Натаниэль не знал, сколько они постояли лагерем - поди пойми в этом тёмном безвременьи, где нет ни солнца, ни ветра и воздух всегда одинаков. Андерс просыпался, ел, возился с ранеными и снова засыпал. Одного целителя явно не хватало на двоих, сам маг говорил, что успевает лишь латать там, где вот-вот порвётся - что бы он ни имел в виду - и ждать, что остальное тело сделает само. Дальше пойдёт быстрее и легче, говорил он, главное - первое время продержаться. Были бы зелья... Но зелья давно закончились.
Огрен, оценив обстановку, отозвал Натаниэля в сторонку и сказал, что голодным он сидеть не намерен. Они совсем недавно стаю глубинных охотников уничтожили - надо бы вернуться, да освежевать, пока мясо не испортилось. И над костром закоптить, разбитой в щепу мебели в тейге было вдосталь. Вообще-то еды хватало - как все бывалые путешественники, собираясь, они неукоснительно следовали правилу «идешь на день - еды бери на неделю» - но все лучше, чем сидеть, уставившись в одну точку и ждать неизвестно чего. Так что, оставив Сигрун караулить и велев, если что, орать громче, они сходили за мясом, на вкус и правда напоминавшим курицу, и даже Андерс ел и не капризничал. Впрочем, Андерс вообще почти не разговаривал, и выглядел откровенно измученным, несмотря на то, что никакой повседневной работы ему не давали.
Видеть Элиссу, всегда такую сильную и живую, беспомощной оказалось невыносимо. Андерс сказал, что все будет хорошо, нужно лишь время, и не было причин ему не верить. Натаниэль послушно переворачивал ее с боку на бок, обтирал водой напополам с бренди - так велел маг, чтобы не было пролежней - делал все остальное, что было необходимо, и никак не мог поверить в то, что это по-настоящему. Повисшие плетями руки, провалившийся живот, заострившееся лицо. Ощущать под ладонями безвольное, обмякшее тело было почти физически больно. О Веланне заботилась Сигрун, и когда Натаниэль сказал, что может сам, если что – боевой товарищ, в конце концов, не до глупостей, а гнома им ничем не обязана, та упрямо набычилась и сказала, что обязана. Живых не нашли, так хоть за мертвых отомстили, да так отомстили, что ни одной твари вокруг не чувствовалось который день – или ночь, кто его разберет – подряд.
Потом под очередным заклинанием Андерса очнулась Веланна – и маг тут же усыпил ее, велев не будить ни в коем случае – вот как сама проснется, значит, почти здорова, останется только совсем в себя прийти. Проделал то же самое с Элиссой - и завалился спать сам. Остальным только и оставалось, что караулить, сменяя друг друга, и ждать. Натаниэль в который раз поправлял сбившееся одеяло – теперь, уснув, Элисса ворочалась и металась – когда, глянув в лицо, встретил вполне осмысленный взгляд.
— Бедный мой, - шепнула она. – На тебе лица нет.
Натаниэль пожал плечами, не зная, что сказать. Это он-то бедный? Он цел, в отличие от…
— Иди сюда…
Он вытянулся рядом, обнял ее так осторожно, словно она могла рассыпаться от прикосновения. Гладил по волосам, по исхудавшей спине, и тихонько шептал, что ничего он не бедный, подумаешь, перетрясся, от этого еще никто не умер. Имеет он право волноваться за любимую женщину, в конце-то концов? Элисса молчала, подозрительно шмыгая носом, пока не уснула снова, так и уткнувшись ему в плечо.
Проснувшийся Андерс окинул их взглядом, ухмыльнулся:
— Я вижу, тут все в порядке. Только слишком уж не увлекайтесь поначалу.
Натаниэль ругнулся, хотел было ответить, но Элисса завозилась, заерзала, и он молча показал магу кулак. Тот ухмыльнулся и занялся Веланной.
