Глава 13
Зашуршав колесами по асфальту, постепенно набирая скорость, большой черный джип съехал со стоянки и направился вглубь окончательно погрузившегося в сон Стоуквилля.
- Где твой мотель? – спросила Джейн, повернув голову. – Показывай дорогу.
- Знаешь что? К черту, эти вещи. Все, что мне необходимо, сейчас со мной: документы, оружие, деньги. Ду-маю, что в Сан-Франциско найдуться магазины, которые работают круглосуточно. Хочу поскорее уехать отсюда.
Улыбнувшись краешком губ, Джейн одобрительно кивнула и резко выкрутила руль, сворачивая на главную улицу, ведущую к выезду из города.
- Скажи, - задал мучающий его уже некоторое время вопрос Джаред, немного помолчав, - а как ты догада-лась, что я еще не охотился?
- Просто. - фыркнула она, подразумевая, что ответ на этот вопрос настолько очевиден, что Джаред должен был бы сам догадаться. – Неонэйты почти всегда делают свою первую охоту грубо и неаккуратно. С опытом приходят и навыки, и стиль, и знание, куда и как запустить клыки, чтобы кровь не брызнула фонтаном.
Хаттона немного передернуло от той легкости, с которой она говорила, как само собой разумеющееся, об убийстве. Так же, неожиданностью для него было и его собственное спокойствие и отсутствие каких-либо силь-ных негодующих эмоций, наверняка не позволивших ему оставаться хладнокровным в таком разговоре ранее. Наверное, он просто устал. Либо же начинает свыкаться с тем, кем стал.
- Остаются следы, - продолжала говорить Джейн, глядя на дорогу, - на воротнике, на манжетах, довольно часто на подбородке и груди, на зубах. Кроме того, запах. Уж поверь, его-то точно ни с чем не спутаешь. Кстати…
Она потянулась к весьма объемному бардачку, одной рукой, а второй продолжая держать руль. Открыв его, она выудила и бросила Джареду на колени пластиковый пакет с жидкостью темного цвета. Хаттон, участвовавший, в прошлом, в обязательной для сотрудников департамента полиции Сан-Франциско программе по сдаче крови, сразу понял, что находится в пакете.
- Зачем это? – рефлекторно спросил он, осторожно поднимая на уровень глаз почти литровую порцию до-нарской крови.
- Зачем? – иронично усмехнулась Джейн, бросив на него короткий взгляд и снова вернувшись к созерцанию дороги. – Ты не чувствовал слабости на этой твоей прогулке?
- Чувствовал. Несколько раз мне казалось, что еще немного и я брякнусь в обморок, чего со мной отродясь не случалось. Потом дурнота отступала, конечно, но…
- Вот-вот, - вздохнула она. – Прогуляться он решил. Контролировать свою силу еще не умеешь и не пони-маешь, что и как получается. Вот и посадил свои батарейки, когда пытался справиться с ощущениями и заставить все работать так, как тебе надо. А зарядка, вот она. Кровь, это наша основная пища, наше лекарство и ключ к нашей силе. Так что давай, пей без лишних вопросов. Дорога предстоит долгая, информации тебе придется усвоить достаточно, а я не хочу, чтобы ты вырубился на середине урока.
С некоторым отвращением, несколько непонятным, в особенности после того, как ему пришлось употребить кровь Лестера в момент гулификации, Джаред двумя пальцами взялся за отрывную полосу герметичного пакета. Помедлив секунду, он набрался решимости и резко дернул ее на себя, едва не выплеснув половину содержимого себе на колени. Резкий металлический запах ударил в ноздри, защекотав носоглотку. Рядом Джейн со свистом втянула воздух, на мгновение сверкнув клыками и заерзав на сидении. Темная жидкость в пакете притягивала взгляд, волнующе перетекала, повинуясь малейшему нажатию пальцев на пластик. Джаред неожиданно почувствовал насколько он голоден, голодом, который, как он теперь понимал, не утолить никакой пищей смертных, голодом, который будет сверлить его изнутри, пока он не выпьет крови.
Кровь. Кровь свежая, кровь вкусная и несущая силу, кровь дающая жизнь. Давай, нетерпеливо зашептал кто-то внутри него, сделай глоток, долгий и непрерывный, почувствуй себя обновленным и полным энергии. По-чувствуй себя живым. Заворожено глядя внутрь пакета, Джаред поднес его к губам и когда восхитительная на вкус жидкость коснулась его губ и полилась в горло, он понял, что это кто-то, отныне – он сам.
Жидкий огонь потек по его венам, в своем нетерпении он заглотнул его слишком быстро, закашлялся, все- таки выплюнув часть крови себе на грудь и колени, но облегчение от утоляемой жажды заполонило его настолько глубоко, что он даже не заметил этого. Слабость ушла, все неудобства, вызванные сонмом новых чувств и ощущений остались в прошлом. Он поднял руку, посмотрел на ладонь, сжал ее в кулак, уронил на колени. Выглянул в окно. Последние здания Стоуквилля исчезали в ночной мгле, как будто неведомый художник, рисующий на темной бумаге постепенно стирал их огромным ластиком.
Но он видел все так отчетливо и в такой полноте красок, словно ночь отныне навсегда стала днем для него. Зрение подчинялось отлично, малейшее напряжение глазных мышц удаляло или приближало картинку по его желанию, фокусируясь на малейших деталях какие только ему не хотелось рассмотреть. Он слышал каждый звук, издаваемый двигателем огромного железного зверя, в утробе которого он передвигался, слышал упоительное шуршание, возникаемое от соприкосновения колес с полотном дороги. Кончики пальцев будто горели и некоторое время он с довольной улыбкой идиота водил ими по всему вокруг, впитывая весь спектр мельчайших деталей тактильных ощущений.
- Это как секс, - понимающе-одобрительно сказала Джейн, протягивая заготовленную влажную салфетку, - не так ли? Каким бы хорошим он бы не был впоследствии, ты все равно помнишь свой первый раз всю жизнь. По-том, правда, новизна ощущений притупится, если, конечно, не научишься получать такое удовольствие от каждой кормежки.
- Это восхитительно, - выдавил из себя Джаред, удовлетворенно закрывая глаза и расслабленно сползая на кресле. Тщательно обтерев салфеткой подбородок и руки, он скомкал ее и сунул в пустой пакет, с удовольст-вием потянувшись.
- Охотно верю, - усмехнулась девушка. Потянувшись, она щелкнула кнопкой магнитолы. Без вступления, на середине грянул Sentenced, выкрученный на громкость предельного уровня. Тяжелый удар по барабанным пере-понкам отдался в его чувствительных ушах серебряной болью. И хоть Джаред сам хорошо знал и любил эту группу, в особенности «Funeral Album», что играл сейчас, это было достаточно неожиданно и неприятно. Он злобно посмотрел на спутницу, которая стойко выдержала его взгляд, всем своим видом показывая, что не собирается ни выключать музыку, ни делать ее тише. Надувшись Джаред откинулся на спинку, скрестив руки на груди, только сейчас сообразив, что держит в руках пустой пакет.
- В окно, - коротко бросила Джейн, нажав кнопку подъемника на приборной панели. Вышвырнув обертку в ночь, Джаред с упоением втянул в себя прохладу рассекаемого машиной ночного воздуха, поймав себя на том, что на самом деле тяжелая музыка, ревущая в салоне не вызывает в нем таких уж сильно негативных ощущений. Регулируя свой слух так, как делал со зрением, он смог добиться приемлимого уровня громкости и ехать сразу стало комфортнее и веселее.
