Садитесь – Сказал Весемир, посмотрев на маленьких ведьмаков из под густых бровей; пять учеников не заставили долго ждать учителя, сегодня он был необычайно серьезен. Лефред и Денкос стояли словно статуи; разговор обещал быть тяжелым; ведьмаков окутала мертвая тишина.
– Настало время и вам узнать… – Тихо сказал и посмотрел на щель в стене учитель; по нахмуренному лицу было видно, что слова нелегко давались, Эскель вопросительно посмотрел на Геральта в поисках ответа, белоголовый мальчишка, не ответив, снова уставился в глаза Весемиру.

В единственной комнате Брислина на столе горела масляная лампа. Геральт не стал осматриваться, отправившись прямиком в подвал, служивший алхимику лабораторией.
Там, возле слабо дышащего комеса, стояли Лютик, солтыс и алхимик. Ученый, дергаясь и то и дело о чем-то споря сам с собой, применял какие-то средства.

Вечером Геральт с бардом были приглашены на ужин к солтысу. Тот выспрашивал о ходе расследований, и ведьмак признался, что каких-либо конкретных выводов пока делать не может. При этом Геральт решил пока не упоминать о раздвоении личности алхимика, которое открылось ему в этот день, тем более что сам он находился в некотором замешательстве – потому что ни алхимик, ни его вторая натура, никак не могли быть убийцей комесов – в этом он не сомневался.

После обеда Геральт тут же поднялся и пошел к алхимику, который, как он уже выяснил, никогда не ел со всеми – добродушный коморник приносил ему еду домой. Возле выхода из столовой он остановился, улыбнувшись: насытившийся Лютик принялся развлекать всех своими шутливыми песенками – он был, к счастью, неисправим. Хотя, почувствовав на себе взгляд, поэт поднял глаза на ведьмака и со значением кивнул ему – иди, мол, делай дело.
И Геральт пошел.

Местность за кладбищем, которую указали проводники, была практически пустынной по сравнению с густо-зеленым речным берегом, – трава там почти не росла, но имелись небольшие кустарники. Стражники ускакали по направлению к частоколу, обратно в Дыфнянку, а Геральт спрыгнул с коня и тут же начал осматриваться. Лютик не преминул сделать то же самое.

У реки стражники, показав нужное место, отдалились и по такому случаю начали мыть коней и мыться сами. Геральт осмотрел участок, покрытый буйными травами и ничем не отличающийся от остальной части берега.
– Ну что, Геральт? Есть улики? – До этого Лютик сам несколько раз порывался высматривать, но ведьмак ему запретил, сказав, что тот своей неосторожностью сведет на нет все старания. Поэтому сейчас бард лишь ходил вокруг друга, и то и дело спрашивал, не нашел ли он чего-нибудь стоящего.
– Если что-то и было, то явно смыло дождем, который с того времени, очевидно, хоть раз, но пошел. Думаю, в том, что касается непосредственных фактов, нам больше поможет второе место, то, что недалеко от кладбища. А здесь мне интересно другое.

– Ну что, Геральт? Я не ложился, ждал тебя, чтобы обсудить дела! Пока вы разговаривали с солтысом да с тем алхимиком – я наблюдал, сопоставлял факты! – Жизнерадостное возбуждение Лютика настолько контрастировало с состоянием самого ведьмака, что он даже остановился на полпути к кровати, в которую хотел просто упасть и заснуть.

Утром Геральт позавтракал в общинной столовой, где еду каждому воину выдавал дядька Зычек, как его все здесь звали – тучный местный коморник с добродушным лицом, охотно работавший по совместительству поваром. После завтрака ведьмак тут же отправился искать солтыса. Горалик нашелся возле ворот – он как раз закончил построение, по-видимому, ежедневное, и сейчас отдавал приказы относительно того, кто будет караулить на воротах и вышках на следующий день. Ведьмак подождал, пока он закончит, и обратился с предложением переговорить.

В подземной лаборатории Брислина было холодно и при этом довольно душно. Труп лежал на столе ничем не накрытый. Стены лаборатории были увешаны полками, забитыми банками и бутылками, бумагами, перьями и баночками с чернилами, пучками трав и всевозможными инструментами. Все это попадалось и вне полок: на столе с трупом, на единственном стуле, небольшом столике в углу, и даже на полу. Геральт склонился над трупом, надев перчатки. Непродолжительное время он работал в молчании, сосредоточенно изучая те из следов и отметин на теле убитого, которые, на его взгляд, бросались в глаза своей неочевидностью. Но вдруг тишину прервал глухой, уверенный и спокойный голос.

Было очевидно, что поздним гостям алхимик не рад, но, завидев в дверях солтыса, он сдержался и не погнал незнакомцев обратно туда, откуда пришли, а то и еще подальше. Горалик немедля представил их, и ученый, которого, как выяснилось, звали Брислином из Кринфрида, моментально сменил гнев на милость, попросив гостей в дом. Солтыс улыбнулся Геральту, мол «а что я говорил?», и со словами «я лишь проводил наших гостей, а теперь возвращаюсь к себе, бывай» удалился.

Небольшое селение, к которому ведьмак с бардом подъехали на закате, называлось незамысловато – Дыфнянка, даром, что пеший путь от него до реки мог занять нескольких часов. О названии говорил грубо сколоченный указатель, замеченный ими примерно за стае до места. Дыфнянка представляла собой прямоугольный участок, обнесенный прочным на вид высоким частоколом.

– Как бы не так! Черт возьми, Геральт! Кто как не поэт уделяет особое внимание как раз деталям?
– По-моему, разве что деталям какой-нибудь молоденькой девы, чтобы как можно тщательнее позже описать ее достоинства в своей балладе.
– Чурбан ты, Геральт. Я в который раз убеждаюсь. Я, как услышал об этом сыщике, так знаешь, о чем подумал? О том, что я ведь тоже мог бы стать сыщиком. И даже подумал о том, что в душе и он, должно быть, именно поэт.