В доме Тадеуша ведьмак провел почти неделю. Уже на следующий день после отъезда Фрейи, он смог самостоятельно встать и кое-как доползти до окна. Было нестерпимо душно. Как раз начинался сезон гроз.

Бриггсов тесть неимоверно удивил Эскеля, позвав двух своих взрослых сыновей специально, чтобы ухаживать за ведьмаком. Кази занималась хозяйством, лишь изредка обращаясь к Эскелю, но большую часть времени старалась не попадаться на глаза. Ее братья – приветливые и смешливые крепыши – были сильно похожи на самого Тадеуша. Оба условились по очереди исполнять роль сиделок, но довольно быстро их помощь свелась к пространным беседам на тему того, у кого больше выросла репа и почему в Нильфгаарде такие нерадивые генералы. Каждый из сыновей был уверен, что лично он уж точно накостылял бы Радовиду по шее, но заботы о репе, увы, отнимали все время. Эскель слушал все это с самым серьезным выражением лица, набираясь сил и изнывая от желания скорее вернуться на большак. И ждал.

Фрейя появилась на пятый день. С неизменной улыбкой поприветствовала Тадеуша и Кази, передала им большой сверток от Марыльки. Затем, не переставая улыбаться и щебетать о чем-то, что Эскеля не волновало вовсе, потащила его на задний двор. Эскель отвечал односложно, зачастую невпопад — цены на шелк и специи в Хенгфорсе и Каингорне никогда не входили в сферу его интересов.

Усадив его на колоду, Фрейя наконец замолчала, осматривая рану. Удовлетворенно хмыкнув, полезла в свою бездонную сумку за мазью. Набрала немного зеленоватой субстанции в ладонь, прошептала заклинание и, наклонившись, стала медленно, с нажимом, втирать в кожу вокруг шрама. Было немного щекотно, но по большей части приятно. Он закрыл глаза, подставляя лицо солнцу. От ладоней чародейки шло тепло, произносимые шепотом заклинания сливались в единый убаюкивающий шум. Он почти уже задремал, когда почувствовал, как узкая ладошка переместилась на живот и двинулась вверх, легко поглаживая, очерчивая подушечками пальцев мышцы пресса. Эскель замер, боясь пошевелиться. Ему казалось, что на коже под пальцами Фрейи вырастают новые нервные окончания, и весь мир сосредоточился там, где она прикасалась. Это было столь же прекрасно, сколь и невыносимо. Эскель выдохнул и открыл глаза.

Внезапно порозовевшая Фрейя быстро выпрямилась. Нервно сглотнула.

— Кхм, — кашлянула она, облизывая губы, — Извини, пожалуйста. Боюсь, я немного увлеклась.

— Ну и ничего страшного, — совершенно неожиданно для самого себя произнес Эскель.

Повисло неловкое молчание. Он снова чувствовал себя рыцарем-идиотом. Казалось бы, ну что стоило ответить что-то вроде: «Продолжай» или «Иди ко мне», или «Вот там нас никто не увидит». Даже «Ты такая красивая, можно я тебя поцелую» прозвучало бы менее глупо и более соответствовало его желаниям. Без сомнения, герой-любовник Геральт или языкастый Ламберт именно так бы и поступили. Но не Эскель. Любовная лирика ему никогда не давалась.

Он вообще трудно сходился с людьми, ограничив круг близких исключительно ведьмаками из Каэр Морхена. Спокойный и здравомыслящий, Эскель был крайне медлителен и даже застенчив в вопросах чувств, будь то чувства дружеские или братские. Ну а с женщинами еще до подарочка Дейдры было все сложно. Ему не хватало экспрессии и напористости, он вечно сомневался, приглядывался, и от того казался недостаточно эмоциональным. Вот и теперь, Фрейя ему была более чем приятна, но его останавливало два обстоятельства. Во-первых, она была чародейкой. А во-вторых — и тут Эскель проявлял свойственное его натуре занудство — он ничего толком о ней не знал.

Молчание затягивалось. Фрейя, перевязав его, изображала бурную деятельность, кажется, в десятый раз что-то перекладывая в недрах своей сумки. Ну а он, скрестив руки на груди, бессмысленно пялился на облака. Собирался дождь.

— Вообще-то я хотела тебя попросить об услуге, — вдруг громко сказала чародейка, резко обернувшись.

— Я не убиваю драконов, королей и допплеров, — покачал головой Эскель.

— Что-что?

— Ничего. Я тебя слушаю.

Фрейя потеребила висящий у нее на шее кулон в виде серебряного пера и неуверенно улыбнулась.

— Это даже не услуга. Я предлагаю тебе контракт. Настоящий ведьмачий контракт. На тысячу новиградских крон, или же драгоценных камней на эту сумму.