- Так, - протянула девушка и на миг отпустив руль, взъерошила свои короткие волосы, - пора переходить к урокам и начнем пожалуй с главного. С политики, а обо всем остальном потом. Каиниты как в Сан-Франциско, так и во всем мире делятся на кланы, о них чуть позже. Кланы в свою очередь входят в три фракции: Камарилью, Анархов и Саббат. Не спрашивай меня, почему они так называются, никогда особо не интересовалась историей, чтобы задаваться этим вопросом.
Камарилью составляют скучные и занудные снобы, которые считают, что помимо законов Маскарада, они имеют право составлять и требовать от других каинитов исполнения целой кучи правил, указов и инструкций. И делают на всем этом хорошие деньги. Кстати, в твоих же интересах, если до тех пор, пока ты не сможешь уве-ренно дать сдачи другим каинитам, эта интерпретация останется только между нами. Многие придерживаются того же мнения, но никогда не угадаешь, что на самом деле думает твой собеседник, а что говорит на публике.
Анархов, к ним принадлежит и наш с тобой клан Бруха, меньше, чем Камарильи, но они включают в себя самые воинственные и независимые кланы, которые глубоко имели в виду все притензии Камарильи на тотальное господство над всеми каинитами. Они поддерживают Маскарад, но не более того, сотрудничают с Камарильей, но не более того. Ты же видел Бака?
- Ага.
- Ну так представь себе, что станет с парнем, который придет к нему в бар и начнет говорить какую выпивку покупать и как ее разливать.
- Лучше и не представлять, - хохотнул Джаред, - мне уже заранее жаль этого бедолагу.
- Вот именно. Года четыре тому назад, в Лос Анжелесе, тамошний князь попытался надеть жесткий ошейник на все кланы и именно благодаря Анархам ему обломали рога.
- А что такое Саббат? В который раз слышу это название, но никто еще не потрудился объяснить мне, что это означает.
- Саббат? – Джейн повернула голову и посмотрела на него, в ее глазах на миг мелькнуло странное выраже-ние, которое он не смог понять. – Саббат, это шакалы, которые хуже и Камарильи и Анархов вместе взятых. Они клали и на Камарилью, и на Анархов, и на Маскарад. Все, что их интересует, это власть, деньги, сила и это озна-чает, что все кто стоят между ними и этой властью должны быть уничтожены. Вампиры - высшие существа, люди – скот, пригодный только для употребления в пищу, вампиры, не согласные с их видением мира – смертельные враги, знакомая концепция, не так ли?
- Вампиры из книг?
- Точно, а знаешь почему?
- Ты мне скажи.
- Да потому что, все каиниты прекрасно понимают необходимость Маскарада. Как бы мы не были сильны, людей все равно больше и они никогда нас не примут. Никогда. Если мы будем гадить там, где спим, они будут возмущаться, если мы будем питаться ими у них на глазах, они будут убивать нас. А если мы попытаемся взять власть в свои руки, они восстанут и тогда всем нам будет мало места. Саббат же никогда это не понимал, а если и понимал, то не верил. Ну а даже если верят, то не сомневаются, что первыми от рук смертных пострадают каи-ниты Камарильи и Анархов, а они просто снимут сливки. Заметь, практически все чего-то стоящие книги про вам-пиров, я имею в виду художественные книги, а не исторические летописи, охватывают период от средневековья до периода Ренессанса. Это потому, что именно тогда Саббат был в самом расцвете сил, жестко распространял свое влияние почти на всю Европу и без зазрения совести уменьшал численность людей, до которых только мог дотянуться. И у писателей смертных, которым посчастливилось выжить или поговорить с выжившими, тогда был большой объем информации из первых рук. Практически все вампиры из книг: Дракула и так далее, списаны с каинитов Саббата.
- Почему-то, я так и думал.
- Ты думал…, - хмыкнула Джейн, - ни черта ты не знаешь еще, чтобы думать. Скажу тебе откровенно: порой и среди Камарильи встречаются такие засранцы, которые не заслуживают ничего кроме пули в лоб. Мы не так уж отличаемся от смертных: также убиваем друг друга, лжем, крадем и предаем, как и они. С той лишь разницей, что мы можем бегать дальше и быстрее, прыгать выше и бить сильнее. Ну и, конечно, злобу мы можем таить гораздо дольше.
- Скажи, этот самый Маскарад… В чем он заключается? - Джаред решил сменить тему, поскольку тот азарт, с которым Джейн сейчас говорила ему не очень нравился. У него была своя голова на плечах и он не сомневался что каинитское дерьмо могло отличаться по виду от дерьма обычного человека, но пахло абсолютно точно так же. Ну а после всех событий, выстреливших по нему в Стоуквилле, меньше всего ему на данный момент хоте-лось, чтобы его тыкала в эту кучу, девушка с поучительными нотками в голосе, вообразившая себя его школьной учительницей.
- Маскарад, - опять взгляд на него и это странное выражение глаз, которое теперь отразилось и в голосе, - довольно прост. Всего шесть правил, которые тебе нужно заучить назубок.
Она вдохнула и начала декламировать, словно читая с листа:
- Ты не должен проявлять свою истинную природу перед теми, кто не принадлежит к линии крови. Сделав это, ты будешь лишен прав Крови. Звучит ужасно пафосно, но от Наставника требуется, чтобы все было переда-но дословно. Говоря по простому – если смертный узнает о том, что ты вампир, тебе придется позаботиться о том, чтобы он не смог никому об этом рассказать. Причем как ты это сделаешь, сугубо твои проблемы. Если ста-рейшины или упаси Каин князь узнают о том, что ты таким образом нарушил Маскарад, тебя ожидают серьезные неприятности. Кроме того, если ты узнаешь, что кто-то другой нарушил Маскарад, тебе надлежит поставить в известность старейшину твоего клана. Как на мой вкус, то обычное стукачество. Но, не мне судить о справедливости замшелых правил, написанных в незапамятные времена каинитскими старперами. Нарушение этого правила считается одним из самых тяжелых. По большей части наказание одно – окончательная смерть, хотя всегда возможны варианты, в зависимости от твоего престижа в клане и поручительства Примогена.
Далее, твое убежище – твоя забота. Все другие должны уважать тебя, пока находятся в нем. Никто не мо-жет перечить твоему слову в твоем убежище. В общем, если кто-то, даже сам Барон будут качать права в твоем хейвене, ты можешь смело указать ему куда пойти и как далеко. В рамках разумного, конечно, потому что Барон то пойдет, скорее всего, но и ты не будешь сидеть взаперти вечно. Наказание за нарушение этого правила обыч-но выносит сам Барон, в зависимости от ситуации. Крайне редко, что-то подобное выносится на суд Князя.
Следующее правило о потомстве, - она усмехнулась. - Ты должен давать Становление только с разреше-ния твоего старейшины. Если ты дашь Становление без разрешения твоего старейшины, ты и твое потомство будите уничтожены. Как по мне, полный бред, будто в какой-то отсталой азиатской стране, где людей больше чем нужно. Знал бы ты, какая порой тягомотная бюрократия разводится по этому поводу. Один раз был случай, мне рассказывали, Тореадоры собирались приобщить к их клану самого Френка Синатру, но на свою беду решили сделать все по правилам и обратились к Князю.
- И? – с интересом спросил Джаред.
- Что и? Пока примогены рассматривали возможность и прикидывали последствия, пока Князь думал и при-нимал решения, он тихо и спокойно помер своей смертью. В бешенстве Анжелика едва не устроила скандал Кня-зю, с битьем мебели и охранников. Ее пришлось успокаивать трем примогенам.
