Ich werde in die Tannen gehen
Dahin wo ich sie zuletzt gesehen.*
Rammstein - Ohne dich
Слезы — не единственное оружие женщины. Между ног у тебя есть другое, и неплохо бы научиться пользоваться им.
Серсея Ланнистер (Песнь Льда и Пламени)
Это уже начинало напоминать какое-то издевательство. Скоро на боковую я буду отправляться исключительно через потерю сознания. Голова гудела и кружилась, когда я попыталась пошевелиться, накатила тошнота. Просто охренительно, только сотрясения мозга мне не хватало для полного букета... Я открыла глаза и... И все. Чернота. О боже... Я ведь не ослепла, правда? Тут просто темно. Да, очень темно.
Я дернулась и с ужасом услышала удаляющийся от меня писк. Я сидела. Сидела на холодном полу, собственный зад уже почти не ощущался. Надеюсь, это не крысы его отъели... Так, спокойно, нужно встать и выяснить, где я очутилась. Ноздри раздирали запахи земли и плесени. Я хотела опереться на руку, чтобы помочь себе подняться, но не смогла. Руки были прикованы к стене у меня над головой. Задранные вверх они уже затекли и потеряли всякую чувствительность, вот я и не заметила этого сразу. Вот черт... Липкий ужас и паника уже не просто подавали признаки жизни, они успешно захватили власть над моим разумом. Кому могло понадобиться приковывать меня к стене? Что я могу сделать? Да зачем я вообще могла кому-то понадобиться?!
Я истерично забрыкалась, пытаясь выдрать оковы из стены, но вместо этого только в кровь раздирала запястья.
"Бежать! — истошно вопил инстинкт самосохранения. — Беги отсюда, живо!"
Но было уже поздно. До меня донеслись чьи-то шаги и раздраженный голос:
— Слыхал, как разгремелась, Вито? Я ж говорил, что скоро прочухается!
— Все у вас молодых абы как! — проворчал собеседник. — Представляешь хоть, что бы с тобой его величество сделал, ежели б она откинулась?
— Так не откинулась же! — огрызнулся первый. — Мертвяки уж точно так не шумят. Надо же, беда, по голове приложил! Поделом дряни!
Я остановила свои бесплодные попытки вырваться и замерла с открытым от возмущения ртом. Да чтоб тебя вывалившимся из потолка камнем по голове сейчас приложило, гад! Ну попробуй ко мне подойти, я уж тебе наглядно продемонстрирую, что тошнота — одно из последствий "по голове приложил". Для тебя всю свою меткость задействую!
Раздался металлический лязг и в темноте, словно светящаяся пасть огромного хищника, разверзся проход. Я зашипела, когда по уже привыкшим к темноте глазам резанул свет от закрепленных на стене напротив входа факелов. Почти сразу на их фоне появилась человеческая фигура. Кажется, на вошедшем были доспехи, но свет шел из-за его спины, рассмотреть, что за герб на них изображен, я не могла. Мужчина неторопливо приблизился ко мне, и я инстинктивно поджала колени к груди, пытаясь стать как можно меньше и незаметнее.
— Думала, мы тебя не найдем? — человек присел передо мной на корточки. — Считаешь себя самой умной?
— Отпустите меня, — отвратительно умоляюще прошелестела я, разом позабыв свой план мести с участием моего желудка и сапогов гостя.
Несколько секунд мужчина никак не реагировал, а затем вдруг расхохотался. Я еще сильнее вжалась спиной в стену, не обращая внимания на больно впивающиеся в обнаженную кожу неровности.
— Ты ее слышал? — немного успокоившись, стражник обернулся к своему спутнику, остановившемуся возле двери. Тот лишь смерил его тяжелым взглядом и пригладил торчащие щеткой усы. — Можешь повторить эту шутку его величеству, когда мы отведем тебя к нему. А мы скоро это сделаем, ему не терпится с тобой поговорить.
— О чем? Кому не терпится? Что происходит? — ну я и встряла, ну и встряла...
— Не прикидывайся, что не понимаешь.
— Но я правда не понимаю! — с истеричными нотками вскрикнула я.
