he said she gave all her love to me
We dreamt a new life
Some place to be at peace
But things changed, suddenly
I lost my dreams in this disaster.*
mpi & CASG — Call your name

 

— Как вас зовут?

— Брюнхильд Дегерлунд.

— Вы знаете, где находитесь, Брюнхильд?

— Да.

— Вы помните, где находились последние десять месяцев?

— Нет.

— Три недели назад вас нашли одну, в порванной одежде, бредущей по Саду Линнея**. Помните, как оказались там?

— Нет. Ничего не помню, отстаньте от меня.

Сидящий в кресле мужчина средних лет поднялся и приблизился ко мне.

— Мне известно, что раньше вы утверждали иное. Послушайте, Брюнхильд, — он присел передо мной на корточки, заглядывая мне в лицо глазами, добрыми, как у лаборадора, — никто не желает вам зла. Я здесь, чтобы помочь вам, но я не смогу сделать этого, если вы продолжите закрываться.

Я дернулась и отвернулась. Не знаю, успокаивало ли прочих такое обращение, а мне вдруг захотелось оказаться хотя бы в другом углу комнаты. Я понимала, что он не отстанет, пока не добьется своего, но и я была не намерена сдаваться, наученная горьким опытом.

***

В опустившихся сумерках я брела по пустой аллее, не замечая ничего вокруг себя. В первые секунды осознания мне показалось, будто весь мир рухнул на одну меня. Я не могла стоять, не могла дышать, не могла смириться, в бессильном ужасе упав на траву на подкосившихся ногах. Я не знала, сколько пролежала так — не понимая даже, кто я такая. Затем мир вокруг словно стал четче. Я поняла, что небо по-прежнему над моей головой, разбитые локти и колени саднят, а божья коровка, сидящая на травинке у моего лица, расправляет крылышки и взлетает вверх, как и многие разы до того. Мир вокруг не умер, он даже не изменился, ему не было никакого дела до отвратительной пустоты, расцветающей у меня в груди.

Я не могла вспомнить как встала, как вышла на посыпанную щебнем дорожку, как пошла вперед, просто чтобы идти. Я и сама не знала, что ждала увидеть в конце своего пути. Может, огромную табличку «Розыгрыш»?

— Эй!

Этот оклик стал для меня полной неожиданностью, но я даже не вздрогнула. Попросту подняла безразличный взгляд на вдруг выросшего передо мной молодого мужчину.

— Уже поздно, — сообщил он. — Вам пора уходить.

Я не отреагировала. Так давно не слышанный язык заставлял шестеренки в мозгу вращаться еще медленнее.

— Понимаете по шведски? — уточнил мужчина, не дождавшись ответа.

Я заставила себя кивнуть. Его взгляд скользнул с моего лица ниже, к перепачканному и местами порванному платью.

— Вы в порядке?

В горле вдруг встал отвратительный ком, и я отрицательно помотала головой из стороны в сторону.

Он открыл было рот, но тут же закрыл, так и не произнеся вопрос. Видимо, думал узнать что со мной стряслось. О его предположениях мне знать не хотелось.

— Вы знаете, где находитесь? — мягко спросил он вместо того.

— Нет.

Мужчина замялся, попытался протянуть мне руку, но, опомнившись, отдернул ее назад и как можно убедительнее заверил:

— Все нормально. Идем со мной.

***

Я сидела на небольшом диване, обнимая колени и не сводя безразличного взгляда с крохотной трещины на стене у самого потолка. По крыше одноэтажного здания барабанил дождь, небо за окном заволокли темные тучи, словно приближая наступление ночи. Прежде из соседнего помещения доносился намерено приглушенный мужской голос, объясняющий что-то собеседнику на том конце провода. Мне не был интересен этот разговор, я даже не пыталась напрягать слух, чтобы различить хотя бы отдельные слова, но, уходя, охранник все равно оставил включенным небольшой телевизор. Странно, но подрагивающее изображение не показалось мне чем-то родным, чем-то символизирующим возвращение домой. Скорее чем-то инородным, чем-то чужим до отвращения. Лица сменяли друг друга калейдоскопом, что-то говорили — кажется, это были новости —, но мне и дела до них не было. Я же отказалась от этого мира, я же сделала свой выбор, зачем мне вновь пихают его? Зачем?

