— Ну, что я говорил? — подмигнул Лиан чародею. — Прикройся, carino, незачем соблазнять служанок своей красотой. Я начну ревновать! — и поспешил к двери, остановившись только для того, чтобы поднять полотенце и обмотать вокруг бедер.

Служанка, весьма симпатичная рыжеволосая толстушка, вспыхнула до корней волос, увидев в дверном проеме почти полностью обнаженного красавца-эльфа. Взгляд её больших голубых глаз невольно скользнул по смуглому телу, и девушка опустила голову — похоже, она явилась не вовремя. Постоялец отодвинулся, пропуская её в комнату. Рыжая не удержалась и бросила любопытный взгляд на постель — какая же счастливица удостоилась его ласк?

Хорошо, что она успела поставить поднос на стол, иначе бы точно уронила, потому что никакой девушки в кровати не было. Там, укрывшись до подбородка одеялом, лежал еще один эльф, только помоложе и темноволосый.

— Спасибо за обед, — голос белокурого вернул толстушку к реальности. — Сколько я должен?

— Восемьдесят монет, — пробормотала она, не смея посмотреть ему в глаза.

— Я дам тебе еще пятьдесят, если ты приведешь в порядок нашу одежду, — он указал на развешенные у камина вещи. — И еще серебряк, если будешь держать рот на замке и не станешь болтать о нас с другом на всех деревенских перекрестках.

— Как прикажете, — присела в поклоне девушка, и эльф продолжил:

— А теперь можешь идти, и помни: язык может здорово отравить жизнь, а то и вовсе убить, поняла? — его глаза блеснули так холодно, что рыжей сразу стало неуютно и захотелось поскорее уйти.

— Я всё сделаю, господин, — присела она еще раз. — Позвольте взять ваши вещи?

— Давай и спасибо, — Лиан скрестил руки на груди и наблюдал, как служанка собирала их одежду и поспешно исчезала за дверью. А потом повернулся к Эйнару:

— Прошу к столу, carino.

— Ты постоянно меня так называешь, — выбираясь из-под одеяла и закутываясь в него же, начал маг. — А что это значит?

— А я разве не сказал? — приподнял бровь убийца и, увидев, что чародей отрицательно покачал головой, продолжил. — По-антивански это означает «милый». Тебе не нравится?

Вместо ответа Эйнар подошел к любовнику, обнял, потерся носом о его нос, легонько поцеловал и шепнул на ухо:

— Нравится... carino... — а потом чуть отстранился и спросил. — А как будет по-антивански — я тебя люблю? — и выжидательно уставился на Лиана.

— Io ti amo, — произнес тот слова, которые последний раз говорил так давно, глядя в такие же золотые глаза.

— Красиво, — губы мага тронула легкая улыбка. Он на мгновение замолчал, а потом продолжил. — Тогда будет так: Io ti amo, carino.

— Ты... вот так сразу?

— Не сразу. Еще там, тогда, — говорить было сложно, но и молчать больше нельзя. — Потому я и напросился с тобой. Я знаю, что толку с меня нет, но...

— Эйнар... какой же ты у меня глупый... preferito, — шепнул антиванец, касаясь губ юноши.

— А это что означает? — маг напряженно ожидал ответа, не сводя с Лиана глаз.

— Preferito? Это значит любимый. Но, демоны побери, Эйнар! Наш обед остывает!

— И пусть, — чародей облегченно вздохнул. — Я уже не хочу есть.

— Никаких «не хочу»! — нахмурился Лиан. — Надо. Одно из первых слов, которые должен выучить каждый Ворон.

Эйнар еще раз вздохнул и уселся за стол. Без аппетита поковырялся в тарелке, хоть жаркое было очень вкусным, зябко передернул плечами:

— Мне что-то холодно, Ли... Я прилягу, — и, отодвинув тарелку, пошагал к постели, забрался под одеяло и громко чихнул. Лиан нахмурился, но ничего не сказал. Быстро покончил со своей порцией, затем подошел к юноше, коснулся лба рукой:

— Похоже, у тебя начинается жар.

