Когда я заглянул в комнату, Зара, облаченная во что-то чистое, белое и почему-то напоминающее саван, казалось, спала. Сердце мое сжалось при виде синяков и ссадин на худом лице, тонких, безвольно лежащих рук — поврежденной и здоровой, обилия повязок, хотя большую их часть я накладывал сам... Огонь в камине по-прежнему горел, было тепло. Подле кровати поставили несколько кресел — видно, для гостей и лекарей.

      Зара вдруг открыла глаза:

— Опять пришел меня мучить?
— Просто хотел узнать, как ты.
— Сам видишь: здорова, счастлива и готова танцевать… Ладно. Пришел — сядь и не мелькай перед глазами, голова кружится, дурно…

      Я сел в кресло, на другое аккуратно пристроил драгоценные книги и решился спросить:

— Скажи, почему ты отказалась от нежизни? Мне всегда думалось, что тебе этого хочется.
— Тебе слишком много думается, — отрезала она, и я наконец-то начал узнавать в осунувшейся бледной мученице прежнюю Зару.
— Из-за Аиша, да? — спросил я, стараясь остаться спокойным.
— Аиш — любитель крови. Мечтает дожить свое и стать вампиром. Уже и волосы отрастил, сам видишь. А я другая и другого хочу, хотя тебе об этом знать не надобно.
— Разве ты не желаешь быть такой же, как мать Геральда? — с удивлением спросил я. — Мне казалось, она для тебя образец.
— Она великая, — уверенно заявила Зара и снова вздохнула. — Великая — и очень несчастная. Не говори, что ты этого не видишь. И владыка был несчастен по-своему. Все они, немертвые и полуживые, несчастны, даже если не понимают того. Нет у них семьи, нет детей, а у половины нет и дома; друзья постоянно умирают у них на глазах, и родные давным-давно почили! И любви для них нет. Если и есть, она никогда не найдет себе выхода — их тела мертвы для желаний, даже для простой ласки, а душами им не слиться, потому что к телам этим они привязаны накрепко. Они все чудовищно одиноки, каждый сам в себе заперт, они мучаются, но не могут уйти… Что им остается? Они многое познают, многого достигают, во многом совершенны, но какую цену платят за это? Понимаешь ли ты, глупец? Видишь ли ты что-нибудь дальше своих склянок и бинтов? Неужели ты слеп, неужели думаешь, что я этого хочу?

      От Зары слышать такие речи было в высшей степени странно.

— Значит, ты желаешь…
— Оставь меня. Чего я теперь могу желать? Смешно и нелепо. Ты посмотри, что стало со мной, целитель, — язвительный голос ее вдруг задрожал, — я теперь просто груда сломанных костей! Если я и выживу, то навсегда останусь такой, как бы ты сам ни старался, что бы учителя твои ни делали. Калека в шрамах, с иссохшей рукой, со страшным лицом, не способная не только произвести дитя, но даже передвигаться и отправлять надобности… Да не смотри ты на меня! Не можешь наглядеться на мое уродство? У-у, глаза твои бесстыжие! Ненавижу тебя… Сам подумай, если приму нежизнь, что мне, столетия быть таким монстром? Все станут меня сторониться, один ты и будешь пялиться. А потом помрешь, ты ведь тоже не хочешь так жить — я знаю, мне мать Геральда сказала, — и что мне тогда делать?..

      Зара вдруг осеклась. Зажмурилась, точно от боли, и крикнула:

— Уйдешь ты или нет? Дашь ли умереть спокойно, зануда?
— Зара, — сказал я тихо, — хочешь ты того или нет, но я целитель. Я не оставлю тебя. В конце концов, не только у вас, стражей Асхи, есть принципы и долг. И не только у вас живые души, хотя сердца ваши, конечно, неизмеримо холоднее, чем у нас, грешников, любителей книжек и склянок, как ты говоришь. Мне все равно, кем ты считаешь меня, мне безразлично, стыдишься ли ты своих ран, пораженного чрева и разбитого лица. Я буду приходить столько, сколько понадобится, пока ты не поправишься. Хочешь, кричи, выгоняй меня, брани, бей — что угодно, за эти годы я ко всему привык. Я только к одному не привыкну — к тому, что тебя не станет, поэтому не отпущу. Знай об этом. Сейчас я отправлюсь восвояси — тебе нужно уснуть. Пришлю служанку, чтобы была при тебе неотлучно, — ты еще долго не сможешь встать, это так, и тебе нужна помощь. Но я вернусь сюда не раз и не два и советую тебе быть к этому готовой.

      С этими словами я поднялся, взял книги и направился к выходу.

— Ты сейчас был похож на владыку, — вдруг сказала мне в спину Зара без всякой насмешки. — Вот так же сидел, как он, говорил его голосом, и лицо у тебя было такое же, только паука не хватало… Ты вообще становишься таким же, как лорд Арантир. Не знаю я уже, кто ты такой.