Я уловила движение его руки и зажмурилась, но удара не последовало.
— Тебе повезло, — прошипел мужчина, наклонившись еще ближе ко мне, — что его величество запретил тебя трогать. По крайней мере, пока... — он многообещающе похлопал меня по щеке затянутой в перчатку рукой, и с новой волной ужаса у меня будто сердце в пятки ушло.
— Хватит, — наконец вступил второй стражник. — Пойди скажи, что она очнулась. Я посторожу.
— Попомни мои слова, дрянь, — добавил младший, прежде чем выпрямиться и энергичным шагом покинуть камеру. Не будь я прикована к стене, сейчас было бы самое время, чтобы сползти по ней.
— Хоть вы, — тихо обратилась я к оставшемуся мужчине через какое-то время, — скажете мне, почему я здесь?
Несколько секунд он помолчал, а потом вздохнул:
— Ну и заварила ты кашу... Дуры вы, бабы, дуры. А с этим не связывайся, он на весь белый свет зол. Ему плевать, на ком срываться, а тебе и своих бед по горло хватит.
Я не ответила. Не потому что пыталась понять, чем в принципе заслужила заключение в темницу и такое обращение, а потому, что не могла решить, за какое именно из моих деяний сюда угодила. Не придя к однозначному выводу, я зачем-то, скорее чтобы отвлечься от ужасающих картин собственных перспектив, поинтересовалась:
— Почему он такой злой-то?
— Эти благородные все без царя в башке. А этот мало того, что шестой сынок виконта...
— Виконта Трахтенмейстера что ли? — машинально спросила я.
Мужчина хмыкнул в усы и продолжил:
— И наследство с титулом да землями ему может только сниться. Так еще вместо того, чтобы пристроить его в почетную свиту его величества, папаша запихнул к нам, простым солдатам. А мой отец вон конюхом был. Какого ж благородному гордецу под моим началом?
Я непроизвольно дернулась, когда в коридоре послышались гулкие шаги. Еще немного и в камеру один за другим вошли трое солдат, включая моего нового знакомого. Один из них нес в руках по факелу, но это ничего мне не дало. Опознавательных знаков ни на ком не было. Что за черт? Хотя, по сути, что мне даст знание, что за монарх желает со мной перетереть? Я раньше времени узнаю, кто отдаст приказ о моей казни (а в этом исходе я уже ни капли не сомневалась)? Вот уж здорово!
— Отцепляйте ее, — махнул рукой усатый. — Руки за спину, сюрпризы и неприятности нам не нужны.
Один из стражников подошел ко мне и завозился с кандалами. В этом была какая-то ирония — я вытащила из темницы Иорвета и тут же угодила туда сама. Тюремный круговорот Лок Муинне, мать его...
Раздался щелчок, и освободившаяся рука повисла плетью. Я едва не застонала, почувствовав, как кровоток в ней начинает восстанавливаться. Пока мужчина возился со второй рукой, я скосила глаза на освободившуюся конечность. Она была свободна, но вот металлический браслет с креплением, вероятнее всего для цепи, на ней остался.
Кажется, солдат нервничал. Я почти чувствовала его напряжение, а до ушей несколько раз донеслись витиеватые ругательства, когда крепление не поддалось с первого раза. Новый щелчок, и вторая рука присоединилась к первой. Рывком мужчина поднял меня на ноги, и только в этот момент я заметила их подстраховку — направленный на меня арбалет. Что-то внутри меня дрогнуло. До этого момента все казалось каким-то нереальным, словно чересчур правдоподобный сон, но сейчас до меня вдруг дошло, что все здесь по-настоящему. Это не дурацкий розыгрыш. Если я не стану подчиняться, меня застрелят, если "его величеству" что-то не понравится — казнят. Уж не знаю, к какому способу прибегнут в этом случае. Остается надеяться, что с фантазией у него не очень...