Он смертельно устал от вечной темноты и камня над головой, но обе девушки двигались неуверенно, словно выздоравливая от тяжелой болезни – да так оно и было, по большому счету. Андерс сказал, что все это мелочи, скоро пройдет, просто надо чуть-чуть сил набраться, а он поможет, магией, как обычно. То, что самого целителя впору было специально откармливать, его не волновало. Андерсу тоже надоели глубинные тропы.
Правда перед тем, как выбраться на поверхность, они снова обшарили тейг – Элисса настояла – разыскивая проход, через которые твари могли уйти, унеся гномок – разумеется, лезть следом прямо сейчас было бы самоубийством, но командор твердо намеревалась вернуться. Не нашли ничего, кроме нескольких относительно свежих завалов, а в какой из них ушли порождения тьмы, и как далеко они ушли – теперь уж и не разберешь.
Уже почти у самого выхода Сигрун заколебалась, начала оглядываться, остановилась.
— Ну… спасибо вам за все. Я обратно.
— Это еще зачем? – удивилась Веланна.
— Я последняя из Легиона. Значит, должна убивать порождения тьмы, пока не погибну в бою.
Натаниэль оторопел. Безумно. Бессмысленно. Но в голосе гномы звучала такая отчаянная обреченность, что и не поймешь сразу, как отговаривать.
— И много убьешь, прежде, чем они тебя достанут? – поинтересовалась Элисса.
— Сколько ни получится – все мои. Спасибо вам за все, – повторила она. - И что отбили, и что отомстить помогли. Один раз струсила. Хватит.
Андерс проворчал под нос что-то про упертых дур, которым жизнь не мила. Сигрун ухмыльнулась:
— Так я и так мертва уже, какая разница?
Натаниэль ожидал, что выскажется Огрен – как всегда не выбирая выражений, но тот мрачно молчал. Видимо, что-то было в гномьих обычаях, чего не ведали остальные.
— Глупо, - сказала Элисса. – Бессмысленно. Если уж ты должна убивать порождения тьмы – Серые Стражи занимаются тем же. Посвящение, правда, переживают не все, но ты говоришь, что все равно мертва.
— Точно, – просиял гном. – Гуртом оно и батьку бить легче. Айда к нам. Порождений тьмы мы сотнями рубим, сама видела.
Сотнями – явное преувеличение, хмыкнул про себя Натаниэль.
— А… можно? Быть и в Легионе и Серым Стражем?
— А почему нет? В уложениях Стражей точно ничего об этом не сказано, готова поспорить, что и Легион ничего подобного не оговаривает, – сказала Элисса.
Ну, еще бы. Это ж додуматься надо…
– Я, правда, зарекалась зазывать в орден кого бы то ни было… но то, что ты собралась сделать – это просто смерть. Без цели и смысла, – она помолчала, давая гноме подумать. – Ну так как?
— Я с вами.
А у выхода их ждал лагерь, полный солдат и ликующий вопль часового – нашлись! Живы! Солдаты всерьез собирались лезть следом на эти проклятые глубинные тропы, и только приказ Гаревела, решившего подождать еще день – в конце концов, Командор и ее спутники отнюдь не беспомощны, а терять просто так людей не нравится никому, пусть даже все эти люди и добровольцы – удерживал их на поверхности. Торжественную встречу, правда, испортила Сигрун: глянула в небо и мешком повалилась наземь.
— Ничего, очухается, - сказал Огрен. – Со мной то же самое было. Привык.
Так что возвращались, считай, с эскортом. И окончательно выбил из колеи Натаниэля Варел – сенешаль, лишившийся обычной невозмутимости, обнял каждого, включая сына бывшего эрла, которого ему было вовсе не за что любить.
