Глава 11
Увлеченно долбящий по клавишам носферату отвлекся и прислушался, по-прежнему хмурый Вайсберг внешне никак не выказал своей заинтересованности, но Джаред видел, что он тоже слушает. Прокашлявшись, Хаттон начал свой рассказ с момента отъезда из Сан-Франциско, особое внимание уделяя мелким деталям, ко-торые, как он знал по собственному опыту, могут быть самыми важными в любом деле.
Карл сидел практически неподвижно, подобно огромной белоснежной сове, не перебивая и не задавая во-просов, порой создавалось ощущение, что ему это и вовсе не интересно. Но между тем, его глаза выдавали не-поддельную заинтересованность и по ним можно было сказать, что он не упустит ни слова из того, что было ска-зано. К концу рассказа, который занял по приблизительным прикидкам около сорока минут, Джаред чувствовал себя выжатым. В горле саднило, несмотря на дополнительную заправку вампирской кровью организм отчаянно требовал отдыха, отчего перед глазами все плыло. Вдобавок ко всему он чувствовал сильный зуд в раненной ноге, что только добавляло раздражения от необходимости находиться здесь, участвуя столь неуместной и незапланированной на сегодня исповеди.
- Забавно. – Слово, которое произнес вампир после недолгого раздумья прозвучало до крайности нелепо и Джаред даже слегка обиделся.
- Забавно!? И это все, что вы можете сказать? Черт побери мне было очень забавно, когда я лежал там в фургоне и гадал, в какую часть тела мне прилетит пуля, когда шестерки Хорнет решат превратить машину в кусок швейцарского сыра. Забавно, надо же.
- Не сходите с ума, Хаттон, - Карл поднялся на ноги и в задумчивости прошелся по комнате, постукивая пальцами по подбородку, - я хотел сказать, что забавно насколько легко можно начать принимать желаемое за действительное. Если вокруг тебя долгое время ничего особого не происходит, ты начинаешь верить, что так будет всегда. Я весьма опрометчиво считал, что такому самовнушению подвержены смертные, чье сознание ус-лужливо вытирает все, что им не хотелось бы помнить, и мне казалось, что если ты разменял вторую или третью жизнь, ты застрахован от подобных ошибок. Тем более, если тебе довелось не только столкнуться воочию с дей-ствием законов Мерфи, но и знать его лично.
Не подумайте, господа, - он хитро взглянул на Джареда и Сэма, и Хаттон впервые увидел в его улыбке от-блеск эмоции без маски хорошо вышколенного британского аристократа, - что этот монолог был моей попыткой покаяния, скорее это лирическое отступление иллюстрировало тот факт, что и я могу признавать свои ошибки. Которые, как ни прискорбно, допускают даже Примогены. Но вернемся к делам насущным. Мистер Хаттон, - он ткнул в Джареда пальцем, - мне действительно следовало бы сразу заняться вашим образованием в некоторых вопросах. Но поскольку я этого не сделал, а вы до всего дошли самостоятельно, то пожалуй стоит опустить долгое раскаяние с моей стороны и ограничиться тем, что я приношу вам мои извинения. Этого достаточно?
Джаред хмыкнул:
- Я и не рассчитывал на раскаяние. Боюсь, что оно плохо подходит к вашему галстуку.
- А чем плох мой галстук? – абсолютно искренне удивился Лестер, поднося упомянутый предмет к глазам.
- Неважно.
- В самом деле? Пожалуй вы правы, после ваших слов, этот галстук мне действительно перестал нравить-ся.
- Карл!!! – зарычал Джаред, теряя терпение.
- Простите, - вампир усмехнулся и распустил узел галстука, снял его через голову и швырнул в угол, - не смог удержаться. Должен же я был показать вам, что обладаю хоть каким-то чувством юмора. Пусть он и не очень прогрессивен, как на ваш вкус.
Впрочем, не будем отвлекаться и перейдем к сути, непосредственно. Признаю, я недооценил гулей Тзими-це, в особенности эту Хорнет, и в своем стремлении приобрести для клана такого ценного Собрата как вы, мистер Хаттон. Да, я более чем уверен, что именно к этому все и продвигалось. Я абсолютно не подумал о резонансе, который может вызвать у Саббата сам факт приобщения нами нового функционера. Что ж, этого урока следовало ожидать, ведь решение позволить им обосноваться в Стоуквилле, дабы не привлекать к нему излишнего внимания принял тоже я. Также я не ожидал, что мисс Хорнет будет настолько осведомленной и это еще раз доказывает всем нам, что Тзимице нельзя недооценивать, а дочь печально известного Ральфа Хорнета в особенности.
- Так Лайза Хорнет - дочь Ральфа Хорнета? – удивленно переспросил Джаред. – Я-то думал, откуда мне знакома ее фамилия. Но почему печально известного? Я слышал о нем только как об антикваре. Довольно ус-пешном и профессиональном. Даже Дейл, при всем его размахе, ходил перед Хорнетом на цыпочках, когда у то-го случались нечастые вспышки желания поделиться крохами из своей коллекции. Я лично знаю нескольких антикваров, которые с радостью согласятся, чтобы им провели операцию по смене пола тупым ножом, только чтобы получить возможность полазить в его закромах. Читал в газете все то, что они наговорили прессе в день его смерти, если ее выжать, то фунтов пятьдесят сладкого сиропа можно было нацедить.
- Неудивительно, - пожал плечами Лестер, - если Тзимице выходят в свет, что случается крайне редко, учи-тывая их, хм… весьма специфические пристрастия, они редко довольствуются малым. В этом одно из главных отличий Саббата от Анархов и Камарильи: мы пользуемся тем, что имеем и приобретаем больше в основном только по необходимости, а они просто берут, потому что стремятся иметь. Ральф был молодым каинитом и свою известность приобрел еще до Обращения. Именно поэтому его клан и предпочел оставить его неизмененным… внешне. Вы еще узнаете некоторые подробности, касательно предпочтений этого клана, пока оставим это. То, чего не сделали с Ральфом Архитекторы Плоти Тзимице, сотворила их дурная кровь.
Незадолго после рождения дочери, новообращенный папочка едва ли не в одиночку ворвался в бар в не-большом городке в Оклахоме, где отдыхали около дюжины гулей трех кланов Камарильи и сотворил с ними то, что совершенно не стоит рассказывать перед приемом пищи. После этого ему пришлось спешно покидать страну, оставив Лайзу на воспитание другим людям. Барон тогда лично принимал участие в Кровавой охоте на него, но шельма умудрился вывернуться. Мне не известно, где господин Хорнет принял Окончательную смерть, но я не удивляюсь, что нашлись те, кому он настолько сильно встал поперек горла.
- Ничего себе семейка, - присвистнул Джаред, - теперь я понимаю от кого Лайза унаследовала свой харак-тер и наклонности. Я не знаю, кто была ее мать, но теперь понимаю, что она взяла от папочки больше, чем стои-ло бы.
- Как бы там ни было, при всей своей вздорности и скверном, взрывном характере, мисс Хорнет предска-зуема, а значит менее опасна, несмотря на все свои возможности. Меня больше беспокоит Звота, который умуд-рялся все эти годы водить нас с Сэмом за нос, разыгрывая безобидного «наследника» бизнеса Ральфа Хорнета. Те книги и записка, о которых вы говорили, все еще при вас?
- Конечно, - Джаред щелкнул замками чемодана и вынул из него найденные в шкафу покойного серба книги. Протянув их Лестеру, он достал из кармана записку, но замер, увидев лицо вампира, который буквально впился взглядом в книгу со змеей. Отложив в сторону дневник Доджа, Лестер почти благоговейно раскрыл скрипящий кожаный переплет и провел кончиками пальцев по страницам.