Я вскрикнула от боли, когда стражник заломал мои руки назад. Звякнула цепь, которую он снова закрепил в держателях, надежно фиксируя конечности за спиной. Меня захлестнула новая волна ужаса. Мужчина же уверенно толкнул меня к выходу. От неожиданности я едва не растянулась на полу, по сути, от падения меня спасли только чьи-то руки, вцепившиеся в плечи. Я забито подняла голову и встретилась взглядом с Трахтенмейстером-младшим. Вблизи он оказался даже симпатичным, со светлыми зачесанными назад волосами и квадратным подбородком, разве что глаза были близковато посажены.
— Даже самая дикая кошка, — он паскудно ухмыльнулся и вцепился пальцами в мой подбородок, не позволяя опустить голову, — становится безобидной, если обрезать ей когти, не так ли?
— Оставь ее, — командир сам подошел ко мне сзади и схватил за цепь.
— Будто она может что-то сделать...
Это было как рефлекс. Он согнулся пополам, хватаясь за промежность и судорожно втягивая воздух. Не знаю, что уж там руководило мной в тот момент. Скорее всего желание не позволить больше этим людям видеть мои слабости, не позволить считать себя кроткой и смиренной пленницей, терпящей любые тычки и унижения.
— У кошки все еще останутся зубы, — прошипела я. Вот это было круто. Меня убьют за это, но это было круто.
Похоже было, что помимо вызывания боли от удара в моей ноге доспех этот самый удар еще и смягчил. Во всяком случае, очухался мужчина довольно быстро и, прежде чем остальные, все еще пытающиеся задавить усмешки, успели среагировать, мою щеку обожгло болью, и я безвольно повисла на цепи, почти касаясь коленями пола.
— Дрянь, — прорычал он, встряхнув кисть.
От удара на глазах непроизвольно выступили слезы, а нижнюю губу я и вовсе перестала чувствовать, только что-то теплое, медленно стекающее по подбородку.
— Сдурел?! — взревел все еще держащий меня командир. — Мне плевать, родился ты в замке или в хлеву, ты служишь королю и исполняешь его приказы! Что тебе неясно в приказе не причинять ей вреда?! А, Ортис?
— Эта тварь заслужила!
— Она меньше тебя в два раза и закована в кандалы! Твоя гордость позволяет тебе орать, что тебя ударила такая женщина?
Я все же смогла вернуться в прямостоячее положение. Кровь из разбитой губы попала в рот, распространяя свой тошнотворный металлический вкус.
— Позже с тобой разберусь, — командир сплюнул на пол и дернул мою цепь, заставляя идти. — Но если его величество будет спрашивать, выкручивайся сам. Он уже прибыл?
— Ждет в допросной, — процедил Трахтенмейстер, оказавшийся Ортисом.
Шли мы недолго. У одной из череды одинаковых дверей процессия остановилась, и кто-то из солдат распахнул дверь. Вот и все. Командир втащил меня внутрь, и я непроизвольно зажмурилась. Если к тусклому свету двух факелов моих сопровождающих я уже попривыкла, то о расставленных в этой комнате масляных лампах я такого сказать не могла.
— Преступница доставлена, как вы приказывали, ваше величество, — отрапортовал командир. — Будут еще распоряжения?
Я все еще не могла заставить себя посмотреть на сидящего за столом человека, но вот от его голоса сбежать не могла никак.
— Кто это? — поинтересовался он с запросто угадывающейся растерянностью.
— Как кто? — опешил стражник. — Филиппа Эйльхарт!
Я застонала. Твою мать. Твою ма-ать... Этого просто не может быть.
— Так мы выходит чего, не ту взяли? — нарушил наступившую тишину стоящий сбоку от меня солдат, почесав в затылке.
— Идиоты... — сидящий за столом мужчина, уже идентифицированный моим геймерским глазом как правитель Редании собственной персоной, хлопнул себя по лбу. — Вы что, не знаете, как выглядит Эйльхарт?
— А чего там знать-то? — слегка запнувшись, пробормотал кто-то за моей спиной. — Молодая, расфуфыренная... Кто ж к их лицам-то приглядывается?
— Я вижу, что вы не к лицам приглядываетесь, — глаза короля опасно сузились. — Молодая? Да ей лет пятнадцать!
