День клонился к своему окончанию, плавно переходя в вечер. Время было около половины восьмого после полудня, и «Туз» был, как обычно, забит игроками.

Бутылка виски дополняла этот вечер. На самом деле, восемьдесят процентов вечеров были одинаковы, менялись только сорты выпивки. Скотч, виски, абсент, красное вино.

Рабочие настраивали аппаратуру для выступления популярного Брюса Айзека – человека, который, как и я, сменил Нью-Рино на Нью-Вегас. Правда, скорее всего у него за спиной не было ни открытой конфронтации с мафией, ни смерти друзей. По слухам, он просто сбежал от Бишопа, украв определенную сумму денег, и трахнув его дочку.
Везучий, сукин сын. Правда, я не думаю, что ему удастся надолго скрыться от Бишопа здесь. На Стрипе Нью-Вегаса.

Хотя, может быть «Председатели» и постоят за него. Так или иначе, он приносит этой семье кучу бутылочных крышек. Дурацкая валюта.

Каждый раз, когда я видел этого улыбчивого негра, в голову приходили старые события. События даже не прошлой, а позапрошлой жизни.

Забудь. Так просто. Выброси все это из головы, забудь о погибших друзьях, о матери, которую ты не видел тридцать три года. Жива ли она?

Вряд ли. Удивительно, что мне удалось дожить до пятидесяти трех лет. Я дряхлый нищий старик, которого пустили на стрип через монорельс с лагеря Маккаран. У меня просто не хватило бы денег войти сюда по-человечески – через ворота.

Я жалок.

Брюс Айзек поднимался на сцену, а посетители встречали его смешками и радостным гулом. По крайней мере, здесь лучше, чем в пустыне, с кучей песка и солнца, от которых когда-то белая и нежная кожа лица стала похожа на сырое мясо.

Да. Все верно. Мне нравится этот город.

Я отвернул крышку с бутылки, наклонил ее, и в стакан полилась янтарная жидкость. Наполнив его чуть более чем наполовину, завернул крышку на место, и вернул бутылку на край стола.

Так как же ты добрался до такой жизни, Михаил? Хотя от чего добрался-то?

По крайней мере, ты вырвался из тюрьмы, и теперь находишься в более-менее цивилизованном обществе. В любом случае, это лучше чем пойти на корм койотов от рук мудаков из пороховой банды.

Я поднял стакан к губам, я опрокинул эту дрянь в себя. В желудке будто бы разорвалась ядерная бомба, а излучение постепенно стало распространяться по всему телу, прогревая его. Кровь ходит не так хорошо, как в молодости.

Наверное, надо бросать бухать… Может быть, тогда я смогу…

Что я могу? Жалкий старик, пропивающий последние дни своей жизни, слушая посредственных артистов. Человек, которому закрыта дорога домой.

Устроиться в охранники караванов, и бегать по пустыне, размахивая пушкой? Увольте.

Говорят, что виски нельзя пить залпом. Хочется добавить, что они забывают слово «хороший». Тот, который разливают тут, иначе как залпом пить нельзя.

Но знаете, черт подери, мне нравится этот город. Не только потому, что никого здесь не интересует старая развалина, вроде меня.

Этот город часто сравнивают с его младшим братом – Нью-Рино. И, знаете, что? Рино – просто куча браминьего дерьма по сравнению с Вегасом. Хотя, хрен его знает, что сейчас там происходит. Я все равно не верю, что кучка отбросов может создать хоть какую-то пародию на жизнеспособное общество.

Этот город точно так же как и Рино наполнен зомби, но не теми зомби, что убивают и грабят за дозу винта. Это зомби совсем другого сорта.

Они могут просадить за вечер в казино сумму, на которую я могу прожить минимум год. И все они приносят огромный доход главам мафиозных семей и самому легендарному хозяину Нью-Вегаса – мистеру Хаусу. Человеку, который по слухам родился еще до ядерной войны, и недавно подтвердил свой статус, вышвырнув армию НКР и Легион Цезаря с этой земли как гребаных нашкодивших щенков.

Этот человек поддерживает здесь порядок. Его инструменты – огромные одноколесные роботы, которых местные зовут секьюритронами. Поэтому, любой, кто устроит на Стрипе что-то незаконное, будет в лучшем случае с позором выгнан отсюда, а в худшем, его вообще расстреляют.

