело и лицо стареет, а найти работу и удержаться на ней становится все сложнее? Когда я появился на свет, священник сказал матери, что красота — это благословение и дар. Такой же, как был у нее когда-то. Хотя я точно не знаю, от кого это унаследовал. Возможно, сочетание генов. Свой дар она зарыла в землю и быстро состарилась на работе. Я же решил продать подороже — не находишь, что это была взаимовыгодная сделка? Господь же не спросил у меня, хочу ли я получить такой дар?

Тон голоса, которым сейчас разговаривал с ним Хесус, Давид знал очень хорошо. Он всегда предшествовал затяжным ссорам с Хагит. Иногда, после них, она могла молчать неделями. Хотя и не было похоже, что Хесус сейчас хочет поссориться с ним. Он как будто боялся сказать что-то прямым текстом. Потому Давид решил, что в этой ситуации будет не лишним просто помолчать, а не накалять и так взвинченную обстановку.

Уже в машине, когда они ехали к Хесусу домой, тот снова вернулся к разговору о своем детстве.

— И это был священник, Давид. Тот, кто впервые объяснил мне, насколько я красив, и не только...

Все внимание Давида было сконцентрировано на дороге. Как только они вышли из здания, где проходил показ, начался сильнейший ливень. Дворники еле успевали очищать стекла, и видимость сильно снизилась, к тому моменту они успели объехать две серьезные аварии, которые уже начали создавать пробки. Потому Давид не мог видеть, с каким лицом Хесус произнес эту фразу.

— В смысле? — напряженно переспросил он, перестраиваясь из ряда в ряд и стараясь аккуратно вписаться на своей небольшой, но скоростной машине между фурой и серебристым «майбахом». Дорогие машины Давид не признавал в принципе, равно как и навороченные телефоны, созданные по его представлениям лишь для того, чтобы звонить и отправлять смски.

— Неважно.

***

В холодильнике, который все же обнаружился на кухне, можно было спокойно играть в футбол, а из съестных припасов нашлась только одеревеневшая от времени паста, остатки кетчупа, который на запах еще не совсем умер, и заморозка из мясных полуфабрикатов.
Зато Хесус принес из бара бутылку дорогого коллекционного вина, которое, казалось, у него никогда не заканчивалось.

Теперь Давид вытирал полотенцем влажные после дождя волосы — они с Хесусом успели промокнуть до последней нитки за ту пару минут, что шли от гаража к дому, и пытался сварганить из скудных даров нечто, напоминающее ужин.

— Ну, знаешь ли... Если ты и дальше так будешь кормить своих гостей, то, пожалуй, я включу в свой гонорар оплату услуг шеф-повара в моем лице, — пошутил он, разливая вино по бокалам и чувствуя, как от первого глотка отпускает занемевшее тело.

— А что, Давид, тебе идет, — хохотнул Хесус, наблюдая за тем, как любовник кружится по кухне в трусах и фартуке. Всю остальную одежду Давиду пришлось снять, чтобы не простудиться. Сам Хесус сидел в махровом халате с капюшоном. До этого он предложил свою одежду Давиду, но из-за разницы в размерах, вещь сидела гротескно. Как будто Давид взял не мужской, а женский халат. — Я бы заплатил тебе даже за то, чтоб ты побыл моей женушкой. Этот пункт можно внести в контракт?

— Хесус, что я слышу, — ловко передразнил его интонации и мимику Давид. — Это предложение руки и сердца? Обычно такие вещи произношу я сам и первый.

— Я, что, правда, так говорю со стороны?

Они оба весело рассмеялись. По всему было видно, что настроение у Хесуса снова начало налаживаться. Потом уже в спальне Давид легко толкнул любовника на широкую кровать.

— О, какая инициативность с твоей стороны. Неужели мы дошли до столь масштабного прогресса? Или у тебя есть склонность к некрофилии? Я, кажется, не в состоянии и чувствую себя живым трупом... — сонно пробормотал Хесус.

— Еще как в состоянии. Я добавил в твое вино особенное снотворное, их можно мешать, только если не увлекаться ни тем, ни другим, — подмигнул Давид. — Обещаю тебе, что когда ты проснешься отдохнувшим, я буду рядом и не покину твой дом. А теперь быстро спать.

...Распечатанный текст Давид нашел, когда приготовился сам лечь спать. Бумаги как будто заранее были разложены для него. Глаза сами зацепились за название и начали читать.