Он действительно обернулся быстро, да и прислуга опять оказалась на высоте – когда Натаниэль дошел до комнаты Элиссы, оттуда уже выходила служанка, унося пустой поднос. На столе стояло примерно то же, что утром – Создатель, неужели утром? – подавали Эддельбреку.
— Кстати, ты знаешь, что мы опять день потеряли? – спросила Элисса, берясь за бутылку. – Зараза, забыла тебе сказать, чтобы два бокала принесли. Не побрезгуешь?
— Целовать не брезговал, а из одного бокала так непременно - усмехнулся Натаниэль. Сам не понял, зачем вспомнил, но воспоминание смыло гадкий осадок, оставленный письмом, а глядя на то, как стремительно краснеет Элисса, развеселился окончательно. Взял вино, решив сменить тему – не за тем пришел, на самом-то деле – То есть как – день?
— Да в той темноте было как время разобрать? Ну и пока в Тени бродили тоже особо не до счета часов было, – она покачала головой. – Кабы Варел не сказал, какое сегодня число… Я-то думаю – чего ж умоталась так, а оно и немудрено.
Элисса отодвинула тарелку, плеснула еще вина.
— Рассказывай, что тебя настолько из колеи вывело.
Натаниэль положил перед ней письмо.
— Читай.
Она пробежала глазами по первым строкам, подняла взгляд.
— Читай-читай, - сказал Натаниэль. – Слог дивный.
А вообще зря он, наверное, так завелся с этим письмом. Обидно, конечно, что за совсем уж дурачка держат, но вспомнить, с какими мыслями из Вольной Марки плыл – дурачок и есть, чего теперь на зеркало пенять. Показать Элиссе стоило в любом случае, конечно, но до утра бы дотерпело. Синячищи, вон под глазами – ее бы под одеяло засунуть, да не выпускать суток трое, пока не выспится. Впрочем, что уж теперь… Сегодня все едва живы остались, пусть это и будет оправданием тому, какой он тугодум нынче.
— Да уж, вижу, - буркнула она, бегая глазами по строчкам. Закончив, подняла взгляд. – И правда, слог дивный, аж завидно. А, главное, ничего не забыла. Тут тебе и память отца, и двенадцать поколений Хоу, и честь, и долг – все, на чем тебя можно зацепить.
— Не все, - улыбнулся Натаниэль. – Но до главного она вряд ли додумается.
Да уж, он бы и сам не додумался еще пару-тройку недель назад. А вот поди ж ты. Оно и к лучшему. Эсмерель точно в голову не придет. Но зря он вообще об этом заикнулся, по делу ведь пришел, а сейчас разговор однозначно идет куда-то не туда, и как обратно вывернуть – демоны его знают.
— Если не секрет, что же Эсмерель упустила? – поинтересовалась Элисса. – Потому что я тоже сообразить не могу.
А и не надо ничего никуда выворачивать. Сколько можно, в конце-то концов, строить из себя рыцаря без страха и упрека? Натаниэль приподнял бровь.
— Так-таки и не можешь?
Она открыла рот, замерла на полуслове, снова стремительно заливаясь краской до самых корней волос. Вскочила, отвернулась, зачем-то вцепившись в спинку стула, опустила голову, так что неровно обрезанные пряди совсем скрыли лицо.
Натаниэль мягко обнял ее со спины, зарылся носом в волосы.
— Не надо…
— Почему? – шепнул он, касаясь губами за ухом.
Она прижалась всем телом, все еще не выпуская из рук злосчастную спинку стула.
— Ты же знаешь… я говорила.
— Если дело только в этом… - выдохнул он, спускаясь вдоль шеи. – Я рискну.
Элисса вздохнула – долго и неровно, наклонила голову, словно специально для того, чтобы ему было удобней.
— Нет…
— Тогда прикажи мне уйти, командор, - хмыкнул он, прижимая ее крепче. Грудь легла в ладонь, плотная ткань дублета мешала, и Натаниэль занялся застежкой.
Она снова вздохнула, так и не отстранившись.
— Я…
Натаниэль снял ее ладони со стула, развернул, приподнял подбородок, заглядывая в глаза.
Дыхание Создателя, как же ей страшно! Тени не испугалась, демонов не испугалась – или, по крайней мере, очень умело это скрывала – а сейчас в глазах плещется самый настоящий ужас. Ужас от того, что можно снова полюбить – и снова потерять.
Только ведь поздно уже бояться, на самом-то деле.
Натаниэль запустил пальцы в волосы, склонился – глаза в глаза, так что дыхание касалось кожи. Прошептал:
— Страшно любить когда война, правда? Когда могут убить…
Элисса дернулась. Натаниэль накрыл пальцами ее губы.
— Если ты не можешь справиться с этим страхом – скажи, и я уйду. Только это ничего не решит. Потому что ты уже за меня боишься. Потому что я уже боюсь тебя потерять.
Поцеловал – нежно и бережно, точно она была совсем-совсем юной, не ведавшей до сих пор ни мужских рук, ни мужских губ. Отстранился – совсем чуть-чуть, только чтобы снова видеть ее глаза, провел большим пальцем по скуле.
— Я могу остановиться… Пока – могу. Только… Мы можем любить друг друга. А можем позволить страху победить. Решать тебе.
Элисса замерла так надолго, что он успел было по-настоящему испугаться – не получилось, не убедил, не справился. Развернуться и закрыть за собой дверь несложно, только дальше то что? Деваться им друг от друга некуда. Делать вид, будто ничего не было – так не железный же он…
Она коснулась его щеки, едва-едва, словно проверяя, не исчезнет ли он от этого прикосновения.