— Ого! А в дукатах?

— Да хоть в имперских тынфах, — нахмурилась чародейка. — Тебе вообще интересно узнать, что за контракт? Или мы будем играть в «назови самую редкую валюту»?

— Ну а что тут узнавать? — пожал плечами Эскель. — Ясно же, что тебе нужно в руины. Как их там? Андерран?

— Да.

Снова помолчали.

— Ты согласен?

— Там опасно.

— Я знаю.

— Там может оставаться еще множество ловушек.

— У меня есть карта, — растягивая губы в улыбке, процедила Фрейя.

— Но тем не менее, ты все-таки попала в тот телепорт, — назидательно сказал он, потирая шрам на щеке.

Чародейка молча смотрела куда-то вниз, остервенело ковыряя землю носком сапога. Эти симптомы Эскель хорошо знал — сейчас она назовет его затраханным мудаком и предложит утопиться в нужнике со своим драгоценным мнением.

Он ошибся.

— Так да или нет? — излишне спокойно спросила Фрейя, подняв голову.

— Да.

Она глубоко вздохнула и широко улыбнулась, на сей раз искренне.

— Спасибо, Эскель. Ты не представляешь, как это для меня важно.

Он встал с колоды и стал неторопливо одеваться. Ему надо было подумать. То, что руины были важны, явственно следовало из ее поведения, сомнений в этом не возникало. Эскеля больше интересовало, чем именно они были важны. «Что движет тобой? — размышлял он. — Ты ведь чародейка, молодая, умная, ослепительно красивая даже сейчас, в пыльном охотничьем костюме, посреди двора в какой-то задрипаной деревне. Что заставляет тебя рисковать жизнью и лезть в давно заброшенные подземелья? Я бы решил, что ты действуешь по заданию Капитула, но Капитул, как и Ложа, распущен, сожжен в Лок Муинне. Ты ищешь богатств? Нет, я думаю, тут дело в каком-нибудь артефакте. Для себя? Для кого-то? Что-то же тобой движет, Фрейя из Вергена. Жажда власти? Любовь?»

— Прежде чем я спущусь в руины, мне нужно подготовиться. И ты расскажешь, что именно ищешь. Не спорь. Это мое условие.

— Хорошо, но только не здесь, — после небольшой паузы ответила она. — Поскольку время торопит, охотнее всего я взялась бы за объяснение в пути. Да вот беда, на лошадь тебя пока сажать нельзя, а телепорт вдали от интерсекции отнимет слишком много сил.

Чародейка нахмурилась, закусив губу, вновь потеребила медальон, на мгновение ослепительно сверкнувший на солнце.

— Ладно, учитывая твое состояние, ведьмак, у нас обоих будет время восстановиться. Тебе хватит получаса на сборы?

— А Василек?

— Василек? Ах да, твой конь. Если не возражаешь, Тадеуш или кто-нибудь из его сыновей приведет его через несколько дней.

— По всей видимости, не возражаю, — пробурчал Эскель, направляясь к дому.

Фрейя осталась во дворе, между ее ладонями то и дело мелькали серебряные всполохи.
 

— Итак, кинжал.

— Кинжал.

— Для чего он, ты мне, конечно же, не скажешь?

— Нет, не скажу.

Свежевымытый, тщательно перевязанный под пристальным взором Марыльки, которая, кажется, всерьез опасалась, что стоит ей выйти за дверь, как ведьмак непременно снасильничает госпожу чародейку, Эскель сидел теперь в большой светлой комнате и отчаянно пытался сосредоточиться. Комната носила следы длительного пребывания женщины и, без сомнения, принадлежала самой Фрейе: баночки и хрустальные флакончики на столике перед зеркалом; аккуратно разложенный на кровати дорожный костюм; приткнувшийся в углу мегаскоп. Все здесь было таким непривычно домашним и уютным, что он невольно чувствовал себя странно, то и дело бросая заинтересованные взгляды по сторонам. Сама Фрейя расхаживала туда-сюда и, активно жестикулируя, рассказывала про эльфского Знающего Даэрхенну и его исследования вранов. На ней было серое платье удивительно простого вида, впрочем, в женских нарядах Эскель не разбирался совершенно, поэтому платье вполне могло быть последним писком моды и стоить как вся эта деревенька. Единственное, что он мог сказать совершенно точно – платье ей очень шло. Каждый раз, когда она круто разворачивалась, тонкая ткань ласкающим глаз образом охватывала бедра. Это мешало сосредоточиться сильнее всего.

— Ты упоминала карту. Где она? — прервал чародейку Эскель.

