Эта неделя оказалась самой скучной за всю его жизнь. В прошлый раз, очутившись за решеткой, Натаниэль как-то не обратил внимания на скуку – слишком занят был собственными переживаниями и готовился умирать. В этот раз поводов переживать не нашлось, и проторчать неделю в четырех стенах, совершенно ничего не делая…
Впрочем, на третий, кажется, день Варел предоставил ему развлечение. Сам сенешаль, правда, намеревался просто призвать Серых Стражей к порядку, устроившись караулить у тюремной двери со стороны камер. То ли разболтал кто, что остальные стражи устроили прямо-таки паломничество к заключенному, которому, вроде бы, следовало подумать о своем поведении, то ли сам сообразил…
Первым попался Андерс, чья очередь, собственно была в тот день – после того, как в первый вечер у Натаниэля перебывали все, решили заглядывать к нему по очереди, незачем стражников дразнить лишний раз. Словом, в тот день была очередь Андерса, и, скользнув за дверь и обнаружив хмурого сенешаля, маг только развел руками. Обезоруживающе улыбнулся – мол, ну, попался, чего уж теперь – и спокойно проследовал в соседнюю с Натаниэлем камеру.
Они успели многажды пожаловаться друг другу на скуку, сыграть две партии в «королевы», которые Андерс позорно продул только потому, что не привык играть вслепую, тогда как Натаниэль частенько сражался сам с собой, еще будучи ребенком обнаружив, что это позволяет скрасить церковные проповеди – когда объявилась Веланна. Пока Варел – вежливо, под локоток, препровождал ее за решетку, мужчины хохотали в два голоса, а эльфийка фыркала, обижалась и обещала спалить это место во славу какого-то своего, эльфийского, бога, имени которого Натаниэль не запомнил. Правда, милостиво согласилась повременить. Потом, поскольку Веланну играть в «королевы» никто не учил, пришлось коротать время, заключая пари, когда Огрен сообразит, что все куда-то подевались, поймет, куда, и явится искать. Выиграл Андерс. Он же потом громко возмущался, когда гнома запихнули к нему в камеру – свободных помещений в тюрьме-карцере не осталось. Ладно, Веланна, но Натаниэль совершенно незаслуженно прохлаждается в одиночестве…
Выдержка у сенешаля была прямо-таки нечеловеческая. Он не стал посылать за Стражем-Командором, а просто молча уселся на прежнее место, и флегматично закурил. Он же был единственным, кто не сложился от хохота, когда Командор явилась сама.
— Так, все в сборе, - хмыкнула Элисса. – За какие провинности все оказались за решеткой, можете не объяснять, но чего вы хотели этим добиться?
— Возможно, обратить ваше внимание на дисциплину среди Стражей.
— Вы хотели сказать – полное ее отсутствие, - сказала она. – Но право слово, сенешаль, чья бы корова мычала.
— Прошу прощения?
— Мне напомнить, как вы обходились с большей частью приказов прежнего эрла, и чем это для вас закончилось?
— Не самый честный прием.
— Прошу прощения, - сказала Элисса. – Варел, давайте начистоту: до тех пор, пока в Серые Стражи отбирают не за умение выполнять приказы, а за боевые навыки, или устойчивость к скверне…
— Или к выпивке, - негромко вставил Андерс.
— …Словом, пока отбор идет за эти качества, дисциплина будет хромать. Больше того, учитывая, как управляется орден… и как ставятся задачи – боюсь, что в тот момент, когда удастся добиться абсолютной дисциплины, от Стражей не останется никакого толку.
— Объясните, Командор. – Варел покачал головой. – Мне кажется, вы играете словами.
— Нет, что вы. Смотрите: когда что-то нужно... пускай Гаревелу. Он зовет десятника и отдает четкий и недвусмысленный приказ. Тот выбирает самых подходящих из своих подчиненных – и отдает им тот же самый приказ. Четкий. Недвусмысленный. Скажем, выкопать ров глубиной в человеческий рост от этой метки до той метки. Лопаты взять там-то. И так далее. Правильно?