— Я люблю тебя.
— Я знаю, - выдохнул Натаниэль.
Ее губы отозвались, раскрываясь навстречу, и сама она отозвалась, освобождаясь от одежды неторопливо и без тени смущения, и так же неторопливо помогая ему, не раздевая, но – убирая преграды, пока между их телами не осталось ничего лишнего, пока между ними самими не осталось ничего лишнего, ни тени страха или сомнений, лишь нежность. Сколько же нежности в ней было, в сухих жилистых руках, перевитых шрамами, руках, которые, оказывается, умели скользить по коже то совсем невесомо, то уверенно и настойчиво. Сколько ласки нашлось в обветренных губах, изучающих его тело, не стыдясь самых сокровенных мест. И он тоже был нежным и ласковым, когда скользнул между раскрывшихся бедер, на узкой кровати, в которой было место лишь для одного, но сейчас это казалось неважным, все было неважным кроме бессвязного шепота и стонов, кроме тела, что билось под ним, пока не замерло, напряженное на самом пике, чтобы миг спустя расслабиться с тихим вздохом, кроме шалых, затуманенных глаз, которые она не закрывала даже содрогаясь от страсти.
Они так и заснули вдвоем на этой кровати, где было место только на одного, и приходилось крепче прижиматься друг к другу – чтобы потом проснуться в обнимку и какое-то время спустя опять уснуть, так и не разжав объятий.
Натаниэль проснулся окончательно, когда солнечные лучи нахально светили прямо в глаза, приподнялся на локте, разглядывая Элиссу. Взъерошенная, сонная и мягкая, как котенок. Он легонько, чтобы не разбудить коснулся волос. Элисса приоткрыла один глаз.
— Спи-спи, - шепнул он.
— Да я вроде выспалась, – улыбнулась она. Повернулась, пытаясь потянуться, потешно взвизгнула, едва удержав равновесие на краю постели.
— Зараза… Надо приказать поставить кровать пошире.
— Разговоры пойдут, – хмыкнул Натаниэль.
— Они и так пойдут, люди же не слепые. И не глухие, - она хихикнула.
— Вообще-то стены здесь довольно толстые.
Она глянула на него пристальней, посеръезнела.
— Что-то не так?
— Все так, - он легко коснулся ее губ, - все не просто «так», а совершенно замечательно. Только….
— Если «только», значит уже не «замечательно». Договаривай.
Он потер лоб, пытаясь сформулировать, едва не свалился на пол, ругнулся.
— Я бы сказал, что беспокоюсь о твоей репутации – но звучит глупо.
— Точно, - рассмеялась Элисса. – От моей репутации давно остались одни лохмотья. Если уж кому волноваться, что люди скажут – так это тебе.
— Мне плевать.
— Тогда я все-таки прикажу поставить кровать пошире. Падать не хочется – больно со всей дури о камень, я проверяла. Или…
Глянула тревожно, отвела взгляд. Натаниэль рассмеялся. Дуреха…
— Одной ночь ты от меня не отделаешься, – шепнул он, крепче прижимая к себе. – А когда это ты умудрилась с кровати свалиться?
— Кошмар как-то приснился, дернулась спросонья, ну и… - она виновато улыбнулась.
— Тогда тем более есть повод сменить обстановку… Точно выспалась?
— Ага, – она села, обхватив колени руками.- В кои-то веки. И даже боюсь подумать, который сейчас час.
Натаниэль потянулся за одеждой.
— Тогда не думай. Кому от тебя что-то надо – подождут.
— От меня всем что-то надо. Должность такая, - она хмыкнула. – Кстати, раз уж зашла речь… Ты чего вчера прибежал-то с этим письмом такой… расстроенный, и в то же время на взводе, как будто дичь принес? Ну, то есть я не то, чтобы против того, что вышло…
— А, - вспомнил Натаниэль. – Самое интересное: вестник сказал, что его принесли через четверть часа после того, как мы вышли из крепости.
— Погоди-ка… - Элисса подошла к столу, на котором до сих пор лежало вчерашнее письмо. Хмыкнула. – «Чернь что дети и обойтись с ней со столь неслыханной жестокостью…» Широко улыбнулась.
— Ага, ты поняла.
— Учитывая, сколько занимает дорога до Амарантайна и обратно, она не могла знать ни о бунте, ни о резне. – Она хищно улыбнулась. – А не наведаться ли нам с тобой к банну Эсмерель, чтобы поподробней изучить ее архивы? Вдвоем, остальные только мешаться будут.
— Без приглашения? – осклабился Натаниэль.
— Именно.
— Когда?
— Сегодня… нет, этот день мне нужен. Отдышаться и подумать. Завтра. Ночку аккуратно покрутимся вокруг поместья – где сторож ходит, где собаки и тому подобное.
А еще кто в каких окнах мелькает, что прислуга говорит о хозяевах и прочие мелочи, которые мелочами не будут.
— Остальным что скажем?
— Ничего, - она пожала плечами. – Командор не обязан ни перед кем отчитываться.
— Разговоры пойдут, - снова хмыкнул Натаниэль.
— Так тем лучше, - улыбнулась она. – Зато подозревать ни в чем не будут.
Он рассмеялся:
— Все время забываю, что ты не трепетная барышня, чью репутацию нужно оберегать. Привык…
— Что, ни разу на горячем не попадался?
Натаниэль поднял бровь:
— Ты же не думаешь, что я отвечу?
— Ну вот, только собралась посплетничать, - деланно огорчилась Элисса.
— И не мечтай. - хмыкнул он.