Дверь тихо хлопнула, и я подняла глаза. Мужчина переступил с ноги на ногу, почти что вынуждая меня почувствовать свою неловкость.

— Я вызвал врача, скоро приедет.

Я дернулась.

— Не нужно было… Мне бы такси до… дома.

— И мне вас в таком состоянии отпустить?

Я почувствовала, как дрогнули уголки губ. Скорее нервно, но уже лучше — первое проявление эмоций.

— Вами, наверно, все пользуются.

— Это почему? — он оторвался от запихивания телефона в карман темных брюк и поднял на меня глаза.

— Вы, кажется, порядочный человек. А это плохо. Не ведет ни к чему хорошему.

Он посмотрел как-то странно. Непонимающе. А потом, будто резко спохватившись, повернулся к телевизору за своей спиной. Я обратила внимание на экран вслед за ним.

— … объяснений произошедшему так и не было найдено, — вещал приятный женский голос. — Первоначальная версия полиции — хулиганство…

Я склонила голову и прищурилась, чтобы убедиться, что зрение и правда мне не врет. Репортерский объектив сейчас был направлен прямиком на Королевский драматический театр, только вот в центре событий, очевидно, был не совсем он.

— Погромче не сделаете? — неожиданно спросила я.

***

Чувство, что сегодня все пойдет не так, возникло еще за пару часов до того, как в зал вереницей потянулись зрители. Более того, противный тоненький голосок нашептывал свои не менее противные прогнозы прямиком в ухо с самого утра. Хотя, конечно же, даже самый больной ум на свете не смог бы предположить подобного происшествия. Или все же смог бы. Но тогда уж только самый больной.

Когда свет в зале наконец погас, занавес поднялся, а на сцену вышли первые актеры, из груди вырвался едва слышный облегченный выдох, а тревога, до того стальным обручем сжимавшая сердце, наконец отпустила. Но, не тут-то, как водится, было.

— И уходит прочь, — возвестил Бернардо, указывая на движущегося к кулисам Призрака.

— Стой! Отвечай! Ответь! Я заклинаю! — крикнул Горацио, бросаясь в том же направлении, в котором исчез светлый силуэт.

Кулиса шевельнулась и, к удивлению знакомых с первоисточником зрителей и самих актеров в частности, ответила:

— Ме-е-е-е…

— Ушел и говорить не пожелал, — попытался сохранить лицо Марцелл.

Это ему даже удалось. До той секунды, пока из-за кулисы не появилась сначала рогатая голова, а следом и вся коза целиком. Она мотнула головой, звякнув колокольчиком на шее, и неторопливо прошла в центр сцены. В тишине, повисшей в зале, можно было услышать жужжание мухи, от которой рогатая нарушительница порядка попыталась отмахнуться дергающимся ухом.

— Ну надо же, — зашептала полная седовласая дама своей соседке, отнимая от лица бинокль, — я и не знала, что мы идем на адаптацию с современными вкроплениями!

— Современными? — так же шепотом удивилась ее подруга.

— Конечно же, милочка! Ведь это так злободневно! Это несчастное создание призывает нас вспомнить о том ужасающем существовании, что по нашей милости влачат братья наши меньшие!

Невольная актриса вновь мотнула головой и, задрав хвост, выразила свое недовольство постановкой прямо на сцену. Первыми сдали нервы у одного из актеров:

— Хватайте ее!

Коза почувствовала нависшую над ней опасность прежде, чем кто-то отважился последовать приказу. С громогласным «ме-е-е» она бросилась прочь со сцены — прямиком в зрительный зал. Толпа дружно ахнула, проследив ее головокружительный прыжок. Приземлившись на все четыре копыта она бросилась вверх по лестнице, подгоняемая новыми криками:

— Ловите ее!

— Скорее!

— Кто это допустил?!

