Милая, рыцарь, храбрый твой, верный твой рыцарь
Он возвратится.
Саруман - Леди Ястреб

Широко известно, что каждый город просто обязан иметь некое место, являющееся центром его жизни. Внушительная часть людей подобное заявление ответили бы, что, само собой разумеется, место это находится там, где собрана вся (или большая часть) городской власти. А прочие, услышав такое, лишь хитро усмехнулись бы, потому что они-то правду знали.

В каждом большом городе это место было разным. И в Вергене, столице Свободного государства в долине Понтара, как и в большинстве других, им являлась Большая рыночная площадь. Казалось... Да нет, так порой и бывало, что на ней проходили целые жизни и вершились судьбы. Воришку, в толпе неудачно срезавшего кошелек у знатного горожанина, ловили, и впоследствии здесь же с помоста зачитывался и приводился в исполнение вынесенный ему приговор. Местная история знавала и случаи, когда нерасторопная девица с полной корзиной яблок спотыкалась — то ли о случайный камень, то ли о собственную ногу, и какой-нибудь доброжелательный юноша бросался деве на выручку, а пару месяцев спустя свадьба гремела на весь город. Здесь люди встречались и расходились, заключали прибыльные сделки или разом теряли все. В этом месте, когда-то представлявшем собой пару жалких рядов лавок, теперь можно было добыть практически любую диковинку из самых далеких стран. Разумеется, если набитый кошелек хорошенько оттягивал своему владельцу пояс. В этом месте жители славного города Вергена получали самые последние известия из соседних городов и стран, громогласно зачитываемые глашатаем. В этом месте первым делом (у самых посещаемых лавок) приколачивались все новые приказы и указания, принятые королевой Саскией и ее советом, пусть над последним словом многие частенько лишь посмеивались. А еще, что никак не менее важно, в этом месте можно было услышать самые свежие сплетни. Да что там, здесь они все и рождались, тут же подхватываемые десятком — а то и поболе — слушателей, приобретающие самую причудливую и невиданную форму. Чтобы услышать их, не нужно было быть профессиональным шпионом или даже просто "своим". Достаточно было лишь иметь слух, чтобы стайки голосов различной тональности находили тебя всюду, куда бы ты ни забрел:

— Слыхала? — разносящимся на десяток ярдов вокруг голосом шептала своей товарке краснолюдка довольно почтенного возраста. — Глянули они на ребятенка, а ухи-то у него эльфячьи!

То была никто иная, как Мариетта Бурбо. Муж ее был родом из знати Махакама, однако семейство его разорилось еще за два поколения до рождения самого мэтра Бурбо. По этой самой причине в Верген, добрые двадцать лет назад, он прибыл с двадцатью тремя оренами и семейным секретом особой закалки оружейной стали за душой. Вскоре предприимчивый краснолюд уже был главным подмастерьем одного из местных кузнецов, а еще через год получил в жены старшую дочь наставника, слывшую в округе особой крайней ветрености, и вместе с ней саму кузню, по кончине ее папеньки. Теперь же он, на правах лучшего оружейного мастера, слава которого простиралась далеко за границы города, поглаживал длинную седеющую бороду, прохаживаясь меж своих работников, и брался за кувалду лишь в случае особых заказов от людей крайне важных. Мариетта же, поручив домашние хлопоты служанке, обвешивалась речным жемчугом и изумрудами и буквально жила на площади, подобно губке впитывая обрывки разговоров и превращая их в красочнейшие истории.

— Так и шо? — удивилась ее собеседница. — Брак-то у ней энтот... Мешрашовый!

В роли ее товарки оказалась местная торговка травами — квартонка Идан, светловолосая, курносая и с недостающими передними зубами. Из-за того она безумно шепелявила, но сама с несколько лукавой улыбкой и стыдливо отведенным взглядом заявляла, что благодаря этой же "особенности" особенно нравится мужчинам. На вид ей было лет тридцать, на самом деле — одним богам было ведомо.

— То-то и оно! — глаза Мариетты предвкушающе заблестели. — А муженек-то у ней краснолюд!

— Ну это ш надо! — Идан всплеснула руками. — Ни штыда ни шовешти!

Как и всякая торговка, даже перемывая косточки соседям, она наметанным глазом следила за толпой вокруг, выискивая тех, кому могла бы втолкать свой товар. И, возможно, с помощью красноречия и настойчивости избавиться от кой-чего лежалого. Именно поэтому приближающуюся к лавке женщину она заметила первой.

— День добрый, милшдарыня, — она расцвела в улыбке, уже чувствуя в кошеле несколько новых звонких монет.

— Добрый, — женщина слегка улыбнулась в ответ и заправила выбившуюся из прически прядь обратно. — Людно у вас. Мне как обычно.

