Гости в доме Эзры начали собираться ближе к семи вечера. Многих Давид хорошо знал, но были и новые лица. Кто-то приходил поодиночке, кто-то — компаниями. Всех их встречала на пороге улыбающаяся Голда и провожала в просторную гостиную на первом этаже.

С хозяйственными хлопотами к приему уже давно было покончено, последние штрихи лоска на праздничный стол наводили ее подруги и, как обычно, женщины, желающие обрести семейное счастье, которых неизменно звала мать. Не было только Эзры. Он по традиции появлялся в самый последний момент, когда все уже садились за стол, и общение можно было свести к минимуму: обмену дежурными, ничего не значащими фразами с ближайшими соседями справа и слева.

И впервые в жизни Давид чувствовал себя в доме отца... неприкаянно. Обычно он всегда с легкостью перемещался от одной группы гостей к другой, отдавая дань уважения пришедшим, узнавал последние местные новости, шутил, стараясь развеять тех, у кого настроение не оказалось праздничным.

Сегодня же обычно дружелюбная в такие моменты атмосфера в доме неуловимо изменилась, и было сложно понять — что вдруг стало не так. А сам Давид ощутил себя чем-то вроде... не хозяина дома, а не очень желанного гостя, присутствие которого здесь не совсем уместно и не всеми приветствуется.

Как только он подходил к той или иной компании, разговоры в ней смолкали или, наоборот, вспыхивали с неожиданной агрессивностью. Резко менялись и темы бесед, переходя на самые общие: о погоде, спорте и последних политических новостях, а потом быстро стихали. И все старательно избегали интересоваться тем, как обстоят у него дела.

Собеседники, с которыми Давид не был знаком, не спешили подавать первыми руку, да даже и те, кого он хорошо знал, в начале разговоров взвешивали и тщательно подбирали каждое свое слово. Исключение составляли лишь несколько очень старых приятелей и приятельниц. Но и на их лицах застыли недоуменные выражения, как будто знакомые очень хотели задать вопросы тет-а-тет и намекали, что это произойдет чуть позже.

Давид же в первый раз оказался не то чтобы в одиночестве, но словно в вакууме, отделяющем его от привычного круга общения. Ловил он на себе и необычные взгляды одиноких женщин. В них по-прежнему читалась заинтересованность в нем как в мужчине, но и примешивались такие же, как у всех не задаваемые вслух вопросы.

— ...а я считаю, что некоторые геи вполне состоявшиеся и успешные люди. Среди них много творческих личностей: исторических персонажей, поэтов, музыкантов, писателей. Гомосексуальность Александра Македонского признана многими историками, или взять того же композитора Чайковского, и вряд ли Алекс Болдуин мог написать «Комнату Джованни», не будучи...

— Дорогая, в случае с Чайковским многое не доказано. Я считаю, что это был просто миф, запущенный с целью раскрутки этого русского, и не больше. Понятия «пиар» тогда не существовало, но все основывается только на его дневниках, а не на конкретных фактах. И меня, как и твоего мужа, беспокоит твое восхищение... я бы сказал вырожденцами, которые не следуют законам природы. Ты же знаешь, как они занимаются сексом. Это противоестественно.

— Эйтан, но многим женщинам нравится анальный секс. Неужели вы с Бейлой никогда не пробовали? Это здорово оживило наши отношения с Исааком. После рождения ребенка и этого небольшого эксперимента у нас начался почти второй медовый месяц.

— Варда, если речь идет о женщине и ей это нравится, это совсем другое дело.

— Тсс. Он идет к нам. Давайте сменим тему. Интересно, во сколько им обошелся последний ремонт дома? Хотя в их семействе не принято считать деньги.

— Здравствуй, Давид. Мы только что говорили о том, как твоим родителям удалось удачно обновить обстановку. Изменения минимальны, но чувствуется, что стало намного уютнее и комфортабельнее. Про то, сколько вы заплатили, спрашивать не буду, но при случае поинтересуюсь у тебя подрядчиками.

— Спасибо, Эйтан. Бейла, Варда — вы как всегда великолепно выглядите. Конечно, Эйтан, это не вопрос. Всегда рад помочь, хотя...

А дальше надо было пошутить что-нибудь о том, что Голде и ему пришлось без смазки отыметь эту чертову подрядную организацию, которая почти месяц ничего не делала и чуть не разворотила полдома, если бы Давид сам не вмешался. Но шутка вышла бы плоской и с намеком.

— Прости — что?

— Нет, ничего, Эйтан. С твоего позволения, я присоединюсь к вам позже. Дамы, вы не возражаете?

— Конечно, я понимаю тебя. Надо поприветствовать всех.