— Это очевидно, - пожал плечами Варел.
— У Серых Стражей приказ будет звучать как «создать преграду на пути порождений тьмы». А будет это ров или частокол или вовсе череда магических ловушек… Или как было с Кристоффом – разузнать, почему порождения тьмы не ушли под землю. И как хочешь, так и решай. Понимаете? Невозможно одновременно быть и послушным исполнителем и самостоятельно мыслить. Или одно или другое. На раз уж мы выбираем людей, способных самостоятельно оценивать происходящее и самостоятельно же действовать… они и подчиняться приказам будут ровно до тех пор, пока считают нужным.
— А если не сочтут нужным, то наворотят что хотят…
— Варел… при всем уважении к вам – и простите за то, что снова перехожу на личности – Где сейчас вы, отказывавшийся выполнять приказы, лишившись за это всех званий и почестей, и где те, кто послушно им следовал? Может, все же понадеемся на здравый смысл?
— Здравый смысл? У этого бродячего цирка? – не выдержал Натаниэль.
— Ты вроде как тоже в этом цирке, – хмыкнула Элисса.
— Я и о себе.
Варел покачал головой.
— Командор, я понимаю, что вы имеете в виду. Но должен же быть предел?
— Варел, что вы предлагаете? – вздохнула Элисса. – Соблюдать видимость приличий? Хорошо, раз уж все мы не потрудились не попасться – отправьте всю компанию под домашний арест… оставлять за решеткой всех стражей неразумно, не ровен час что.
— В том числе и вас? – хмыкнул сенешаль.
— Меня придется сопровождать от комнаты до кабинета… Впрочем, я могу вспомнить, что находясь под арестом, выполнять свои обязанности не могу, и всеми ими придется заниматься лично вам.
— Командор…
Элисса снова вздохнула.
— Варел, я все понимаю. Правда. Это не просто бродячий цирк, это приют для буйнопомешанных. Но, повторюсь, либо мы требуем бездумного подчинения – либо самостоятельную работу мысли. Все вместе не получится. Поскольку Стражей набирала я лично… - она хмыкнула. – Трудно ожидать от них дисциплины, учитывая, что я сама не слишком-то умею беспрекословно выполнять приказы. Но бойцы они великолепные – все, а поскольку главная задача Серых Стражей – истреблять порождения тьмы, все не так плохо, как вам кажется.
— Я бы так не сказал… Но, кажется тут я бессилен. Под домашний арест. Всех.
— Тогда мне хоть книгу принесите… - влез Натаниэль
— Патент о поединках и начинании ссор, - усмехнулся сенешаль. – Принесу. Непременно. И, Командор… вас я взять под арест не могу, не сместив. Так что надеюсь на ваше благоразумие.
— Это он зря, – прокомментировал Огрен. – Была б в ней хоть капля благоразумия, хрена с два бы полезла мор останавливать.
— Хорошо, – сказала Элисса. Обернулась к Натаниэлю, развела руками – мол, извини. Натаниэль улыбнулся, кивнул. Придется изобразить примерное поведение. Интересно, понимает ли сенешаль, что захоти он – и ни замок, ни караульный по ту сторону не удержит? Элисса-то точно понимает. А Варелу, наверное, и не стоит этого знать. Спать спокойней будет.
Книгу сенешаль, правда, принес. Как и обещал.
Словом, это была скучнейшая неделя за всю жизнь, и когда, выйдя, наконец, из-под замка Натаниэль узнал, что на следующий день они отправляются в Чащобные Холмы искать проход на глубинные тропы, даже обрадовался. Все лучше, чем в невесть какой раз подряд перечитывать «Патент о поединках».
Радоваться, правда, пришлось недолго. Место Натаниэлю не понравилось. Он, конечно, знал, что это бесплодное бельмо посредии плодородных земель эрлинга, но одно дело – знать, совсем другое – видеть кривые иссушенные деревни, чувствовать песок на зубах, за воротом, едва ли не в штанах, и щуриться изо всех сил, чтобы не ослепнуть от того же песка. Смотреть под ноги, чтобы не переломать их, свалившись в воронки, порой возникающие прямо посреди тропы. Отбиваться от искаженных скверной животных.