- Воистину вы полны сюрпризов, мистер Хаттон, - быстро проговорил вампир, не отрываясь от книги, на его лице было написано выражение высочайшего восторга. - Вы хоть представляете, что вам удалось раздобыть?
- Судя по вашему лицу, что-то важное. Хотя я еще не совсем понимаю смысла вашей радости.
Перевернув еще несколько листов, Лестер захлопнул книгу и посмотрел на Джареда.
- То, что с такой легкостью упало вам в руки, на протяжении последних ста или ста пятидесяти лет искали многие каиниты, включая Примогенов. Этой книги существует всего шесть экземпляров и все они являются глав-ным достоянием и сокровищем клана Тзимице. – Он поднял книгу перед собой, лицевой стороной к Джареду. – Полное и детальное описание всех техник и дисциплин этого клана, подробная инструкция ко всем их извращен-ным ритуалам. По древним легендам, эти шесть книг написал сам Мехет, Патриарх и прародитель клана Тзимице вскоре после того, как воды Великого Потопа, уничтожившего Первый город Каина, Енох, схлынули. Да за один посторонний взгляд на эту книгу могут убить без каких-либо разбирательств. Вы уже оказали клану неоценимую услугу. Я могу только возблагодарить Каина, за то, что благодаря вам, именно Бруха получат эту книгу.
- И что, - Джаред кивнул на книгу, - по этому учебнику можно научиться их штучкам?
- Научиться? – Лестер коротко рассмеялся. – Нет, конечно же. Разделение на кланы существует не просто так. Кровью отца Каина все вампиры разделены по определенным признакам и то, что помимо основных способ-ностей доступно одному клану, недоступно другому. Эта книга важна для нас не как пособие по применению, а как пособие по защите. Даже если мы сможем распознать треть того, на что способны каиниты Тзимице, это с лихвой окупит все неприятности этой ночи, поверьте мне.
- Не знаю, мне сложно пока судить о таких вещах. Но, я рад, что смог быть полезен.
- Не скромничайте, Джаред. Бруха перед вами в большом долгу. – Он аккуратно положил книгу рядом на столик и обхватил ладонями колено. – Теперь я бы хотел увидеть записку, о которой вы говорили.
При упоминании записки Сэм, сидевший до этого со скучающим видом, мгновенно оживился и подался впе-ред, провожая глазами листок исписанный каллиграфическим, строгим почерком. Осторожно приняв двумя паль-цами записку, Карл пробежался по ней взглядом.
- Я не знаю о чем там речь, язык мне не знаком. Я подумал…, - начал Джаред, но осекся, увидев момен-тально помрачневшее лицо вампира. Словно туча набежала на только что улыбавшегося англичанина и он мигом стал похож на вырезанную из камня статую, по нелепой задумке облаченную в костюм.
- Язык мне знаком, - лишенным выражения голосом произнес Лестер, - наверное, не стоит удивляться тому, что эта записка написана на сербском. И вы абсолютно правильно подумали, Джаред, второе очко на ваш счет, она, эта записка, неимоверно важна. В какой-то степени, если рассматривать ближайший период времени, эта записка для нас важнее книги. К сожалению.
- Что там, Карл? - нетерпеливо встрял Сэм, - не томи, рассказывай.
Нахмурившись, Лестер добрую минуту игнорировал обеспокоенные взгляды всех находящихся в комнате, покусывая длинными клыками нижнюю губу. Он даже не обратил внимания, что капелька крови с прокушенной губы стекла по подбородку и упала на борт пиджака, оставив расплющенную кляксу на белой поверхности. Не-слышной поступью подошла Мисти и словно большая кошка стала ластиться к нему, стараясь всячески привлечь к себе его внимание. Но на этот раз Лестер даже не заметил ее, попросту никак не реагируя на ее действия. Тогда девушка остановилась, пожала плечами и потянувшись слизнула длинным языком кровь с его лица. Потом встала и нисколечко не стесняясь окружающих с достоинством вышла из комнаты.
- Босс? – не выдержал Носферату, который проявлял наиболее заметный интерес, стараясь не вставая с кресла заглянуть Лестеру через плечо. – Ну что там? Что там, босс?
Оторвавшись от созерцания текста записки, Лестер оббежал глазами комнату и прочитал:

Слободан!

По возможности не задерживайтесь в Стоуквилле. По прибытии в Сан-Франциско, свяжитесь с нашим человеком в клане Бруха, и передайте, что мэтр собирается посетить побережье, а значит, пора начинать претворение плана в жизнь.
Искренне Ваш,
J.W.

P.S. Ваше последнее приобретение не должно попасть в руки Дейла. Найдите частного антиквара - так легче будет избежать ненужных вопросов и подозрений.

«Вот теперь понятно, почему мне вообще удалось с ним договориться», - подумал Джаред. – «Интересно, что бы было дальше, после моего возвращения в Сан-Франциско? Легальная перекупка, или пуля в голову и кон-цы в воду? Остается понять, спектакль, который устроила Хорнет был запланирован от начала и до конца, или это полная импровизация?»
Первым повисшую тишину нарушил Кларк. Неуверенно гыгыкнув, он тут же осекся, подвергшись прицель-ной атаке пристального взгляда Лестера. Виновато пожав плечами, он вернулся к своему ноутбуку и сделал вид, что все происходящее вокруг его никоим образом не касается.
- Ну дела…, - протянул Сэм, откинувшись на спинку дивана. Шериф задумчиво смотрел перед собой, полу-прикрыв глаза и сцепив массивные руки на затылке. – Тзимице что-то задумали, и ежу понятно. Ты, - он посмотрел на Лестера, - все еще считаешь, что без стрельбы и вторжения в номер этого засранца можно было обойтись?
- Нет, - холодно произнес Лестер, - не считаю. Более того, в свете полученной информации могу с уверен-ностью сказать, что никто из Примогенов: ни Камарильи, ни Анархов не будет к вам в притензии. Черт возьми, что это за заговор зрел все это время у нас под носом? Какой такой план имеется в виду и кто, скажите мне, во имя всех когда-либо ношенных Каином башмаков этот мэтр?
Снова поднявшись на ноги, Лестер начал ходить из угла в угол, постепенно ускоряя шаг и что-то бормоча себе под нос. После третьей проходки, его белый силуэт стал размазываться в движении, оставляя в воздухе размытый шлейф инерционного следа. После пятой проходки, Джаред только успевал фиксировать появление вампира в конечных точках его пути, там, где тому приходилось притормаживать для поворота. Для Сэма такой способ раздумий видимо был не в новинку, ибо сейчас шериф откровенно дремал, прикрыв глаза и сложив руки на груди.
Лестер материализовался в воздухе также внезапно, как и начал свой маршрут. Хаттон признался себе, что упустил момент, где и на каком витке вампир обзавелся бокалом, подхваченным в одной из трех точек в комнате, где они находились. Выражение лица англичанина вновь было спокойным и безмятежным и только легкая мор-щинка на лбу над правым глазом выдавала его задумчивость.
- Вы понимаете, мистер Хаттон, - произнес он вкрадчивым голосом, - что в данной ситуации, у меня нет другого выхода, кроме как объявить полную мобилизацию всех наших сил? Найденная вами записка не может быть проигнорирована, так, как упускались из внимания другие, явно тревожные звоночки, все последнее время. Это означает, что если вы все еще не передумали связывать свою дальнейшую жизнь с нами, вам придется в спешном порядке возвращаться в Сан-Франциско и возвращаться каинитом.
