— Клянусь Создателем, это моя вина, — глядя в холодные синие глаза рыцаря-командора Мередит, произнес Терон, молясь про себя о том, чтобы хватило сил выдержать этот взгляд и не дать ей усомниться в правдивости каждого слова. Эльф ощущал, как под мантией течет по спине холодный пот, как дрожат пальцы, которые сцепил в замок за спиной. А кто бы не боялся её? Женщину, державшую в стальном кулаке не только Казематы, а и весь Киркволл. Если она не поверит... Но лучше об этом не думать, тем более она явно ждет продолжения фразы, а значит...
— Это я совратил рыцаря Гардиана при помощи магии крови. У него не было ни единого шанса.
Терон понимал, что сейчас подписывает себе приговор. В лучшем случае — его усмирят, в худшем — казнят, но допустить, чтобы пострадал еще и Гардиан, эльф не мог. Ему самому кары не миновать в любом случае — рыцарь-командор бралась за клеймо и за куда меньшие проступки, чем запрещенная связь между храмовником и магом, а вот Гардиан вполне может отделаться понижением в звании, но останется в Ордене.
Это главное, потому что в противном случае его семье: матери и трем сестрам нечего будет есть и нечем платить за жилье. Молодой рыцарь был единственным, кто приносил в этот дом деньги, а потому нужно сделать все, чтобы...
«Я люблю тебя» — скороговоркой на ухо, проходя мимо, едва касаясь рукой в латной печатке плеча Терона, стоящего у книжных полок.
«Нельзя... мы не должны...» — почти задыхаясь и глотая собственные стоны, вжимаясь в Гардиана всем телом и ощущая его всего в самом сердце.
«Плевать, пусть накажут...» — решительно опуская руку на рукоять меча.
«Я не позволю...» — сурово хмуря брови и стискивая посох.
«Мы убежим, вдвоем... в Тевинтер»...
Они не успели.
Кто сдал их рыцарю-командору, Терон не знал, но случилось это, когда Гардиана в Казематах не было — его зачем-то отправили в Вал-Руайо. Времени на раздумья не оставалось: или взять всё на себя и надеяться: Гардиан поймет, почему он это сделал, и воспользуется шансом правильно, или сказать правду, приговорив обоих.
Правду?..
Но разве можно рассказывать об этом кому-либо вообще? Это все равно, что снять сейчас мантию и белье, обнажиться перед своими палачами полностью и ощущать, как обжигают презрительно-насмешливые взгляды. Только будет еще хуже и больнее, потому что на растерзание бросишь душу и то сокровенное и самое чистое, что происходило в короткие мгновения, которые удавалось провести вместе.
Нельзя.
Ни слова.
Никому.
И поэтому...
— Рыцарь Гардиан невиновен, только я.
— Тебе известно, что маги не имеют права вступать в какие-либо отношения с храмовниками? — синие глаза Мередит пронзительные и острые.
— Да, рыцарь-командор, — голова опустилась под тяжестью взгляда, на мгновение глаза Терона задержались на мече Мередит — красном и словно светящемся изнутри.
— Тогда почему ты нарушил запрет? — сорвалась на крик женщина, а стоящий здесь же Первый Чародей Орсино болезненно поморщился. — Как посмел?
— Я хотел испытать свою силу, — почти совладав со страхом, произнес Терон. Почему-то крик рыцаря-командора не испугал, а успокоил. Может, потому, что за годы, проведенные в Казематах, уже успел привыкнуть к этим ее крикам?
— Почему именно рыцарь Гардиан? — этот вопрос задал рыцарь-капитан Каллен, до этого молча наблюдавший за происходящим.
— Я загадал в тот день, что попробую на первом храмовнике, который войдет в библиотеку, — как можно небрежнее обронил Терон, — это оказался Гардиан, вот и весь секрет.
— То есть, тебе было неважно, к кому применять магию крови? — нахмурился Каллен. — А если бы вошел я?
— Тогда я привязал бы к себе вас, — это далось не так-то легко. Лгать в глаза тому, кто был тебе симпатичен и кого ты уважал, всегда сложно, но необходимо, потому что Гардиан, когда вернется и узнает о случившемся, начнет задавать вопросы, и очень важно, чтобы услышал именно это, чтобы не чувствовал себя виноватым, не казнил за то, что Терона...
— Усмирить, — произнесла Мередит. — И благодари Создателя, что тебя не повесят, как паршивого пса!