Вот такое вот правосудие в Пустоши Мохаве. И, знаете, что? Оно мне нравится гораздо больше, чем демократические идеалы НКР, ставшие завесой для преступности и коррупции. Хотя, возможно, сейчас во мне говорит тот молоденький идеалист, каким я начинал свой путь.

Не умер еще. Жив, там, под слоем радиоактивного пепла, песка и браминьего навоза.

Секьюритроны взяли под контроль Фрисайд, скоро подомнут под себя Вестсайд, и тогда здесь станет еще спокойнее. И это просто охеренно.

Меня жутко клонило в сон, но я знал, что стоит мне добраться то места жительства, и лечь на кровать, как мысли снова придут в голову. Налив еще один стакан виски, я развалился на стуле, смотря, как Брюс, все так же раскланиваясь, покидает сцену, а на смену ему поднимается Хадриан – гуль, по совместительству стэндап-комик и жуткий сукин сын, с комплексом Наполеона, считающий всех вокруг себя говном.

Интересно, а если все вокруг говно, то сам ты кто? Наверное, чья-нибудь срущая задница…

Мысли лениво текли в моей голове. Мне почему-то снова стало холодно, и я выпил еще один стакан этого дерьма.
Хаус. Сукин сын. Хотел бы я, чтобы ты стал президентом Республики, вместо этих немощных ублюдков, которые не смогли победить стадо дикарей во главе с Цезарем.

Дверь отворилась, и в нее вошли еще несколько посетителей. Лицо одного из них казалось мне смутно знакомо.
Мексиканские черты лица, явно видна военная выправка… Что-то связанное с Рино, но я не могу вспомнить точно.
Бутылка подошла ко дну. Я перевернул ее, выливая последние капли в стакан. Пальцы разражались сами собой, и она свалилась на пол, издав глухой грохот. Хорошо, что не разбилась, стекло довольно толстое.

Я наклонился за ней, и тут все выпитое дало о себе знать – сместившийся центр тяжести, и я лечу вниз под дружный хохот зрителей.

Хадриан тут же подливает масла в огонь своей искрометной шуткой:

- Быстро поднятое не является упавшим, старик!

Долбаный гуль. Зубов много осталось что ли?

- Михаэль? – раздался голос сверху. – Стрелецки, это ты?

Какого черта. Я опираюсь, рукой о пол, поднимаюсь, и снова сажусь за свой столик. Качаюсь от выпитого сегодня, но все таки восстанавливаю равновесие.

- Я не знаю никакого Михаила. – отвечаю я, покачивая головой.

- Да, ладно тебе, это я, Чаргинг.

Чаргинг? Тот самый, что вел меня как барана на заклание к этой нимфоманке Джоанне?

- Ну, помнишь дело, об убитой девчонке из «Кошачьей лапки»? И то, что потом было.

Естественно помню, ты, идиот. Такое вообще не забывается.

- Да ладно тебе, Михаил. Я вижу, у тебя пустой стакан? Не хочешь, чтобы я купил тебе выпить?

- Ладно. Конечно. Ты можешь купить мне выпить.

- Никуда не уходи, мне нужно много тебе рассказать.

Выдав эту фразу, он убежал. С виду Чаргинг был очень сильно похож на одного из жизнерадостных идиотов, вроде сынков богатых фермеров, выкупающих за бесценок ранчо у соседей. Только вот, он был немногим младше меня, может быть года на четыре, да и повидал достаточно.

Как ему это удается?

- Да уж, Михаэль, потрепала тебя жизнь, это видно. Выглядишь хреново. – Сказал он, едва вернувшись с бутылкой скотча. Нормального скотча, а не той дряни, что я пил обычно.

- Ну, это если сравнивать с тобой. – хрипло рассмеялся я. – Ты все еще коп?

- Нет, я давно бросил это. Сначала работал в администрации при Джоанне. – он остановился, на пару секунд, будто пытаясь оценить мою реакцию. Я сделал каменное лицо. – Потом чуть бы не пошел в парламент, но в конце концов бросил все это. Теперь работаю телохранителем у посла Крокера.

- А что Вы тут делаете? – спросил я. – Я думал, что посла Крокера снимут после его провала здесь.