В горле у Джареда неожиданно пересохло и он с усилием сглотнул, пытаясь подавить дрожь в ладонях. Перед внутренним взором встала дюжина дел, которые он не успел сделать и две дюжины причин, которые приводило его отчаянно паникующее сознание, чтобы только отсрочить этот по-прежнему пугающий момент. Денни, Энн, немногочисленные друзья, оставшиеся после работы в полиции, как он сможет поддерживать отношения со всеми ними в новой форме? Как он сможет скрывать от них хотя бы то, что будет вынужден днем отсиживаться дома? И самое главное – кто из них останется с ним, если догадается про его тайну? Во что вообще он влазит?
- Вы готовы? – Лестер не дал возможности этому шквалу вопросов погрести сознание Джареда под собой подобно снежной лавине. Резким, немного грубым тоном он задал этот вопрос, словно ставя точку над всеми возможными размышлениями. Да, или нет, все вокруг сузилось только до этого нехитрого выбора. Знакомая, спокойная и размеренная жизнь, пусть и отравленная ядом этого нового знания, или полная опасностей и неизве-данных перспектив жизнь вечная?

- Вы готовы?
Глубоко вздохнув, я попытался успокоиться, что оказалось не так просто сделать. Адреналин событий этой ночи медленно стекал по венам куда-то в область живота, собираясь в ледяную лужу и меня продолжала колотить мелкая дрожь. Воспоминание о том, насколько я был близок к смерти в том микроавтобусе было еще достаточно свежо. Я оценил иронию: все возможные усилия были приложены для того, чтобы остаться в живых, но сейчас я должен дать добровольное согласие умереть, чтобы жить дальше.
Невозмутимый Кларк сидел в углу, абсолютно не обращая на меня внимания и тихо посмеивался себе под нос, как будто ничего и не случилось. Хлопнув меня по плечу, Сэм поднялся и оправив ремень на брюках, произ-нес:
- Я пожалуй пойду. Мне совершенно не хочется при этом присутствовать.
- Иди Сэм. – согласился Лестер. С бокалом в руке, он стоял возле небольшого столика с графином, акку-ратно наливая себе вина, но его взгляд по-прежнему был нацелен мне, где-то в район переносицы. Как черные зрачки обреза двустволки, подумалось мне, который вполне в состоянии разметать мою голову на лоскутки, если я не сделаю того, что хочет его обладатель. Коротко кивнув мне, Вайсберг мгновение помялся, словно хотел сказать еще что-то, но потом решительно мотнув головой, в несколько шагов пересек комнату и исчез за дверью. Оставил меня одного с кровососами.
Какого черта, неожиданно обозлился я на самого себя. Хватит соплей и раздумий, ведь этот порог мне все равно придется переступить в одну из сторон, так что какой резон оттягивать неизбежное. Назад я не пойду при всем желании – как-то так повелось в моей жизни, что все попытки напугать меня, даже те, что удавались, вызы-вали во мне, незамедлительно, реакцию обратную той, которой пытались от меня добиться. Тем более, что те-перь, после того как я усадил Хорнет в лужу прямо ее маленькой красивой и холодной задницей, она станет, не-пременно станет моим врагом. Думаю, что если бы я мог увидеть ее лицо, когда подоспела наша кавалерия, эта надпись просто светилась бы на нем метровыми неоновыми буквами.
Думаю, что теперь, после всего произошедшего, я вполне имею право ее ненавидеть. Она с легкостью вы-писала смертный приговор Энн, даже не подумав дать ей возможность понять что происходит. Холодный расчет, одно действие, которое принесет двойную выгоду – один выстрел сразу по двум людям. Я, быть может, и простил бы ее за попытку избавиться от меня, как от новоиспеченного вампира, это, что называется - ничего личного. Но, помимо угрозы Энн, я уж точно не прощу за то, что сама того не подозревая, она всколыхнула во мне чувство, которое, как мне казалось я похоронил в себе. Гадливый и холодно-липкий страх смерти, прикосновение ледяных пальцев к затылку которое, по милости мисс Хорнет, мне довелось испытать второй раз.
Я хотел избавиться от этого страха с момента моего ранения. Став вампиром, я смогу попытаться это сде-лать. Эта причина теперь оформилась явно и окончательно, Лайза только подтолкнула меня к тому, что Карл едва затронул. Конечно же, я не собирался становиться вампиром только из одной мести, нет. Но от брошенного мне вызова я отказываться также не собираюсь. А поднимать эту брошенную перчатку лучше все-таки находясь в более высокой весовой категории. Это я уже, так сказать, испытал на собственной шкуре.
Кроме того, я действительно хотел жить. Жить весело, полноценно, жить жизнью полной опасностей и но-вых открытий. И перспектива иметь для этого все время мира представлялась довольно радужной.
Но черт, черт, черт меня дери, как же страшно было смотреть в глаза своей собственной смерти вот так вот, стоя друг от друга на расстоянии чуть больше метра, даже не смотря на знание того, что я все равно вос-кресну, после этой смерти. Захотелось курить, я уже начал злиться на себя за ту нерешительность, которую ис-пытываю зайдя так далеко и нужно было хоть как-то успокоиться. Слегка дрожащими руками, я полез в карман пиджака за сигаретами. Помятая пачка обнаружилась не сразу, хотя и была сейчас единственным предметом в правом нагрудном кармане. Открыв ее, я вытащил последнюю сигарету и долго вертел ее в руках, пытаясь унять колотящееся сердце.
- Последнее желание, - хмыкнул я, взглянув в глаза Лестера, - и последний гвоздь в гроб, если хотите.
Карл понимающе кивнул и бросил мне коробок спичек:
- Будьте моим гостем, - иронично произнес он, - хотя, все-таки, я считаю, что вы преувеличиваете трагич-ность момента.
Одна спичка в коробке. Последняя. Нет, есть все-таки в этом своя тонкая ирония. Последняя сигарета, по-следняя спичка и мои последние минуты в мире живых, в мире смертных. Пафос этого момента заставил меня судорожно рассмеяться, что вызвало удивленный взгляд Кларка в мою сторону и понимающий кивок от Лестер. Едва не сгибаясь пополам от судорог смеха, я сунул сигарету в рот и чиркнул серной головкой спички по стене Хейвена.
- Ну что же, - сказал я, поднеся к глазам маленький оранжевый огонек, - ваше здоровье господа.
- Быть может все-таки вина, Джаред, - усмехнулся Лестер, - за здоровье то? И, хотел бы заметить…
- Вино будет потом – резко сказал я. Глубоко вздохнул. Поднеся огонь к сигарете я… благополучно поджег и затянулся фильтром.
Конфуз и нелепость данной ситуации дошли до меня через три затяжки, точнее через три попытки затя-нуться, когда громоподобное ржание Кларка прокатилось по убежищу.
- Твою мать, - я обиженно посмотрел на тлеющий фильтр, словно сигарета была виновата в этом конфузе и бросил ее в пепельницу. Медленно и чинно, Кларк поднялся и потянувшись к тлеющей сигарете взял ее аккуратно и осторожно, двумя когтями. Осмотрев со всех сторон, он вытащил из кармана куртки «Зиппо» в бронзовом корпусе и сунул уже вовсю дымящий фильтр в пасть, поджег правильный конец и одной затяжкой выкурил до состояния пепла.
- Ладно, - произнес я, будучи уже не в состоянии и далее находиться на перепутье - Я в вашем распоряже-нии, Карл.