Джаред от души рассмеялся, подумав о том, насколько это похоже на его работу в полиции.
- А Мэрелин Мэнсон?
- Что Мэрелин Мэнсон?
- На него никто из кланов не положил глаз?
Девушка усмехнулась:
- На него положили глаз и Малкавиане и Носферату сразу трех крупных городов. А пока они между собой спорят за право подать прошение на Обращение, он себе и слыхом не слыхивает ни о чем подобном. И вообще, не отвлекайся, мне тебе еще про кланы рассказывать. Думаешь легко трепать языком всю дорогу? Наказание за несанкционированное потомство я тебе уже озвучила.
Четвертое Правило: Ответственность. Те, кого ты создаешь – твои дети. Пока потомство не будет отпуще-но, ты должен во всем управлять им. За их грехи ответишь ты. В нашем случае у Бруха есть Наставники, на кото-рых и вешают таких птенцов как ты, до тех пор, пока они не будут знать все, что необходимо. Дело в том, что наши каиниты к тому периоду, когда созревают для проведения Обращения уже представляют для клана практическую необходимость в качестве полевых агентов, и не всегда располагают своим временем и возможностями, чтобы обучать птенцов. Зато у Наставников, - ее губы недовольно искривились, а в голосе явственно читался ядовитый сарказм, - времени и терпения всегда в достатке.
Пятое Правило: Гостеприимство. Уважай чужие владения. Когда ты приходишь в чужой город, ты должен представиться тому, кто правит им. Если ты не представился, ты никто. Обычно дается единый срок - три дня. Если ты игнорируешь это правило и продолжаешь находиться в городе, в лучшем случае тебя выпроводят за его пределы. В худшем… все будет зависеть от того, что ты успел натворить.
Шестое Правило: Уничтожение. Тебе запрещено уничтожать себе подобных. Право уничтожения принад-лежит лишь твоему старейшине. Только старейший среди вас может воззвать к Кровавой охоте, которая, чаще всего, и является наказанием за нарушение. Для справки, Кровавая охота – это как цена за твою голову. Везде, где прозвучал призыв к Кровавой охоте, каждый каинит должен выйти на охоту за нарушителем и уничтожить его. Иногда травля длится месяцами, но исход, как правило, всегда один. Говорю сразу, шестая традиция, в нынеш-ние времена, подвергается самым жестким испытаниям. Конечно, если ты без предупреждения завалишь каинита из твоего или какого либо другого клана, тебе придется отвечать и перед твоим Примогеном, и перед Примогеном клана твоей жертвы, но чаще всего на это правило просто забивают. В этом мы тоже похожи на лю-дей.
Вот, собственно, и все. Коротко и емко. Соблюдай эти правила и ты избегнешь проблем в нашем мире.
Джаред задумчиво побарабанил пальцами по крышке бардачка. В принципе ничего сложного и когда Лестер в первый раз упомянул про этот самый Маскарад, он сразу представил себе нечто подобное. Сейчас сложно судить о действенности этих правил и насколько хорошо их исполняют вампиры Сан-Франциско, но главное, что хоть какая-то картина его новой вампирской жизни начинает вырисовываться, не оставляя его во мраке неведения.
Джейн замолчала, думая о чем-то своем. Выудив из-под сидения небольшой термос, она отвернула крыш-ку, резкий запах крови снова растекся по салону и откинувшись поудобнее на сидение стала прихлебывать, явно пока не собираясь продолжать обучение. Джаред сначала раздумывал не попросить ли глоток, чтобы снова ожи-вить это восхительное ощущение, но прислушавшись к себе понял, что голод утолен и больше ему пока не хочется.
Чтобы хоть как-то занять себя, он щелкнул замками дипломата, и достал из него дневник Доджа, раскрыв его на той странице, на которой остановился в прошлый раз. Освещение было слабым и тусклым, но его новое зрение вполне позволяло ему вполне комфортно читать. С первого же взгляда, он обнаружил, что странным об-разом чернила, которыми написаны буквы, чуть выцвели, а само начертание как будто похудело, что ли. Сле-дующая запись опять же была без даты и по-прежнему представляла скорее художественное описание, чем дневник:

- Дитя, проснись, - вкрадчивый и тихий но настойчивый голос доктора Доджа донесся до Алисии словно через два слоя ваты. Как обычно, она не услышала его появления, и в которой раз, его голос прозвучал из пустоты. Просыпаться было тяжело, за последние несколько дней она почти постоянно чувствовала себя уставшей физически. Это было странно, какой-то частью своей сущности, которая все еще сохраняла острую любознательность изрядно притупленную тяжелым и одуряющим безделием, она понимала, что происходит что-то непонятное, но объяснить это не могла. Наверное, в этом виноваты лекарства, хотя, если подумать, ей уже некоторое время ничего не приносили. Стоит спросить об этом доктора Доджа, если не забудет, по ме-ре того, как совершенно одинаковые дни сменяли друг друга, она все чаще стала ловить себя на том, что забывает некоторые, сначала весьма незначительные, а потом и более серьезные вещи из своего прошлого.
Вместе с лицами, которые она хотела забыть, которые пугали ее, ушли и другие лица, которые ей со-вершенно не хотелось терять. Лицо мамы за стеклом сгорающего дома превратилось в пустое белесое пятно, силуэты сестер и отца исчезли в тумане. Если подумать, это было и к лучшему, после того, что она сделала, они бы не захотели даже заговорить с ней. Как еще объяснить то, что никто из ее уцелевшей родни так и не приехал хотя бы навестить ее. Они выжили, она точно знала, она видела их бегущих сломя голову по ночному хрустящему снегу, выкрикивая плохие слова в ее адрес. Ну и пусть, она вполне обойдется без них. Они предали ее в первый раз, когда не поверили ее словам и предавали сейчас во второй раз, когда отказались от нее.
Алисия с усилием открыла глаза. Веки были тяжелыми, пекло так, как будто под них кто-то щедро сы-панул песка, а глаза слезились даже при столь приглушенном освещении, какое постоянно горело в ее камере. Поначалу все вокруг было белым и слегка дрожащим, она несколько раз сморгнула, пытаясь сфокусировать зре-ние. Из пелены вокруг вынырнул белый светящийся диск потолочной лампы, линии оплетки, разделяющие мягкую обивку ее камеры, «нет доктор Додж, не палаты, а именно камеры» на равные квадраты. Одна из прочных ниток оплетки все же порвалась и теперь болталась подобно гусенице на ветке, которая никак не может уцепиться за нее второй частью своего тела. Лампа на потолке мигнула, на мгновение погрузив ком-нату во мрак, а когда с легким треском свет снова загорелся, Алисия увидела, что болтающийся кусок веревки ожил. Он изогнулся, порыскал кончиком по сторонам словно принюхиваясь, а потом посмотрел на нее, распушив в неком подобии улыбки три жилы из которых была сплетена сама веревка.
Что-то темное и округлое заслонило свет. Она моргнула и захихикала. Голова, это голова, - сказала она себе, - какая же ты глупая Алисия, это совсем не пушистый одуванчик, как ты подумала. Глаза доктора Доджа, как всегда разные и такие забавные, не мигая смотрели на нее. Она глуповато хихикнула и протянула к нему руки, играя в их игру, установленную с самой первой их встречи. Ее задачей было коснуться его лица хоть кончиками пальцев, а его – уклоняться и снова подставлять голову ее прикосновениям, не поднимаясь выше расстояния вытянутых рук. Ей удалось выиграть только однажды, когда в дверь камеры-палаты застучали, требуя объяснений, ведь доктор Додж всегда каким-то образом запирался изнутри. Тогда он недовольно заворчал, извинился перед Алисией и вышел, через пару минут вернувшись назад. С тех пор их больше не беспокоили и она так и не смогла выиграть у него в эту игру ни разу.