- Нет, не так все вышло. – он покачал головой. – Хаус задрал цены на электричество и воду. Посол приехал договариваться насчет новых условий, ну а я должен обеспечить безопасность ему и его сыну. А ты сам чем живешь?

- На спиртовом топливе.

Он не отреагировал на мою шутку. Видимо, принял все это за чистую монету.

- Работал в тюрьме. – начал я. – Потом жил в Слоуне. Когда все полетело к черту, во время боя на дамбе, рабочие решили прорываться к Аванпосту Мохаве, чтобы вернуться в НКР. Мне там делать нечего.

- Ты так думаешь? Слушай, никто уже не помнит, что и как, приговор твой отменят за давностью, или возможно получишь помилование за хорошее поведение.

- Не верю я, что республиканские законы могут сыграть честно. А с точки зрения жителей Республики я сейчас беглец. А возможно, что и вообще участник пороховой банды.

- На что ты живешь-то хоть?

- Есть кое-какие сбережения. Когда закончатся, придется искать работу. Или идти к последователям апокалипсиса. Тоже не самая худшая идея.

Чавк Льюс, бригадир рабочих карьера, можно сказать, что мэр Слоуна, дал мне немного денег. На них я и жил. Как можно более экономно. Хватило уже на две недели, и, возможно, хватит еще на столько же.

Ага. Если пить что попало, жрать всякое дерьмо по дешевке. Ну, в принципе, так у меня и получается жить.

- Слушай, может, вернешься в Республику? Я замолвлю за тебя словечко послу, он сможет прикрыть тебя. Поверь мне, это намного лучше, чем прозябать тут.

- Как меня там будут называть? Гроза послов? Или ослов?

Черт подери, это было наименее смешное, что можно было сказать по этому поводу. Я жалок.

- Я не смогу вернуться туда. Посол Брюс – там народный герой, меня же наверняка будут считать преступником. Пугать мной детей. Что там еще полагается делать в таких ситуациях?

Какой народ, такие и герои. А я лучше спокойно подохну тут, чем до конца жизни слышать шепот за спиной. Шепот гребаных трусов, которые довели наш мир до полного разрушения в первый раз, и, уверен, что во второй раз здесь будет точно такая же ситуация.

И лучше будет, если я умру пьяным, не видя того, как эти ублюдки занимаются самообманом, саморазрушением…
Да пошло оно все.

- Ты знаешь, у меня квартира в центре Шейди Сэндс. – почему-то сказал он. – Собственная. Город с населением в несколько сотен тысяч человек, представляешь это?

- Ты выходишь на улицу, и кругом люди. И ты не можешь чувствовать себя свободным, зная, что всегда будешь думать о том, что любой из них может сделать с тобой все, что ему придет в голову. А если даже ты способен защитить себя, то может сделать это с твоими родственниками. И полиция не сможет спасти тебя, или защитить их.

- Ты не знаешь, о чем говоришь. – покачал он головой.

- Подумай сам. Я старик, который провел тридцать лет своей жизни в тюрьме, среди отбросов общества. Как я могу говорить об обществе, которое вы построили во время моего отсутствия. Естественно, я старый маразматик.
Он задумался. Бутылка, купленная им, все также стояла на столе. Он даже не дотронулся до нее.

Я не буду пить с ним.

- Извини, дружище, но мне пора идти. – сказал я ему. – Удачи тебе с твоей миссией.

- Старый, никого не слушающий, дурак. – услышал я за спиной его шепот.

Так и было. Был бы умным – сидел бы как они все по теплым квартиркам, и ничего бы не знал.

Я снимал комнату в «Атомном ковбое». Удалось договориться с Гарретами о скидке. Жуткий гадюшник, место для неудачников, которые не могут позволить себе казино на Стрипе. Вроде меня.

- Джеймс, дай мне бутылку виски. – сказал я Гаррету, входя в пропахшее дешевыми шлюхами и пойлом казино, и выкладывая их кармана на стол горсть бутылочных крышек, которые ходили тут в качестве валюты.

Но это уж совсем идиотизм. Бутылочные крышки… Причем, ценились они гораздо больше, чем деньги НКР – свои купюры я поменял в казино в первый же день.