- Prozit. – Тихо произнес он и одним, растянувшимся в пространстве движением исчез из вида.

В ту же секунду холодные и неимоверно сильные пальцы легли на мои плечи и лоб, отгибая голову в сто-рону. Я не чувствовал дыхания Карла, но каким-то шестым чувством знал, что вот он, стоит сзади, почти вплот-ную прижавшись ко мне, его губы скользят в каком-то дюйме от моей кожи, примериваясь, выбирая место для укуса, а сам вампир буквально впитывает исходящий от меня страх и нетерпение. Он специально выжидал с тем, чтобы, наконец, укусить меня, стараясь максимально насладиться моментом и если и было здесь что-то интим-ное, то об этом я думал меньше всего, отчаянно желая, чтобы все поскорее закончилось. Мне никогда не нрави-лось чувствовать себя беспомощным, какие бы причины этому не сопутствовали и я понимал, что если в бли-жайшее время Лестер ничего не сделает, адреналин, помимо моей воли уже выплеснувшийся в кровь, просто заставит что-нибудь сделать меня. Хотя бы для того, чтобы как-то нарушить это, уже становящееся тягостным, ожидание.
Рискуя заработать косоглазие, Кларк сделил за нами одним глазом, уперев второй в ноутбук, на лице но-сферату, если по его морде вообще можно было читать какое-то выражение, кроме радости, была написана крайне возбужденная заинтересованность. Он хмыкнул и звучно высморкался и я, неожиданно для себя, отвлекся на этот совершенно неуместный в данной ситуации звук, пропустив момент, когда Лестер все-таки нанес удар. Две раскаленные иглы вонзились в основание шеи, пустив по плечу и дальше по руке вспышку острой боли. Я вздрогнул, ощутив как что-то теплое потекло по коже, рефлекторно дернулся рукой к шее и тут же уронил ее, потому что сердце пропустило удар и неожиданно зашлось в лихорадочном стуке, предчуствуя скорую смерть.
Говорят, что перед тем как умереть, перед глазами проносится вся жизнь, все ее взлеты и падения, счаст-ливые моменты и ошибки, которые ты совершил и которые уже не исправить.
Врут.
Во всяком случае в моей ситуации не было никаких отмоток, никаких радостных воспоминаний или сожале-ний о бесцельно потраченных годах или безвременной кончине. Неожиданно все стало не важно и не существен-но, как будто во мне повернули какой-то выключатель. Каким-то далеким краем сознания, я осознавал что некто, судя по всему, знакомый, жадно припавший к моей шее, по капле тянет из меня жизнь, но на самом деле мне бы-ло глубоко наплевать на это. Наверное, хоть в чем-то книги смертных о вампирах правы, когда описывают то ощущение счастья и легкости, почти приближенное к оргазму, которое вызывает коагулянт, содержащийся в вам-пирской слюне. Своего рода защитный механизм, наподобие яркой окраски у насекомых, развившийся для того, чтобы максимально облегчить процесс питания.
Где-то в животе появилось ощущение тепла, медленно растекающегося по всему телу, сердце стало биться еще быстрее, взахлеб. Меня пробила испарина и тут же стало знобить, закружилась голова. Все это время, я был где-то далеко, фиксируя все эти изменения походя, машинально, через густую дымку безучастности. Комната стала удаляться, проваливаться в какой-то темный туннель… Или это я проваливался?.. В глубокую, глубокую кроличью нору…
Колени стали ватными и ноги подогнулись. От недостатка крови, я уже почти ничего не соображал, понимая только, что меня куда-то несут, на что-то укладывают и снова жадные губы припадают к рваной ране у меня на шее. Мое несчастное сердце уже стало выдыхаться, все чаще захлебываясь и пропуская удар. В навалившейся на меня гнетущей и мрачной тишине, отсекшей весь окружающий мир, его стук, почему-то я слышал особенно четко. Вот паузы между ударами стали больше… чаще… да и сами удары превратились в ленивое, растянутое во времени шуршание. Я поймал себя на том, что с замиранием жду очередного шуршащего удара, отчаянно хватаясь за последние нити угасающей жизни.
- Не бойтесь, - хоть Лестер и говорил шепотом, но делал он это почти над самым моим ухом и оттого его голос казался мне едва ли не громоподобным, - это умирает ваше тело, чтобы родиться к новой жизни. Вашей крови почти не осталось и теперь вы должны принять мою, чтобы завершить перерождение.
Пауза, шелест одежды, тихий звук укуса, разрывающего кожу. Находясь на грани смерти, на пороге между двумя жизнями, я почти ничего не видел, но чувствовал и слышал все очень остро и довольно болезненно. Эй-фория от вампирской слюны проходила, постепенно сменяясь леденящим страхом перед неизбежностью, перед хрупкостью моего нынешнего положения. Что если Лестер не успеет? Что если, что-то пойдет не так? Что если он, что-то сделает не так? Я не хотел умирать и не хотел становиться таким как Кларк. Интересно есть ли у вам-пиров какой-то аналог понятия – врачебная ошибка?
Все эти вопросы мигом упорхнули прочь, когда я почуствовал у своих губ окровавленную руку Лестера, прижатую к моему рту вскрытым запястьем, с которого уже падали в мой рот первые огненные капли вампирской крови.
- Пейте, - теперь голос его был тише и заботливее. Он почти ласкал мои постепенно отключающиеся нерв-ные окончания, - пейте быстрее, пока рана не закрылась.
И я послушался, о Господи, да, я еще как его послушался. Так, наверное, приникает к вожделенной бутылке алкоголик, наконец-то разжившийся деньгами на выпивку. Обхватив его за запястье и локоть, обросив в сторону все приличия, рамки и суеверия, я буквально впился в рану, терзая ее не хуже голодного зверя и пил, пил, пил, не в силах напиться. Я ощущал, как все сильнее во мне разгорается пожар новой жизни, желая только одного: вновь почуствовать то, что чувствовал, когда впервые попробовал кровь вампира.
Не знаю, сколько это продолжалось, но неожиданно я ощутил, что задыхаюсь, не в силах сделать ни вдоха ни глотка. Горло сдавило спазмом, я издал несколько рыгающих звуков, выпустив руку Лестера и внезапно закашлялся, подавившись последним глотком, который не успел протечь в желудок. Кровь выплеснулась наружу, обжигая кожу, и все тело прострелила вспышка боли, узлом завязав каждый мускул, каждую мышцу до такого состояния, что я почти пожалел, что не умер раньше.
- Вы… - прохрипел я, - не говорили… что… будет так… больно…
Откуда-то сверху донесся тихий и почему-то грустный ответ Карла.
- Все в порядке, Джаред. Просто… просто вы умираете. Точнее, как я и говорил, умирает ваше тело. По-следняя стадия. Все идет, как нужно. Не бойтесь, скоро это закончится.