Смешной червячок-веревка над его правым плечом потешно выгибался и извивался, беззвучно шевеля распушенным кончиком. Он так смешил ее, что она не могла сосредоточиться и собрать вместе путающиеся мысли. Доктор уловил ее взгляд и поглядев наверх комично погрозил червячку-веревке пальцем. Тот еще пару раз дернулся и послушно обмяк, как и положено веревочке.
- Как поживает моя милая маленькая подруга? – спросил доктор, выпрямляясь. Очевидно сегодня он не хотел больше играть.
Алисия вытянула ладошки, покрутила ими в разные стороны и стала с интересом рассматривать их на просвет, пропуская пальцы через луч света от потолочной лампы.
- Также как и всегда, доктор Додж, - сказала она, слегка удивившись своему голосу и тому, как гулко он звучит, - только почему-то болит шея. И еще я долго спала и наверное пропустила, как сестра Канингхем приносила мои лекарства.
Доктор загадочно улыбнулся, почему-то напомнив Алисии милого и добродушного Кролика:
- Я хотел сказать тебе об этом попозже и неожиданно, чтобы было интереснее, но раз ты спросила первой…
- Я не спрашивала.
- Как же нет, ты спросила…
- Я не спрашивала, - упрямо мотнула головой девочка и прыснула, - не спрашивала, не спрашивала, не спрашивала…
- Ох, какая же ты умная, - притворно всплеснул руками доктор Додж, - ты действительно не спрашивала, а я взял и проговорился сам. Ну что ж, поделом мне. Тогда, боюсь, если ты не спрашивала, то тебе будет не интересно услышать то, что я хотел тебе сказать.
И с этими словами, он повернулся к двери, сделав вид, что хочет уйти. На миг Алисия действительно испугалась, что невольно обидела чем-то своего единственного друга, но мгновение прошло и когда доктор сделал всего лишь маленький шажок к выходу, она поняла – он играет с ней, он хочет, чтобы она проявила интерес к его словам. Они уже играли в эту игру… вроде бы вчера, или два дня назад. Доктор Додж просил ее выразить ту или иную эмоцию или, как он сказал – мимикой, при этом его холодные пальцы коснулись ее губ и растянули их сначала в улыбке, потом в гримасе, или описать словами. Второй способ понравился ей больше всего, было так забавно описывать словами свет или звук, ветер или дождь, то, что она раньше и не подоз-ревала, может быть описано словами. И вот теперь, доктор Додж придумал новую игру.
- Нет… - закричала она, бросаясь к нему и начиная прыгать вокруг, - скажите, скажите, мне очень ин-тересно.
Скрестив руки на груди, доктор Додж поворачивался вслед за ней, довольно улыбаясь, точно большой сытый кот. Дождавшись пока девочка выдохнется, он опустил руки ей на плечи и сказал, по отечески заботливо заглядывая ей в глаза.
- Дело в том, милая моя, что с этого дня ты больше не будешь принимать никаких лекарств. Совсем никаких. Я обо всем договорился с другими докторами и они со мной согласились.
Алисия, широко распахнув глаза от удивления, уставилась на него, не в силах поверить своим ушам. Потом радостно завизжала, смеясь и размахивая руками и впервые доктор Додж не остановил ее и не попросил вести себя потише. Он понимал, сколь много это значит для нее. Наконец, наконец с того самого момента, о котором она не хочет говорить, она могла хотя бы попытаться, почувствовать себя нормальной, насколько это может быть возможно, если ты по-прежнему заперт в мягкой комнате. Она ненавидела лекарства, все подряд: противные таблетки, которые постоянно застревают в горле, сколько воды не пей, отвратительные порошки, которые на вкус как кошачье дерьмо и, конечно, о да, конечно же мерзкие и болючие уколы. Как она хотела, настолько сильно, что даже сама себя немного испугалась, набраться как-нибудь храбрости, отобрать у сестры Канингхем этот ужасный шприц и всадить его в ее огромную задницу. Как бы она тогда удивилась, так удивилась, что наверняка подпрыгнула бы до самого потолка и ударилась головой о мягкую обивку.
- Спасибо вам, - Алисия с размаху бросилась на него и обхватила обеими руками, сжимая так крепко как только могла, - спасибо вам большое.
- Мне? – удивление доктора Доджа было самым настоящим и неподдельным. - Да мне то за что? Это только твоя заслуга.
- Моя? – теперь пришел черед Алисии удивляться. Она отогнулась назад, все еще не отпуская его. – Но как я могла это сделать? Как я могла вообще что-то сделать, находясь тут.
- Все очень просто, моя дорогая. Ты выздоравливаешь и другие доктора это увидели. Только благодаря тебе, мне удалось их убедить. Теперь все будет хорошо и даже лучше. Ты обязательно поправишся и выйдешь отсюда.
- Правда?
- Конечно правда, когда это я тебя обманывал? Ведь все, что я тебе говорил осуществлялось, ведь так?
- Да. – согласилась девочка и доктор Додж опустился перед ней на колени, взял ее за плечи и приблизил свое лицо вплотную к ее. Его глаза расширились и не мигали и Алисия поняла, что он сейчас точно уйдет. Он всегда так делал перед уходом и она впервые не стала просить его остаться, ибо знала, что он все равно уйдет. Не потому, что хочет уйти, а потому, что так надо. Он уйдет, вот только поцелует ее в шею, как делает каждый раз перед уходом. Первое время, она боялась этих поцелуев, потому что было чуть больно, как будто сестра Канингхем делает ей укол в шею. Потом она научилась терпеть, потом… Потом…
Потом она снова открыла глаза, как всегда недоумевая, когда это она успела их закрыть, ведь спать совершенно не хочется. Доктор Додж ушел и она опять не услышала, как открылась и закрылась дверь. Чер-вячок-веревочка на потолке снова исполнял свой неспешный танец, лампа на потолке снова брызгала снежин-ками, а по телу разливалась приятная вялость, нагоняющая сон. Она сладко потянулась, перевернулась на живот и подползла к заветному тайнику с зеркальцем доктора Доджа, нещадно собирая в комок на животе свою длинную и опостылевшую до жути рубаху.
Нужно будет попросить у доктора что нибудь новенькое или просто другое, если уж она была такой хо-рошей, что другие доктора согласились с тем, что она выздоравливает. Привычным жестом она сунула руку в тайник и сомкнула пальцы на прохладной ручке зеркала, вытащив его наружу. Быть может сегодня она увидит, что нибудь из тех платьев, которые она носила, когда была Принцессой в Стране Чудес. А что, доктор Додж сказал, что этот секрет она может оставить себе, при условии, что о нем никто кроме них двоих не узнает. Треснувшее зеркало приветливо взглянула на нее и Алисия любовно и нежно протерла его полой рубахи, сметая на пол хлебные крошки, которыми оно было покрыто.