Гаррет, молча, покачал головой и грохнул бутылку на стойку бара. Я взял ее, и двинулся наверх к себе в номер.
Первым делом закрыл дверь – терпеть не могу, когда меня беспокоят за таким интимным делом, как заливание в глотку дерьмового виски и самокопание. Бесит.

После чего, я направился в ванну. Тут даже есть ванна в номере, черт подери!

Зеркало. Волосы средней длины, выкрашены в черный цвет. Я специально пошел к королям, заплатил их парикмахеру, чтобы он сообразил мне какую-нибудь прическу.

Выцветшие и отросшие за год волосы он превратил в нечто более-менее пристойное. И так я мог бы выглядеть хоть немного моложе, однако.

Голубые глаза выцвели, посерели, белки помутнели. Обвисшие щеки, кожа на которых больше похожа на шкуру гуля, сквозь которую то тут, то там пробивается редкая борода.

Еще немного и меня начнут путать с Хадрианом. Поздравляю тебя, Михаил.

Может, следует бросать бухать?

Я с сомнением посмотрел на бутылку виски в своей руке. Свернул крышку, поднес к губам.

Теплая вонючая сивуха полилась в горло.

Да пошли они нахер! И Чаргинг, пусть катится. Глупый человек, но не мне его судить.

Я сделал свой выбор.

Развернувшись, я шагнул в дверной проем, но потерял равновесие, и свалился на пол. Бутылка, упала на бок, и из нее полился алкоголь, пропитывая доски и так не очень чистого пола.

Через минуту в комнате можно было слышать только мой пьяный храп.

***

Появление крупных хищников всегда вызывает панику у травоядных. Даже если эти травоядные давно перешли на бухло. Ну, как я.

Черт, наверное, если бы я посмотрел на себя со стороны, то решил бы, что вместо глюкозы мой организм давно использует этанол.

Так или иначе, появление Чаргинга дало мне знать, что делать в «Тузе» больше нечего. Слишком большой риск рано или поздно попасться кому-нибудь из больших шишек на глаза. Хотя, может быть, обо мне и не помнит уже никто. Тридцать лет прошло.

Тридцать гребаных лет. Я превратился в старую седую развалину.

Да черт подери, кому я нужен? У меня даже ствола нет.

Еще одна бутылка скотча, и еще один вечер в полупьяном состоянии. Хотя, какое к черту «полу»? В абсолютно пьяном, как же иначе.

Театр был определенно лучшим местом, чем казино. Тем более, казино на Вольнице.

По слухам, Хадриан ушел именно отсюда. Определенно, новый комик – молодой совсем парень из банды Королей, не был ему заменой. Хотя, шутил этот гуль чертовски плохо.

Звон игральных автоматов, стук карт о столы, покрытые стершейся тканью, теперь напоминавшей клеенку, треск шарика, бросаемого крупье, и объявления различных ставок, выигрышей, проигрышей.

Почему я просто не пересел на наркотики? Тогда мне даже не нужно было бы выходить сюда, пытаться делать вид, что я остаюсь человеком. Те, кто ширяются – не люди. Я это слишком хорошо запомнил за тот год, что прожил среди таких людей.

Не пересел, потому что наркотики дорогие, и денег у меня на них не было. Оставалось только бухло.

Даже визуально можно было определить, что большая часть посетителей «Атомного ковбоя» - рвань. А уж манеры-то.
Единственная, кто более-менее отличалась от всех них – девушка, сидящая по правую руку от меня. На ней был вполне приличный костюм, практически такой же как на хозяйке атомного ковбоя, но он резко контрастировал с лицом, на котором были несколько мелких шрамов, и панковской прической. Ну и волосы у нее зеленые были, это да.

Она обернулась, будто почувствовав мой взгляд, и я отдернулся. Подумает еще, что за старая развалина смотрит на нее. Я никого не трогаю, у меня еще полбутылки скотча, больше ничего мне не интересно…

Взгляд сам собой возвращается к этой девушке. Вздернутый носик, круглое лицо, голубые глаза. Однако, лицо у нее было загорелое… Или просто смуглое…

Может быть она проститутка? Тогда ей точно не впервой ловить такие взгляды…

Опрокинул в себя еще стакан скотча, чувствуя, что совершенно не пьянею. Может, Гарреты выпивку разбавляют?

- Привет. – Сказал девичий голосок из-за спины.