Сигрун посвящение пережила. Правда, «сотен» порождений тьмы на ее долю не досталось – их вообще стало куда меньше. Приходили донесения, что тварей видели там-то или там-то, но отряды оказывались столь небольшими, что чаще всего даже не было нужды срывать всех Стражей – порой команду водила Элисса, порой он сам, когда командор в очередной раз была по уши в работе. Забот у нее и правда хватало и без того, чтобы собственноручно рубить головы порождениям тьмы. Подручные Волдрика действительно начали переделывать стены – да всерьез, вплоть до того, что некоторые участки просто сносили и отстраивали заново. Вейд, убедившийся в том, что в лесу Вендинг и вправду есть сильверитовая руда, загорелся переодеть всех солдат башни – по правде говоря, в этом действительно была нужда, то недоразумение, что хранилось в арсенале Башни Бдения, Натаниэль и доспехом бы называть не стал. Плохонькая сталь – патрулировать улицы Амарантайна, где нет никого опасней уличных грабителей, может и сгодится, но для серьезного дела… И надо было видеть лица людей, впервые взявших в руки казенный сильверитовый доспех – такой смеси недоверия, восхищения и почти священного ужаса – не ровен час чего случится с такой дорогой вещью - Натаниэлю до сей поры встречать не доводилось. Дороги становились все безопасней, и в казну, наконец, потек – пока не слишком широкий – ручеек золота. Доклады, рапорты, отчеты, сметы, счета… Слишком много всего, даже несмотря на то, что Варел и Вулси недаром ели свой хлеб, да и Натаниэль перехватывал, что мог. Частенько они просто разваливались бок о бок на медвежьей шкуре, которую Элисса приказала бросить у камина в кабинете – за год мора она отвыкла от стульев, лавок и прочего, не захотев привыкать обратно – каждый со своими бумагами. То ее голова у него на пояснице, то его – у нее на коленях, и незачем особо разговаривать, разве что по делу - самое главное и так понятно, без слов.
Гнома потихоньку оттаивала – первое время просто молчала, почти не выходя из комнаты, потом начала вспоминать, перебирая имена, разговоры, события, а потом и вовсе оказалась совсем не мертвой девчонкой. Спроси кто Натаниэля, он бы сказал – что бы та ни натворила, хоронить заживо, лишая всяких связей с нормальной жизнью – явный перебор. Впрочем, его никто не спрашивал.
Первый День они с Элиссой провели у Делайлы и Альберта – как Натаниэль и хотел когда-то, с хорошим вином и за добрым разговором. В их доме по-прежнему было тепло, и Натаниэль радовался, глядя на сестру.
Отгуляли Венец Зимы – хорошо отгуляли, с размахом. Выкатили во двор бочки с вином и пивом, вынесли вертелы, музыканты нашлись сами. Натаниэль едва не лишился дара речи, а Андерс восторженно выругался, обнаружив Элиссу в юбке. Не в дворянских шелках в пол, к которым непременно прилагался корсет, а в крестьянской вертлявой юбчонке, обрезанной по лодыжки, и только пена батистового шитья, выглядывающая из-под шерстяного подола выдавала истинную стоимость наряда. Кружево прислала в подарок Делайла – просто так, без повода, и увидев взгляд Элиссы, когда та развернула подарок, Натаниэль испугался – так смотрят на дорогого покойника. Он не знал, любила ли она наряды в прошлой жизни – обычно у них были другие темы для разговоров, а носиться верхом по округе, попутно облазив половину деревьев, куда удобней в штанах, зато отлично помнил ее ужас по поводу подобающего этикетом платья – и все же было, видимо, что-то… Очередное напоминание о навеки утраченном, кажется – впрочем, спросить он так и не решился.
Увидев его ошалевшее лицо, Элисса рассмеялась.
— Венец Зимы же.
Ах, да. Венец Зимы. Ряженые. Кому рога и разноцветные лохмотья, кому вот… юбки.
Она снова засмеялась, ухватила Натаниэля за руку и повлекла в рондо – такое же буйное и разнузданное, как и все остальное. Как там писали в наставлениях – в танце приличествует сохранять известное достоинство, смягчаемое легкой грацией движений? Ну-ну.