***
Эта комната больше похожа на карцер, в который отправляли нерадивых учеников и провинившихся магов: маленькая и пустая, если не считать каменного кресла с вмонтированными в него захватами для рук, ног и шеи. Они такие холодные — эти захваты, и теперь пошевелиться невозможно, вырваться — не получится, а магии в нем нет уже давно.
И так сильно колотится сердце, страх, с которым получалось справляться в кабинете Мередит, сейчас празднует победу. Осознание того, что через несколько мгновений его самого уже не будет, сводит пальцы болезненной судорогой, выступает холодным потом на коже и, вероятно, читается в глазах слишком ясно, потому что храмовник, которому поручено провести ритуал, насмешливо спрашивает:
— Что, испугался, остроухий? Раньше думать надо было, а теперь — поздно.
— Я не боюсь, — ложь прозвучала так жалко, что даже сам Терон не поверил в произнесенные слова.
— А я — Андрасте во плоти, — в руке рыцаря раскаленное клеймо, его убийственная, выжигающая магию сила ощущается даже на расстоянии, хочется убежать или хотя бы отгородиться щитом, но ни то ни другое — невозможно.
Получается только зажмуриться, чтобы не видеть, как приближается это беспощадное солнце, получается закричать, когда раскаленный металл касается лба и сила, скрытая в клейме, проходит сквозь Терона, как нож сквозь масло, забирая с собой его суть... Вонь горелой кожи смешивается с чем-то еще — неприятным и резким, но что это такое эльф не знает, да и...
Неважно. Не имеет значения.
Клеймо больше не жжет. Теперь оно холодное и так же холодно и пусто внутри. Спокойно. Так не было никогда. Странно.
— Готово, — храмовник улыбнулся, видя результат своего труда, — таким ты мне куда больше нравишься! Всех бы вас так, чтобы с демонами не якшались!
***
— Гардиан, тебя рыцарь-капитан требует, срочно!
— Но я только приехал! — возмущение вырвалось само, но сдержать его так трудно, когда устал как собака и безумно соскучился по...
— Ты оглох? Срочно! — теперь в голосе лейтенанта сплошной металл, а взгляд — странно холодный.
— Есть, — склонил голову Гардиан, а потом направился к кабинету рыцаря-капитана, на ходу стаскивая шлем. Короткие прямые волосы примялись, и прическа сейчас напоминала гнездо неаккуратной птицы, но разве это имеет какое-то значение? Это будет важно вечером, если, конечно, получится урвать хотя бы полчаса, чтобы побыть наедине с...
— Терон? Усмирен? Но за что? — верить услышанному не хотелось, но рыцарь-капитан никогда не был шутником, и сейчас светло-карие глаза серьёзны как никогда.
— А вы не догадываетесь? — голос полон обманчивого спокойствия.
— Нет, насколько я знаю, он успешно прошел Истязания и не был замечен в нарушении...
— Не считая того, что совратил вас, используя магию крови? — Каллен не дал договорить, и Гардиан застыл, услышав слова рыцаря-капитана.
— Что вы...
— Не советую мне лгать. Это не имеет смысла, учитывая, что ваш... любовник во всем сознался. Рыцарь-командор приговорила его к Усмирению — удивительная мягкость, учитывая, что именно он сотворил.
— Это неправда! — Гардиан рванулся вперед, звеня оружием и намереваясь хватить Каллена за отвороты мундира. — Вы пытали его? Я знаю, как получает признания рыцарь-командор!
— Остыньте! — осадил подчиненного рыцарь-капитан. — Я присутствовал при допросе и знаю, что никаких пыток не было. Мне вы верите?
Несколько мгновений Гардиан жадно всматривался в глаза Каллена, ища в них малейший намек на ложь, а потом опустил голову и произнес:
— Тогда наказывайте и меня, потому что я тоже нарушил правила. Это будет справедливо.
— Если бы вы сказали нечто иное, я перестал бы вас уважать, — скупо улыбнулся Каллен, — но в данном случае благородство неуместно. Маг просто использовал вас, Гардиан, чтобы испытать магию крови.
— Нет... Нет... — теперь рыцарь отступал назад, яростно мотая головой, не желая верить тому, что слышал. — Это ложь! Терон не малефикар!
