В крестьянском хозяйстве корова была очень важным животным. Фактически корова для бедняков была кормилицей семьи, и не иметь её было признаком крайней нищеты. Потеря коровы могла означать если не голодную смерть, то во всяком случае очень сильное ухудшение семейного рациона. Поэтому корову берегли и ценили, называли ласковыми именами, а её потеря была для крестьянской семьи настоящей трагедией. Именно поэтому верования в Коровью Смерть были весьма распространены.

Смерть ты, коровья смерть!
Уходи из нашего села,
Из закутья, из двора!
В нашем селе
Ходит Власий святой
С ладаном, со свечой,
С горячей золой.

Коровью Смерть воображали в облике старухи в белом саване или отвратительной женщины с руками-граблями, иногда – в виде скелета животного. Коровью смерть могли напускать и колдуны, за что-либо прогневавшиеся на сельчан.По многочисленным представлениям, Коровья Смерть могла оборачиваться в различных животных, но преимущественно чёрного цвета.
Проникая в село и обитая в нём, Коровья Смерть (или «напускающий» её колдун) принимала человеческое обличье – прохожего, односельчанина, что становилось иногда причиной самосудов над подозреваемыми в таком оборотничестве.

Крестьяне верили, что Коровья Смерть сама никогда в село не заходит, а всегда её завозят с собой. Но уж если она в село проникла, то пока не переморит всех коров – не уйдёт сама. Изгнать Коровью Смерть помогал обряд опахивания, весьма интересный по своей сути.
Исполняли его только женщины, причём для обряда они выходили с распущенными волосами, босые и в одних сорочках. Женщины впрягались в соху и должны были провести ею борозду вокруг деревни, как бы замкнуть круг. Иногда этот обряд исполнялся в полностью обнажённом виде, что, несомненно, добавляло остроты моменту. Соху везли одна или несколько «девиц безукоризненной жизни». Иногда в неё впрягалась беременная или ещё не рожавшая замужняя молодая женщина. Вдову ставили на место оратая (то есть пахаря), все прочие им помогали.
Участницы опахивания поднимали сильный шум, стучали сковородками, заслонками, кочергами, щёлкали кнутами, иногда даже палили из ружей. Земля откидывалась сохой в сторону, противоположную деревне. На перекрёстках прочерчивали крест, а под конец опахивания нередко зарывали в землю кошку, собаку или чёрного петуха. Во время обряда могла исполняться следующая песня-заклинание:
Выйди вон!
Выйди вон!
Из подмёта, из села!
Мы идём!
Мы идём!
Девять девок, три вдовы,
С ладаном, со свечьми,
С горячей золой!
Мы огнём тебя сожжём,
Кочергой загребём,
Помелом заметём!
Выйди вон, выйди вон!

Прогоняя Коровью Смерть, призывали на помощь богородицу, а так же святого Власия, повсеместно считавшегося покровителем домашнего скота.

Ещё один верный способ найти и изгнать Коровью Смерть – согнать вечером весь скот в один двор. Утром собравшиеся хозяева разбирали своих коров и если между ними оказывалась лишняя, то её и считали Коровьей Смертью, взваливали на поленницу и сжигали живьём. Весь остальной скот прогоняли между костров, зажжённых никак иначе, как «от Живого огня», то есть огня полученного с помощью трения разными способами. Считалось, что Коровья Смерть боится «Живого огня» и больше близко к скотине не подойдет. В особо радикальных случаях во всём селении гасили очаги и зажигали их тоже от «Живого огня». Согласно поверьям, Коровьей Смерти так труднее проникнуть на подворье и сделать своё чёрное дело.

Считалось, что Коровья Смерть особенно опасна в конце зимы, 18 февраля, в день Агафьи Коровницы. «Чахлая и заморенная», она пробегает по сёлам и губит на своём пути скот.
В это время крестьяне старались получше запереть хлевы и подвешивали во дворах вымоченные в дёгте лапти, чтобы отогнать Коровью Смерть.
Профилактическими средствами от падежа скота считались «четверговая соль» (приготовленная особым образом утром Великого Четверга) и почки освящённой вербы. Крестьяне после заутрени Вербного воскресенья шли прежде всего на скотный двор и бросали вербу в пищу скотине, веря, что эта процедура предохранит скот от падежа.

Вот пример того, как насквозь реальное явление, с которым невозможно было бороться реальными способами перешло в разряд сплошной мистики. Вот уж не знаю, была ли хоть какая-то польза от «четверговой соли» и почек вербы, но опахивание, конечно, добавляло экстрима в нелёгкую и однообразную деревенскую жизнь…