Так что оказаться в расселине с высоченными и подозрительно ровными стенами оказалось почти приятно. По крайней мере, там не было ветра и песка. Зато в сознании сразу закопошилась Скверна, и Натаниэль уже не удивился, услышав впереди рычание тварей и отчаянный женский крик.
Гному звали Сигрун, выглядела она юной, опасной – и до смерти перепуганной. Впрочем, кто угодно перепугается, когда у тебя на глазах убивают весь твой отряд. Точнее, всех мужчин отряда, а женщин просто утаскивают неизвестно куда и непонятно зачем – впрочем, предположения сами собой возникают не слишком веселые. Сама Сигрун просто сбежала – и сейчас, если Натаниэль хоть что-то понимал в людях, одновременно и радовалась тому, что спасена, и стыдилась этого. Не слишком-то приятно сознавать себя трусом, который просто сбежал, бросив друзей умирать.
Элисса отпаивала гному бренди, почти ничего не спрашивая, вообще почти ничего не говоря, но по тому, как ее лицо становилось все бесстрастней, Натаниэль понял, что дело куда хуже, чем кажется на первый взгляд.
— Сколько вас было, девчонок? – спросила она.
— Четверо.
— Три матки, - выдохнул Огрен, забыв даже выругаться.
— Типун тебе… - огрызнулась Элисса. Поднялась, протянула руку Сигрун.
— Пойдем. Попробуем спасти хоть кого-то.
— Бесполезно, – гнома судорожно вздохнула. – Там в главном зале големы были. И почему-то ими управляли твари. Положишь своих рядом с нами. Если уж легион не справился…
— Серые Стражи справятся, - сказал Огрен. – Девчонок и правда надо найти. Добить, на худой конец – все лучше, чем…
— Погоди поперек батьки в пекло, - поморщилась Элисса. – Мне големов на всю жизнь хватило. Если у порождений жезл… В обход надо.
— Это если те гномки живы, - сказала Веланна.
Натаниэль малодушно подумал, что лезть проверять совершенно не хочется. Все-таки не из того он теста, из которого делаются герои. Гномьи изобретения славились эффективностью – вон, целый отряд положили. А еще и порождения тьмы.
Которые почему-то утащили женщин живыми. И когда Огрен сказал про маток, Элиссу явственно передернуло. По большому счету все было понятно – и все же Натаниэль не хотел бы увидеть или даже просто услышать подробности. Но оставлять женщин на поругание…
— Живы, – сказала Элисса. – В том и беда. Сигрун, насколько я слышала, гномы всегда оставляли потайной выход. Или вход.
— Да. Но карт у нас не было. Мы на разведку пришли. Говорили, мор закончился, твари уйти должны. Кэл Хирол надо вернуть. – она снова вздохнула – протяжно и неровно. – А они никуда не ушли.
— Найдем, - сказал Огрен. – И вход найдем, и тварям яйца открутим.
— Вы что, так впятером туда и полезете? – ужаснулась Сигрун.
— Больше Стражей все равно нет, - пожала плечами Элисса. – А тащить на глубинные тропы обычных солдат… проще сразу на поверхности им глотки перерезать. Милосердней будет. - Она распрямилась.
— Сигрун, ты с нами?
Гномка затихла, закрыв лицо руками. Элисса молча ждала.
— Я должна была погибнуть в бою, – проговорила Сигрун в ладони. Всхлипнула. - А вместо этого… Мне страшно. Но я пойду.
Натаниэль подумал, что ему тоже страшно. Что там такое, что целый отряд перемолотило?
— Хорошо, - сказала командор. – Я Элисса. Двое с посохами – Веланна и Андерс. С луком – Натаниэль. Гнома зовут Огрен. Держишься рядом, в самую гущу не лезешь, прикрываешь магов и Натаниэля. Все понятно?
