— Я вообще не понимаю, как ты умудрился дожить до своих лет, — ворчливо заметила Фрейя.

      Он снова лежал на траве, глядя в небо, а чародейка привычно трудилась над его ранами. Было необычайно спокойно. Отступали страх и напряжение, уступая место просто усталости. Воспоминания о гвоздеголове растворялись мутной дымкой — их вытесняли пение птиц, дуновение ветерка, пляшущие на коже тени от листвы, легкое покалывание магии в боку.

      — Ты до сих пор не спросила про кинжал.

      Фрейя дернула плечом и отвернулась. Эскель перехватил ее руку, потянул, заставляя посмотреть на него.

      — Я думал, кинжал тебе важнее всего.

      — Я тоже так думала.

      Эскель отпустил ее и снова уставился на небо. Фрейя села рядом, гипнотизируя взглядом прорехи на его куртке, над которыми, будто бабочка, порхала зачарованная игла. Из кустов выпрыгнул и тут же унесся обратно заяц.

      — Так что с кинжалом?

      — В сумке, завернут в полотно.

      — Предусмотрительно с твоей стороны, ведьмак.

      Эскель прикрыл глаза, молчаливо соглашаясь.

      — То, что там… — Фрейя замялась, — что это было?

      — Понятия не имею. Холера какая-то.

      — Ты ужасно нелюбознательный.

      — Зато я до сих пор живой.

      — Верно. Живой.

      Он не видел ее лица, но был уверен, что она улыбается.

      — Ты меня снова не послушалась.

      — Ох, ну хватит тебе! Можно подумать, ты считал, что я буду смиренно сидеть семь дней, зная, что ты там, внизу, умираешь от кровопотери.

      Эскель чуть повернул голову, внимательно посмотрел на нее.

      — А вот тут поподробнее, будь добра. На мне нет ничего активного — я бы почувствовал.

      Зачарованная игла сбилась, ощутимо кольнув его. Фрейя закусила губу и покраснела.

      — Ну? — с нажимом спросил Эскель.

      — Не на тебе. В тебе.

      — Фрейя…

      — Хорошо-хорошо! Это кровь. Как ты понимаешь, получить немного твоей крови было не очень сложно. А дальше — немного измененные поисковые чары. Я… кхм… — смущенно кашлянула она, — я не хотела опоздать.

      — Фрейя…

      — Не надо. Ничего не говори, пожалуйста.

      Они помолчали. Он смотрел на нее, а она старательно смотрела только на иглу. Закончив с его курткой, Фрейя хлопнула себя по колену и громко сообщила, что пора возвращаться в Дубки. Эскель вопросительно приподнял брови, указывая кивком головы на Василька.

      — Ты сможешь держаться в седле, ведьмак? Потому как сейчас у меня сил на портал для нас не хватит. Не уверена, по правде говоря, что у меня будут силы и на портал для самой себя.

      — Василек выдержит обоих запросто. Это боевой конь каэдвенских кровей.

      Эскель немного неловко поднялся, подошел к Васильку и нежно погладил его по бархатистому носу. Боевой конь довольно фыркнул и, дружески боднув ведьмака в плечо, потянулся обнюхивать карманы. Глядя на это, Фрейя рассмеялась, откуда-то выудила яблоко и, заговорщически подмигнув, передала Эскелю. Любовь Василька к хозяину мгновенно выросла до небес.

      Забраться в седло оказалось на удивление просто — он ожидал тянущей боли в боку, но чародейка поработала на славу. Если бы не некоторая скованность движений, он бы даже не вспомнил, что был ранен. Эскель немного поерзал в седле и подал руку Фрейе, усаживая ее перед собой.

