Тащить голову беса в кордегардию было тем еще удовольствием. Она весила, казалось, пудов сто и постоянно за что-то цеплялась рогами. За Эскелем тянулся приличный хвост из городской шпаны, редких зевак и бродячих псов. У ворот кордегардии, рядом с привязью для лошадей, толклись человек десять: угрюмые, немногословные, все в коричневой грубой коже, круглых шлемах, вооруженные мечами и шипастыми дубинками. И все как один внимательно проводили ведьмака взглядами. Эскель не любил, когда на него смотрели так ― с тихой упорной ненавистью. Ни к чему хорошему это никогда не приводило.

  Города Эскель не любил. Для чувствительного ведьмачьего слуха там было слишком много шума, а для обоняния ― слишком много вони. А в Бан Глеане к обычному летнему смраду еще добавлялся запах рыбы: от только что выловленной до совсем протухшей. Рыбу Эскель тоже не жаловал. Третогорский тракт подходил к городу как раз со стороны порта, поэтому в нос шибало уже на подъезде к воротам.

  Тракт был хорошо наезженный. Колеса многочисленных телег оставили в рыхлой от дождей земле глубокие колеи, то и дело виднелся втоптанный в грязь мусор и конский навоз. Чем ближе ведьмак подходил к разбитой повозке, тем сильнее тянуло приторно-сладковатым запахом полежавшего на солнце мяса. И это было странно. Потому как, судя по всему, нападение произошло не так давно ― не больше пяти-шести часов, иначе невезучего торговца уже бы хватились. Будь там раскуроченные людские тела, запах был бы совсем другим. Эскель сложил пальцы в Знак Квен.

Фрейя еще раз провела пальцем по тускло мерцающим граням флаконов и с тоской посмотрела на дверь. Последние полчаса она то бестолково перекладывала принесенные Йорветом эликсиры и мази из одного угла сумки в другой, то вскакивала с места, намереваясь открыть телепорт и оказаться как можно дальше от Вергена. Останавливало то, что она не имела ни малейшего понятия, куда теперь податься. Разговор с Йорветом вышел ужасно странным, щемяще-грустным и удивительным образом привел Фрейю в чувство.

   По правде говоря, она и сама не очень хорошо представляла, где именно они вышли из портала, и уж точно не смогла бы указать это место на карте. Эта поляна запомнилась ей тем, что когда-то ее сюда довольно бесцеремонно притащил Йорвет — лечить, зашивать, спасать жизни очередной банды скоя'таэлей. Они были тощие, оборванные, искореженные ненавистью и горем. Жалкие. Эльфы брезгливо морщились от ее прикосновений, вызывающе игнорировали идеально правильную Hen Llinge ¹ выпускницы Аретузы, делали вид, будто не понимают ни слова. Вели себя как обиженные дети. Дети с глазами стариков.

Перед главным входом в Аретузу, прямо у подножия лестницы, сложенной из плиток амеллского мрамора, стоял обугленный столб. Вокруг него было на удивление чисто — майские дожди смыли золу и пепел, зато обнажили все то, что те раньше милосердно скрывали. Кости. Мелкие, почти детские, хрупкие, тонкие, белые.

Ближе к вечеру, покончив с делами, в том числе и с поручением чародейки, внешне безмятежный Эскель излишне долго сидел на окружающей город стене, неторопливо и тщательно пережевывал сдобную булку, купленную на рынке. Казалось, все внимание ведьмака поглощал расцвеченный парусами порт.

 Эскель покосился на нее. С тех пор, как они сошли на берег, чародейка пребывала в самом дурном настроении. Видимых причин для этого не было, даже наоборот. Неизбежный обыск со стороны таможенных служак — невзрачных людей с цепким, внимательным взглядом, любящих задавать неудобные вопросы, — прошел весьма неожиданно. Фрейя достала скрученный в тугую трубку пергамент, скрепленный красной сургучной печатью с изображением солнца, и проверявшие «Рыжую Дженни» нильфгаардцы разом стали очень учтивыми

 Однако по-настоящему неприятности начались на исходе шестого дня. В наступавшей темноте и при непрерывно идущем дожде на них напали пираты. Возможно, вовсе и не пираты, а просто помешанные на традициях и разбое жители Скеллиге. Разницы не было.