— Двадцать один вообще-то, — не удержавшись, вякнула я и тут же опасливо втянула голову в плечи. Молчи лучше. Тоже мне, первая в мире женщина, возмутившаяся, когда ее возраст скостили на шесть лет.
— На какую нам показали, ту и скрутили. Не наша вина, — вступил командир.
— Раз все выяснилось, может, вы меня отпустите? — подала голос я.
Все присутствующие разом уставились на меня. Радовид откинулся на своем стуле и, смерив меня быстрым взглядом, коротко бросил:
— Имя.
— Гвиневра, — я нервно облизала пересохшие губы.
— Это вы назвались именем Филиппы Эйльхарт?
— Да.
— Чтобы получить арестованного по приказу короля Хенсельта разбойника и убийцу мирных жителей?
— Да...
— Прикрываясь несуществующим договором между Хенсельтом и некой особой, провозгласившей себя королевой Саскией?
— Да.
— Зачем? — он склонил голову набок. — Каковы были ваши мотивы?
— Он не заслужил такой смерти...
Я замялась с ответом, и от короля это не ускользнуло:
— Вы не в том положении, чтобы врать. Я повторю свой вопрос, каковы были ваши мотивы?
— Личного характера... — я закусила губу.
— Что ж... Вы являетесь чародейкой?
Осторожно, он ведь их ненавидит...
— Я не чародейка. У меня слабовыраженные способности.
— Какого рода?
— Медиумизм. Я не считаюсь чародейкой, не имею влияния.
— В этом случае, какова цель вашего прибытия на съезд?
И тут я поняла, как нужно действовать. Враг моего врага — мой друг. Прости, Филиппа...
— Я сопровождала Филиппу Эйльхарт, — я виновато потупила глаза. — Она представляла меня как свою ученицу, но это неправда. Я нужна была ей для эксплуатации моих способностей и...
Король, наверняка прекрасно осведомленный о некоторых наклонностях "предмета обсуждения", устало потер переносицу и махнул стражникам рукой:
— Отведите ее обратно в камеру, я решу, что с ней делать.
***
Счет времени в подземелье терялся в два счета. Когда в двери моей камеры вновь заскрипел ключ, я едва поборола желание поинтересоваться, какой на дворе год. Спасибо хоть по нужде сходить за это время не приспичило...
— Поднимайся, — усатый стражник прошел в угол, где я сидела в позе нахохлившейся наседки. — Король хочет тебя видеть.
Я не удержалась и громко сглотнула, а потом забито прошуршала:
— Он прикажет убить меня?
Мужчина молча отцепил соединяющую руки впереди цепь, но вот браслеты остались на месте. То есть мне почти верят, но окончательно без двимерита не оставляют. Наверно, это хорошо? Я украдкой вытерла вспотевшие ладони о юбку и послушно пошла, подталкиваемая стражником в нужном направлении. Не буду выпендриваться, себе дороже. Надежда на то, что кто-то просто придет и спасет меня, растаяла, как масло на раскаленной сковороде. Оставалось лишь подчиняться обстоятельствам.
Шли мы долго. Много дольше, чем в допросную. Преодолели коридор до ведущей вверх лестницы.
— Чего встала? — мужчина подтолкнул меня в спину. — По ступенькам подниматься не умеешь?