— Ага, — снова чихнул чародей и шмыгнул носом. — Это всё из-за дождя.

— Ты же маг! Наложи заклинание — и всё.

— Не поможет, — сокрушенно вздохнул юноша, — я уже накладывал, когда мы купались. А простуду меня учили лечить травами, а они... ап-чхи... кончились. И когда у меня жар, я не могу толком сконцентрироваться.

— Говори, что нужно для снадобья. Как только нам вернут одежду, я постараюсь найти всё необходимое и приготовить это твоё зелье, — Лиан достал из кошеля листок бумаги, нашел на столике у кровати чернила и перо.

— Но разве ты умеешь? Ты же не маг.

— Я был Вороном, а это почти тоже самое, — подмигнул убийца. — Меня учили делать яды, не думаю, что твое лекарство намного сложнее. Смешать в склянке несколько ингредиентов — на это моих знаний хватит.

— Ну, ладно, слушай, — Эйнар продиктовал несколько названий, которые антиванец старательно записал. Спрятав список в кошель, Лиан сел на край постели и снова коснулся горячего лба чародея. Бывшему Ворону категорически не нравились эти яркие пятна на щеках, лихорадочный блеск глаз и начавшие отбивать дробь зубы.

— Голова болит, — совсем по-детски пожаловался маг, — и горло... ап-чхи! Ты... вот что, оставь меня здесь, — облизнул он пересохшие губы. — Тебе же в Денерим надо.

— У тебя точно жар, — скривился Лиан. — Денерим никуда не денется. И поедем мы туда вдвоем. Выздоровеешь и поедем. Эйнар не ответил, просто коснулся ладони Лиана горячими губами.

***

Но Денерим они оба видели не так скоро, как хотелось антиванцу. Ему удалось раздобыть всё необходимое и приготовить зелье, но, несмотря на это, юный чародей три дня метался в жару, порой проваливаясь в глубокую яму горячечного безумия.

Отбросив пока что все свои проблемы, Лиан окружил любовника почти отцовской заботой. Обтирал его тело влажным полотенцем, чтобы уменьшить жар, поил чаем и зельем, провожал до туалетной и помогал вернуться в постель. Думать о себе было некогда.

Всё заслонило собой болезненно-горячее тело, сотрясаемое жестокими приступами кашля. Весь мир сосредоточился в потрескавшихся, спекшихся от жара губах, в глазах, затуманенных лихорадкой, в тонких пальцах, стискивающих его руку, в попытке удержаться на краю беспамятства.

Чья-то жизнь зависела от Лиана далеко не в первый раз, но прежде он только убивал. Теперь все эти отточенные годами умения оказались бесполезными. Сейчас требовалось другое — умение лечить, которому Лиан обучен не был. Что же, значит пришло время научиться!

К вечеру третьего дня Эйнару стало немного легче, жар уже не был столь сильным. Чародей даже сел в постели и полностью опустошил чашку с крепким мясным бульоном, который Лиан заказал исключительно для него. И без того стройный, маг исхудал еще сильнее, кожа казалась почти прозрачной, а голубая сетка вен была видна так четко и ясно. Совсем ребенок. Хрупкий и беззащитный, несмотря на всю свою магию. Его Эйнар.

Этих трех дней Лиану хватило, чтобы понять — его чувства к юноше не просто желание плоти. Ведь по большому счету, они еще не были близки телами, чего нельзя было сказать о душах. Даже больной, маг не жаловался, не изводил его капризами и старался поменьше дергать. Это нравилось антиванцу. Он не выносил слабости в себе и презирал в других. Эйнар, сам того не зная, проходил одну проверку за другой.

А еще за все это время Лиан ни разу не вспомнил о Зевране, а когда мысль все же пришла — остался абсолютно равнодушен. Впервые за все эти годы Грандмастер Араннай действительно стал прошлым, а настоящим был заходящийся в приступе кашля Эйнар. Спасший его от мучительной смерти и безоглядно вверивший себя всего. Похоже, Лиан не солгал пареньку, когда авансом назвал его preferito. Каким-то волшебным образом тот сумел освободить убийцу от наваждения, державшего в плену целый десяток лет.