      Он снова лежал на траве, глядя в небо, а чародейка привычно трудилась над его ранами. Было необычайно спокойно. Отступали страх и напряжение, уступая место просто усталости. Воспоминания о гвоздеголове растворялись мутной дымкой — их вытесняли пение птиц, дуновение ветерка, пляшущие на коже тени от листвы, легкое покалывание магии в боку.

Драконы были повсюду. Теперь, когда Эскель шел по коридорам позабытого храма во второй раз, он стал замечать, что многочисленные покрытые паутиной, местами разрушенные статуи и барельефы изображают только драконов. Вдоль стен извивались каменные хвосты, щерились каменные зубы, в слепой ярости вытягивались каменные когтистые лапы.

В доме Тадеуша ведьмак провел почти неделю. Уже на следующий день после отъезда Фрейи, он смог самостоятельно встать и кое-как доползти до окна. Было нестерпимо душно. Как раз начинался сезон гроз.

Эскелю снилось, будто он занимается любовью с суккубом. У суккуба были прозрачные серые глаза, россыпь веснушек на носу, от ее прикосновения по всему телу проходила приятная вибрация. Вибрация? Эскель резко открыл глаза и рывком сел. Точнее, попытался сесть, потому как бок пронзила такая боль, что аж перехватило дыхание. Чародейка стояла над ним с закрытыми глазами, держа в вытянутой руке посох. От змеиной головы исходило белое сияние — источник той самой вибрации.

Не было ровным счетом ничего удивительного в том, что село Малые Горки располагалось на равнине. Вокруг не наблюдалось ни малых, ни даже средних горок. Впрочем, нет, горы все же были — вдалеке белели снежными шапками туманные пики Драконьих гор. Но только полный дурак осмелился бы назвать их малыми.

    Благоухая, как ромашковое поле, он подошел вплотную к чародейке, слегка приобнял ее одной рукой. Фрейя смотрела на него, задрав голову и невесомо улыбаясь уголками губ. Было чертовски неловко. «Крепче», — пощекотав дыханием, прошептала она ему в шею и придвинулась ближе. Он сжал зубы и мужественно уставился куда-то поверх ее головы. Сбоку загорелся оранжевым овал портала, и обоих поглотило ледяное безвременье.

 В пещере воняло. Да что там, в пещере чудовищно смердело — сдохший сутки назад главоглаз успел основательно разложиться, превратившись в бурую лужу вокруг гротескного улиточного панциря. Даже Фрейя, вдоволь нюхнувшая различных телесных запахов за время осады Вергена, позеленела и поспешила приложить к носу платок. Эскель привычно уткнулся в рукав. По какой-то неведомой причине монстры, возникшие после Сопряжения Сфер, всегда издавали неимоверное, ни с чем не сравнимое зловоние.

Фрейя быстро и сноровисто перевязала руку Эскеля. Периодически чертыхаясь себе под нос, когда вместо привычной магии приходилось использовать обычные средства, но все же результат был на порядок лучше того, что мог бы сделать он сам. Он наблюдал за ней из-под полуприкрытых век просто от нечего делать.

 Из пещеры они выбирались медленно, по мнению Эскеля, даже слишком медленно. Неразборчивое бормотание накеров вперемешку с каким-то глухим скрежетом уже было хорошо слышно даже Фрейе.

Ведьмак не видел, как чародейка завалилась на бок и упала. Медленно встала на четвереньки, помотала головой, пытаясь прийти в себя. На камень между ладонями тяжело падали капли крови.

 Телепортироваться ему приходилось в последний раз довольно давно, впрочем, ощущение невесомости и ледяного безвременья, которое по своей паскудности мало с чем могло сравниться, забыть было бы сложно. Его грубо выкинуло из телепорта, швырнуло о камни, однако он успел сгруппироваться и сделать перекат. Слитным, пружинящим движением Эскель вскочил на ноги, одновременно вытаскивая серебряный клинок и складывая пальцы левой руки в Знак Квен. Быстро окинул взглядом продолговатую, неправильной формы пещеру. Ведьмачье зрение, обостренное «Кошкой», позволяло четко разглядеть стоявшую в самом дальнем конце фигуру.

Ведьмаки и чародейки. Чародейки и ведьмаки. Неодолимая сила притяжения, что еще тут сказать?