Собственная нога, когда я подняла ее, словно обрела каменную тяжесть. Это конец. Я частенько говорю это в последнее время, но теперь сомнений уже не было. Наверху меня встретил порыв холодного ветра из проломленной стены. Сквозь нее город я увидела лишь мельком, но потемневшее небо разглядела хорошо. Вывели из камеры, чтобы не тащить тело по лестнице. Сейчас стемнело, меня выведут на улицу, где в это время уже вряд ли встретятся лишние глаза и уши, и уже там быстро прикончат. Мне казалось, что я уже не боюсь. Это стало бы избавлением. От ставшего постоянным страха за собственную жизнь, отчаяния и непонимания, что еще может произойти завтра. Так было бы проще. В первую очередь для самой меня, ну и для всех прочих, на ком я уже успела попаразитировать, прививая им ответственность за меня. Я думала так, проходя мимо ряда дверей, думала, когда за одной из них раздался взрыв грубого мужского хохота, думала, когда у одной двери мы вдруг остановились. А потом я вдруг осознала, как сильно хочу жить. Вопреки всему. От панического страха за свою жизнь меня в одно мгновение прошиб холодный пот и затрясло. Не в силах сделать ничего другого я зажмурилась, когда реданец распахнул створку и втолкнул меня внутрь. Наверно, я устояла на ватных ногах лишь чудом, но глаз не открыла. Что передо мной? Палач с занесенной секирой? Петля? Дверь хлопнула за спиной, а я уже успела нарисовать в своем воображении картину собственного бездыханного тела, которое кто-то за ноги подтаскивает к очередной дыре в стене, чтобы сбросить его в пропасть или куда похуже. А потом мне стало тепло.
— Присаживайтесь, Гвиневра.
Я удивленно распахнула глаза и уставилась на сидящего напротив меня монарха. Заметив мое замешательство, он указал на стул, стоящий у противоположного от него конца стола. Это что, издевательство какое-то? Я затравленно огляделась по сторонам. Масляные лампы и несколько гобеленов с изображением геральдического орла делали крошащиеся от времени и воздействия стихий стены почти уютными, а кроме нас в помещении не было ни души. Я помедлила, но сделала неуверенный шаг вперед. Радовид откинулся в своем кресле, наблюдая за моими неуверенными поползновениями.
— Я не намерен убивать вас, можете не бояться.
Ага, щас. Вот так взяла и перестала. Должна сказать, психолог из вас так себе, ваше величество.
Пытаясь спрятать дрожь в руках, я слишком резко и далеко выдвинула стул, но старательно сделала вид, что так и планировала. Сидение было жестким, как и положено дереву, но после холодного каменного пола моего нового пристанища могло сойти за пуховую перину. Со скрипом я придвинулась к столу. А, так вот что он придумал, садюга. Продержать девушку в камере весь день, а потом усаживать перед столом, уставленным едой. Хитро, жестоко, оригинально. Временно игнорировавшееся мною из-за страха обоняние ехидно заработало вдвое лучше, наполняя рот слюной.
— Есть ли смысл спрашивать вас о способах добраться до Эйльхарт? — немного помолчав, поинтересовался король.
Так я ее и сдала.
— Она не слишком доверяла мне, я мало что знаю о ее делах, — я напугана, моему голосу положено дрожать, все нормально.
— Ваш ошибочный арест лишил меня эффекта неожиданности, теперь она ждет нападения в любую минуту и будет до крайности осторожна. Понадобятся более веские основания, чтобы заполучить ее в эти подземелья.
Я интуитивно напряглась. Это зачем он со мной этим делится? Не потому ли, что я уже никому ничего не смогу рассказать?
— Надеюсь, вы ему не заплатили, — неожиданно сказала я вслух. — Меня ведь сдал каэдвенец?
— Не заплатил, — кивнул Радовид. — Я не мог сразу спуститься в камеру, решил заплатить лишь когда своими глазами увижу закованную в двимерит Эйльхарт. И не прогадал.
Так, ладно, надо перейти к тому, что действительно важно.
— Когда я узнала, что меня схватил король, у меня было два варианта, — я, наконец, смогла поднять глаза. — Хенсельт, из казематов которого я выкрала знаменитого преступника, и принц... Или король, черт его уже знает, Стеннис. С ним у меня отношения в принципе не сложились. Но я попала к вам. Мы никогда не встречались прежде, я ничем не мешала вам или вашим планам, — ну да, продолжай заливать. — Могу ли я рассчитывать на свободу?
Повисло ужасное давящее молчание. К моменту, когда монарх заговорил, я уже готова была на стены лезть. Прямо по его чертовым реданским гобеленам.
— Пусть Стеннис вас не беспокоит.
— Почему? — я даже не обратила внимания, что он проигнорировал главный вопрос.
— Он все еще не объявлялся в городе. Может скрывается, а может...
— Что?
