С утра Рассел выслеживал эмо с упорством орнитолога. Птичка только села на ветку, и он не спеша к ней подбирался, чтобы не спугнуть. Он подошел со спины, глядя, как Ясмин наклонился к раковине, чтобы плеснуть в лицо водой и смыть пену. Он даже подождал, пока парень, не открывая глаз, возьмет полотенце, прикоснется им к лицу, потом поправит челку, начнет оборачиваться…

Гаррет в спальне никого не нашел, хотя, пока он шел по коридору, он собирался поговорить с эмо самостоятельно, объяснить все, как получится. Он не был психологом и мастером трепаться, но надеялся, что все получится само собой, он просто скажет, что у них с Трампером кое-что творится, между ними какая-то ерунда, но Ясмин тут ни при чем, его просто перепутали…

За ужином Лайам изнасилованного соседа по кровати так и не видел, он даже подумал, что что-то случилось не то, но потом решил забить. В конце концов, если что-то и не так, то это проблемы самого мазохиста, не захоти он ЭТОГО, он бы смог отбиться там, в конюшне, ему бы хватило сил, главное – разозлиться, как следует. А он не стал злиться, он просто согласился и получил удовольствие.

Магду пришлось уговаривать долго-долго, но в конечном итоге она сдалась и сказала, что постарается не разболтать никому, что целой команды не хватает, до самого ужина. А после ужина, когда увидят, что стол пустой, если и хватятся, то уже будет поздно. Толлум-Таун – приличный город, там есть, где затеряться.
Как раз этим Нептуны и занялись – терянием в городе, но, тем не менее, все вместе. Малышня клятвенно заверила, что не заблудится и шляться не будет, а потому пошли все в самый большой, набитый битком клуб, в который только можно было пролезть практически бесплатно.

С утра все было еще хуже, язык у Гаррета был в норме, он даже мог говорить, зато при каждом движении разрывался болью, поэтому парень предпочитал молчать. Молча он встал, слез с кровати, отправился в душ вместе со всеми, молча намылился, молча собрался уже уходить, как Лайам решил воспользоваться аж двумя возможностями. Ведь мазохист сам решил подыграть ему в этой веселой бредятине с голубизной, да еще и говорить теперь не мог.

Ясмин вышел на улицу просто подышать, раз уж в комнате до сих пор стоял дух скандала. Кермит, в конце концов, улегся приходить в себя после кучи нервных потрясений, мелюзга разбежалась по друзьям, красавчика и мазохиста не было… Заняться совершенно нечем, поэтому бледный и тощий эмо пошел во двор интерната. Кошки нигде не было, но потом он заглянул, как обычно, за сам интернат и увидел, что живность спит возле камушка, где и всегда. Но рядом был еще и Рассел, который ни полдня не мог прожить без никотина, как и Лайам. Он курил, оглядываясь в страхе, что появятся вредные бабы, но понял, что никого ближе к позднему вечеру не наблюдается. Кошка подвернулась очень кстати, он лениво протянул ногу и даже не пнул, а так, ткнул ее в бок. Кошка встрепенулась и забежала за камушек. Ясмин не вытерпел.

С утра новости были неутешительные, сидевшие за столом парни паниковали, что если Лайам не вернется до появления директрисы, то им влетит. Даже снятие баллов уже не радовало, хотя раньше их такие вещи ни капли не задели бы.

В субботу даже мисс Бишоп пришла посмотреть, как проходили первые, пробные конкурсы. Дворник, который казался сначала монстром, умел, казалось, все сразу. Он, вместе с женщиной-конюхом показывал, как нужно залезать на коня, как им управлять. После его инструкций страшными на взгляд городских парней животными управляла только та самая женщина, которая водила коней по кругу, пока малолетки млели от ужаса.

В пятницу Магдалена решила, что ученикам совсем не обязательно знать об отсутствии директрисы в интернате. Мисс Бишоп предупредила ее, что вернется вечером, а сама уехала в Толлум-Таун. И молодая мисс Мэдли не знала, с какой целью она туда уехала. Она только сделала объявление во время обеда, что в конце недели, в субботу будут впервые проведены традиционные (как ни странно, опять же) конкурсы среди команд. Это, по словам мисс Бишоп и самой Магды, нужно было не только для сплочения учеников, появления у них командного духа и чувства ответственности, но и просто для развлечения. Особенно всех впечатлила новость о том, что во дворе интерната в самом деле стоит конюшня, и там живые кони. При желании можно даже научиться на них кататься, поле для скачек за интернатом тоже имелось.

Ночью не спал, казалось, только Брэд, который втихушку занимался именно тем, для чего Лайам предпочитал использовать девчонок. Брэд же за неимением девчонки или хотя бы кого-нибудь, занимался этим в гордом одиночестве. Через некоторое время и его чуть ускорившееся дыхание затихло, он собрался спать, пошуршав и успокоившись, но услышал стук. Поворачиваться не стал, потому что стук повторился.

С утра все было хуже некуда, проснуться от звонка в коридоре, означавшего, что пора вставать, оказалось еще обиднее, чем от будильника. В Стрэтхоллане невозможно было соврать, что не слышал звонка или не сработал будильник, потому что будили всех одинаково. Еще отвратительнее было то, что в комнате было холодно, отапливались с утра только классы и столовая, а выползать из постели и тащиться в ледяной душ представлялось кошмаром. Тем не менее, Лайам не выдержал, когда полка над ним заходила ходуном, Эрик кое-как сполз, вытащил какие-то шмотки из чемодана и вышел, хлопнув дверью. За ним вышел, точно так же навернув створкой о косяк, Ясмин. Он это сделал нарочно, посиневший от холода и злой. Таких Лайам обычно жалел, потому что кости, обтянутые кожей – то еще зрелище. А вот ему самому позавидовал тот же Кермит, но завистью скорее белой, чем черной, ведь сам он тоже был не из дохлых. Вот очки мешали – это факт, а в остальном все было прилично.