Наблюдая, как медленно, наслаждаясь каждым глотком, маг пьет горячий ароматный бульон, Лиан чувствовал, как его губы невольно расползаются в улыбке. Эйнару стало легче — разве это не повод для радости?

Создатель, сказал бы кто-то пару месяцев назад, что он влюбится в мальчишку, высмеял бы идиота! Чушь собачья вся эта ваша любовь, нет ничего её гаже, ничто не может ранить сильнее. Но три дня в подвале сделали его совсем другим. Сначала Лиан, как истый Ворон, планировал просто соблазнить чародея, чтобы помог сбежать, но...

Слишком наивно-искренним оказался парнишка, обмануть такого так просто и... сложно. Гильдия — не то место, где можно встретить таких, как Эйнар. Даже после всех реформ Аранная недоверие, соперничество, подспудное ожидание пакости никуда не делись.

Совращение, теперь уже не насильственное, но от этого не менее отвратительное, точно так же процветало среди Воронят. Разве можно сохранить среди всего этого такой вот взгляд?

И вот эта наивность притягивала. Лиан не мог поверить, что таким вообще можно быть, несмотря на все, что довелось пережить. По выработанной годами привычке пытался отыскать двойное дно в поступках и словах и... не находил. Вся «Воронья» подозрительность разбивалась о золотистый и до боли искренний взгляд. Маг не лгал. Ни словом, ни взглядом, ни жестом.

И до сих пор звучал в ушах умоляющий голос: «Ли, не надо, пожалуйста», мгновенно остудивший тогда кровь. И это тоже не было игрой. Эйнар не ломался и не набивал себе цену, он просто боялся, но даже не попытался защититься магией, а ведь мог бы.

В чародее Лиан увидел все то, чего никогда не было в нем самом: искренность, наивность, чистота. В нем все эти качества уничтожила сначала собственная мать, потом — Гильдия. Любовь к Зеврану не сделала его лучше, скорее — наоборот.

Терять парнишку не хотелось, потому что только у него может получиться освободить Лиана от проклятой страсти к мастеру. Демоны побери, уже получилось. Потому что все эти дни антиванец думал только об Эйнаре. И даже если тут замешана магия — разве это зло? Ни в коем случае!

— Спасибо, Ли, — маг протянул ему пустую чашку, отвлекая от размышлений. — Знаешь, в последний раз я такой бульон дома ел. Незадолго до того, как меня отправили в Круг.

— Погоди, — Лиан поставил чашку на стол и вернулся к юноше. — Разве теперь забирают детей насильно? Вроде бы Круги отменили...

— Как тебе сказать, — Эйнар снова закашлялся, — после Кирковольского восстания их переименовали в Магические школы. Но суть мало изменилась. Ты должен помнить, сколько было случаев одержимости, пока маги и храмовники друг друга убивали. В итоге сошлись на том, что дети с магическими способностями должны являться в Круг добровольно, как только способности проявятся. Что обучение необходимо и все такое. Филактерии даже на время отменили, потом — снова ввели. И все пошло по-старому, даже хуже кое-где. Демоны побери, горло пересохло, — сообщил Эйнар любовнику, и тот быстро подал кружку с чаем из трав. — Спасибо, preferito, — мягкая улыбка тронула иссушенные лихорадкой губы. Он ненадолго задержал питье во рту, проглотил и продолжил. — Так что, по большому счету, ничего не изменилось. Здесь, в Ферелдене. Говорят, в Киркволле все не так, но кто его знает. Храмовники, они тоже все разные. А рыцарь-командор за всеми уследить не может.

— Как и Грандмастер, — согласно кивнул Лиан. — Во многих ячейках до последнего времени бывали случаи насилия... Прости.