Это она мне? Я обернулся, наши глаза встретились. Хотя, ее определенно не такие голубые как у меня, наверное, ближе к серым.

Черт, я думал, что мои глаза выцветут к этому времени.

- Привет. – Повторила она, развевая все мои сомнения. Она определенно обратилась ко мне.

- Ты не против, если я присяду? – спросила девушка.

Что ей от меня нужно? Выгляжу я, определенно, не лучшим образом – не самый чистый и свежий серый костюм, довольно сильно измятый, к тому же. Неужели она все-таки проститутка?

Хотя, я думал, что по мне видно – у этого парня карманы дырявые.

Промычав что-то, что можно было расценить и как согласие, и как отказ, я развернулся обратно к стойке и налил еще виски в стакан.

Она, уселась за соседний столик, пожала плечами, и схватилась за мой стакан. Опрокинула его в себя.

На прозрачном стекле остались следы от губной помады. Вот как. Давно я не видел девушек, которые пользуются ей.
Давно ты вообще видел девушек, Михаил?

- Я никогда тебя не видела здесь. Как тебя зовут?

- Майкл. – Ответил я. – Я никогда не сидел здесь раньше. Просто ночую.

- Я Энн. Давно ты в Вегасе, Майкл?

- Около двух недель.

- И что ты думаешь?

- Город, где приезжий может слиться с толпой таких же баранов. – я снова наполнил свой стакан. На стекле остался привкус ее дыхания.

- Я тоже приезжая. Не поверишь, из самого Шейди Сэндс.

- Поверю.

Я пытался демонстрировать полное нежелание продолжать этот разговор. Судя по всему, получалось из рук вон плохо. Ну, или Энн плевала на чужие желания.

- А кто ты?

- Кто я? – я усмехнулся. – Не думаю, что твой папочка был бы рад, если бы узнал, что ты общаешься с такими как я.

- Да? Наркоторговец? Рейдер? Бандит? – девушка усмехнулась. – Не думаю, что любой из этих людей мог бы сейчас сидеть в этой дыре и накачиваться дешевым виски.

- Почему нет? – я непроизвольно начал разговариваться.

Я никогда не решился бы сам подойти хоть к какой-нибудь девушке. По крайней мере, трезвым.

Но в тот момент, пусть я и не чувствовал этого, я был слишком пьян. Наверное, и это сыграло свою роль.

- Потому что я слишком хорошо знаю такие типы людей?

Если бы не шрамы на лице, я бы решил, что она самая обыкновенная городская «штучка», которые были еще в те времена, во время моей прошлой жизни, в Шейди.

- Заключенный. Именно так. Сбежавший заключенный.

- Какое совпадение! Я тоже сидела в тюрьме.

Бутылка была отставлена, я уже весь обратился в слух. Она оценила это, улыбнулась, и слегка прилегла на стол, открывая моему взгляду неглубокое декольте. Я сглотнул.

- И за что же ты, юная леди, сидела в тюрьме?

- Фу. – Она сморщила носик. – Ты говоришь как старик.

- Я и есть старик. А то по мне не видно. Так, за что сидела-то?

- Поймали с наркотиками. Два года дали. А тебе сколько?

- Шестьдесят.

Глаза ее округлились, и пару секунд она напоминала дешевую резиновую куклу – лезущие из орбит глаза, рот буквой «о».

- Ты не разыгрываешь меня?

- Посмотри на меня. Мне пятьдесят три года, я соврал тебе о моем имени, я сижу в этой дыре, и пью. Как ты думаешь, я очень похож на человека, который любит веселые розыгрыши?

- Нет… Но… - девушка никак не могла справиться с удивлением. – Но за что тебе дали такой срок?

- Убил посла в Нью-Рино. – Проговорил я до того, как успел заткнуться. Черт подери выпивку и мою болтливость.

Женщин черт подрать не может, так как, скорее всего, это полностью его изобретение. Хотя, что я о них могу знать? У меня было-то, их всего две, и обе проститутки. Одна настоящая, вторая политическая. К черту все.

- Как же давно это было?

- Сколько тебе лет? Девятнадцать? Двадцать?

- Двадцать один.

- Значит, еще до твоего рождения. Тридцать три года назад, может быть, чуть больше. Я не помню.