Поднеся его к лицу, Алисия некоторое время просто смотрелась в него, корча рожи своему отражению. Настроение было самое замечательное и радужное, именно поэтому то, что зеркало открыло ей сегодня было так неожиданно и острой бритвой резануло по ее сознанию. Что-то сгорбившееся и несчастное, покрытое грязью и подсохшей кровью скрючилось под шапкой гниющего гриба, размером с пони. Маленькое существо было облачено в перепачканный колпачок, бывшие когда-то щегольскими темно-фиолетовые брючки и сапоги с загнутыми носами. На мгновение на существо и на гриб упала прямоугольная тень, раздался звон метала и длинное иззубренное копье, свистнув, ударило под шляпку гриба. Существо, похожее лицом на худющего морщинистого гнома с серой, свалявшейся бородой, оказалось нанизано на древко, брызнула фонтаном кровь и неизвестный за приделами зеркала, потащил несчастного, воющего от боли и отчаянно упирающегося гнома наружу.
Это было так неожиданно-несправедливо и больно, что Алисия, словно на себе прочуствовала мучения бедного уродца. Она задохнулась от рвущихся наружу криков и до крови прикусила руку, стремясь удержать их внутри. Это не помогло, рыдания, всхлипы и какие-то утробные звуки волной поднялись откуда-то из глубины живота и вот тогда Алисия начала кричать:
- Джарееееед!!!

Я вздрогнул и ошалело оглянулся по сторонам, пытаясь понять, где я и что происходит. Лоб и шею пробила холодная испарина, так бывает когда просыпаешься от резкой неожиданности. С добрую минуту, я пытался внутренне привести себя в порядок, проморгать слезящиеся глаза и размять затекшие мышцы, за что и схлопотал увесистый подзатыльник от Джейн.
- Джаред, какого черта? – разражено спросила она, деля внимание между мной и дорогой. В ее взгляде стояла обеспокоенность. – В каких облаках ты летал, я тут едва не охрипла, пытаясь до тебя докричаться?
- Прости, я кажется слишком увлекся, - я облизнул пересохшие губы и опустил глаза на все еще раскрытый дневник в полной уверенности, что прочитал там свое имя:

… и какие-то утробные звуки волной поднялись откуда-то из глубины живота и вот тогда Алисия начала кричать:
- Неееет!!!

Показалось…, но ведь я был совершенно уверен, в том, что видел собственными глазами. И каким обра-зом, скажите пожалуйста, теперь тут написано совершенно иное?
- Что это ты читаешь? – требовательно спросила она и не дожидаясь ответа, нагнулась ко мне, заглядывая в книгу. Когда она выпрямилась и снова посмотрела на меня, в ее глазах я прочитал смешанные чувства, самым сильным из которых было подозрение в моей полной умственной несостоятельности.
- Твою мать, Хаттон, ты в своем уме? Закрой это немедленно, совсем с мозгами не дружишь?
- Не понял?
- Вот именно, что ни черта не понял, - взорвалась она и потянувшись резко захлопнула дневник. Когда она попыталась вырвать его у меня, я рефлекторно отдернул книгу, отодвигая ее вне пределов досягаемости Джейн.
- В чем дело, можешь объяснить спокойно? – я старался говорить медленно и рассудительно.
- Я тебе могу глаз на задницу натянуть, - выругалась она, с трудом сохраняя самоконтроль, - совсем спя-тил? Книжки Малкавиан он читает. Каинит без пяти минут сутки, а никакого инстинкта самосохранения. Ты бы еще притащил ко мне в машину пару кило С4 и молоток, для ее разряжения. Приблизительно тот же эффект. Я деся-той дорогой стараюсь обходить их тексты, барон не рискует. Барон… ты понимаешь, дурья башка, старейшина клана… Спрячь немедленно, а еще лучше выкинь в окно, пока таким же психом не стал.
Медленно и демонстративно спокойно, наверное, чтобы все таки позлить ее хоть чем-то, я убрал дневник в дипломат с деньгами и задвинул его подальше от нее на заднее сидение. Джейн успокоилась также быстро, как и вспыхнула и глянула на меня извиняющимся взглядом.
- Пойми, - сказала она, чуть улыбнувшись, - каиниты делятся на кланы не просто так. Наш прародитель, Ка-ин…
- Каин? Библейский Каин? От него все пошло?
- Ну да, он самый. Как-нибудь я расскажу тебе эту историю более подробнее, а пока завязывай меня пере-бивать. Каин дал жизнь трем своим детям, а те, в свою очередь, дали жизнь тринадцати… по-моему тринадцати своим детям. Эти тринадцать вампиров, которых называют разными именами: Антиделувианами, Старцами, Пат-риархами подарили своим последующим детям вместе со своей кровью частички своей уникальной силы и во многом свой уникальный характер. Так или иначе, но черты характера и другие особенности Патриархов, переда-ется вместе с кровью при Обращении, формируя Линию Крови. Линия Крови соблюдается от Сира к Птенцу, это как наследственность у смертных. И то, что было дано при Обращении уже не изменить. Никак. Кровь не переда-ет память, не дает знания, она лишь открывает в тебе предрасположенность к навыкам и техникам, присущим Линии Крови твоего клана. Также к некоторым чертам характера и эмоциям, присущим Патриарху.
Нет, - она подняла ладонь, предвосхищая мой вопрос, - это не значит, что с тобой непременно начнут про-исходить личностные изменения, по крайней мере ближайшие лет пятьдесят точно. Пойми, Лестер наверняка го-ворил тебе это, а я повторю – Обращение не превратит тебя в другое существо, идеально хорошее или идеально плохое, ты такой, как ты есть и все твои поступки будут продиктованы именно тобой, с оглядкой на весь ряд особенностей вампира. Но также ты должен знать, что клан, это не просто такое занятное название или сообщество вампиров, которым больше делать нечего, кроме как придумывать для себя пустые ничего не значащие термины. Каждый клан, это социальная структура, отдельная экономическая семья, как… - она пощелкала пальцами, пытаясь подобрать правильное слово, - мафия, в каком-то роде, учитывая, - Джейн усмехнулась, - что о нас думают смертные, мне кажется это правильным сравнением.
Плюс, - она подняла вверх указательный палец, желая, видимо, сделать ударение на этой части рассказа, - каждый клан, это своя история, свои традиции и своя сила, дарованная нам Патриархами, получившими ее в свою очередь от трех детей Каина, а те, естественно, от него самого. Если тебя интересует подробная лекция обо всех особенностях и различиях между нами, это не ко мне ибо в этой сфере мои знания весьма посредствен-ны, как и у многих современных Бруха.
- Почему так? Неужели современные вампиры совсем не интересуются историей?
Джейн хмыкнула:
- Если ты говоришь о Бруха, то увы да. Практическое большинство приоритетов в нашем клане изменилось. Последствия неких событий почти тысячелетней давности, своего рода историческая ирония. Мой Сир рассказывала мне о них каждый раз, когда хотела подчеркнуть для меня важность соблюдения Маскарада и укорить мне в моей слишком на ее взгляд вольной трактовке этих, - она изобразила в воздухе знак кавычек, - таких жизненно-необходимых для каждого вампира правил. Видишь ли, почти тысячу лет тому назад, в годах этак тысяча сто каких-то, наш клан был совсем другим. Бруха были просветителями, историками и летописцами. Мой Сир говорила, что именно Бруха собрали по крупицам Книгу Нод, нашу Библию, - она улыбнулась, сверкнув клыками, - такой себе дневник Каина. Прометианцы, называли мы себя тогда. Все вампиры старого света уважали нас и старались добиться благосклонности наших Старейшин ибо они обладали ответами на большинство вопросов, какие только могли волновать каинитов. А потом в Праге произошло то, для избежания чего и был создан Маскарад - восстание смертных. Едва ли не самое крупное за всю историю.