Зрители, уже понявшие, что происходящее происходить не должно, вскакивали со своих мест. Кто-то возмущался, кто-то молча таращился на набирающую обороты вакханалию, включавшую в себя погоню охраны и прочих работников за ошалевшим зверем по всему залу, а кто-то даже бросался на помощь. То ли преследователям, то ли самой козе.

— Уволюсь, — прошептал театральный администратор, вжимаясь в самый темный угол и утирая пот со лба. — К чертовой матери, уволюсь…

«Гамлет, принц датский» был сорван окончательно и бесповоротно, в Стратфорде-на-Эйвоне в своем гробу перевернулся Уильям Шекспир, а некоторые присутствовавшие вспомнили настоящее значение слова «трагедия».

***

Погода в этот день выдалась препаршивая и даже преотвратительная. Впрочем, как и в остальные триста шестьдесят четыре —, а в год високосный и вовсе все триста шестьдесят пять — дней в году. И хоть на пару часов облака соизволили разойтись в стороны, позволив солнечным лучам слегка приласкать замерзшую землю, вскоре они вновь слились в одно сплошное полотно, переплетающее в себе, кажется, все существующие оттенки серого.

Фру Андерсен — худощавая дама лет сорока трех с непропорционально длинным носом и пучком небрежно собранных на затылке светлых волос — вздохнула и пробурчала себе под нос что-то о загубленном выходном, такой редкой радости в ее занятой жизни, при этом не переставая помешивать что-то в кастрюльке. Дымящее варево издавало запахи весьма дорогого вина, корицы, мускатного ореха и, совсем немного, апельсиновой цедры. Женщина облизала деревянную ложку и пришла к выводу, что без гвоздики ей в напитке не обойтись. Чуть убавив огонь, она поспешила к настенному шкафу у окна, где и хранила специи. И растерянно замерла, вцепившись пальцами в ручку шкафа.

Несколько часов назад, обманувшись наконец потеплевшей в мае погодой, обрадованная женщина поспешила наполнить расположенный на заднем дворе ее двухэтажного дома бассейн. Вот только надев купальник и выскочив из дверей она намокла еще до прыжка в бассейн и, развернувшись, бросилась прятаться от ливня обратно в дом. Воду она, впрочем, не спускала — надежда на природу, которая смилостивится над ней, все еще теплилась где-то глубоко.

И вот теперь она стояла перед окном с неприлично разинутым ртом и наблюдала за существом, резвящимся в ее бассейне, несмотря на падающие с неба капли. Не прекращающийся дождь ухудшал обзор, да и она и без того находилась на довольно приличном расстоянии, но все же ни на секунду не засомневалась в том, и что создание это человеком не было. Ей не было видно его лицо, зато она заметила необычно маленькие размеры, то ли синеватую, то ли зеленоватую кожу и странный отросток, напоминающий плавник и тянущийся от головы до поясницы. На секунду ей даже пришло в голову, что возле ее дома совершил приземление корабль инопланетян, а сама она выбрана из семи миллиардов землян для осуществления первого контакта, но она тут же разозлилась на себя за такие мысли.

— Совсем заработалась, — сокрушенно вздохнула она. — Что только не привидится.

Все же открыв шкаф, она посмотрела на лежащую на видном месте пачку гвоздики и, махнув рукой, выудила из темноты початую бутылку добротного ирландского виски.

Кастрюля напомнила о себе слабым бульканьем и, зажав в руке новый ингредиент, фру Андерсен поспешила обратно к плите

***

— Пап! Пап! Ты меня слышишь? Ну блин, пап!

Трубка прокрякала что-то невразумительное и зашипела.

— Твою мать! — девушка едва поборола желание швырнуть ее прямо на пол.

— Лезьте выше, — на ломаном английском посоветовал ей стоящий рядом мужчина. — Связь плохой.

Девушка раздраженно засопела и, сбросив одеяло, в которое она прежде куталась, без ложной скромности влезла прямиком на щербатый стол, хранящий на себе пятна чернил. Чуть не треснувшись головой о потолок и увернувшись от свисающей на проводе лампочки она вновь прижала трубку к уху:

— Пап! Слышишь меня? Эй!