— За что? — пожал плечами Эйнар. — Ты-то в чем виноват? Не ты же меня... — кашель снова прервал слова. — А еще, только пойми меня правильно, Ли. Я владею любовной магией, и это как-то отражается на мне самом. Я не знаю, почему так происходит. Те рыцари... Они говорили, что их ко мне тянет. Сильно. Я не сразу научился это контролировать. Любовная магия... Она основана на тесной связи с Тенью и с магией крови, понимаешь? Раньше это не разрешалось, но после восстания вдруг обнаружилось, что на этом можно неплохо заработать. А когда речь идет о выгоде, многие прежние законы переписываются.

— Понятно, — бросил Лиан, невольно думая, а не стал ли и он жертвой вот этого побочного эффекта? Хотя — нет. Эйнар же сказал, что уже научился контролировать это, а врать маг не умеет. — Но почему ты не пожаловался мастеру или кто там у вас главный?

— Тот рыцарь-командор, Грегор, который еще госпожу Амелл помнил, погиб во время восстания, как и старший чародей Ирвинг. А новый... Он не выносит магов, Ли. И ему безразлично, что с нами делают храмовники. Говорили, что его беременную жену убил какой-то маг, вот он и возненавидел нас всех скопом, и в Круг для того пошел, чтобы жизнь магам медом не казалась, — грустно вздохнул Эйнар. — Кроме того, у меня не было доказательств. Они меня не били, не оставляли следов. Моё слово против их слов. Догадываешься, кому поверили бы?

— И ты молчал?

— Да. Я очень быстро понял, что если не сопротивляться — будет не так больно, — криво усмехнулся Эйнар, — научился работать языком. Чем быстрее все заканчивалось, тем лучше было для меня самого. Я их ненавидел и боялся. Создатель, я никогда не думал, что буду хотеть этого сам, — теперь улыбка стала смущенной. — Тогда, перед тем, как я свалился, мне так захотелось тебя отблагодарить. За все: за то, что с собой взял, что терпишь меня и не настаиваешь. Я не знал — как, и подумал, что лучше всего будет дать тебе то, чего ты... мы оба хотим.

— Carino, — Лиан привлек чародея к себе, и тот уютно устроился, прижавшись к груди сидящего любовника. — Ты ничего мне не должен. Скорее — наоборот, — тело мага все еще было горячим, но уже не настолько, чтобы это пугало. — Единственное, чего я от тебя хочу — выздоравливай поскорее, — Лиан коснулся губами острого уха Эйнара.

— Я и сам этого хочу, Ли, — вздохнул тот. — Ненавижу болеть! Но я всегда был слабым и простужался легко. И маг из меня так себе, если бы не способности к приворотам, меня бы уже давно усмирили. А стоит жару начаться — всё, ни на что не способен. Э-э-х, — махнул рукой чародей, — вот и сейчас. Всего лишь какой-то жалкий дождь, и ты вынужден со мной возиться. Зачем я тебе такой, а?

— Ну, во-первых, дождь был сильным и холодным, а вовсе не жалким, — Лиан провел рукой по длинным волосам мага, влажным и спутанным, — а во-вторых, ты мне не «зачем», ты просто мой. Preferito, — это слово антиванец прошептал, снова касаясь уха чародея губами. — Денерим никуда не денется. Если его порождения тьмы не разрушили, то нас он точно дождется.

— Обещай мне одну вещь, Ли, — Эйнар отстранился, коснулся горячими пальцами щеки убийцы.

— Сначала скажи, чего ты хочешь, — Лиан был серьезен. — Вдруг ты попросишь тебя убить или бросить здесь? Я не даю обещаний, которые не могу выполнить. Я же бывший Ворон.

— Ну, хорошо, — не стал спорить маг, — обещай, что когда я поправлюсь, мы... сделаем это по-настоящему? Я хочу... полностью быть твоим. Ты тогда сказал, что я сам должен захотеть. И вот... — он уставился в глаза любовника, а по щекам снова пополз румянец.

— Ну, такое обещание я тебе с удовольствием дам, carino, — антиванец легко коснулся губ юноши, невольно вспоминая, как почти такими же словами предлагал себя всего Зеврану. Так давно. Почти десять лет назад. — Но сначала — выздоровей, идет?