      Это получилось самое странное, мучительно долгое и до обидного быстрое путешествие в его жизни. Фрейя была расслабляюще теплая и мягкая, хотя поначалу держалась очень прямо, стараясь сократить контакт до минимума. Василек неторопливо трусил по протоптанной им же за последние недели дорожке, а Эскель героически боролся с желанием опустить голову и поцеловать Фрейю в пахнущую ромашкой макушку. Но в какой-то момент все изменилось. Фрейя вдруг расслабилась и, немного откинувшись, прижалась к нему спиной. В голове у Эскеля царил почти полный штиль, изредка выныривали и тут же прятались обратно золотистые рыбки мыслей. Почему-то они все были похожи на самые выспренные стихи Лютика — там фигурировало лобзанье, полные томленьем перси и розы пламенных ланит. Но любовная лирика Эскелю, к счастью, никогда не давалась, поэтому он молчал.

      Фрейя сидела, зажмурившись, и кусала губы, изо всех сил стараясь ничем не выдать того, что беззастенчиво читает мысли ведьмака. Это вышло как-то само по себе, как обычно бывало в моменты сильного эмоционального напряжения. Беспокойство ли за его жизнь или нечаянная физическая близость так сильно обострили ее способности, но теперь Фрейя хорошо ощущала яркие вспышки образов и мыслей, то и дело появляющиеся в голове Эскеля. Особенно те, что были связаны с лобзанием и персями. Глядя на пригожие полянки вокруг, думала, что, пожалуй, и против лобзания всего остального прямо здесь и сейчас она тоже ничего не имеет.

      Маргарита Ло-Антиль всегда учила адепток Аретузы, что настоящая чародейка всегда должна действовать. Хорошо ли, плохо ли — станет ясно позже. И Фрейя уже почти было решилась действовать, когда из-за поворота показались остроконечные коньки деревенских домов.
 

      Подавившись в третий раз, Эскель подозрительно уставился на жену корчмаря, хотя медальон, безусловно, предупредил бы его о ворожбе или сглазе. Марылька игнорировала присутствие ведьмака с такой горячностью, что впору было самому в это поверить. Известие о том, что госпожа чародейка покидает Дубки, да еще в его сопровождении, она восприняла с почти детской обидой и непониманием. Но Фрейя была для нее практически озаренной ореолом святости персоной, так что вся мощь гнева Марыльки обрушилась на существо, с ее точки зрения, во всех смыслах недостойное. Ибо каждому же известно, что «Воистину, нет ничего более отвратного, нежели монстры оные, натуре противные, ведьмаками именуемые, ибо суть они плоды мерзопакостного волшебства и диавольства. Это есть мерзавцы без достоинства, совести и чести, истинные исчадия адовы, токмо к убиениям приспособленные. Нет таким, како оне, места меж людьми почтенными». Этот текст, вплоть до запятых, явно читался в каждом старательно обращенном мимо Эскеля взгляде.

      Времени, чтобы достичь Лан Эксетер и попасть на нужный корабль, оставалось в обрез. И то при условии, что из Хенгфорса в Лан Эксетер Фрейя их телепортирует. Эскель очень надеялся, что Фрейя не станет затягивать сборы. Впрочем, это было напрасное беспокойство — Фрейя и сама спешила, никак причины своей спешки не объясняя.

      До Хенгфорса было где-то двое суток быстрым шагом, с переходом на рысь там, где позволяло состояние дороги. Первый день они провели практически без остановок, лишь с перерывом на ночлег. Фрейя, совершенно непривычная к таким переездам, слезла с лошади, шипя и ругаясь сквозь стиснутые зубы. И тут же удалилась в кусты с хорошо знакомой Эскелю баночкой заживляющей мази. Вернулась в дурном настроении, сразу уселась подле костра, стараясь поменьше двигаться. Немного погодя достала из своей чудесной сумки плетеную корзину, в которой обнаружился целый жареный гусь, глиняный горшок с кашей и пяток яблок. С улыбкой отдала всю корзину Эскелю, себе взяв лишь румяное, глянцево блеснувшее яблоко, и неспешно стала грызть его, глядя на языки пламени.

      — Эскель?

      — Ну?

      — Скажи, а тебе часто приходится ночевать вот так?

      — Ну, довольно часто, — ответил Эскель, с сожалением откладывая половину гуся.