- Люди напали на вампиров, - пробормотал я, пытаясь представить себе масштабы такого действа в рамках одного средневекового города.
- Не просто напали, - покачала головой Джейн, - а НАПАЛИ, поднялись все как один, чтобы уничтожить по-рождения тьмы. В одну ночь в городе стало светло как днем от огня их факелов. Гребанные тзимице слишком перегнули палку в своем пренебрежении к смертным, а может и намеренно довели их до войны с нами, чтобы проредить сторонников Камарильи. Тогда достаточно было одной искры, чтобы вспыхнуло пламя, инквизиция никогда не давала людям забыть, что если есть на свете добрый Боженька, то естественно есть и злой дьявол со своими отпрысками. Как бы там ни было, но Бруха тогда пострадали едва не больше чем все остальные кланы, поскольку в своей наивности полагали, что если они делают все, чтобы придерживаться Маскарада, то им ничего не угрожает. В результате преобладающее количество старых и мудрых каинитов было уничтожено, оставив в основном молодняк, разъяренный и жаждущий мщения. Такая вот история. Ярость Бруха, термин ставший прит-чей во языцех и имеющий под собой вполне историческую подоплеку.
Сейчас, конечно, ситуация немного выправилась, после тех жестоких боев, которые вели по всей Европе наши каиниты, прилив новой крови смог сгладить острые углы. Но репутация яростных и жестоких, квалифициро-ванных на убийство и войну боевиков никуда не делась. Репутация, тем более такая, вообще штука довольно прилипчивая и живучая. И нынешнее руководство Бруха не особенно торопиться ее развеивать. Когда тебя счи-тают тупее чем ты есть, то у тебя по любому будет преимущество.
- А причем тут эти самые малкавиане? – вставил я, возвращая разговор в первоначальное русло. – Что с ними не так?
- Все с ними не так. Они неуправляемые психи, все, сплошь и поголовно. И если наша репутация заемная, нажитая сравнительно недавно, то в их случае, это не репутация, а диагноз. Некоторые легенды говорят, что по-сле падения Второго города Каина, который он основал для своих потомков после того как Великий Потоп унич-тожил Енох, его первый город, Патриарх Малкав сошел с ума. Другие гласят, что он бежал со своими потомками на восток, но был настолько измучен и обессилен, что впал в торпор, но сделал это настолько неудачно, что заснула только одна половина его сознания, а вторая, которая была сильнее вселилась в его детей. Именно поэтому они все как один шизоиды и непредсказуемые неадекваты. И это не удивительно, трудно сохранять нормальность, когда у тебя в голове живет кто-то еще и этот кто-то дохреналетний старец выживший из ума. Все, что их окружает буквально пропитывается их психозами, которые настолько липкие, что могут пристать к любому непосвященному, прикоснувшемуся к ним. От малкавиан можно ожидать чего угодно, даже если они на вид мирные и добродушные.
- Уф, - произнес я, - даже не знаю, что сказать. Ничего кроме: «я не знал», на ум не приходит.
- Да ничего не говори, - усмехнулась Джейн и посмотрела на меня, - лучше запоминай. Наставник не всегда будет рядом и рано или поздно, но тебе придется полагаться на самого себя. Видишь ли, процент случаев на-сильственной смерти у нас немного побольше, чем у смертных, так что в определенном смысле слова ни я, ни твой Сир не настолько вечны, насколько бы нам хотелось.
- Есть еще что-нибудь, что мне следует знать?
- Конечно есть, и этой поездки не хватит, чтобы я смогла тебе рассказать все.
- Все не нужно, - я покачал пальцем, - объем моей памяти, в отличие от срока жизни остался неизменным. Расскажи хотя бы вкратце о других кланах, исторические подробности, которыми ты оперируешь весьма неплохо, несмотря на уверения в посредственности твоих знаний, можно опустить, я думаю.
Джейн не обратила внимания на мою шпильку, впав в несколько меланхоличное состояние. Она немного расслабилась, очевидно поняв, что я не такая головная боль, какой она меня представляла.
- Дай подумать… Ну хорошо. Как я тебе уже говорила, основных кланов тринадцать. Официально, по край-ней мере. Упомянутые мною Бруха относятся к Анархам, а Малкавиане к Камарилье, как не странно. Главный стержень Камарильи составляют конечно же Вентру, клан аристократов и дворян, как в прямом, так и в перенос-ном смысле. Испокон веков так повелось, что Вентру накладывают свои лапы только на голубую кровь, во всех отраслях. Не знаю, каким образом это у них удается, но Вентру всегда и везде в правящих кругах, как в мире смертных, так и в мире каинитов. Князь города, например, почти всегда выбирается из Вентру. Они контролируют другие кланы, они контролируют Камарилью. Как по мне – жуткие снобы и невыносимые зануды, обожающие на-вязывать тебе свое мнение, да еще и с такой миной, что ты должен чувствовать себя на седьмом небе от счастья за то, что тебя одарили крупицей вселенской мудрости.
В отличие от них, Тореадоры всегда напоминали мне хиппи, со всей своей тягой к прекрасному. Клан, на-бирающийся в основном из писателей, ищущих новые просторы для вдохновения, актеров и актрис, жаждущих вечной красоты и славы, певцов и музыкантов, которые иначе бы просто исчезли от наркотиков, алкоголя или депрессии. Тореадоры ценят любое проявление исскуства, пусть это будет даже ажурно расписанный Сальвадором Дали треснувший ночной горшок. С ними можно легко найти общий язык, если суметь заставить их хоть ненадолго отвлечься от самолюбования и обратить внимание на тебя.
Тремеры более обособленны и замкнуты. Хоть они и входят в состав Камарильи, но всегда стараются дер-жаться в стороне от слишком активной общественной жизни и по большей части соблюдают нейтралитет в любых конфликтах. Этакая Швейцария от вампиров. Клан, чья принадлежность к Линии Крови всегда носила достаточно спорный характер, поскольку они не имеют своего Патриарха. Когда-то они все принадлежали к Ордену Гермеса.
- Это еще что такое?
- А черт его знает. После нескольких моих попыток поинтересоваться об этом у моего Сира и Барона, мне весьма недвусмысленно намекнули, что не стоит загружать себя и моих подопечных «лишней» информацией. Могу лишь предположить, что им в свое время пришлось затратить достаточно усилий, чтобы занять свое место наравне с другими кланами, вот они и не любят, когда в их прошлом кто-то копается. Ученые, исследователи, не всегда считающиеся с методами и практически никогда не обращающие внимания на общественное мнение, при этом никогда не скрывающие своих деяний. От некоторых их опытов, которым мне, по делам клана, пришлось стать свидетелем, меня с души воротило. С самого своего создания, они изучали способности и возможности крови как вампиров, так и крови людей, собрав настолько внушительный багаж знаний, что любое учебное заве-дение смертных в этом направлении удавится за самую маленькую тетрадку из их архива. Весьма опасные про-тивники, поскольку в области тавматургии они не только теоретики но и практики. Все их дисциплины и заклина-ния основаны на магии крови.