Горели костры, лилось вино, мелькали юбки, платки, ленты. Натаниэль не помнил, чтобы в крепости было столько женщин, потом пригляделся получше – девушки из окрестных деревень, надевшие ради праздника то, что бережно хранилось в сундуках поколениями, переходя от матери к дочери. Солдаты, стянувшие броню, превратились в веселых парней, и только те, что несли караул в полном вооружении, лишь иногда завистливо поглядывали на веселье – но служба есть служба.
На командора в юбках глазели точно на воскресшую Андрасте, а когда выяснилось, что она еще и пляшет… Хоть разок пройтись рядом в кароле, который сегодня выглядел совсем не так чинно, как должен был быть, подержаться за руку в рондо – когда еще командор будет такой простой и свойской, как все они? Натаниэль ухмыльнулся и отступил. Едва ли кто-то зайдет слишком далеко, а если и попробует – можно загодя посочувствовать. А он своего не упустит. Ночь длинная.
Огрен в который раз подвалил к Сигрун, получил оплеуху, ничуть не расстроившись, переключился на кого-то из деревенских девчонок, и, судя по всему, дело слаживалось. Правильно, это ж для своих он пропойца и дебошир, хоть и товарищ верный, этого не отнять. А для нее – героический Серый Страж, один из тех, кто победил Мор.
Натаниэль едва увернулся от поцелуя совершенно незнакомой девушки – была бы реакция чуть похуже, сделать вид, что просто отвлекли не вовремя, не получилось бы – не расстраивайся, красавица, вон как на тебя смотрит тот, широкоплечий. Подхватился к очередной цепочке танцующих, что как раз неслась мимо, пролетел с ними через двор туда-сюда, прежде, чем цепь распалась и можно было отдышаться. Из толпы вынырнула Элисса – встрепанная, хохочущая, щеки горят то ли от танцев, то ли от вина, а может, отблески костра…
А может, что еще – прижалась, целуя откровенно и жадно – и грех было не ответить. И не уволочь в кстати подвернувшийся сарай, где Семюэль хранил инструменты, чтобы едва накинув изнутри защелку, прижать к стене, подхватив под бедра, путаться в юбках, проклиная все кружева на свете, ощущать под ладонями то шерсть чулок, то батист, то разгоряченную кожу, слышать как она срывается в крик, замереть, переводя дыхание, чтобы потом начать все сначала.
Эта ночь в самом деле была долгой.
Он так и не привык просыпаться вместе, видеть, как взъерошенный мягкий котенок превращается в сильверитовый клинок. Не то, чтобы Натаниэль был против – в конце концов, именно такую – сильную и жесткую - он и полюбил в самом начале. Но эти мгновения между сном и новыми дневными делами, были только его – никто не видел ее такой, и сознавать это было странно и каждый раз непривычно, хотя казалось бы – сколько их было – таких пробуждений.
А еще, несмотря на то, что все вроде бы было хорошо, Элисса с каждым днем становилась все жестче, все напряженней, словно ждала чего-то, и когда Натаниэль спросил напрямую, взъерошила волосы, и ответила так же прямо – ждет бури. Были три гномьих женщины – будущие матки, которых они упустили. Наверняка было еще сколько-то девушек просто исчезнувших – кто их считал, когда твари вырезали деревни подчистую? Была неведомая «мать», которую поминал звавший себя Первым, и то… впрочем, оно могло и почудиться – порождение тьмы, которое Элисса видела в сильверитовой шахте. И ни одно донесение не могло подсказать, где и кого искать. Даром что и у той шахты, и у выходов из Кэл Хирола регулярно менялись караулы, каждую смену сообщая лишь одно – все спокойно. Она ждала бури, хоть и старалась не тревожиться раньше времени – глупо тревожиться из-за того, что еще не случилось, и что пока невозможно изменить.