— Понятно.
— Тогда пошли искать вход. Терпеть не могу драться с големами.
Глубинные тропы Натаниэлю тоже не понравились. Красота-то она красота, мастерства у гномов не отнимешь. И даже не душно, воздуховоды, что ли. Только толку-то с той красоты, если скверна кругом, даже когда тварей прямо под носом нет. И даже не хочется думать о том, какая толща камня над головой и что будет, если скрепы не выдержат. Одна радость – подземелья все-таки не заколдованы. Ни Тени, ни демонов. Не умеют гномы колдовать.
О том, чего стоило пробиться к древнему гномьему тейгу, лучше было не вспоминать. И обычных тварей хватало, и тех самых опарышей-переростков, что чуть не угробили их на Черных болотах. Но прорвались. И Сигрун сражалась что надо. Меч в одной руке, кинжал в другой – смерть на взлете, да и только. Разогнав тварей, долго копались, разыскивая запасной вход – но нашли. И вышли как раз за спину низкорослой твари… генлоку со странным коротким жезлом в руках. Тот, конечно, Стражей тоже загодя почуял, но реакция у их магов оказалась лучше. Успели первыми. Элисса подняла тот короткий металлический жезл. Посмотрела на каменных истуканов.
— Интересно, когда они погибают, души гномов, которые в них заточены, возвращаются в камень?
— В них души гномов? - ахнула Сигрун. – Настоящие?
— Настоящие. – Буркнул Огрен. – Чтоб тому Каридину...
Прислушиваться и узнавать, что именно Огрен желает неведомому Каридину, Натаниэль не стал. Фантазия у гнома, конечно, была богатая, но как-то все на одну тему. Гораздо интересней было другое. Если уж у порождения тьмы хватило ума управлять големами, то уж им-то тем более грех не воспользоваться. С другой стороны, топают эти исполины наверняка так, что все окрестности знать будут – кто-то идет.
— Не пролезут, - сказала Элисса, заметив, что он задумчиво уставился на жезл. – Коридор засыпан, а в подкоп они не пролезут. Жаль…
Она сунула жезл в мешок – не ровен час, снова порождения тьмы подберут, и они двинулись по узкому подкопу, напоминающему кишки какого-то доисторического чудовища.
Может быть, будь Кэл Хирол обитаем, Натаниэль искренне восхитился бы высоченными потолками, резьбой на стенах, коваными оградами тончайшей работы и статуями Совершенных – насколько он понял, так назывались гномы, некогда сотворившие что-то особенное и за это почитаемые вместо богов, в которых гномы, кажется, не верили. Натаниэль положил себе, как вернутся, непременно расспросить обоих – и Сигрун, и Огрена. А то даже стыдно – столько времени бок о бок сражается, а толком ничего о верованиях приятеля не знает. А заодно выспросить кто такой Каридин и откуда Элисса знает про души гномов. В Орзаммаре она, конечно, была, Огрен упоминал, но едва ли о таких вещах на каждом углу болтают. Но это когда вернутся, сейчас расспрашивать совершенно не хотелось, и разглядывать тоже, а уж вслушаешься в то, что говорят призраки на мертвых улицах – так и вовсе волосы дыбом встанут. Те, кто по праву носил оружие, те, кто должен был защищать этого права не имеющих, просто ушли, оставив неприкасаемых – гномью чернь, насколько Натаниэль мог судить – на милость приближающейся орде. Стал бы он сам сражаться до конца на пороге собственного дома, сознавая, что обречен, и этот последний бой не имеет ни смысла, ни цели? Ответа Натаниэль не знал но те, чьи призраки до сих пор жили на руинах древнего тейга – сражались, пока могли. И видеть это бессмысленное, отчаянное мужество было невыносимо.
— Они… как я. – прошептала Сигрун. – Неприкасаемые. Но я бы не за что не стала умирать, прикрывая зажравшиеся задницы этих…
— Тогда что ты делаешь в Легионе? – поинтересовалась Элисса.