Фрейя, бросив на него недовольный взгляд, сняла с шеи серебряное перышко и подошла к столу. Эскель даже подался немного вперед, чтобы лучше разглядеть происходящее. «Дааа, — протянул он про себя. — Целительница из Верхнего Аэдирна, вознаграждение в тысячу крон и зачарованная карта. Будь я проклят, если что-нибудь понимаю. И, самое страшное, что я ввязываюсь во все это, потому что мне интересно. Чертовски интересно. Так как не было уже очень давно. К тому же, без меня у нее нет шансов выбраться оттуда живой».

Несколько минут Эскель разглядывал зачарованный пергамент, пытаясь соотнести многочисленные пометки и значки с тем, что видел сам во время поиска Фрейи. По всему получалось, что ее целью было небольшое овальное помещение, единственный путь в которое лежал через некий «Зал Тишины». Что это такое, нигде написано не было, но от самого названия у Эскеля начинало ломить зубы. Ничто хорошее с таким пафосом называться не могло.

— Зачем ты вообще туда полезла одна? Неужели на тысячу крон не смогла нанять каких-нибудь любителей приключений?

Фрейя поморщилась. Она стояла рядом, опираясь на столешницу, и негромко поясняла некоторые пометки. Эскелю хорошо было видно маленькое розовое ушко, почему-то необычайно привлекательное.

— Если честно, я не предполагала, что меня может ожидать что-то плохое. Храмы вранов вроде бы никогда не охранялись, просто никому не могло прийти в голову их грабить. И у меня была карта. Нет, молчи! Я прекрасно знаю, что ты сейчас скажешь. Именно поэтому я и решила нанять тебя.

Она повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Розовое ушко сменилось двумя блестящими темно-серыми омутами. Эскель сжал зубы, подумав про афродизии в пище или духах.

— Так уж вышло, что я верю тебе. Верю, что ты не обманешь, и не оставишь подыхать там, внизу, воткнув кинжал между лопаток. Я не боюсь рядом с тобой, Эскель. Ничего не боюсь.

Между ними повис один из тех тягучих моментов, когда колотится сердце и телом овладевает томная легкость или тяжесть, в зависимости от пола. В книгах именно в эти моменты герои бросаются друг другу с жаркими объятиями, смахивая со столов предметы, и громкими стонами оповещают мироздание о наступившем счастье. Фрейя прочла множество таких книг, учась в Аретузе, с возрастом и опытом воспринимая их исключительно со снисходительной улыбкой. И никогда не думала, что подобно одной из героинь будет стоять на расстоянии вытянутой руки от мужчины и столь сильно желать оказаться на месте этих бесчисленных Джульетт, Бригитт и Виолетт. Она как раз лихорадочно вспоминала, что можно скинуть со стола без особого ущерба, но Эскель, кашлянув, отвел золотистые с вертикальным зрачком глаза, самым банальным образом разбивая ее мечты.

— Я не брошу тебя внизу с, как ты поэтично выразилась, кинжалом между лопаток, потому что ты со мной туда не пойдешь. Но за доверие спасибо.

— Что?

— Ты со мной не пойдешь, — монотонно повторил Эскель, выпрямляясь.

— Я тебе плачу тысячу крон!

— Вот поэтому я спущусь туда один. Не хочу потерять тысячу крон в твоем лице.

Фрейя отошла от стола и, уперев руки в бока, сделала максимально угрожающий и независимый вид. На ведьмака ее старания не произвели, по всей видимости, никакого впечатления. Он все так же стоял, скрестив руки на груди, и со скучающим видом смотрел куда-то поверх ее плеча. Шрам искажал мимику, делая лицо почти безэмоциональным. Фрейя почувствовала себя глупой, капризной и безмозглой, от того разозлившись еще сильнее.

— Я могу за себя постоять! Я тебе не деревенская девка!

— Охотно верю, но ты останешься здесь.

— Нет!

— Да.

«Почему я стою и пререкаюсь с ней как малолетний придурок? — удивленно подумал Эскель, ощущая странное удовлетворение от всего происходящего. — А, главное, почему мне это нравится?»

— Я тебя наняла, и ты будешь делать то, что я скажу!

Он ничего не ответил, сделав вид, будто идет к двери.

— Постой!

Фрейя отошла к окну, было хорошо заметно, как она сжимала кулаки, со всей силы вонзая ногти в ладонь.

— Ты мне напоминаешь одного эльфа, — произнесла она без всякого выражения.

Эскель промолчал. Хотя очень хотел бы сказать, что она ему напоминает одну баньши, разве что не воет.

— Хорошо, — сказала Фрейя чуть погодя, по-прежнему глядя в окно, — хорошо, делай как знаешь. Я не буду мешать.
 