В телефоне вновь что-то зачавкало, а потом неразборчивый за шумом помех мужской голос, наконец, заговорил:

— Александра? Как это понимать?

— Давай потом устроим экзекуцию, а? — с надеждой на свою полную амнистию проблеяла Шура.

— От тебя десять месяцев не было ни слуху ни духу! Если бы речь шла о ком-то другом, я бы решил, что его труп уже давно где-то разлагается! Немедленно объяснись!

— Мне нужна была смена обстановки, новые декорации. Я творческий человек! Я решила, что будет неплохо поездить по миру…

— Никого не предупредив?!

— Ну па-ап…

— Ладно, обсудим позже. Что тебе нужно сейчас?

— Так бы сразу, — пробухтела Шура, прикрыв низ трубки рукой. — Понимаешь, так получилось, что у меня сейчас нет ни денег, ни документов, и звоню я с телефона на какой-то старой задрипанной почте…

— Где ты?

— В этом и состоит большая часть проблемы. Я не знаю, в какой-то рыбацкой деревне. Но мне сказали, что это Исландия, — быстро прибавила она, уловив сгущающуюся на том конце провода угрозу.

— Да-да, Исландия, — закивал все тот же рядом стоящий мужик — единственный местный житель, знавший около ста слов на языке туманного Альбиона.

Из трубки послышался усталый вздох.

— Пусть назовет примерное место.

Шура вопросительно уставилась на ничего не понимающего рыбака:

— Мы где? Какой город рядом?

Тот задумчиво почесал в затылке — сначала вникая в смысл ее вопроса, а затем мысленно формируя ответ.

— Хебн, — наконец громко сообщил он, — рядом. На север.

— Я пришлю за тобой кого-нибудь сегодня, — вновь ожила трубка в руке Шуры. — Постарайся ничего не натворить, пока ждешь.

— Стой-стой, — спохватилась девушка. — Это не все.

— Ну что там еще?

— Я не одна, со мной… друг. Его семья жила вдали от цивилизации, мы случайно встретились в горах. Он странноватый, но вам понравится. И ему тоже нужны документы…

Трубка замолчала, и Шура уже успела испугаться, что звонок оборвался, когда голос зазвучал снова:

— Просто поразительно, сколько я тебе позволяю. Ждите.

***

— А теперь к прогнозу погоды, — на экране вновь появилась ведущая, а я откинулась обратно на спинку дивана.

Было ли это связанно с моим возвращением? Вероятнее всего, хотя точного ответа у меня не было и сейчас быть не могло.

Во входную дверь неожиданно громко забарабанила чья-то настойчивая рука. Охранник машинально бросил быстрый взгляд на циферблат наручных часов и поспешил открыть. Я сжалась, кожей уже ощущая предстоящий осмотр и разговоры, когда в открывшийся проход влетела женщина в сером плаще и зонтом в руке, с которого на пол тут же потекли ручейки воды. Она тряхнула им на пороге и быстро сложила.

— Я ждал вас позже, — заметил охранник, загораживая ее от меня собой.

— Вы не могли меня ждать, — холодно возразила она, и от звука ее голоса по мне словно пустили слабый электрический разряд. — Мне позвонила полиция, сказали, что нашли похожую девушку, а я была неподалеку. Где она?

Он удивленно обернулся ко мне, а она, мгновенно сориентировавшись, простучала каблуками к оккупированному мной дивану.

— Бог мой, Брюнхильд, — она перешла на русский, как всегда делала в разговорах со мной, а ее взгляд заскользил по моему лицу. — Что с тобой случилось?

Я не ожидала от себя такой реакции на банальный вопрос, но глаза защипало, а в горле вдруг стал горький ком обиды.

— Да какая разница? — зло спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я тебя двадцать с лишним лет не интересовала, зачем ты сюда приехала вообще?

— Потому что я твоя мать, — если прежде, с охранником, ее голос был холоден, то сейчас он был обжигающе ледяным. — Мы поговорим, когда ты придешь в себя. Идем в машину.