Носферату же ведут скрытный образ жизни по другим, весьма красноречивым причинам. Ты видел Кларка, вот он из Носферату. Они все поголовно словно сошли с обложки журнала «Ночной кошмар супермодели» и это происходит сразу после Обращения со всеми новичками. По этому, наверное, я ни разу не слышала об неонэйте добровольно вступившем в их ряды. Я до сих пор помню в отчетливых деталях свой первый визит в их владения. И хоть я была с сопровождением, а они вели себя довольно дружелюбно, я все равно думала, что еще добрый месяц буду спать при включенном свете и с пистолетом под подушкой. Многие кланы их недолюбливают: либо за внешность, либо за отвратительный характер, но никто не сможет отрицать их полезность. Ибо никто кроме Но-сферату не сможет так виртуозно и быстро найти любую информацию, выдавить ее по капле из самых, казалось бы труднодоступных и защищенных мест. Сомневаюсь, конечно, что искусство владеть компьютерами было за-ложено в Линию Крови их Патриархом, скорее всего, они веками оттачивали свое мастерство, чтобы было чем платить по счетам. Способность становится невидимыми идеально служит им как в бою, так и в шпионской рабо-те, ну и просто для того, чтобы иметь возможность ходить среди смертных. Сам видел, наверняка, на что спосо-бен Кларк и в том и в другом направлении.
- Угу, - жизнерадостно кивнул я, вспоминая некоторые моменты нашего знакомства. – Джейн, а почему Кларк не может появляться в Сан-Франциско? Он сказал, что ты мне расскажешь.
Джейн хмыкнула, едва не запихнув кулак в рот, чтобы не расхохотаться:
- Я уже говорила о том, что у них отвратительный характер. Ну и шутки, естественно, под стать характеру. Не знаю, кем был Кларк в смертной жизни, сомневаюсь даже, что это его настоящее имя, но компьютерщиком он всегда был, что называется «от бога». Что-то у них там не сложилось с Калебом, Старейшиной Носферату: то ли старый пердун не очень доверял новичку, то ли попросту не обращал на него внимания, то ли, как водится, при-теснял его везде и во всем. Вот Кларк и решил пошутить, в весьма ему свойственной манере. Он поколдовал с личным компьютером Калеба и каким-то образом сделал так, что когда тому нужно выйти в Интернет, какой бы сайт он не открыл, его вниманию предоставляется отборная и бесплатная человеческая порнуха.
- Жестоко, - произнес я, улыбаясь даже помимо своей воли.
- Не то слово. А если учесть, что у Калеба напрочь отсутствует чувство юмора и он считает всех смертных и каинитов, кто не похож на Носферату образцом уродства, можешь представить его негодование. Неделю, Кларк сидел тише воды ниже травы в одном из наших пустующих хейвенов. А когда Калеб успокоился, Кларк ри-скнул пойти на поклон. Оказалось, что Старейшина тоже решил «пошутить». В своей спокойной и вкрадчивой ма-нере, он сообщил бедолаге, что у него есть два часа форы, на то, чтобы убраться так далеко, как только сможет иначе ему тупым железом будут отрезать то, чем он думал, когда дерзнул залезть в компьютер Старейшины. Ну а когда закончат с задницей, возьмутся за все остальные, выпирающие части тела. Позже, Калеб, через Барона Бруха просил передать ему, что если он в течение ближайших пятидесяти лет рискнет сунуть нос в Сан-Франциско, он об этом непременно узнает и откроет на него сезон охоты. Ничего личного, но причин сомневаться в его словах не было ни у кого. Репутацию себе Калеб создал ту еще.
Барон Флеминг принял Кларка и приписал его к Лестеру и Вайсбергу, как компьютерного специалиста. С тех пор ему еще ни разу не пришлось пожалеть об этом решении, поскольку Кларк в одиночку способен заменить целый штат компьютерщиков.
Еще есть Джованни, эти по части заносчивости и самомнения вполне могут дать фору Вентру, наверное по-тому, что большинство финансовых и торговых операций, осуществляемых кланами, как со смертными, так и ме-жду собой, проходят через их банки. Монополисты хреновы. Несколько раз их пытались скинуть с пьедестала, в какой-то момент даже Князю встали поперек горла их проценты. Не получилось. В отместку они буквально походя разорили несколько мелких предприятий Вентру, просто, чтобы показать, что так делать не стоит. Остановились лишь тогда, когда и князь и совет старейшин лично принесли ему свои извинения.
- Вампиры-негоцианты, кто бы мог подумать, - хмыкнул я, уж слишком невероятным представлялось мне это сочетание.
- Если бы все было так просто, - вдохнула Джейн, - как ты понял, у каждого клана есть свой маленький сек-рет. Так вот Джованни, это второй клан после Тремеров, который не имеет собственного Патриарха, ведущего свой род непосредственно от Каина. Я не знаю всех нюансов, в нашем сообществе предпочитают не поднимать эту тему, без веских на то обстоятельств. Но незадолго после описываемых мною событий в Праге, пользуясь всеобщей неразберихой и как следствие безнаказанностью, Джованни напали и полностью уничтожили клан Ка-падоциан, поглотив почти все их знания и дисциплины и каким-то непостижимым образом умудрились обратить всех оставшихся в живых каинитов, которые сдались на милость победителей.
- А это кто еще такие?
- Клан Кападоциан посвятил себя смерти, во всех ее проявлениях. Как изучением, так и практическим при-менением всех ее таинств. Теперь их место занимают Джованни. Официально, они всячески отказываются при-знавать, что продолжают исследования в области Смерти, но полицейские сводки об изредка пропадающих в окрестностях их резиденций людях выглядят более чем красноречиво.
- Вампиры-негоцианты-некроманты? – поперхнулся я. – Звучит дико, если честно.
- Более чем. Они входят в состав Камарильи, им это более чем выгодно. Вполне логично, если учесть, что это дает им возможность держать руку на денежном пульсе кланов. Ведь банки смертных, в основе своей, не работают после заката.
Последние из хороших парней, Клан Гангрелов.
- Русские небось?
Джейн удивленно воззрилась на меня, удивленно приподняв бровь:
- И как догадался?
- Что, правда? Ну я тут поразмыслил, в названии каждого из кланов скрыт маленький ключик к территори-альности. Я не могу утверждать, конечно, наверняка, быть может эта моя теория полный бред, но в некоторых названиях угадывается явная связь. Посмотри: Бруха, например, реально существующее испанское слово. Озна-чает - колдун или ведьма, в некоторой трактовке – мудрый мужчина или женщина. Не помню какие народы в Ев-ропе говорят еще на испанском, но не удивлюсь, что в этой вашей далекой древности кто-то выбирал имена кла-нам не просто так. Джованни – ну тут вообще далеко ходить не надо, в самом слове столько красноречия, по-скольку ты сама сказала, что клан еще относительно молодой, по сравнению с остальными, то тут можно сказать вполне определенно, что первые Джованни были выходцами из солнечной Италии.
- Меткий выстрел, тут тебе повезло, - кивнула Джейн, - а что можешь сказать про остальных?
- Ну, не слишком много, это как пальцем в небо тыкать. Если отставить в сторону Стокеровское видение румынских корней вампиризма, а также еще добрые полсотни писателей и режиссеров, измочаливших сам тер-мин вампир, то Носферату звучит очень похоже на греческое «Нософорос» - приносящий чуму. В случае с Тре-мерами, тут само напрашивается слово «Треми», уверен, что в старых документах, если они у вас имеются, это название писалось именно так. А Треми… тут ты надеюсь не будешь спорить, звучит очень по-французски.
- Занятно, - произнесла Джейн, после некоторой паузы, затраченной, надо думать на обдумывание моей, честно говоря, глупой и совершенно не в тему теории, - и в кого ты такой умный?
- У меня в детстве была особая диета. Только рецепт ее, увы, совершенно секретный. Если я тебе скажу, мне придется тебя убить.