Меня начало трясти, выгибая дугой, да так сильно, что я стал колотиться затылком об подлокотник дивана, на котором находился. Все тело горело огнем, невыносимая боль начала одно за другим выключать все чувства и ощущения, и я приветствовал смерть, как избавление от этих мучений. Время остановилось, все исчезло и…, наконец, я умер…
Вернее не умер, не знаю как описать, но я все еще чувствовал себя, витая в полной, непроглядной темноте, густой и черной, похожей на нефтяную массу. Я не понимал где я, не знал сколько нахожусь в таком состоянии, ничего не видел, не слышал, лишь только осознавая, что вот он Джаред Хаттон, висит посередине нигде, где вокруг нет ничего и сколько, он здесь нигде и никогда уже находится. Из ниоткуда и совершенно ниожиданно упала капля крови, расплескавшись по ничему, приблизительно на уровне моего поля зрения. Еще одна, и еще. Они падали совершенно беззвучно, собираясь во внушительную кровавую лужу, настоящий кровавый дождь. Я взирал на это совершенно безучастно, чувствуя себя сторонним наблюдателем, зачем-то пришедшим в странный кинотеатр на нисколько не интересующий его фильм. Кровь растекалась во все стороны вязким булькающим потоком, но я не сделал ничего, когда края лужи подобрались к тому месту, где находилась моя сущность.
Вот капли замедлили свое появление, вскоре совсем перестав падать. На гладкой маслянистой плоскости темно-багрового цвета пошла рябь, наметилось какое-то движение изнутри, что-то поднималось наружу, медлен-но и неторопливо. Показался один край огромной резной картинной рамы, из-за сплошной кровавой пленки было невозможно разглядеть ни ее цвет, ни то, что было нарисовано на холсте. Второй край вышел более нетерпели-во, пробив поверхность лужи и потянув за собой всю картину вверх. По-прежнему не испытывая никаких эмоций и, будто бессловесная камера, безучастно фиксируя в памяти все увиденное, я понял, что уже видел и эту раму и это полотно, когда-то давно, в прошлой жизни.
Картина полностью выбралась из лужи, кровавые потеки на ней, словно живые, сами заструились вниз, ос-вобождая полотно и бронзовую табличку под ним, на которой каллиграфическим шрифтом с изящным ажурным наклоном было выбито: «Подарок «Casa di Angelo» от Слободана Звоты».
Яркая вспышка озарила черноту вокруг и кровь пропала, а сама картина стала надвигаться на меня. Фигур-ки на ней ожили, краски стали ярче, объемнее, моя сущность коснулась холста, который напрягся подо мной, спружинил, чуть выгибаясь вовнутрь и обволок меня, мое лицо, которого у меня не было, мешая дышать, застав-ляя несуществующие легкие сжаться в спазматическом вопле о глотке воздуха.
Закричав, я дернулся раз, другой… Но вместо крика я услышал сдавленный хрип, приглушенный холстом, облепившим меня, словно некий метафизический саван. В заволакиваемом туманом мозгу мелькнула панически-идиотская мысль: теперь я знаю, для чего нужен саван. Для того, чтобы покойник, запутавшись, не смог выбрать-ся из могилы.
Издав сдавленное полухихиканье-полурыдание, я собрал все оставшиеся силы, вложив их в бешеный ры-вок, зная, что на вторую попытку сил уже не будет. Тихий, едва слышный треск расползающегося холста был мне ответом. Полотно-саван, затрещав, раздалось в стороны и я увидел… Я увидел нечто, чего совершенно не ожи-дал увидеть. А рассмотрев, неожиданно понял, что каким-то невероятным образом часть меня, трезвомыслящая и рациональная, объеденившая в себе все, что делало ее человеком, рассказывает об увиденном другой части меня, ворочающейся в самой глубине сознания. Эта часть была слепа и безучастна к чему бы то нибыло, кроме собственного голода и острого инстинкта самосохранения. Она глухо ворчала и волновалась, скалила зубы и бросалась на прутья клетки, в которую была заключена. Но слушала, и слушала внимательно.

…и ты видишь двух людей, стоящих напротив друг друга. Закатное небо выкрасило верхушки деревьев и длинные полосы на земле в яркий багрянец, лежащий пятнами на их одежде. Они оба рослые, крепкие, заросшие, с буйными шевелюрами и спутанными бородами. Один из них, более коренастый, черноволосый и хмурый, явно старше годами, бурно жестикулируя, что-то зло выговаривает второму, более высокому, более легкому в кости, русоволосому и светлобородому. Они разные, но что-то общее в их лицах, жестах и взглядах, нечто неуловимое, но четкое и ясное, говорит тебе: это братья.
Младший, иронично изогнув бровь, что-то спокойно отвечает на сердитую тираду старшего, затем, ткнув пальцем вверх, с улыбкой разводит руками, и указывает на две груды закопченных камней. На одной из них – обугленная до костей тушка животного, на другой – несколько чуть подгоревших колосьев.
Лицо старшего перекашивается от ярости, и он беззвучно рявкает что-то, обвиняющее тыкая пальцем поочередно: в обугленную тушку, в брата, и снова куда-то в небеса. Младший, досадливо скривившись, отмахивается от слов брата, и поворачивается к нему спиной, скрестив руки на груди. Старший яростно сверлит взглядом спину брата, и кулаки его сжимаются и разжимаются…

… до боли в запястьях – острой и ритмичной. Открыв глаза, я приказал себе перестать, удивленно воз-зрившись на разодранную в куски обивку дивана под моими руками. Тонкая струйка крови вытекшая с левой сто-роны рта подсохла и чуть стягивала кожу на подбородке. Я не знал, чья она: моя или невпитанная Лестера, по-скольку чувствовал, что пока меня не было в этом мире, я успел прокусить губу своим клыком. Клыки. Теперь они есть и у меня. С трудом ворочая слегка распухшим языком, я коснулся им удлинившегося и чертовски острого зуба. Чертовски непривычно и неудобно, так и норовят при малейшем движении отхватить кусочек кожи на губе. Неужели все вампиры проходят через это, или это только я такой удачливый?
- Добро пожаловать обратно в наш дерьмовый мир, - раздался голос сбоку и я поднял голову, глядя на ух-мыляющегося во весь рот Кларка, который, судя по всему, так и не покинул своего кресла, пока я корячился и умирал на этом диване. Мои чувства и ощущения подсказывали мне, что кроме нас двоих в хейвене больше нико-го не было, живого или не живого. Лишь только тихий шелест в ушах, в котором, прислушавшись, можно было различить очень отдаленные голоса, доносился откуда-то сверху. Я сделал отметку на память, потренироваться со своим новообретенным слухом.
- Давай, поднимайся, соня, - проворковал носферату, изображая повышенную заботливость, явно ему не присущую, - тебя ожидает новая партия в этой игре, под названием «Гребанная жизнь в двадцать первом веке». Графика ужасная, если судить вот по мне, например. Сюжет тоже ни к черту. Но знаешь, что главное?
Я с некоторым трудом поднялся, чувствуя как все мои многострадальные кости скрипят и хрустят под ко-жей. Перевалившись на другой бок, я плюхнулся локтем на противоположный подлокотник и покачал головой.
- Главное то, что теперь ты можешь играть с чит-кодами, - заржал Кларк, - это позволяет лучше скрасить скуку.
- Где Карл? – спросил я, подавив зевок.
- А черт его знает, - пожал плечами вампир, - он передо мной не отчитывается, когда ему погулять вздума-ется. Ему-то проще, чем мне по улицам шляться. Кого-то встретить отправился.
- Сколько я был в отключке?
- Около суток. Обычное дело при Обращении. Тебя, чувак, кстати, теперь каждый раз так будет вырубать на рассвете. Очень советую не сопротивляться. Тебе, как птенцу, первое время дневной сон будет крайне необходим и полезен.
- Сутки? – недоуменно повторил я, почесав затылок. Что же произошло, пока я отсутствовал и, естественно же, когда я пришел в себя, опять некому мне хоть что-нибудь рассказать. Это что, в духе Карла: постоянно держать меня в неведении. Он и других новообращенных так обучает? Надо идти.