Подсознательно я хотела дать отпор, даже накричать. А потом вдруг вспомнила, насколько сильно устала от всего, и молча поднялась на ноги.

— Молодец. Идем.

— Постойте, — вмешался не понявший, очевидно, ни одного слова из нашего разговора охранник. — Я вызвал врача, вашей дочери стоит его дождаться.

— Если моей дочери будет нужно, я немедленно отправлю ее хоть в лучшую клинику страны, а сейчас я забираю ее домой. Полиция и так захочет поговорить с ней про последние десять месяцев.

Десять?!

Я испуганно посмотрела на нее, но она даже не обратила на это внимания.

— Моя дочь в шоковом состоянии, а значит я имею право решать за нее. Можете отменить вызов, мы уезжаем.

Она шагнула за порог, вновь раскрывая зонт, а я смущенно повернулась к мужчине и шепнула «Спасибо», прежде чем выйти следом. Надо же, я ведь и имени его даже не знаю.

Молча я нырнула под зонт и молча же дошла до припаркованной невдалеке машины. Лишь опустившись на мягкое сидение и вдохнув искусственно-ванильный запах болтающегося над окном освежителя я разлепила пересохшие губы:

— Где папа?

— Занят, — мама устроилась в водительском кресле и чуть поправила зеркало заднего вида. Я заметила, как ее холодные серо-голубые глаза, отразившиеся в его поверхности, внимательно смотрят на меня, и поспешно отвернулась к окну. — Я не смогла до него дозвониться.

— Так почему ты здесь? Как ты вообще узнала?

Она убрала руку от ключей и развернулась ко мне.

— Твой отец вернулся домой и не нашел там тебя. Когда ты и ночевать не пришла, он заволновался, позвонил мне. Подумал, что ты можешь быть у меня.

— Потрясающе, как такой умный человек может быть одновременно таким наивным, — отозвалась я, по-прежнему не поворачиваясь к ней.

— Я приехала сюда, — продолжила она, проигнорировав мой выпад. — Мы обзвонили всех твоих знакомых и ничего не добились. Через пару дней полиция приняла заявление о твоей пропаже. Десять месяцев назад, Брю.

— И ты ничего не спросишь? — она наконец отвернулась и завела машину, а я оторвала взгляд от стекающих по оконному стеклу капель.

— Спрошу. Позже. Мне на тебя смотреть страшно.

— Очевидно, так всегда было. Именно поэтому ты и сбежала от меня.

Она вновь ничего не ответила, и я молча прикрыла глаза и откинулась на спинку сидения.

***

Я часто представляла себе этот момент в последние семь месяцев. И когда только очнулась во Флотзамском лесу и искренне верила, что в ближайшие пару часов все выясню и оправлюсь домой, и после прибытия в Верген, и в Лок Муинне, и даже пару раз после возвращения оттуда. Я воображала себе приглушенный скрип поднимающегося по шахте до нужного этажа лифта, его медленно раздвигающиеся двери, поворот ключа в замочной скважине (в которую он обязательно попадет не с первого раза) и ставший уже таким привычным совершенно особый запах квартиры, в который я окунусь, едва переступив порог. Каждый раз эти фантазии вызывали схожие чувства, пусть и с разными оттенками. Тепло, спокойствие, защищенность. Эти три пункта всегда были неизменны.

Тем отвратительнее было не ощутить совсем ничего, когда все все-таки произошло наяву. Словно я вдруг попала в совершенно чужое место. Хотя, будь это так, я бы все равно должна была почувствовать к этому месту хоть что-то. Хоть бы и страх, но только не эту давящую пустоту.

— Переоденься во что-нибудь, — бросила мама, оставляя промокший плащ на крючке. — Я подожду тебя на кухне.

Словно робот с точно заданными алгоритмом, я подошла к шкафу и, даже не глядя, стянула с полки растянутый домашний свитер. Пальцы путались в крючках помятого и местами порванного платья, словно оно было последней связью с той жизнью и все никак не желало сдаться и отпустить. Последним крючком я едва не проколола палец. Ткань зашуршала, упав к ногам. Я переступила через нее и замерла, взглядом наткнувшись на большое зеркало в дверце шкафа. В последний раз оно видело меня с длинными волосами, без витиеватой татуировки, покрывающей часть шеи и правое плечо и… моложе, что ли?