Давид развернулся с бокалом и уже, было, направился к другой группе. И снова в спину совсем тихо полетело, или только так показалось?

— ...нет, Эйтан, я все-таки не верю в это.

— Варда! Он же может услышать.

Было похоже, что все вокруг только и говорили, что о нем и гомосексуалистах.

Обстановка в доме немного разрядилась только с появлением Хагит. Бывшая жена оказались одной из последних, но решительно прошла в гостиную. Она привычно поцеловала Давида в щеку, взяла под руку. Хагит выглядела великолепно, сияя уверенностью в себе. Однако для Давида стало неожиданностью, что бывшая жена распрощалась с длинными волосами и сделала радикально короткую, почти мальчишескую стрижку.

— Давид, как это объяснить? Гости скучают без шуток хозяина, а ты, совсем как отец, окопался у столика с коллекционным шампанским, и теперь втихаря его уничтожаешь, не позвав нас? — громко пожурила она бывшего мужа под смех присутствующих. Многие из них знали и об этой привычке Эзры — садиться около общего блюда с закусками и подноса с напитками и словно в задумчивости уничтожать все съедобное, что подвернется под руку. Теперь выходило, что Давид в расстроенном состоянии копировал манеру отца. — Знаешь, мужчинам, которые решают жениться, обычно советуют приглядеться к будущим тещам. Такими рискуют стать в старости их потенциальные жены. Я чувствую, что мне, в свою очередь, как женщине стоило присмотреться получше к Эзре.

Эта шутка вполне была в духе того времени, когда они состояли в браке. Потом Хагит продолжила чуть серьезнее:

— Наверное, дело заключается в том, что у твоей семьи появились новые друзья, и ты не всех еще знаешь. Но сейчас мы все исправим.

— Боюсь, того же невозможно сказать о твоих волосах, Хагит, — совсем тихо обронил Давид.

— Тебе не нравится? — в ее голосе не было обиды, просто любопытство.

— Нет, но... Мне не привычно видеть тебя... такой.

Волосы Хагит всегда были особым фетишем для Давида. Он запрещал жене стричь их, короче, чем до плеч. С запахом чисто вымытых тяжелых и таких же густых, как у Хесуса прядей, ассоциировался домашний уют. Хагит часто мыла голову, любила ухаживать за волосами, и иногда он ей помогал. Такие процедуры всегда заканчивались сексом. Волосы Хесуса в основном пахли сигаретами и парикмахерскими средствами, особенно сразу после показа. Но это не меняло ощущение уюта с ним.

Хагит можно было запретить стричься, Хесусу запретить что-либо не представлялось возможным. Труднее всего с ним давалось смирение. Смириться с тем, что к Хесусу постоянно прикасаются чужие пальцы, и рядом находятся другие привлекательные тела. Не повторить ошибку, которую он совершил с Хагит.

— Я решила многое изменить в себе, Давид. И начать хотя бы с малого, — совсем по-женски призналась Хагит, — потом нам надо будет поговорить, если у тебя найдется время. Это не значит, что я не хочу больше видеть тебя, и не буду поддерживать, как человека. Просто очень многое поменялось. Боюсь, что литературная деятельность в ближайшие восемь месяцев вряд ли будет интересовать меня... Так что в скорости тебе не придется читать мои книги.

— Ты... беременна? — пришла сама собой в голову внезапная догадка.

— Да. Пятая неделя.

Выходило, что врачи были правы, когда обвиняли его в бесплодии их пары с Хагит. Давид не хотел в это верить до конца. Но теперь слова подтверждались фактами. Хагит ждала ребенка от другого мужчины, который смог дать ей то, что не получилось у него.

— Мои поздравления, — запоздало протянул Давид.

— Ты сам знаешь, как я хотела, чтобы ты стал отцом моих детей, — словно извиняясь и читая его мысли, произнесла Хагит, — но жизнь есть жизнь. Мы часто придумываем себе идеальные картинки и рисуем планы на годы вперед, и так мало что из этого в итоге сбывается. А теперь давай вернемся к гостям.

А уже скоро они вдвоем совсем привычно, как раньше, когда были женаты, скользили от группы к группе, и, казалось, что гости стали смотреть на Давида по-другому. Потому что, глядя на такую подходящую и дополняющую друг друга пару, было трудно представить себе, что этот мужчина и эта женщина не созданы, чтобы быть вместе. И что этот мужчина предпочитает партнеров своего пола, и все это время лишь состоял в фиктивном браке.

Пытка ужином с Эзрой прошла быстро, все облегченно выскользнули вновь в гостиную на первом этаже. Отец ни разу не обратился к Давиду с чем-нибудь большим, кроме пары пустых фраз, а это означало, что разговор переносится на завтра, когда большинство гостей уже покинет дом.