Надо идти и повидать Энн, которая, уже наверняка, успела невесть что обо мне подумать и боюсь себе представить, что ей успел наговорить Сэм. Поднявшись на ноги, я потянулся, мгновенно стряхнув с себя остатки сна. Раньше, провалявшись даже несколько часов на таком диване, мне бы пришлось потратить не меньше полу-часа, на то, чтобы привести себя в порядок, теперь же тело слушалось меня просто замечательно.
- Ты куда собрался? – немного обеспокоенно спросил носферату.
- Пройтись, - ответил я, - а что?
- Да нет, ничего, - снова пожал плечами Кларк, не отрывая взгляда от экрана ноутбука и мне подумалось на мгновение, что он, если бы мог, вживил бы себе что-нибудь этакое в глаз, дабы и вовсе ни на что не отвлекаться. – Если, Карл будет меня спрашивать, где ты, можно я скажу ему, что пытался тебя остановить, а ты связал меня и засунул в шкаф, после чего ушел? Благо теперь ты можешь попытаться что-нибудь этакое провернуть.
- Пожалуйста, - я усмехнулся, чуть поджав губы и направился к двери. – Я не буду даже спрашивать, поче-му он хотел, чтобы я оставался тут в твоей компании…
- Стой!
Я замер и медленно обернулся, ожидая какого-то подвоха, но Кларк смотрел на меня со вполне добродушной улыбкой.
- Ты собрался прогуляться вот в этом? – Он тыкнул в меня когтистым пальцем и я вздрогнул, когда понял, что так и не переодевался, после того злосчастного инцидента. Хорош бы я был, отправившись по городу в мятом пиджаке с окровавленными и порезанными штанами. Сэм просто умер бы от счастья, если бы кто-то из его ребят упек меня за решетку по обвинению в непристойном повидении в общественных местах.
- Сейчас, - Кларк с кряхтением вылез из кресла и направился в комнату Лестера, - подыщу тебе что-то из прикида босса, чего он сразу не хватится. Постарайся долго не задерживаться, я вспомнил, за кем он ушел. Сегодня должен приехать твой Наставник и Карл пошел его встретить.
Я улыбнулся ему вслед. Мой Наставник, новый, одолженный костюм, мой первый… каинитский день… Хоть я и не имел представления, что за Наставник меня ожидает и для чего он мне вообще нужен, новый костюм будет весьма кстати, поскольку я твердо решил не уезжать из города, не повидавшись с Энн. Что-то крутилось в моей голове, когда я поднимался по лестнице, что-то я хотел спросить у кого-нибудь из вампиров, вот только что..?

Сэм собирался домой, чувствуя уже физическую несостоятельность дальше находиться в этом кабинете. Сидя за столом, он механически перебирал бумаги, раскладывая их по пластиковым лоткам в соответствии с важностью. Но это занятие, которое обычно успокаивало его в конце рабочей смены, теперь не приносило удов-летворение. С некоторой мстительной озлобленностью он посмотрел на листы, лежащие перед ним и перевел взгляд на мусорную корзину, задвинутую за тумбочку возле кресла. Нет, нельзя, иначе завтра придется начинать все сначала. Он вздохнул. Последние несколько дней своими насыщенными событиями основательно вымотали его, даже несмотря на то, что последний раз он принял очередную дозу крови всего неделю назад.
За все годы его долгой жизни, отданные клану Бруха, он неоднократно принимал участие в самых разных операциях и по собственной воле, и по приказу. На пару с Лестером, за эти сто с лишним лет они побывали в тридцати двух штатах и исколесили треть Европы по делам клана, улаживая проблемы с дружественными клана-ми и со смертными, уничтожая функционеров Саббата и наказывая каинитов, нарушивших Маскарад. Ему поду-малось, что если бы не этот самый Маскарад, то он смог бы заработать неплохие деньги, издавая собственные мемуары под прикрытием какой-нибудь художественной бульварной беллетристики. История его жизни, в осо-бенности после того, как он принял предложения Карла Лестера из клана Бруха Вашингтона, напоминала сума-сшедший дневник, столько боев и крови было в нем.
С момента окончания войны Севера и Юга, после того как остатки армии южан 9 апреля 1865 года сдались Гранту у Аппоматокса, Сэм по настоятельной рекомендации Лестера, в чье распоряжение он отныне поступал, вышел из тени и вернулся вместе с ним в Вашингтон. Но и там они долго не продержались. Через пять дней по-сле окончания войны, в день Страстной пятницы, 14 апреля 1865 года, на спектакле «Мой американский кузен», в театре Форда, сторонник южан актёр Джон Бут проник в президентскую ложу и выстрелил Линкольну в голову. А поскольку Лестер, помимо всего прочего, состоящий в должности доверенного представителя агенства Пинкертона, был приставлен к президенту в качестве негласного охранника и не справился с обязанностями его с позором уволили из агенства. Карл не стал объяснять своему смертному начальству о том, что будучи окруженным приближенными Линкольна, да еще и сидя в самом углу ложи, он не имел никакой возможности помешать покушению, не нарушая Маскарад. Тем более, что руководство агентства Пинкертона никакого понятия не имело ни о каком Маскараде.
Англичанин до мозга костей, Лестер спокойно выслушал гневные речи своего босса, вежливо попрощался и выйдя из здания отправился на почту отбивать телеграмму в Сан-Франциско, Барону Флемингу Бруха, который уже давно звал Карла переехать и занять достойное место в его клане.
За годы войны, Сэм растерял почти всех друзей, родители давно умерли, а свою семью он так и не нажил. Капитан Сэм Вайсберг, значившийся погибшим на поле боя, не был привязан ни к чему, кроме своей старой бое-вой формы, сентиментально хранимой на дне дорожного сундука, поэтому он с легкостью воспринял новые пер-спективы и отправился вслед за Лестером. Он не подозревал еще, что его наставник не станет долго сидеть на одном месте. С того дня, когда они сели в «специальный» вагон поезда для каинитов, пущенного по недавно про-ложенной колее из Вашингтона в Сан-Франциско, его жизнь вполне можно было мерять по календарю дат, отпе-чатывающихся в его памяти.
С 1871 по 1920 года, после шести лет относительно спокойной жизни в Сан-Франциско его снова ставят под ружье, но теперь уже в совершенно другом статусе. Вместе с Лестером и небольшой командой испытанных каи-нитов Бруха, они колесят по штатам и сражаются с постоянными вспышками Саббата, нигде не задерживаясь дольше чем на месяц. В этот период он испытывает достаточно серьезную психологическую ломку ибо ему при-ходится иметь дело с совершенно иными противниками и с совершенно иным способом ведения боя. С ужасом он начинает понимать, что взялся за воз, который скорее всего не сможет вытянуть. Лестер оказывает ему пол-ную поддержку, успокаивая тем, что все смертные, в его положении проходят через такой период. Сэм справился и армейское прошлое сыграло в этом немалую роль. Он многое узнал и многому обучился заново. Через два года жесткой депрессии, он смог наравне со всеми участвовать не только в боях, но и в стратегическом планировании, используя и модифицируя приемы, которым научился на войне.
1924 год, конец декабря, граница с Канадой. Победа над боевым отрядом каинитов клана Ласомбра, в те-чении трех лет террорезирующих поселки старателей в окрестностях реки Эдмонтон оказалась пирровой. Из-за сильных снегопадов остаток команды, включая Сэма и находящегося на грани Окончательной смерти Лестера, заперт в лесном домике. Почти три месяца они находятся там, с небольшим запасом крови и с помощью подруч-ных средств превращают свое обиталище в крепость. А все потому, что где-то в лесу обитает стая оборотней, самка вожака которой едва не распустила на пепел Карла, привлеченная облием ненавистных вампиров на их территории. Лестер выжил. Из остальных Бруха, один сошел с ума от недостатка крови и его пришлось пристре-лить.