— Ходят слухи, что принц мертв. Вслух об этом говорят мало и тихо, но самая распространенная версия — убийцы, подосланные Хенсельтом во время штурма. Не знаю, как ему удалось, если это правда. Я придерживаюсь мнения о крестьянском самосуде.
Это просто не может быть правдой. Судьба моя не будет облегчать мне жизнь смертью человека, который будет совсем не против увидеть меня на костре и, вполне возможно, имеет средства для исполнения своих желаний. Для сохранения мира Саския готова была отдать Хенсельту Иорвета, который со своим отрядом фактически спас Верген от падения. Что уж тут говорить обо мне, безродной, не пойми откуда взявшейся девице, выбившей у нее кубок с ядом. Сейчас я уже и не понимала, правильно ли тогда поступила...
— Северные династии приходят в упадок, — меж тем подытожил монарх. — Скоро судьба королей Аэдирна ждет и род Единорога. Хенсельт стар, а его единственный наследник мертв уже несколько лет.
— Династии приходят в упадок, — глухо отозвалась я. — Но не ваша.
— Верно, — мне казалось, что в этот момент он улыбнется, но нет. Он вообще умеет? Хотя он младше меня по крайней мере на год, а королем стал в тринадцать. Я в тринадцать таскала конфеты из бабушкиного шкафа. — Моя династия в расцвете, и это не изменится. Не пока я жив. Потому что я умею видеть выгоду во всем и обращать в свою пользу даже неудачи и промахи.
Он слишком красноречиво посмотрел на меня. Слишком.
— Где мое гостеприимство, — не слишком натурально спохватился король. — Не стесняйтесь, — он демонстративно кивнул на стол.
Сколько раз в книгах, фильмах и сериалах мелькала сцена, где героиня восседает за столом с похитившим ее злодеем. И, разумеется, категорически отказывается от всех яств и продолжает сверлить мерзавца взглядом, полным ненависти и презрения. По негласному кодексу приличных девушек следует изображать, что ты вовсе не голодна и стоически терпеть. Но сегодня, черт побери, я не собиралась строить из себя ни приличную девушку, ни гордую героиню из кинца про Средневековье и прилежащие к нему временные отрезки.
Брови монарха поползли вверх, пока он, по-видимому, пытался решить в голове задачу типа "Имеется один заставленный едой стол и одна Гвен. По сигналу Гвен начинает закидывать еду в тарелку. За двадцать секунд она нагружает тарелку килограммом продуктов. Вычислите скорость Гвен и ответьте на вопрос, через сколько минут еда на столе иссякнет." Самой себе я в тот момент напоминала человека, пришедшего в ресторан самообслуживания и столкнувшийся там с принципом "Вот тебе крошечная тарелка за фиксированную сумму, уложи в нее все, что сможешь". Я кропотливо умостила маленькую помидорку на вершину своего Эвереста. Радовид тем временем все же сумел совладать с собственной мимикой и, прочистив горло, поинтересовался:
— Вина?
Я одобрительно закивала, пережевывая что-то прежде пернатое и, возможно, летающее. До встречи с печью и лимонной глазурью. Мысль о яде даже мимо моей буйной головы не пробегала, слишком уж муторный это был способ, чтобы расправиться с кем-то вроде меня.
— Я имею некоторые контакты с послом Нильфгаарда, а у него имеется персональный чародей, — начал король, предварительно вежливо позволив мне умять почти половину моей горки. — К нему я и обратился после нашего разговора, чтобы он рассказал мне о людях подобных вам. К слову, он рвался с вами повидаться, когда узнал в чем дело. Вы — как подарок судьбы, Гвиневра. Всю жизнь я терпел от Филиппы лишь унижения и вот, теперь она преподносит мне вас...
— Знаете, — с трудом проглотив кусок хлеба влезла я, не до конца осознавая, что несу. — Там, откуда я родом, жил один умный дяденька, вы бы ему понравились. Зигмунд Фрейд его звали...
Я тихо ойкнула и быстро спрятала лицо за предоставленным мне кубком. Не сходи с ума, Гвен... Оставь свои мысли о теперешних проявлениях жестокости из-за притеснений женщиной в детстве при себе.