С ироничным блеском в глазах, Джейн несильно пихнула меня в плечо. Приоткрыв окно со своей стороны, она звучно и совсем не по-женски сплюнула в убегающую от шума мотора ее машины ночь. Позволив небольшой щели в окне натужно накачивать огромный салон свежим и прохладным воздухом, она посмотрела на меня, по-том на изумрудные циферки часов на приборной доске.
- Ладно, - решительно сказала она, - хватит зубоскальничать и отвлекаться. Мы скоро приедем, а когда впереди покажутся Золотые Ворота, я хочу немного от тебя отдохнуть. Не так-то это и легко, даже для вампира, вести машину и безостановочно молоть языком.
- Никакого разнообразия, да? – понимающе кивнул я.
- Заткнись и слушай, - беззлобно процедила она сквозь зубы, - ты в чем-то прав, хотя насчет Гангрелов, я так и не поняла, как ты догадался, что большинство из них славяне. Не уверена, что именно русские, но и такие там тоже встречаются. Это второй клан, который входит в состав Анархов и они первые и единственные отклик-нулись на призыв Бруха сбросить ошейник Камарильи и зажить собственной жизнью. Диковаты, порой даже для Бруха, не терпят над собой никакого давления, никогда не меняют принятого решения, что очень даже свойст-венно и Вентру, и Джованни и остальной Камарильской братии. Больше всего ценят свободу и независимость и плевать хотели на то, что другие думают на этот счет. В средние века они едва не погибли все, после жестоких эксперементов, которым подвергали их отступники Тремеры. И все из-за того, что они, можно сказать, состоят в родстве со своим Зверем. По крайней мере никто кроме них не умеет так хорошо его контролировать.
- И что это еще за Зверь такой? – немного обеспокоился я.
- Твой голод. Проклятие Каина, делающее нас теми, кто мы есть. Необходимость пить кровь, чтобы под-держивать свою жизнь. Если твоя жажда не будет получать свежей крови продолжительное время и сделается слишком сильной, она вступит в бой с твоим сознанием, будет стремиться всячески одержать верх. И если ей это удасться, Зверь вырвется на свободу, у руля в твоей голове встанут инстинкты, а не здравый смысл и ты превра-тишься в кровожадного убийцу, жаждущего только насыщения. Опасного для окружающих и не только для смертных, но и каинитов. Поддавшихся Зверю, по тем или иным причинам, регулярно отлавливают и уничтожают, пока они никому не навредили.
- Просто замечательно, - возмутился я, с содроганием вспоминая в подробностях свой сон и ту часть меня, которую я увидел запертой на самом дне моего «чердака», - и почему мне никто раньше не сказал о буковках мелким шрифтом в моем контракте? Перед тем, как расписывать все в розовых красках.
- Добро пожаловать в реальный мир, детка, - рассмеялась она, довольно жестко и с некоторыми нотками злости, - тебе знакомо понятие «предпоказ»? Чертова политика, она как зараза, которая лезет во все дыры, на-верное, с того самого времени, как какой-то умный смертный придумал этот термин. Ты ведь не станешь покупать товар, если сердобольный продавец с ходу распишет тебе все его недостатки? Тем более, если хозяин этого товара не хочет, чтобы ты узнав слишком много не только не купил сам, но и отпугнул других покупателей. Я понятно излагаю?
- Куда уж понятнее, - вздохнул я и отвернулся к окну. Мне было бы в пору злиться, но почему-то уже не по-лучалось. Я не считал, что Лестер обманул меня, продавая, как только что выразилась Джейн «кота в мешке». Он просто вежливо умолчал о некоторых аспектах, о которых, честно говоря, я мог бы догадаться и сам. И если я уже купил билет на этот поезд в один конец, поздно всплескивать руками и ахать над тем, что мне еще не удосужились рассказать.
Кроме того, я изрядно устал. События последних дней проехались по моему рассудку асфальтным катком и для тех, кто никогда в жизни не получал столь кардинального и наглядного опровержения своих взглядов на мир и его устройство могу авторитетно заявить: черта с два это легко. Даже сейчас, став одним из тех, кого всегда считал мифом и вымыслом, страшной сказкой на ночь.
Сидя в одной машине с вампирским учителем младших классов и проходя с ней курс молодого бойца, я все-таки никак не мог до конца поверить в две вещи: в то, что все это правда, а не сон, и в то, что это все проис-ходит со мной. Мне уже не хотелось думать о правильности своего решения, черт, мне не хотелось даже слушать все, что Джейн мне рассказывала, хотя где-то на задворках сознания, я понимал важность этой информации.
Мне больше всего хотелось прижаться щекой к прохладному стеклу и заснуть, часов эдак на двадцать, а там, на свежую голову уже разбираться со всем этим. Усталость настолько одолела меня, выпрыгнув из темноты неожиданно и ударив по затылку мягкой лапой, что я, сам того не осознавая, начал медленно выключать все ра-ботающие программы своего мозга. Исключительно из уважения к Джейн, я оставил только одну дежурную про-грамму, которая позволяла мне сидеть с открытыми глазами и изображать наконец-то замолчавшего ученика.
Из последующего разговора, я успел уловить краем уха несколько моментов о том, что Гангрелы научились не только контролировать своего Зверя, но и принимать его в себя. Балансируя на грани Жажды, они могут видоизменять свои конечности на манер звериных и превращать свои органы чувств в звериные. Что они одни из самых ярых врагов Тзимице и что-то еще про этих самых Тзимице, что я не запомнил.
В какой-то момент, Джейн замолчала, видимо поняв все-таки по моим остекленевшим глазкам, тупо глядя-щим вдаль, что я слушаю ее в лучшем случае не совсем внимательно. Я отстраненно услышал ее недовольное сопение, но видать она все поняла и не стала меня дергать. Я постепенно соскальзывал в странный, тягучий сон, мне было сыто, тепло и комфортно, настолько спокойно, что вынеси меня сейчас на дорогу и оставь так, я не найду разницы между жестким покрытием и мягкой периной.
Последнее, что я успел увидеть, перед тем как мои глаза окончательно закрылись, была мерцающая золо-тистыми огнями громада Золотых ворот. Внушительная, незыблемая как Статуя Свободы и такая же равнодушная к смертному муравейнику, который сновал по ней даже в такое позднее время. По отношению к нам, мост располагался чуть под углом и я немного полюбовался симметричным линиям канатов, тянущихся от настила к изогнутым опорам.
Потом я перевел взгляд на город.
Сан-Франциско сейчас напоминал мне огромный силуэт, вырезанный из черной бумаги, развешанный ново-годней гирляндой из цветных лампочек.
Джейн открыла окно настежь и до моего засыпающего слуха донеслось ленивое плескание волн в заливе, торопливый шелест шин по мосту, даже откуда-то из города докатилась переливистая трель автомобильной сиг-нализации и пение полицейской сирены.
Шум города, который никогда не спит - основные звуки, которыми он общается.
Фонари и горящие электрическим светом окна, мерцающие фары машин – его глаза, которыми он смотрит. И вот ему то, городу, точно плевать, кто ходит по его улицам: вампир или смертный.
Берег, неровной линией из той же черной бумаги, нахально вторгающийся в океан, берег, который, я поче-му-то был в этом уверен, мне запомнится ярче всего из моей первой каинитской ночи.
Перед тем как окончательно заснуть, я широко зевнул и неожиданная мысль робко постучалась в мое соз-нание: это же берега без солнца и такими я теперь буду видеть их всегда.