— Сожалею, но я слышал обратное, — сухо сообщил рыцарь-капитан. — Вы стали жертвой похоти, Гардиан, и только поэтому не будете изгнаны из Ордена. Сразу после того, как Первый Чародей лично осмотрит вас и убедится, что вы не одержимы, вы можете вернуться к своим обязанностям, однако о повышении в звании и прибавке к жалованию вам придется забыть на ближайший год. И советую держаться подальше от Усмиренных. Рыцарь-командор согласилась не лишать вас нынешнего звания только потому, что прежде у вас не было ни одного взыскания и нарушения, но она всегда может передумать, и тогда я не смогу сделать для вас ничего. Вы свободны, Гардиан.
— Этого не может быть, — прошептал рыцарь, продолжая стоять на месте, — он не мог так...
— Поверьте мне, маги крови способны на все! Вы знаете, что я никогда не бросаю слов на ветер и не говорю о том, в чем не уверен. Вам повезло, что братья были бдительны и вовремя заметили ваши...
— Хватит... — умоляюще прошептал Гардиан, сжав голову руками, — пожалуйста...
— Идите к Орсино, — уже чуть теплее произнес Каллен, глядя на сломленного услышанным юношу, и надеясь, что тот сумеет справиться с собой. Гардиан нравился рыцарю-капитану своей честностью, исполнительностью, добросовестностью и... чистотой.
Впрочем, последнее теперь уже не было столь неоспоримым. Каллен вспомнил, как удивлялся в свое время тому, что Гардиан ни разу не посещал «Цветущую розу», в отличие от братьев. Тогда он восхитился чистотой и силой веры юноши, теперь — понял, как все было на самом деле. Восхищение сменилось легкой брезгливостью — отношений между мужчинами Каллен не понимал никогда. Но разве применимо слово «отношения» в данном случае? Гардиана просто использовали, навязали свою волю — отвратительно.
***
Невозможно... Неправда... Что бы они не говорили — это неправда. Они не видели его глаз, не слышали стонов, не касались кожи. Никто не может так лгать! Никто. Разве что демон? Но Терон не был демоном... и малефикаром тоже не был. Но зачем тогда? Почему?.. Неужели все же... Нет. Невозможно! Найти и спросить, но...
— Ты не знаешь, где сейчас Терон? — спросил Гардиан как можно небрежнее у своего соседа по казарме и по совместительству друга — Симона.
— Это тот маг, кого недавно усмирили? — осведомился тот, продолжая полировать и без того сверкающий меч.
— Да. Он был... должен мне два золотых, — нашелся Гардиан, так же вытаскивая из ножен меч и осматривая его.
— Не повезло, — хмыкнул Симон, — его отправили куда-то в мастерские, а куда — понятия не имею. Может, как вернется сюда после обучения, ты и получишь своё золото. А если и нет — разве он не стоил каких-то паршивых двух золотых?
— Ты о чем это? — откладывая меч в сторону, холодно поинтересовался Гардиан, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость.
— Ну как о чем? Все же знают, за что его усмирили! — хохотнул Симон, пошловато подмигивая Гардиану. — Выходит, капитально он на тебя запал, раз с демонами снюхался, чтоб совратить! Жаль только, что он не девка, или тебе без разницы?
— Мне без разницы, — процедил Гардиан, — дать тебе в морду сейчас или потом, если ты немедленно не заткнешься!
— Ты чего? — изумленно уставился на него Симон. — Или ты сам в него...
— Заткнись! — удар был вроде бы не сильным, но Симон все же отлетел к стене, выронив меч, за которым тут же наклонился, но скрестить клинки им не дали. По двое рыцарей повисли на мужчинах, не позволяя совершить то, о чем потом будут жалеть.
— А ну тихо оба! — рявкнула Анета, старшая над этим отрядом. — Чтобы я больше такого не видела! Ты, — ткнула пальцем в Симона, — захлопни пасть и ни слова об усмиренных, а ты, — теперь палец указывал на Гардиана, — возьми себя в руки, если не хочешь вылететь из Ордена. Врубились?
Симон кивнул первым, стирая кровь с разбитой губы, и обронил, глядя на Гардиана:
— Извини, не повторится.
Тот кивнул молча, высвободился из рук державших его рыцарей и ничком лег на свою кровать. Говорить не хотелось, видеть кого-либо — тоже. Жизнь в одночасье превратилась в мучение, а внутри, там, где сердце, было горячо и больно, словно разлилось что-то едкое, грозящее вот-вот потечь по щекам. Невыносимо. Невыносимо даже представить, что все, сказанное Калленом, правда и любовь, которой Гардиан жил все это время, была на самом деле всего лишь...