      — А почему ты… стал ведьмаком? — со странной интонацией спросила Фрейя.

      — Неожиданный вопрос от чародейки. Это был Меч Предназначения.

      — Я думала, это все выдумки бардов.

      — Не все, но в моем случае ты права. — Он ненадолго замолчал, поворошив веткой костер. — Все мои близкие умерли от холеры, меня же, оборванного, почти подыхающего от голода в полной мертвецов деревне, подобрал Весемир и привез в Каэр Морхен. Я был слишком мал, и у меня не было никакого выбора.

      — А…

      — А теперь моя очередь задавать вопросы. Почему тебя так зовут? Фрейя — это скеллигское имя, но на уроженку островов ты не похожа.

      — Верно, — улыбнулась Фрейя. — Я, знаешь ли, родом из Цинтры. И мой отец, хоть ни разу не был в море, страстно любил рассказы скеллигских моряков. Родись я мальчиком, меня точно ждала бы судьба пирата. Но, увы, я родилась девочкой, так что ему пришлось довольствоваться лишь именем богини плодородия, любви и красоты. Впрочем, по его мнению, у меня все еще были шансы стать пираткой, пока в одиннадцать лет я не подпалила курятник огненным шаром. У меня, как видишь, тоже не было особого выбора.

      — Звучит так, будто ты сожалеешь об этом.

      — Нет, не жалею. Для пиратки я слишком застенчива, — сказала Фрейя, зевнув. — Давай сюда этого гуся, я его немного подморожу, пока еще не уснула.

      Уложив корзину с едой обратно в сумку, она еще немного повозилась, устраиваясь на сложенном одеяле, но быстро затихла. Эскель подбросил в костерок сучьев и тоже улегся, погрузившись в медитацию. Чутко вслушиваясь в звуки леса, он не сразу понял, что Фрейя опустилась рядом, прильнув к нему всем телом, и прошептала:

      — Кажется, я только что видела огромную крысу.

       «Здесь нет крыс и никогда не было», — хотел было ответить Эскель, но промолчал. Он не любил спорить попусту. Фрейя задышала глубоко и размеренно, как дышат спящие люди, а он, повинуясь неясному желанию сделать хоть что-то, повернулся на бок и провел рукой по ее волосам. И довольно быстро провалился в чуткий сон без сновидений.

      Спать рядом с женщиной прекрасно на широкой, покрытой периной и шелковыми простынями постели, но не на расстеленном на земле плаще. Фрейя во сне то и дело ощутимо пинала его согнутой в колене ногой, пыталась сдвинуть, чтобы устроиться поудобнее на животе. И даже тот трогательный момент, когда она уже под утро, положив руку ему на грудь, уткнулась носом в шею, был испорчен размашистым тычком в бедро. И все же он умудрился кое-как заснуть в таких условиях. В конце концов, она не пыталась испить его крови, сожрать печень или вытянуть жизненные силы.

      — Знаешь, я никогда не просыпалась в столь двусмысленной ситуации, — по-девчоночьи хихикнув, произнесла Фрейя уже ближе к полудню, когда они выбрались на хорошо объезженный тракт.

      — Новый опыт всегда полезен, даже негативный, — назидательно ответил Эскель, незаметно потирая ногу.

      — Ты все утро бурчишь, как столетний дед, честное слово. А я между тем отлично выспалась.

       «Я и есть столетний дед», — про себя усмехнулся Эскель.

      — В Хенгфорсе есть отличная таверна, где мы сможем передохнуть, потом я открою портал в Лан Эксетер. И никаких больше лошадей! У меня такое ощущение, что, когда пройдет действие мази, я вообще не смогу ходить. И даже боюсь представить, как оно все выглядит там… пониже спины, — прибавила она кокетливо.

      — Ты же целительница. Вот и используй свои знания о синяках и кровоподтеках.

      — Тебе никто не говорил, что ты ужасный зануда?

      — Нет, — соврал Эскель.