Квартонка закивала и нырнула под прилавок, а уже через секунду показалась вновь с холщовым мешочком.

— Для ваш шамая швешая, милшдарыня, — заверила она, протягивая товар покупательнице.

— Не сомневаюсь.

Женщина ослабляла тесемку на кошеле под предвкушающим взглядом травницы, когда внезапный оклик заставил ее испуганно вздрогнуть:

— Гвен!

Идан с Мариеттой, равно как и большинство находившихся рядом, словно по команде уставились на замершую женщину, а следом — все так же дружно — принялись искать глазами зовущего. На лицах расцвели хищные улыбки.

— Черт, — коротко ругнулась женщина, не глядя бросила на прилавок две золотые монеты, трижды превышающие стоимость товара, и, подхватив юбку свободной рукой, поспешила к виднеющейся ярдах в тридцати арке выхода.

Мариетта уже было разочарованно вздохнула, провожая ее взглядом, когда выбежавший почти к самому прилавку юноша заставил краснолюдку мигом воспрянуть духом. Быстро сориентировавшись, он бросился следом за своей стремительно растворяющейся в толпе целью.

— Ишь ты, — Мариетта фыркнула, с грустью понимая, что сломя голову бежать следом, дабы погреть уши, ей не положено по статусу. Что, по сути, совсем не мешало ей хорошенько додумать сложившуюся ситуацию, за развитием которой главные вергенские сплетницы жадно наблюдали уже некоторое время.

— Вот штерва, — тихо, словно опасаясь быть услышанной объектом обсуждения, прокомментировала Идан. — Щего в ней эдакого шишкать-то можно?

Воистину, женская зависть была темой совершенно особенной, заставляющей позабыть обо всем, кроме нее. Именно она заставляла злые языки оживать, додумывая все новые и новые подробности, даже если истина была им совсем неведома.

— Гвен! Ты пытаешься сбежать? Это же смешно!

Она замерла у дома с закрытыми ставнями, позволяя приблизиться к себе, и обернулась, в нитку сжимая губы.

— Смешно? — переспросила она. Тихо, но с легко угадывающейся злостью. — Что ты себе позволяешь?

— Хотел подарить тебе, — он протянул вперед прежде спрятанную за спиной руку.

Роза. Густо-красная, словно кровь, но шипы, угрожающие настоящими царапинами, обрезаны. Гвен дернула подбородкам, отгоняя ненужные мысли и круто развернулась, возобновляя путь.

— Да подожди ты! — парень вновь сорвался с места, перегоняя ее и продолжая идти дальше уже спиной вперед, пристально глядя в глаза.

— Я тебе все давно сказала, Гаррет, — сдалась она через четыре пройденных дома. — Оставь меня в покое.

  ***

 

25-ю годами ранее

Едва впустив меня в дом, Астрид тут же набросила на мои плечи теплую шаль и подтолкнула к камину. Я покорно опустилась в кресло, но тремор в конечностях все не думал проходить, и причиной ему был вовсе не холод.

Два с половиной года. Меня не было здесь целых два с половиной года. В сравнении срок не так велик, но в этом мире в любой из этих сотен дней могло произойти все, что угодно. Абсолютно все.

Шурша платьем, в комнату вернулась Астрид и всунула мне в руки горячую чашку. Пальцы приятно заныли, согреваясь, и я с немой благодарностью отпила, не обращая внимания на то, что напиток все еще обжигает язык и небо. Чародейка села в соседнее кресло, расправила юбку на коленях, нервно потеребила ткань, прежде чем наконец заговорить:

— Где ты была? Нет, постой, я знаю... Не нужно было спрашивать. Просто... Почему?

Боль от с трудом проглоченного кома была по-настоящему физической.

— Я... не хотела... Астрид... Это просто... ошибка... ужасная...

Губы задрожали, и я быстро спрятала их за почти опустевшей чашкой.

— Значит, ты не сбежала, — ее глаза как-то испуганно округлились.

— Сбежала? — дрожащим голосом переспросила я. — Так вот что все решили? И... Иорвет тоже?

Его имя с горечью скатилась с языка. Конечно же, именно это он и подумал, а как иначе? На что еще ты рассчитывала? Он ведь сам сказал, что ты сбежишь, едва получив возможность.

Я подняла глаза на побледневшую Астрид и снова спросила:

— Он тоже так решил, Астрид?

— Да, — она нервно дернула подбородком, глядя в огонь, а не на меня.

— А что потом? — я тоже перевела взгляд на пляшущие язычки пламени. — Расскажи мне, пожалуйста. Он вообще... захочет меня видеть?