1926 год, Чикаго, помощь небольшой общине клана Тореадоров, по наивному незнанию открывших малый бизнес на территории Аль-Капоне и не пожелавших делиться с ним выручкой. По какой причине они не смогли решить проблему своими силами, не известно, вместо этого обратились к Бруха за поддержкой, пообещав долю с прибыли. Итог – двадцать семь гангстеров утонули в крови, предварительно принеся Окончательную смерть двум Бруха и одному Тореадору.
1934 год. Во Франции сторонники правых организаций «Боевые кресты», «Аксьон франсез» и другие атаку-ют Бурбонский дворец, где заседает парламент. Полиция вынуждена открыть огонь, а Сэм и еще трое гулей вы-нуждены тайком пробраться внутрь и вывести по канализационным туннелям не вовремя оказавшегося внутри Птенца парижского Князя Филиппа де Варгиньяна. Лестер ждет в условленном месте с представителями париж-ских Вентру. Итог – двое гулей, отправившихся с Сэмом, мертвы, практически нарушен Маскарад, щекотливой ситуации удалось избежать лишь потому, что Вайсберг «уговорил» насмерть перепуганного Птенца держать язык за зубами. Солидная сумма, в качестве благодарности от Князя, поступила в казну клана.
1945 год, февраль. Временное национальное правительство Венгрии, с активным «тайным» участием представителей Камарильи, распускает в стране все фашистские партии и организации. Этот шаг спровоцировал бурный всплеск агрессии Ласомбра, одного из главных кланов Саббата. В течение почти всех лет Второй миро-вой войны, обитающие в Калифорнии Лестер и Сэм, направляются туда в качестве официальных представителей всех американских Бруха. Итог – неполных три года почти непрерывных боевых действий на территории Венгрии, Румынии и Польши. Счет мертвых саббатовцев переходит на сотни, Камарилья постепенно отвоевывает все большую сферу влияния в восточной Европе.
1951 год, июнь, три недели дома. В спешном порядке Лестера и Вайсберга отзывают в Сан-Франциско. Спустя пару дней после их прибытия развертывается грандиозная битва между Камарильей, Анархами и Сабба-том. За день до их приезда между кланами Камарильи и Анархов было подписано беспрецендентное соглашение о мирном сотрудничестве и соправлении городом. Ценой больших потерь, Сан-Франциско и окрестности были освобождены полностью от всех представителей саббатовских кланов. Был основан Совет Старейшин Кланов, который имел шестьдесят процентов голосов при любых голосованиях. Остальные сорок принадлежали Князю, который как и прежде избирался из рядом клана Вентру. После всех праздников, посвященных победе, Сэм и Лестер вернулись в Европу.
1956 год, тринадцатое июля. В городе Хайфа, Израиль, заложен краеугольный камень «Кармелита», перво-го на Ближнем Востоке метрополитена.
Основательно уставшие от Европы Лестер и Вайсберг выступают в качестве посредников на заключении мирного договора между Бруха и Гангрелами. В течение тринадцати лет, оба клана состоят в кровавом непри-кращающемся Джихаде, который порядком надоел и той и другой стороне. Встреча происходит в огромном тунеле, предназначенном под одну из южных веток Кармелита.
Самый печальный и нелепый опыт в карьере Сэма. Обе стороны за столь долгое время обзавелись крота-ми в противоположных лагерях и в момент подписания договора едва ли не одновременно открыли огонь на по-ражение. Старейшины обоих кланов, на кого и были нацелены оба теракта обратились в прах, прихватив с собой своих птенцов и группу американских Бруха, присланных с целью поддержать Лестера и Вайсберга, а после под-писания договора, забрать домой. Только чудом выжившие в перестрелке Карл и Сэм на последнем издыхании добрались до Князя Хайфы, а после участвовали в Кровавой Охоте на зачинщиков.
С 1957 по 1996 год Сэм снова жил в Сан-Франциско и работал в свите Барона Бруха, под личным руково-дством все того же бессменного Карла Лестера. Денег, заработанных в странствиях и труде на благо клана с лихвой хватало на то, чтобы усердно травить свой бессмертный организм выпивкой, дорогими сигарами, легкими наркотиками и не менее легкими женщинами, которые были без ума, от его неутомимости. Он словно жил взаймы, с легкостью ввязываясь в любые авантюры, с некоторым трудом удерживая себя в рамках Маскарада. Своей самоотверженностью, преданностью и бесстрашием он приобрел весьма высокий статус не только среди гулей клана, но и каинитов. Многие, включая самого Барона Флеминга отзываются о Сэммуэле Вайсберге весьма одоб-рительно, считая его ценным сотрудником.
Никто из них, даже Лестер, не знает, что в специально оборудованном под нужды Сэма хзйвене, в одной из маленьких комнат нет никакой мебели, а стены выкрашены в темно-синий цвет. Посреди комнаты стоит стойка, на которой висит тщательно выглаженный и регулярно подвергающийся сухой чистке мундир Сэммуэля Вайсберга, капитана третьего кавалерийского полка генерала федеральной армии Улисса Гранта. На мундире, вместо ме-далей, которые он давно выкинул, места нет от простых свинцовых нашивок, каждую из которых Сэм вырезает лично и нашивает на ткань. Он ведет свой собственный счет людям, гулям и каинитам, которых убил.
В середине июля 1997 года, окончательно одурев от безделья и отупляющей летней жары, Сэм потребовал у Барона дать ему любую, пусть самую незначительную работу, лишь бы не сидеть на месте. Окончательная победа новой формы каинитского правления города принесла, наконец, довольно крепкий мир и спокойствие в Сан-Франциско, что для человека, который в течении сотни лет специализировался на постоянных боевых действиях, было совершенно невыносимо. Сдержанно улыбнувшись, Барон Бруха пошел ему навстречу и поручил проконтролировать удачное проведение сделки по покупке груза контрабандного оружия для клана, которая должна была пройти в пятидесяти километрах на восток от Мехико. По определенным причинам, каиниты не могли принять участие в этой операции и обеспечить охрану человеческих партнеров Бруха, поэтому эта миссия целиком и полностью ложилась на Сэма.
Вайсберг вылетел на неделю раньше, чтобы успеть все подготовить и согласно условиям, поставленным Бароном Флемингом, собрать команду на месте. В Мехико, в одном из баров он встретил Долорес, которая работала там администратором, и операция едва не пошла прахом, поскольку с первого же взгляда он понял, что влюбился. Это было достаточно неожиданно для человека, который больше ста пятидесяти лет посвящал себя войне и старательно давил в себе любые эмоции. Разрываясь между ответственностью перед кланом и новыми, внезапно нахлынувшими чувствами, Вайсберг едва не загнал себя подобно ломовой лошади, работая по шестнадцать часов в день, чтобы хоть на пару часов встретиться с этой замечательной женщиной в свободное время. Их роман развивался с головокружительной скоростью, не смотря на то, что в его человеческие, на вид, сорок девять лет, она была лишь на пять лет младше. Воистину после сорока жизнь только начинается.