      Я на секунду обернулся и вежливо поклонился:

— Зато я знаю, как сказал бы он. Я некромант, Зара, и душа нужна мне больше, чем плоть, которая рано или поздно разрушится. В том числе и твоя. В любом случае отдыхай — скорее поправишься. Асха все обращает на пользу.
— Матиас… — вдруг позвала меня Зара. Я даже остановится — она впервые в жизни назвала меня по имени. — А вдруг он еще вернется?
— Кто? Лорд Арантир?
— Нет, — она внезапно расплакалась; что я в жизни не смог бы представить себе, так это рыдающую Зару. — Он-то уже никогда не вернется, я чувствую, что он и вправду погиб... Но если это чудовище снова придет, а владыки нет, оно убьет нас всех, да? И меня, и тебя, и Аиша, и мать Геральду… Да?

      Я снова положил книги на кресло, сел рядом с ней и осторожно стер слезы с ее лица.

— Не надо. Оставь меня. Не надо…
— Зара, — сказал я, — не бойся ничего. Все уже случилось, и дурное, и хорошее. Портал теперь закрыт, и демон-убийца больше не попадет сюда. Ты поправишься, обещаю тебе. Жизнь или нежизнь — выбирай сама. Я хотел бы сказать тебе: хочу одного — чтобы ты была счастлива, но счастье для нас теперь непозволительная роскошь, и лгать тебе я не стану. Потому скажу иначе: я хочу, чтобы ты была спокойна и всем довольна, а для этого тебе прежде всего необходимо выздороветь. Я рядом, я буду защищать тебя, как смогу. Владыка сумел спасти всех нас, значит, и я способен удержать хотя бы одну жизнь — твою. Не сомневайся во мне больше. Он тогда поверил в меня, и я не предам его. Не топчи и ты эту великую веру, хотя бы в память о нем.

      Зара судорожно вздохнула и закрыла глаза. Нам обоим уже нечего было терять. Душа моя разрывалась от боли; чувствуя, что больше такого не выдержу, я придвинулся ближе и склонился над той, что, казалось, меня ненавидела. Жестокая, бешеная гордячка Зара. Хрупкая, уязвимая недотрога Зара. Прекрасная, одинокая, всегда сильная, а теперь настолько беззащитная Зара…

      Она ощутила мое приближение.

— Матиас, ты что?! Ты с ума сошел? Ты посмотри, на кого я похожа. Я омерзительна, не надо…

      Но я уже не слушал. Со всей нежностью, скопившейся в моем сердце за годы, я припал, словно к живительному источнику, к пересохшим губам той, которую так давно любил. Понял, что Зара пытается что-то сказать, и с неохотой на мгновение отстранился.

— Я не из-за Аиша так решила, — выдохнула Зара. — Из-за тебя, глупец…

      И я осознал, что действительно глупец. Снова прильнув к устам возлюбленной и ощутив ее первый робкий ответ, я подумал о том, что сказал бы обо всем этом владыка Арантир. Почему-то именно в этот миг я окончательно понял, что его больше нет, что он никогда не вернется, что мне с ним уже не поговорить. Понял, что не только покои над разоренной обителью священной паучихи не дождутся своего хозяина, — весь Эриш осиротел, и никто теперь не сможет сказать, что нам делать дальше, что станется с нами. Что ждет нас после двадцати лет мира и могущества, которые он подарил нам: новые междоусобицы, перевороты, интриги, борьба за власть? Суждены ли стране верных Асхе упадок и тихое разложение? Или колдуны, воспользовавшись моментом, окончательно испепелят наши и без того выжженные и почти бесплодные земли?

      Я понимал одно: мы с Зарой еще живы, живы в полном смысле этого слова, мы еще можем растворяться в поцелуях и дышать полной грудью, невзирая на страдания, печаль и усталость. Где-то далеко еще ждала меня матушка, а здесь на моих руках была изувеченная дева, давно ставшая частью моей судьбы. Сердце подсказывало мне, что все обойдется, что она выживет, но что будет дальше? Ни мать, ни Зара не хотели принимать жизнь по ту сторону жизни. Что станет со мною, если я потеряю обеих? Может быть, придерживаться пути любви и сострадания, избранного отцом, и самому уйти в положенное время? Раньше я поступил бы так без сомнений, но теперь в глубине души мне было стыдно перед ним: мне казалось, что за моей спиной стоит совсем другой человек, и благородный путь вечного служения, самоотречения и великой жертвенности вдруг засиял передо мной во всей своей красоте. Может быть, и Зара поймет его со временем?.. На секунду я ощутил, как на мое плечо легла знакомая ледяная рука. Впрочем, мне, верно, просто померещилось.

      Обычна моя судьба сейчас, пока я не вручил себя Асхе. Если я приму посвящение, то поцелуй самой смерти станет мне отрадой до скончания века, ибо в единении с нею обрету я великую силу и великий покой…