— Я нечасто видела его после этого, — начала она немного помолчав. — Он искал тебя. Не хотел верить, что ты вернулась домой. А через пару месяцев признал это. Он... злился. Стал жестче, грубее, страшно порой было смотреть, это замечали все, даже Саския. С ним стало трудно. Через год Нильфгаард пересек Яругу. Свободное государство не могло стоять в стороне, и Саския снарядила армию в поддержку силам Севера. И они победили.

Она не сказала "мы". "Они". Мне вдруг стало очень неуютно от мысли, что ей пришлось вытерпеть, оставаясь в Вергене во время третьей войны с Нильфгаардом. Хорошо, если некоторые горожане просто звали ее "шпионкой черных".

— Значит, все хорошо? — я слабо улыбнулась, пытаясь выбросить эту мысль из головы.

— Хорошо, — ее голос приобрел оттенок отчуждённости. — Но большей кровавой бани Север еще не видел. С таким количеством погибших в бою и после это трудно было вообще назвать победой...

Она замолчала, стиснула пальцы на деревянных ручках кресла.

— Астрид, — дрогнувшим голосом позвала я. — Почему ты не продолжаешь?

Она опустила голову и прикрыла лицо ладонями.

— Я думала тогда, — едва слышно прошептала она, — что лучше бы тебе не возвращаться, где бы ты ни была...

— Астрид, — от стали в моем голосе испугалась даже я сама.

— Он мертв, Гвен, — она убрала руки от лица и посмотрела, наконец, прямо на меня. — Мертв.

Тишина продлилась несколько минут.

— Гвен, — Астрид поднялась из кресла и мгновенно оказалась передо мной. — Не молчи, прошу...

— Почему?

— Что?

— Почему люди все время говорят "он погиб в бою как герой"? — глухо спросила я, подняв на чародейку глаза, но увидела только размывающиеся пятна. — Какая разница, как он погиб? Это вернет мне его? Это изменит хоть что-нибудь? Чем было бы хуже для него умереть в собственной постели в старости? Рядом со мной, с детьми...

Меня дернуло вперед, а следом лицо уткнулось в мягкую ткань и оборки.

— Плачь, если надо, милая... Плачь...

  ***


— Почему ты так упорно меня отвергаешь?

— Потому что мне сорок семь, а тебе — двадцать шесть, и это притом, что ты метис. Достаточно? — она прибавила скорости, стремясь обойти его.

— Нет, — он позволил ей догнать себя, но лишь чтобы сократить расстояние. — Ты выглядишь младше меня, ты самая красивая женщина в этом городе и... Черт, я люблю тебя, и ты прекрасно это знаешь!

Она сдалась и остановилась.

— Ни черта ты меня не любишь, — раздражающая прядь вновь выбилась из прически, но была попросту проигнорирована. — Не обманывай ни меня, ни себя. Для тебя это просто достижение, проверка собственных сил. Хочешь узнать за какой срок сможешь растопить мое сердце. Брось это и найди себе девушку, подходящую по возрасту и статусу, а заодно перестань позорить меня перед всем городом и твоей матерью в том числе.

Она юркнула в сторону, наконец проскользнув мимо него, и поспешила прочь.

— Говоришь, не обманывать тебя и себя? Тогда ты чертовски лицемерна, — не оборачиваясь, она замерла, а он продолжил: — Думаешь, я все еще ребенок, который ни о чем не знает? Думаешь, что я не рос среди слухов и сплетен о своих родителях и что никто не рассказал мне правды?

  ***

 

25-ю годами ранее

Со стуком Астрид опустила почти пустой стеклянный пузырек на стол, потом подумала и влила остатки настойки себе в рот. Она могла быть сколь угодно великим зельеваром, но все-таки знала, что обычную настойку пустырника в таких случаях не превзойдет ни одна из ее разработок. Плюнув на условности, чародейка опустилась прямиком на низкий стол. Я следила за всем этим безразличным взглядом, и впервые за долгое время мне даже стало спокойно. Пока внутренности вновь не скрутил болезненный спазм, а мой одурманенный мозг даже не сумел сразу вспомнить отчего.

— Хорошо, что я не рассказала всего... — задумчиво вздохнула чародейка.

— Думаешь, что сможешь сделать мне еще больнее? — просипела я.

— Гвен...

— Просто выкладывай, — я отвернулась и устроила голову на спинке кресла.