      В столице Лиги она долго расспрашивала трактирщика об известиях с юга. Задумчиво кивала во время рассказа о зверствах «Охотников за чародеями» в Новиграде, но заметно повеселела, узнав, что Эмгыр на время приостановил наступление. После буквально потащила Эскеля за пределы городской стены, на берег Браа. Долго ходила по песку вдоль реки, с совершенно полоумным видом вытянув вперед правую руку, то подходя вплотную к воде, то удаляясь на десяток саженей. В общем, вела себя типично для чародейки. Эскель, положив рядом с собой мечи, наслаждался погодой и солнцем, Василек наслаждался свежей морковкой. Все были заняты.

      Он почти задремал, когда медальон дернуло с такой силой, что на мгновение перехватило дыхание. «Какого?» — подумал ведьмак и осекся, увидев стоящую неподалеку Фрейю, обеими руками стиснувшую свой посох. Глаза деревянной змеи наливались интенсивным синим цветом. Воздух вокруг пронизывали электрические разряды. Василек жалобно заржал и встал на дыбы.

      — Быстрее! Успокой его! Я не смогу долго черпать из земной жилы!

      Он одурманил Василька Аксием и поспешно подъехал к Фрейе. Чародейка еле держалась на ногах, из носа капала кровь, но, стоило Эскелю поравняться с ней, тут же раскрылся ярко-синий овал портала. Эскель рывком втащил обмякшую Фрейю в седло и, чудом расслышав в гуле бушующей магии ее шепот: «Давай!», ударил коня каблуками в бока. От неожиданности Василек прыгнул вперед, красиво подобрав ноги, и на мгновение весь мир застыл в ледяном безвременье.

      Они вывалились из портала прямо на одну из бесчисленных набережных Лан Эксетера, в опасной близости от зеленой затхлой воды канала. Василек, обалдевший от всего происходящего, приземлившись, тут же присел на задние ноги в попытке затормозить. Это был хороший боевой конь каэдвенской породы, так что в канал они все же не упали. Вокруг воцарилась абсолютная тишина. Прохожие нервно застыли на местах, не зная, как реагировать. Какая-то девица, воспользовавшись моментом, оседала, картинно прижав ладонь к пышному бюсту, на руки стоящему рядом офицеру, хотя сурового вида компаньонка к ней была явно ближе.

      Первым пришел в себя находившийся тут же высокий мужчина в темно-зеленой мантии, с благородной проседью на висках, поздравив с удачной телепортацией. Галантно подал Фрейе руку и поинтересовался:

      — Земная интерсекция около Хенгфорса?

      — Она самая, зараза, — устало кивнула Фрейя.

      — Из земных всегда сложно черпать Силу, — посочувствовал незнакомец, явно собираясь увести ее для более приватной беседы на профессиональные темы.

      На Эскеля настырный чародей не обратил ни малейшего внимания. Фрейя улыбнулась, мягко освобождаясь из сочувствующей хватки, и пообещала непременно в скором времени навестить его с визитом — для обмена опытом, так сказать. И тут же посмотрела на небо. На белые плиты набережной упали тяжелые капли. Над Лан Эксетером начиналась гроза.
 

      Дождь был противным, серо-свинцовым, к тому же еще и не по-летнему холодным. Даже сами моряки хмуро слонялись по палубе, отпуская тихие скабрезности в адрес чародейки. Бледная до прозрачности, закутанная в плащ так, что видно было лишь нос, она теперь напоминала не то привидение, не то молодого гнома. Как выяснилось, и притом довольно быстро, чар от морской болезни не существовало.

      Обычно словоохотливая Фрейя при виде корабля замолчала, ограничиваясь односложными «да» и «нет», вцепилась в Эскеля и стала похожа на кобылу, которую ведут прямо в пасть василиску. Во всяком случае, у него постоянно возникало желание завязать ей глаза и успокоить Аксием. Спускаться в трюм она не стала — прохаживалась по палубе, делая вид, что любуется видом на портовый квартал, на самом же деле пыталась совладать с тошнотой.