Я отвернулась, быстро натянула на покрывшееся мурашками тело свитер и тонкие домашние штаны.

Я не хотела возвращаться к маме, чувствовать ее пронизывающий и такой болезненно чужой взгляд. Чтобы как-то оправдать свою задержку, я оглядела совершенно чужое помещение, некогда бывшее моей комнатой. Если пыль где-то и была, то лежала совсем тоненьким слоем, вещи лежали точно так же, как я запомнила, и оттого сердце больно кольнуло. Комната выглядела совсем как жилая. Даже одна подушка, случайно сброшенная с кровати, когда я в спешке носилась по дому, едва не проспав самолет, все еще валялась там же. Я подошла к кровати и опустилась на пол, твердо намереваясь ее поднять, когда что-то отвлекло мое внимание. Пластиковый уголок какой-то коробочки, завалившейся под стоящий тут же шкаф с книгами и всякой всячиной. Я протянула руку, выудила тонкую коробочку для диска наружу и сдула с нее пыль — хоть здесь она была. Внутренности скрутило как только что выстиранную тряпку, которую теперь пытаются выжать как можно тщательнее. Коробочка со стуком выпала на пол, чуть приоткрылась от удара. Это стало последним, что я увидела, прежде чем щиплющая глаза пелена почти полностью лишила меня зрения, оставляя лишь размытые образы. Словно жидкий огонь потек по щекам, и с судорожным всхлипом я сползла на пол, прижалась лбом к паркету и закусила кулак, пытаясь задавить рвущие грудь рыдания. Куда там.

Это не могло так закончиться. Не могло! Зачем все это было? Зачем случилось? Ради того, чтобы просто швырнуть меня обратно? Просто так? Почему это произошло?! Почему?!

Проклятая способность забросила меня в чужой мир, заставила лишь чудом выживать там, приспосабливаться вопреки всему, и все попросту стерлось, когда я только ощутила себя счастливой! Все пропало! Все, будто ничего и не было! Ничего!

До крови прокушенным кулаком я изо всех сил ударила по полу, даже не ощущая боли. И еще раз.

Ничего просто не было! Призрачной Мглы, меча драугира, покушения, проклятого дома, пробуждения способностей, обучения контролю, обвинений против принца, поиска тайника, погибших эльфов, мертвого некроманта, меча, упавшего в пропасть вместе с гарпией, крошечного эльфа в моих руках, штурма города, Лок Муинне, плена у короля, встречи с драконом, возвращения и, наконец, обычной жизни. И никого тоже не было. Филиппы, Астрид, Геральта, Трисс, Лютика с Золтаном, Даэр. Иорвета…

— Тише, детка, тише… — меня дернуло наверх и сдавило.

Запах табака и одеколона. Всегда успокаивал, но сейчас меня лишь затрясло еще сильнее, скованное судорогой горло даже звука нормально выдавить не могло. Скрюченными пальцами я вцепилась в ткань пиджака на спине, всем телом вздрагивая от каждого нового всхлипа. Тяжелая ладонь опустилась на затылок, слегка взъерошивая волосы.

Так мы и сидели. Долго. Порой я стискивала пальцы на ткани чуть сильнее, когда мне казалось, что она стремится выскользнуть, и больше не двигалась. Губы дрожали, всхлипы рвали грудь на части, а нос забился так, что я едва могла вдохнуть, но слезы все же остановились.

Я отстранилась, наконец отпуская измятый пиджак. Я не знала, что сказать. К счастью, мне не пришлось сделать это первой.

— Мне нравится, как ты обрезала волосы. Не думал, что они будут так виться.

Я убрала прилипшую к мокрой щеке прядь за ухо и уголки губ едва дрогнули.

— Возьми, — в ладони оказался мягкий платок.

— Спасибо, — я хлюпнула носом.