Хвала богам, мои слова реданский монарх проигнорировал:
— У меня есть к вам предложение.
— Я еще не готова стать королевой.
Я на полном серьезе захотела дать себе по лицу. Что с этим вином не так?!
— То, что я хочу предложить, куда более заманчиво. Мне претит мысль о том, что человек с вашим даром может достаться этой деревенской девушке, имеющей на корону не больше прав, чем мой конюх. И мне претит мысль о том, что вы будете растрачивать себя попусту, служа ей. Я буду откровенен в своем намерении заполучить вас к своему двору. Подумайте, вы сможете жить в замке, у вас будет положение, вы никогда не будете стеснены в средствах и тому подобном. Вам стоит лишь согласиться, и все это станет реальностью.
Я молча и махом осушила кубок. Вот что-то примерно такое в моих мечтах мне и говорила толпа дядь и теть в деловых костюмах, когда я, с только что полученным дипломом ветеринара, выходила из дверей академии.
— А что же нужно взамен? — глухо спросила я.
— Меньше, чем от королевы, — серьезно ответил монарх. — Лояльность Редании и лично мне. Готовность выполнить любой мой приказ. Что скажете?
Мне было страшно. Он не сказал ничего конкретного, но подозрения во мне копошились самые разные. Чтобы как-то оттянуть ответ, я ляпнула:
— Так в чем же здесь отличие от королевы?
Радовид откинулся в кресле и (мне показалось, и это был просто отблеск пламени из очага, или произошло на самом деле?) чуть приподнял угол губ, прежде чем ответить:
— Не нужно спать со мной. Каков будет ответ?
— Подумать не дадите?
— Я бы дал вам сколько угодно времени, Гвиневра, но обсуждение всех вопросов съезда состоится уже завтра утром. А в случае вашего согласия вы должны будете как можно скорее приступить к выполнению моего первого приказания.
— Что будет в случае отказа?
— Вам следует согласиться. Мне бы не хотелось, чтобы мы становились врагами.
От его тона у меня холодок пробежал вдоль позвоночника. Сейчас нельзя было пойти на поводу у эмоций, отказ просто сократил бы мой путь на эшафот. Но вот если бы я согласилась, у меня появился бы шанс потянуть время, а там, кто знает? Быть может, сюда успеет вломиться какой-нибудь сказочный рыцарь, схватит меня и ускачет в закат? Может произойти все, что угодно. А если нет? Мне еще не хотелось думать об этом, но что, если это и есть мой способ выжить здесь? Плыть по течению обстоятельств. Служить королю — не худшая работа на свете, даже если ты знаешь, на что он способен и боишься его до чертиков.
"Ты думаешь, как человек, которому есть, что терять, Гвен," — я горько усмехнулась. — "Что у тебя есть здесь? Семья? Дом? Любовь? Кого ты пытаешься обмануть?"
— Что я должна буду сделать? — собственный голос прозвучал как-то по-чужому.
— Мне нужно поговорить с одной женщиной. Чародейкой.
— Если я возьмусь за это, мне нужно знать больше...
— Вы имеете на это право, — он кивнул. — Раз Филиппа многое скрывала от вас, о тайной чародейской Ложе вам не известно? Не стану вдаваться в подробности, это собрание чародеек во главе с Эйльхарт, намерены узурпировать власть на Севере. Убийства Демавенда и Фольтеста были заказаны ими. Быть может, мне предстоит стать следующим, и этого я допускать не намерен. Вам знакома Трисс Меригольд?
— Да.
— Одна из участниц Ложи. Я и посол Нильфгаарда намеревались захватить ее с помощью подосланной к Эйльхарт шпионки и допросить. Но что-то пошло не так, — я скромно потупила взор, — план провалился. У нас имеется человек, готовый подтвердить причастность Ложи, но показания состоящей в ней чародейки все еще нужны, чтобы узнать имена всех сообщниц Эйльхарт и выдвинуть обвинения против них. С этим вы мне и поможете.
— Вы хотите, чтобы я...
— Сабрина Глевиссиг. Призовите ее.