Она помолчала с минуту, а потом заговорила:

— Саския... Она стала меняться, после того, как в замок доставили ее свежевыплавленную корону. Она вела людей за собой, вселяла в них надежду, умела отыскать подход к любому. Поэтому люди, эльфы, краснолюды и низушки шли за ней, ведь так? И потому же они желали увидеть ее своей правительницей. Но они... Не знали самого главного. Она могла долго прятать свой секрет, но не могла изменить свою суть. У каждого есть темная сторона, которую мы подавляем в себе. Но мы всего лишь люди. А дракон... Дракон — это алчность, жестокость и жажда. Власти или золота — не важно. Она стремилась к короне из самых благих побуждений, но получив ее, слишком сильно подпитала свою темную сторону, утолила ее жажду одним из способов, и та начала прорезаться. Поначалу никто даже внимания не обращал. Но я оказалась единственной чародейкой в городе и была приглашена в число ее советников. И ради советов, и ради демонстрации того, что даже имперка может достичь успеха в этой стране. И это дало мне возможность следить за ней. Это были сущие мелочи: то она вдруг оборвет говорящего, то повысит голос сильнее, чем следует. А потом она почти перестала прислушиваться к мнению советников, предпочитала действовать только по своей воле. Но самое главное, она стала более надменной, циничной, даже жестокой. Люди в городе живут хорошо, но если находиться рядом с ней постоянно, ты сразу заметишь перемены. Словно сильно разбавленная кислота медленно проедает маску благородства... Но я отвлеклась. Я уже говорила, Иорвет стал... Трудным. Он никогда не был образцом спокойствия и подчиненности, но тогда порой становилось очевидно, что он на пределе. И она нашла способ это исправить, сумела сыграть на его злобе и укротить ее. Не думаю, что Саския, которую мы когда-то знали, пошла бы на такое. Когда я поняла, что... Что они... Что... Между ними...

— Я поняла, — безжизненным голосом прошептала я. — Хватит.

— Есть одна вещь, Гвен. Это больно, но ты должна узнать. Она должна была лично командовать армией в бою против Нильфгаарда. Конечно же, с помощью своих генералов, но ее людям была нужна их королева. Однако прямо перед выездом, когда ее облачали в доспехи, ей вдруг стало плохо. Все переполошились и вынуждены были оставить ее в лагере. А уже на следующий день от слабости ничего не осталось. Потом, когда они вернулись в Верген с победой, я стала замечать и другие признаки...

Я отвернулась, чтобы она не заметила блестящую дорожку от скатившейся слезы.

  ***


Высокие скулы, прямой нос и миндалевидный разрез травянисто-зеленых глаз с по-женски пушистыми ресницами. Волосы у него пшенично-русые, стянутые сзади небольшим хвостом, а единственная выбившаяся прядка слегка вьется.

Она отвернулась, закусила губу.

— Ты вспоминаешь его лицо, когда смотришь на меня? — он слегка нахмурил брови.

— Пошел ты, твое высочество, — с дрожью в голосе не выдержала она.

— Гвен...

Он попытался схватить ее за руку, но она успела вывернуться. Щеку обожгло от поразительно сильного для кого-то столь хрупкого удара.

Спешно она отвернулась и двинулась прочь, шелестя юбкой. Он не преследовал ее, лишь почти не мигая смотрел вслед. А потом крикнул:

— Я все равно буду любить тебя, как бы ты не старалась!

"Я не твое наследство, чертов мальчишка" — почти сорвалось с ее губ, но она сдержалась. И продолжила идти прочь с все такой же прямой как палка спиной. Потому что настоящая чародейка всегда решает сама. Настоящая чародейка всегда выглядит безупречно и вызывает зависть у других женщин.

Этому ее научила Филиппа Эйльхарт.

Настоящая чародейка всегда одинокая злобная сука с вдребезги разбитым сердцем.

К этому она пришла сама.

  Ничто не менялось. Менялся только ты сам. И не то чтобы ты сразу становился много старше. Дело не в этом. Но ты менялся, и всё.
Холден Колфилд ("Над пропастью во ржи", Джером Дэвид Сэлинджер)

___________
22.03.2013 - 06.08.2015

__________________________________________

Примечания:

Спасибо, что вместе со мной преодолел этот тернистый путь до финальной части, дорогой читатель!
Писать концовку, по-моему, в разы труднее чем все остальное произведение. И, пожалуй, еще более трудно решить, как ты закончишь свою историю, что сделаешь с жизнями уже ставших родными персонажей. С самой первой части я перебрала в голове целую кучу различных вариантов и в конце концов решила, что самым правильным считаю вот этот. Я долго корила себя за то, что разочарую ожидания многих, но так ничего и не смогла с собой поделать. В какой-то момент мне даже хотелось плюнуть и написать то, что большая часть читателей, вероятно, хотела бы увидеть, но потом я все же поняла, что готова рискнуть.
В любом случае, я надеюсь, что сейчас Вы в последний раз вместе со мной окунетесь в эту историю, потому что для меня она действительно стала важным этапом в творческой жизни.