Я даже не подумала подняться с пола, да и папа по-прежнему сидел рядом.

— Зачем она здесь? — наконец заговорила я, когда голос немного выровнялся.

— Она твоя мать, Брю. Она волновалась за тебя…

— Она бы и не узнала, если бы ты сам не позвонил, — перебила я, чувствуя себя ужасно еще и из-за этого. — Она знает обо мне только мое имя. И день рождения. Наверно. Подарки всегда невовремя приходили.

Голос прозвучал слишком глухо и совсем по-чужому. Папа пересел ближе и обнял меня за плечи.

— Не повезло тебе с нами. Ты сама знаешь про ее работу. Некоторые не созданы быть родителями, мне жаль, что страдать из-за встречи сразу двух таких людей должна ты.

— Просто пусть не делает вид, что ей не все равно. Или для пробуждения материнской любви обязательно должно было случиться что-то плохое?

Он промолчал, а я и не ждала ответа.

— Ты ни о чем не спросишь? — тихо спросила я, не поворачивая головы.

— Ты сама расскажешь, если тебе это будет нужно. Так ведь?

Я сглотнула вновь вставший в горле ком и кивнула.

— Вот и хорошо. А теперь… Поговори с ней, Брю. Или хотя бы дай сказать.

***

Я слегка толкнула прикрытую дверь кухни и остановилась в дверном проеме. Странное чувство. Смотришь вокруг и все вроде как родное, а вроде как ничего ты не узнаешь. Просто не понимаешь, почему все это вокруг тебя, потому что оно не твое и быть ты здесь не должен.

Я мотнула головой, отгоняя подступающую апатию. Мама, сидящая у стола на высоком стуле спиной ко мне, слегка вздрогнула и обернулась.

— Проходи, — не изменившись в лице она кивнула головой на свободное место рядом с собой.

Так же молча я дошла до стула и уселась на него, сложив руки на столе.

— Будешь? — она подтолкнула ко мне бутылку с янтарной жидкостью, заволновавшейся от движения.

Я бросила взгляд на рокс, который она сама сжимала нервными пальцами, и вновь перевела взгляд на собственные сложенные замком руки:

— Да.

Второй стакан со стуком опустился на столешницу передо мной. Крышка отвинтилась с легким скрежетом, забулькала льющаяся из горлышка жидкость.

— Приехала, чтобы плохо на меня влиять, да? — я провела пальцем по стеклянному ободку, наблюдая за переливающимся на слабо колеблющейся поверхности светом.

— Хватит меня подначивать, — она отпила немного и отодвинула рокс подальше. — Думаешь, я не жалею?

— Откуда мне знать? — я сделала небольшой глоток.

Она промолчала. Я слушала, как нервно постукивают по столешнице ее ногти, но не поворачивалась.

— Почему ты сбежала?

Значит, без прелюдий? Я отпила еще немного и подержала виски во рту, оттягивая необходимость отвечать, чтобы выдумать хоть что-то. Мама истолковала мое молчание по-своему:

— Значит, не хочешь отвечать? — она потянулась за бутылкой. — И что тебя не устраивало, Брюнхильд? Приключений захотела? Или решила бросить вызов обществу, почувствовать себя Холденом Колфилдом?

Я удивленно обернулась, а она пожала плечами, отставляя в сторону стакан с почти не тронутым алкоголем:

— Я о тебе ничего не знаю, решила хоть книги твои посмотреть. Самые затертые, по крайней мере.

Я снова отвернулась и принялась рассматривать отпечатки своих пальцев на поверхности стакана.

— Это неважно, — наконец с ощущаемой на языке горечью сказала я. — Неважно, где я была. Незачем об этом говорить.

— Неважно? — она резко крутанулась в мою сторону и отбросила назад копну каштановых волос. — Ты просто испарилась на десять месяцев, а теперь просто вернулась и думаешь, что это не важно?! Откуда я должна узнать, где ты была все это время и что там с тобой делали?! Как ты оказалась в этом треклятом ботаническом саду, в конце концов?!

Я спрыгнула с высокого сиденья на пол.