Следующие десять дней он провел, как выразился бы Лютик, в неге и покое. Правда, под неусыпным оком Бриггсовой жены. Фрейя исправно осматривала его бок и ногу, но в ней явственно чувствовалась холодная отстраненность. Все остальное время чародейка занималась приготовлениями эликсиров и жутковатого вида амулетов. Его медальон, реагируя на магию, вибрировал почти непрерывно. Ложилась Фрейя часто ближе к утру, и через тонкие стены корчмы Эскель сквозь сон слышал, как она ругается, когда что-то не получалось. После небольшого, но предельно вежливого обмена мнениями, она все же забрала его мечи, чтобы наложить и на них тоже какие-то чары. Все это время Эскель ел, пил и тренировался на просторном заднем дворе корчмы, сначала потихоньку, а потом уже и в полную силу. Иногда скорее чувствовал, чем замечал на себе внимательный взгляд Фрейи из окна ее комнаты. Это ему невероятно льстило, хотя сам бы он не признался ни в чем подобном даже под пытками.

На исходе десятого дня, Фрейя, еще утром отметившая, что он совершенно здоров и готов к любым передрягам, принесла в его комнату свой зачарованный баул и с грохотом поставила на стол.

— Здесь, — она указала пальцем на сумку, — лечебные настойки, мазь для заживления ран и порезов, несколько улучшающих восприятие эликсиров, они довольно токсичны для обычного человека, но тебе вреда не будет. Четырнадцать амулетов с заморозкой и шесть с огненными шарами. А так же недельный запас еды и воды, бинты, двадцать саженей веревки, крюк, кирка, лопата, мел и два одеяла. Ну и еще кое-что по мелочи. Так же ты вполне можешь сложить сюда все, что сам посчитаешь нужным.

Она сделала паузу и, поджав губы, продолжила:

— Хотя я бы предпочла влезть туда сама, если уж на то пошло.

— Ого, я действительно впечатлен. Спасибо. Но о том, чтобы взять тебя…

— Не может быть и речи, я помню.

Побарабанила пальцами по столу, и все же улыбнулась. Слегка, как бы мимолетно, но у Эскеля сразу потеплело на душе.

— Когда ты отправишься?

— На рассвете. Тянуть смысла нет, ведь так?

— Ты прав. В таком случае, возьми еще и это.

Фрейя сняла с шеи цепочку с медальоном в виде пера, прошептала несколько слов, и медальон, подернувшись дымкой, превратился в пергамент. Чародейка скатала его в трубку и положила в невесть откуда взявшийся тубус.

— Спасибо.

— Не за что, у меня есть копия, — сказала Фрейя, махнув рукой. У самой двери все же обернулась: — На рассвете я провожу тебя. И помни, если ты не вернешься через семь дней, я сама спущусь в руины.

Он выехал из деревни за два часа до условленного времени, предварительно удостоверившись у отчаянно зевающего корчмаря, что госпожа Фрейя еще изволят почивать. Пустил Василька небыстрым шагом, то и дело с не приставшей его возрасту надеждой оглядываясь на темную кляксу деревни. Однако дорога была совершенно пустой, никто не пытался его нагнать. «Впрочем, — улыбнулся неожиданной мысли Эскель, — это же чародейка».

Подъезжая к руинам Андеррана, он не сдержал самодовольного смешка. Фрейя сидела на одной из поваленных колонн перед входом в подземелья. С распущенными волосами, все в том же тонком сером платье, но со здоровенным кинжалом на боку. На рукояти кинжала болтался беличий хвост.

— Это было не очень умно с твоей стороны, ведьмак. Мне пришлось потратить силы на телепорт.

Эскель спрыгнул с Василька, отстегнул от седла сумку и передал Фрейе поводья.

— Ну а обратно ты поедешь на нем, — спокойно сказал он, поглаживая шею коня. — Зачем ты здесь, Фрейя?

Чародейка подошла вплотную и, задрав голову, заглянула в глаза. От нее веяло теплом, ромашкой и еще чем-то умопомрачительным, хотя, может быть, последнее ему просто казалось.

— Я… — едва слышно произнесла она, поднимаясь на цыпочки, — я так и не пожелала тебе удачи.

У нее были мягкие, податливые губы. У нее было мягкое, податливое тело. Словно шелковая лента, Фрейя обернулась вокруг него, враз лишая мыслей и воли. Когда она отстранилась, отступая на шаг, чувство потери чего-то очень важного стало почти болезненным, хотелось схватить, вернуть, вжаться в нее и послать к чертям руины и кинжалы, хотелось утонуть окончательно и навсегда в этих прозрачных русалочьих глазах. Но он, конечно же, не подал виду. Сдержанно кивнул, поправив перевязь с мечами, шагнул к темному провалу входа. И только благодаря обостренному ведьмачьему слуху разобрал шепот позади:

— Пожалуйста, береги себя.