      Такой поворот событий Эскеля немало озадачил, ведь именно Фрейя настояла на морском путешествии. И сама же указала на нужное судно — пузатый одномачтовый ковирский неф со странным названием «Рыжая Дженни». Едва завидев поднимающуюся на борт парочку, капитан рявкнул, что судно торговое и пассажиров они не берут. Эскель уже сложил пальцы в Знак, когда Фрейя скинула капюшон и очень мило улыбнулась капитану. Тот сник и сообщил, что госпоже чародейке на «Рыжей Дженни» всегда найдется место.

      По правде говоря, места было более чем предостаточно, особенно для Фрейи, которой капитан предоставил просторную каюту старшего помощника — угрюмого, неразговорчивого молодого человека с военной выправкой и едва заметным нильфгаардским акцентом. Ему она улыбнулась особенно мило, что было, по мнению Эскеля, совершенно излишним.

      Женщина на судне, пусть это даже зеленая от морской болезни чародейка, неизбежно вызывала нездоровый интерес всей команды. Тем более что большую часть времени Фрейя проводила на палубе в обнимку с грот-мачтой. Она утверждала, что так меньше тошнит. Ведьмак морской болезнью не страдал и не имел ничего против хорошего, долгого сна в каюте, но оставить ее наедине с сотней матросов просто не мог. Особенно после случайно услышанного живого обсуждения того, что чародейки такие вредные исключительно от недотраха, а вот попадись им настоящий мужик, а лучше несколько — мигом станут как шелковые. Эскелю не хотелось бы стать свидетелем, как кто-нибудь из команды попытается сделать Фрейю шелковой. И побелевший от бешенства ведьмак уже шел бить морды, но матросов спас старпом, очень вовремя появившийся в трюме и разогнавший сборище. С тех пор Эскель старался не отходить от Фрейи далеко.

      Возвращаясь с кормы, где он непродолжительно любовался закатом, Эскель услышал тихий разговор между чародейкой и помощником капитана. Он не видел говоривших из-за нагромождения ящиков и бочек с грузом, но быстро узнал их по голосам.

      — У меня есть ощущение, что несколько месяцев назад я видел вас в Горс Велене, — произнес мужской голос с едва заметным нильфгаардским акцентом.

      — Вам показалось, — почти без заминки беззаботно ответила Фрейя.

      — У меня хорошая память на лица. Я определенно видел именно вас. К тому же в компании адмирала вар Ароо. И выглядел он не очень хорошо. Паршиво он выглядел, если совсем уж откровенно. Будто его долго били.

      — Что мне делать в Горс Велене, тем более в компании избитого нильфгаардского адмирала?

      — Это вам лучше знать. Но ходили слухи, будто Императору придется отказаться от планов по завоеванию Скеллиге из-за внезапного исчезновения адмирала во время путешествия по Понтару. И вот адмирал оказывается в Горс Велене вместе с вами.

      — Вам по…

      — Уверен, что нет, — твердо возразил все тот же голос, затем послышались звуки удаляющихся шагов.

      — Что это значит? — спросил Эскель, показываясь из-за бочек.

      Фрейя закрыла глаза, устало прислоняясь лбом к гладкому дереву мачты.

      — Последствия хороших и обдуманных поступков.

      Эскель хмыкнул.

      — Нам стоит опасаться этих последствий?

      — Этих? Нет, — едва качнула головой Фрейя. — Стоит опасаться последствий в Вергене.

      — Ты обещала мне тысячу крон.

      — Ты их получишь.

      — Я не люблю, когда меня используют втемную.

      — Я тебя не использую! Клянусь, ты получишь все, о чем мы договаривались.

      — Фрейя…

      Она отвернулась от мачты, наклонилась к нему близко-близко, мазнув губами по щеке, и жарко прошептала на ухо:

      — Эскель… Просто поверь…

      «С этого и начинаются неприятности», — подумал он и, конечно же, поверил.