— Что делают в Легионе? – как-то очень горько усмехнулась гнома. – Убиваю порождения тьмы, пока те не прикончат меня. Но только не ради жирных рож. Ради вот таких, как эти, - она кивнула в сторону очередного призрака. Ради тех, кто в пыльном городе остался. Тоже мерзавцы те еще, но свои, – она помолчала. – Имена бы их узнать…
— Те, кто взял в руки оружие, защищая свой дом, заслуживают собственной касты, я ничего не путаю? – спросила Элисса.
— А ведь и точно, - охнул Огрен. – Вот скажи, почему мы с Сигрун до этого не додумались, а ты, человек…
Элисса пожала плечами. Натаниэль подумал, что кажется, знает, почему. Ей уже доводилось видеть такой же бой – заведомо безнадежный. Бой в стенах собственного дома.
Доску с именами они нашли, и Элисса долго и тщательно копировала гномьи письмена, пока остальные отдыхали, пользуясь моментом. Потом они двинулись дальше, и чем глубже пробирались, тем более странным казалось все вокруг. Виданное ли дело, чтобы порождения тьмы сражались друг с другом? Натаниэль сперва подумал, что он просто чего-то не знает об этих тварях, но Элисса подтвердила – такого быть не должно. Долго ругалась – мол, мало ей одной загадки – почему эти твари после мора не ушли – так еще и другая тут как тут. Этот Амарантайн вообще место заговоренное – нелепость на нелепости, бардак на бардаке. Натаниэль обиделся - поносить его дом даже ей не позволено, и они долго препирались под ехидные комментарии остальных. Что ж, хоть друзей повеселили – потому что когда они набрели на маток, стало не до веселья. Натаниэля едва не стошнило, когда он понял, что вот это вот, уродливо разбухшее, чудовищное, когда-то было женщиной – человечьей или гномьей, неважно. Живой, нормальной женщиной, превращенной в бездумную, бездушную утробу, рождающую новых и новых порождений тьмы.
Прав он был, когда не хотел знать. Вот только забыть уже не получится. Как не получится забыть безумный, отчаянный бой – твари хотели жить, пусть даже так. Как он пускал стрелу за стрелой в вездесущие щупальца, как Элисса и Сигрун отчаянно отбивались от них, пока Огрен рубил цепи, удерживающие огромный светильник, как закричал Андерс, когда упала Веланна, и как миг спустя после того, как лопнула последняя цепь, Элисса, на миг отвлекшись, не успела увернуться и отлетела безвольной изломанной куклой от бьющегося в агонии щупальца, а поверх с еще до того треснувшего свода рухнули камни. Как он расшвыривал эти камни, не замечая ни продранных перчаток, ни окровавленных рук, рядом, помогая, отчаянно матерился Огрен и всхлипывала Сигрун, - а где-то за спиной молчал Андерс, молчал так долго, что Натаниэль краем сознания подумал было, что – все, но потом маг длинно, отчаянно всхлипнул и зашептал благодарственную молитву – вот уж от кого не ожидал. Даже странно, какие мелочи остаются в памяти, когда, казалось бы, разум занят совершенно другим. Что ему до Андерса, когда он не знает, жива ли еще Элисса? И что он будет делать, если окажется, что не уберег?
Он вытащил ее из-под камней, кажется, бездыханную – но Андерс, который сам походил на оживший труп, выхватил Элиссу из рук, склонился, что-то шепча, а сам Натаниэль не мог даже молиться, просто тупо застыл, как был, на коленях, смотрел и ждал. А потом баюкал ее на руках все еще беспамятную, но – живую, а маг уже не мог сидеть, но все тянулся к Веланне, обнимал, зарывшись лицом в волосы и что-то шептал, ни на кого не оглядываясь и ничего не стыдясь, пока Огрен и Сигрун разбивали лагерь.
И уже проваливаясь в полусон-полубеспамятство, Натаниэль вспомнил, что тех, гномьих девчонок они так и не нашли.