Курить непосредственно в доме Эзры запрещалось, но для гостей на веранде были установлены многочисленные пепельницы в виде ящиков с песком. Давид, обрадованный тем, что беседа откладывается, решил выбраться на воздух, чтобы привести мысли в порядок после выпитого шампанского и новости от Хагит... и снова стал невольным свидетелем чужого диалога, подогретого теперь уже спиртным. Голоса были женскими, возбужденными и... совсем юными. Девушкам, сидящим на веранде, исполнилось чуть за двадцать.

— Во время ужина я ничего не могла поделать с собой, и все время пялилась на его рот. Ты не думай, чтоб я действительно увлеклась таким, просто из любопытства глянула пару подобных видео по твоему совету. Там активный партнер обычно перед сексом... делает минет тому, кто потом снизу, ну, ты знаешь. Я смотрела на его рот и представляла, как они делают это вдвоем. А еще им обязательно нужна смазка. Представляешь, они сначала друг друга растягивают, иногда языками тоже, а не только пальцами... Бррр... Я не представляю, как можно целоваться после этого...

— Хитер, разве ты сама не пользуешься смазкой, когда ээээ... используешь ту свою игрушку, что мне показывала? И что постыдного ты видишь в минете? Лично я уверена, что он никакой не гей. Просто во всем виновата Хагит. Стопроцентно, она всегда лежала деревянным бревном под ним, а уж о сексе в другой, кроме миссионерской, позе и думать не могла. И вот, как ты сейчас, считала минет унижением. Поверь мне, такие сушёные воблы, как Хагит, способны внушить любому мужику, что он импотент. И как только им удается оторвать таких красавчиков. Лично я уверена, что со мной Давида никогда бы не потянуло на мужиков.

— Карен, ты просто всегда ненавидела Хагит. Потому так и говоришь сейчас. А я уверена, что он типичный гей, который скрывал свою ориентацию. Вот смотри, ты же сама залипла на него еще у них на свадьбе и с тех пор столько попыток предпринимала, чтобы сблизиться с ним. А он тебя в упор не видел. Давай смотреть объективно на обстоятельства. Вот мой парень никогда не просит о минете. Точнее один раз попросил, но я глянула на него так...

Тогда еще девятнадцатилетняя Карен, приходящаяся Хагит троюродной сестрой, действительно увивалась за Давидом. Девчушка постоянно крутилась в их доме, особенно, когда жена уезжала по делам или на встречи с родственниками. Пыталась она подглядывать и за тем, как они с Хагит занимались сексом. Однажды он принимал душ и забыл запереть за собой дверь, а Карен ввалилась в ванную и принялась фотографировать его.

Взбешенный Давид, накинув на себя полотенце, выволок девицу из дома и, пожалуй, слишком резко послал ее. Разговор вообще получился некрасивым. Давид напомнил девушке, наплевав на ее возраст, что: во-первых, женат и любит супругу; во-вторых, первыми себя предлагают мужчине только уличные шлюхи; а в-третьих посоветовал обратиться к психиатру, чтобы избавиться от желания подглядывать.

— Давид, я не думаю, что тебе стоит слушать это дальше, — раздался над ухом мягкий голос Хагит. — Карен действительно была безнадежно влюблена в тебя все эти годы. Ты сделал ей очень больно тогда, и теперь она нашла способ отомстить. Ты же сам знаешь, в таком возрасте от любви до ненависти один шаг. Это с нее в городке полетели сплетни о тебе и Хесусе. Она действовала очень хитро. Приходила ко всем первая и высказывала искреннее возмущение о том, что говорят о тебе, а потом исподволь сообщала, что как-то сама хотела помочь тебе и нашим отношениям. А я, прости, ничего не могла поделать. Давай, лучше вернемся к гостям и потанцуем, пока я в состоянии это делать.

Давид уже давно не держал Хагит в объятьях, музыка была плавной и ровной, и никакие быстрые движения не могли повредить ребенку, которого она носила. Они оба не заметили, как Карен проскользнула в дом, достала мобильник и украдкой сфотографировала их.

Потом девушка снова вернулась на веранду, вытащила листок с уже записанным номером. Торопливо набрала цифры на дисплее.

— Здравствуйте, кажется, у меня есть то, что вам нужно, и я готова продать это вам. И да, вы оказались правы. Она действительно беременна, за вечер она не выкурила ни одной сигареты и вообще не притронулась к спиртному. Я прямо сегодня расскажу эту сногсшибательную новость подругам... Что подождать? Почему?! Ну... ладно, я готова потерпеть. Но только до понедельника и не больше. А мое имя будет упомянуто в статье?