В те далекие годы войны Севера и Юга, благополучно оставшиеся в прошлой жизне, Сэм сильно недолюб-ливал мексиканцев. Со свойственной многим северянам фанатичностью, он считал всех поголовно выходцев из южных штатов своими личными врагами. В этот раз все было по-другому и все бои с Долорес Мендоса ди Валь-хес он вел сугубо в постели. В итоге, растворяясь в этом ошеломительно быстротечном романе, будучи не в состоянии сосредоточиться на поставленной перед ним задачей, он решил просто исчезнуть, бросить все, отказаться от крови и поселиться в Мехико вместе с Долорес, надеясь, что Бруха без него обойдуться. Но он недооценил своего наставника.
Когда он второй раз не вышел на связь, из Сан-Франциско на частном самолете прилетел Карл Лестер, в компании с молодым носферату, компьютерным гением по имени Кларк. Отдав соответствующие приказы по ед-ва не сорвавшейся сделке, вдвоем, в тот же вечер, они быстро отыскали его убежище и Лестер провел всю ночь разговаривая со своим воспитанником, убеждая его отдуматься и не бросать их сейчас. Он рассказал, что в клане произошли некоторые изменения и если Сэм не хочет продолжать активную службу в Сан-Франциско, специально для него есть спокойное место в небольшом городке, в котором Бруха решили устроить тайную перевалочную базу.
Карл лично уговорил Барона дать разрешение на эту операцию и назначить его, Лестера ответственным за ее исполнение. На волне вот уже добрых пятьсот лет ходивших по всему каинитскому сообществу слухов о не-предсказуемости и поистине психованной ярости Бруха, которые он старательно пытались опровергнуть, клан, тем не менее зарекомендовал себя как одна из первых линий обороны Камарильи. Несмотря на свою принад-лежность к Анархам.
Сила, с которой приходилось считаться.
И поэтому для поддержания своего статуса, клану просто необходимо было ничем особым не примеча-тельное место на подступах к городу, но находящееся тем не менее на одном из самых оживленных шоссе. Ме-сто, для наблюдения за возможными попытками Саббата тайно пробраться на территорию Камарильи, место, где путешествующие каиниты могут переждать день, в случае если рассвет застигает их в пути. Место, где Бруха мо-гут свободно вербовать новых Сородичей в клан, не будучи стесненными правилами и законами Камарильи.
Таким местом и стал Стоуквилль, маленький и тихий городок всего в нескольких часах быстрой езды от Сан-Франциско. Для смертельно уставшего от постоянных разъездов и боев Сэма Вайсберга, перспектива занять спокойное и уютное кресло шерифа в городе, где главное преступление состоит в переходе улицы на красный свет было манной небесной. Тем более, что Лестер всегда умел убеждать людей, в которых был заинтересован, послужить на благо клану, мастерски обставляя все так, чтобы его собеседник увидел в сделанном ему предло-жении максимум выгоды для себя. Единственная проблема состояла в Долорес, отношения с которой уже зашли слишком далеко. Сэм не имел права ничего рассказать ей, но и не знал, как уговорить ее поехать с ним. Не еди-ножды проклиная в мыслях и себя, и Лестера, и клан, и весь Маскарад вместе взятый, он, смущаясь и краснея как школьник, на очередном свидании выдавил из себя что-то о том, что ему необходимо уехать, дескать работа и все такое. К его превеликому удивлению и радости, Долорес безаппеляционно заявила, что завтра увольняется с работы и едет с ним, ничего больше не объясняя и не уточняя.
И вот больше десяти лет прошло, как они живут в Стоуквилле, словно почти нормальная человеческая смертная семья. Сэму многому пришлось учиться заново. Как общаться и работать со смертными, как общаться и дружить со смертными, как, в конце концов, жить в законном браке со смертной женщиной. И в этом была глав-ная его проблема, которая не давала ему покоя все эти годы, когда все остальное было, казалось бы, просто замечательным. Долорес была набожна. Не той фанатичной показной религиозностью, которая нередко встречалась ему не только у смертных, но даже у каинитов и гулей, нет. Его жена твердо верила в бога, наизусть знала библию и хоть посещала церковь крайне редко у них дома она четко соблюдала все традиции и ритуалы. Маскарад перестал быть для Сэма препятствием еще в первые пять лет супружеской жизни, он знал, что Долорес никогда не выдаст его, если он попросит. Вот только, он совершенно не был уверен в том, что она поймет то, кто он есть и смириться с тем, чем ему доводилось заниматься. А даже если поймет, сможет ли принять знание, которое идет совершенно вразрез с тем, во что она верит.
Его сердце болело и разрывалось от невозможности выговориться, быть с женой до конца откровенным. Он прекрасно осознавал, что за все десять лет их совместной жизни, он остался все таким же, когда она старела и менялась, что пока он будет продолжать пить кровь Лестера, который поселился под участком вместе с носферату, так будет продолжаться и дальше. Он несказанно радовался тому, что даже несмотря на то, что Долорес несомненно все замечала и понимала, что ее муж занимается чем-то непонятным ее разумению и быть может даже не совсем законным, что он не стариться и до сих пор, в свои видимые пятьдесят может с легкостью поднять ее одной рукой, она не задавала вопросы. Он тешил себя мыслью, что укрывание правды, это не обман, в особенности если правда скрывается во благо небезразличного тебе человека. Но иногда, в особенности в такие дни, как сегодня, он с горестью думал, что прежде всего он обманывает сам себя и ложь всегда останется ложью, как ее не назови и какими причинам не объясняй.
Чувство вины немного притупилось, когда появилась Энн, а вот отцовская любовь и необходимость отдать приемной дочке всю нерастраченную нежность наоборот усилились. Что поделать, пока он пьет вампирскую кровь, он не может иметь детей и необходимость врать Долорес еще и в этом колола его, наверное, больше, чем все остальное. Он не смог уберечь ее родителей, над слепой и нелепой случайностью в виде автокатастро-фы он был не властен, но он мог позаботиться об их пятнадцатилетней дочке, в одночасье ставшей сиротой.
Энни стала для них с Долорес желанным ребенком, которого они не могли завести самостоятельно. Они стали для нее семьей, подарили ей все тепло и заботу, которой ей так не хватало после смерти ее настоящих родителей. Вот только как и в случае с Долорес, Сэм снова спрятал голову в песок и всячески постарался огра-дить Энн от знания, кто он такой и о вампирах вообще. Он взял обещание с Лестера и Кларка даже не появлятся в пределах ее видимости, старательно пытаясь не думать о том, что уж она-то, точно начнет задавать вопросы, когда поймет, что он не меняется.
В течение последних пяти лет его все устраивало. Состояние хрупкого перемирия с самим собой уравно-вешивалось спокойствием вокруг и семейной идиллией дома. И вот когда он почти перестал искать способы ре-шения этой довлеющей над ним диллемы, все покатилось под откос.
Ему и раньше приходилось участвовать в вербовках Лестера. Это были целые спектакли, разыгрываемые для одного зрителя. Англичанин всегда подходил к вопросу произведения впечатления на интересующего клан смертного весьма творчески, индивидуально для каждого случая, практически ни разу не повторяясь. Словно гениальный дирижер, он дергал разными ниточками в управлении событиями каждого конкретного кандидата, соз-давая развернутую объемную картину, имеющую своей целью показать вербуемому все преимущества бес-смертной жизни и служения клану на практике. Порой он был жесток, доводя все до крайностей и ставя человека перед жестким выбором, но такое случалось не часто, в особенно сложных случаях. Зато процент отказов и тем более ситуаций, когда вербуемого приходилось устранять у Лестера был крайне низок, многажды ниже чем у других вербовщиков клана Бруха. Что-то около нуля целых и девяти десятых.