Я поймал себя на том, что не могу вспомнить лица посла. Почему-то перед глазами была мерзкая морда, больше похожая на крысиную.

- Погоди, но тебе дали шестьдесят лет.

- Я сбежал из-под заключения. Спасибо Эдди Куку, лидеру пороховой банды. Правда, лично я ему спасибо говорить не буду. Он, когда узнал, что я коп, чуть не убил меня.

- Коп? Ты только что говорил, что ты сбежавший заключенный.

Мне нужно было выговориться. На протяжение тридцати лет вся эта дрянь копилась внутри меня, отравляя душу и заставляя травить тело выпивкой для того чтобы забыть.

Забыть несправедливость, забыть боль, забыть то, что я пережил.

Плохие вещи почему-то не уходили из памяти. Зато хорошие пропали очень быстро, постепенно стираясь под действием идущих лет.

Лицо матери, лицо единственных друзей – Каноля и Галласа. Лица всех людей, что были мне дороги.

Тридцать три года. Тридцать три года мне снится один и тот же сон, в котором я раз за разом убиваю посла, после чего раз за разом трахаю безумную нимфоманку, по совместительству лицо Новой Калифорнийской Республики Джоанну… Не помню ее фамилию.

А хуже всего было то, что от этих снов у меня вставал.

Хотя, с другой стороны, я практически здоровый мужчина, пусть мне и пятьдесят лет, половая система работает хорошо.

- Ты меня не слышишь? – Энн пощелкала пальцами перед моим лицом. Я встряхнулся, и снова вернулся в реальность.

- Я был копом до того как сел. Недолго, всего около года. Даже меньше, наверное… А вы там, в Республике, разве не знаете об убийстве посла Брюса сумасшедшим?

- Нет, не знаем. – покачала девушка головой.

Вот как. Даже эта моя сомнительная заслуга была стерта из народной памяти.

Прав был Чаргинг – никто и ничего обо мне не знает. Даже обидно немного.

Дверь скрипнула, и к зале казино появился человек в комбинезоне убежища. Сфокусировав взгляд, я смог разглядеть на воротнике число. Двадцать один.

- Житель убежища? – спросил я у Энн, кивнув на парня.

- Это? – она почему-то пригнулась и заговорила шепотом. – Нет, это не житель убежища. Это Курьер.

Курьер. Человек, имя которого не сходило с уст жителей Мохавской Пустоши. Правда, я тогда еще не знал кто это, хотя не раз слышал.

- Курьер?

- Да, Курьер. Подручный мистера Хауса. Где ты был вообще?

- Бухал.

- Понятно. Слушай, это очень серьезный парень. Он первый и единственный, кто смог войти в «Лаки 38».

Лаки 38. Башню этого казино было видно даже из Слоуна. Да и вблизи она выглядела еще более внушительной.
Можно понять, почему они так смотрят на этого парня. Хотя, с виду в нем нет ничего необычного.

Джеймс Гаррет кивнул Курьеру, и они оба пошли в подсобку «Лаки 38».

- Обсуждать что-то ушли. – Подметил я. Детектив где-то внутри меня по-прежнему был «восхитителен».

- Курьер в последнее время вечно то у Королей, то у Гарретов, то у Последователей в старом Мормонском Форту. Видимо, Хаус хочет подмять под себя Фрисайд.

- Это их дела. – Я пожал плечами, и поднес бокал к губам. Он почему-то оказался пуст. Кто пьет мою выпивку? – Это их гребаные дела.

Я наполнил бокал, и тут же опрокинул его в себя. А это уже мои гребаные дела.

В «Атомном ковбое» бывают не менее большие шишки, чем в казино на Стрипе. Не сказать, чтобы это было для меня сюрпризом.

Почему-то мне становилось тошно. Причин много – дрянная выпивка, дрянные люди, запах чужого грязного белья, рыться в котором мне осточертело еще в бытность детективом.

- Наверное, я пойду, Энн…

Она посмотрела на меня широкими глазами.

- Еще увидимся, я думаю.

Если бы кто знал.

Оставив недопитый скотч на стойке, я, пошатываясь, поднялся наверх, к себе в номер, пропахший испорченной пищей и дешевым виски. Едва закрыв дверь, я завалился на кровать, и закрыл глаза.