— Мне там было хорошо. А остальное не имеет значения.

«Да ты в остальное и не поверишь», — пронеслось в голове, когда я быстрым шагом вышла из кухни.

***

Страшно хотелось одиночества. И при этом не хотелось одновременно. Я остановилась перед закрытой дверью и пальцами едва коснулась холодной ручки. По ту сторону вдруг резко зазвонил телефон, заставив меня вздрогнуть. Послышался стук, скрип кресла и приглушенный деревянной створкой голос:

— Слушаю.

Я развернулась с намерением уйти, чтобы не стать свидетелем чужого разговора, но остановилась уже после первого шага, когда со шведского папа вдруг перешел на свой по-особенному очаровательно корявый русский, за который он принялся после моего рождения. Длинные фразы ему до сих пор не давались, а вот короткие рубленные предложения выходили весьма хорошо.

— Здравствуй… Да? От кого?

Я придвинулась поближе к двери.

— Зачем? — вновь заговорил папа, выслушав немого для меня собеседника. — Она сама тут.

Снова повисла тишина, продлившаяся секунд двадцать.

— Успокойся, успокойся… Да, уверен.

Дрожащей рукой я все же надавила на дверь, подавшуюся на удивление легко.

— Позвать? — переспросил сидящий в своем рабочем кресле папа и повернулся ко мне: — О, Брю, это тебя.

На деревянных ногах я добрела до стола и приняла трубку из его руки:

— Да.

— Брюква, я… — на том конце повисла тишина. — Я не знала, что такая фигня получится, — тихо стукнула дверь за предусмотрительно вышедшим папой, — все же нормально было!..

Я сползла в нагретое кожаное кресло.

— Как это случилось? — виновато спросила Шура.

— Просто шла, — я пожала плечами, хоть она меня и не видела, — подскользнулась, упала, а встала уже в Упсале.

— Черт! — зло вскрикнула подруга, судя по звуку стукнув по чему-то. — Чего ж ты такая невезучая?

— В смысле?

— Слушай, — она тяжело вздохнула. — Я просчиталась. В чем-то, не знаю. Наш портал в комнате открылся без всяких взрывов, как тогда. Ну, как и должен был. Я схватила коротышку в охапку и мы в него запрыгнули. Но почему-то он оказался не единственным. Целая куча наоткрывалась по всей округе, и в них полетела всякая дребедень. На кого-то там в нашем мире свиное корыто упало, кто-то саму свинью на кухне нашел и так далее.

— Так коза в постановке Королевского театра все-таки твоя работа?

— Да ладно? Коза? — Шура захихикала, но тут же попыталась замаскировать это кашлем. — Ну, в общем, тебе не повезло упасть прямо в один из таких порталов. Такие дела.

— Но ты ведь уже смогла открыть портал в конкретный мир, — я возбужденно поерзала и подтянула ноги на сидение, — значит, все еще можно исправить? Хотя бы со мной…

Шура замолчала. Я уже подумала окликнуть ее, когда ее голос вновь зазвучал из трубки:

— Слушай, — она вновь сделала небольшую паузу, — порталы вели в наш мир, но открывались где им вздумается. Тут тебе повезло, что выбросило недалеко от дома…

— Да мне все равно, Шура! — я стиснула трубку изо всех сил. — Хоть в Зерриканию, я доберусь!

— Да ты не поняла! — нервно прервала она. — Нас с Дорином вышвырнуло в Норвежское море, километрах в двух от берега. Повезло, что судно рыболовное мимо проплывало, а то повторили бы судьбу Джека вдвоем.

— Что ты хочешь сказать?

— Телепорт, он… На дне где-то, рядом с Исландией…

— Но чертежи-то остались, — с дрожью в голосе я схватилась за последнюю соломинку.

— Я сейчас дома, — вздохнула она немного помолчав. — Стены на кухне почерневшие, холодильник и плита поплавились, вместо стола и стульев угольки, почти все чертежи сгорели. Листка четыре еще можно прочесть, но на них ничего важного...

Трубка выскользнула из ослабевших пальцев и со стуком упала на пол.