Нэнэ сначала решил, что у него галлюцинации.
Ильза этот взгляд в упор почувствовала, конечно, но стиснула зубы и не позволила удовлетворенной улыбке появиться на губах. Она готова была поклясться, что взгляд материален и ощутим на коже, намазанной блеском для тела. То, что было открыто глубоким декольте, сверкало и переливалось в тусклом свете люстр под потолком.
Правда взгляд Сомори это приковало не по вине привлекательности, а по вине неприкрытой откровенности. Даже младшие классы, двенадцати и тринадцатилетние мальчишки на бюст молодой учительницы уставились, приоткрыв рты. Но их взгляды Ильзу не интересовали, интересовал один и конкретный, личности справа от нее.
Нэнэ закрыл чуть приоткрывшийся рот, прошелся взглядом обозленной стервы вниз по телу учительницы. Ее бок виден был ему отлично, их разделял только угол стола, и запросто можно было рассмотреть корсет, утянувший талию еще сильнее, шнуровку на нем, юбку, обтянувшую ноги до самых пят. Казалось бы, все было прилично, но все так подчеркивалось, что распущенные волосы Нэнэ просто доканали.
- Мисс Ибас… - процедил он сквозь зубы, все же не удержавшись и выгнув бровь, чуть презрительно поморщившись, скривив губы.
- Да, мистер Сомори? – она хотела посмотреть огромными, наивными глазами, в которых светилась готовность на все, но вынудила себя посмотреть холодно, спокойно, по-деловому.
- Зайдите ко мне в кабинет после ужина, я хотел бы с вами поговорить, - пояснили ей настолько мрачно, что завистливые пожилые учительницы расслабились и растаяли. Им было ясно, как день, что ТАКОЙ директор ни за что бы не попался на открытую грудь, тонкую талию и крутые бедра, обтянутые пусть даже длинной юбкой. Он ее явно терпеть не мог.
Но Магда заметила, что Ильза парадоксально обрадовалась этому «приглашению».
- Как скажете, - вежливо согласилась она, но Магде снова стало заметно до неприличия, что мисс Ибас хотела скорее подобострастно выдать что-то, вроде: «С удовольствием». Какой же Нэнэ был идиот, если не видел, что девица готова была на все, лишь бы остаться с ним наедине, лишь бы вынудить смотреть только на нее и говорить только с ней, пусть даже зло. Она радовалась даже выговорам и постоянно на них нарывалась.
Магда умилилась и растрогалась тому, как умудрялся ее бывший воспитанник привлекать женский пол даже в подобном виде. Характер внешностью не исправить.
Нэнэ сидел и тихо бесился, кусок в горло не лез. Она что, издевалась? Он спрашивал у нее на собеседовании, при Шарлотте, согласится ли она сменить стиль одежды… А теперь она вытворяла такое. Он заметил, что Магда странно на него смотрит.
- Что-то не так? – уточнил тихо, подняв брови.
- Нет, все так, - мисс Мэдли решила проверить догадку и чисто по-матерински протянула руку к его лицу, заправила выбившуюся из косы прядь ему за ухо. Нэнэ сначала вздрогнул, но потом понял, что это просто обыкновенный женский порыв все сделать «правильно» и по-своему, возражать не стал.
Судя по сузившимся глазам Ильзы, Магда была права, и учительница музыки явно захотела сломать ей руку.
И ни Гаррет, ни Одри тоже не замечали всего этого, как и сам Нэнэ, потому что какими бы женственными ни были черты их характеров, они все равно не понимали женщин. Им была недоступна эта извращенная логика.
Ильза ждала звонка с ужина не меньше, чем его ждал Глен, которому не терпелось еще немного «попрощаться» с Жульеном. И если Глен представлял свои слова и действия лишь образно и примерно, потому что хотелось всего и сразу, то у Ильзы был план. Если бы Нэнэ не отреагировал сегодня на ее наряд, она бы и завтра так вырядилась, но он отреагировал, а значит, был вполне по-мужски предсказуем. Ильзе мужчины казались какими-то хищниками, которые если и были одомашненными, как Сомори, если и забыли свои инстинкты, то обязательно таили их в глубине души. Но таких зверей все равно приручают, просто надо было найти подход. И у нее был четкий план действий.
Слава богу, Нэнэ не был в курсе и не мог читать мысли, иначе он бы сразу сообщил ей, что она уволена. Он не выдержал, встал из-за стола, не дождавшись звонка, проигнорировав взгляд Магды, которая считала это невежливым.
- Я вас жду, не забудьте, - процедил он в адрес Ильзы и ушел, процокав каблуками по всей столовой мимо ряда столов. Если бы Одри с Гарретом не унеслись за ним, обсуждая, что он ей выскажет, они бы заметили, как Ильза провожала директора взглядом.
- Неплохой метод, - сообщила Магда, делая вид, что ничего не поняла, Ильза похолодела, посмотрела на главную надзирательницу. Та уточнила. – Не думаю, что подействует, но метод неплохой.
Она явилась почти сразу после звонка, постучала в дверь, оттуда ей никто не ответил, и учительница вошла сама, уже сомневаясь в собственном решении. Нэнэ делал вид, что очень занят, а на самом деле просто опять чертил всякую лабуду в блокноте, не хотел с этой идиоткой разговаривать. Он подождал, пока она закроет за собой дверь, подойдет к столу.
- Садитесь, что вы стоите, - выдавил сквозь зубы.
Ильза села так резко, будто ей ноги подрубили.
- Я не понимаю, у вас со слухом плохо, с памятью, или вас просто не устраивают условия? – уточнил Нэнэ, по-прежнему на Ильзу не глядя, пытаясь карандашом изобразить правдоподобную штангу в брови над нарисованным глазом.
- Не уверена, что понимаю, о чем вы, - Ильза доводила его до кипения, чтобы просто посмотреть в глаза и проверить, какова реакция. А так ее просто уничтожали руки – тонкие запястья, торчащие на них косточки, выпирающие на тыльной стороне вены, длинные пальцы с подпиленными, черными ногтями. Он до сих пор носил и не мог заставить себя снять кольцо, выцыганенное у Одри давным-давно. Снять его было равноценно снятию какого-то элемента одежды, а чтобы закрыть его банальный вид, на тот же палец было надетое серебряное колечко с извращенными переплетениями.
Нэнэ увлекся рисунком, Ильза увлеклась его руками, подняв взгляд уже по предплечью к локтю, до которого был закатан рукав белой рубашки.
- Помнится, на собеседовании я спрашивал, готовы ли вы сменить стиль одежды, мисс Ибас. И я даже объяснял, почему я этого хочу, почему это требуется для вашей работы.
- Но сейчас не учебное время.
- И об этом я тоже говорил. Ученикам, видите ли, все равно, какое время, смотрят они на вас одинаково и на уроках, и после них. Поэтому не могли бы вы вот так честно и просто ответить, на кого вы пытаетесь произвести впечатление? Отношения с учениками запрещены даже не правилами Дримсвуда, а законом, потому что они несовершеннолетние, преподаватели все сплошь женского пола. Кому вы все это показываете?
- Что «это»? – она выпалила и тут же пожалела, подумав, что это был немного перебор.
Голос у него сипел и чуть ли не свистел, таким тихим и презрительным он был.
- Вы уверены, что я должен уточнить?
Гаррет с Одри его мнение не совсем разделяли. То есть, Одри разделял, а Гаррет – нет, потому что Андерсен-то был способен оценить женскую красоту и видел, какая безупречная и по-настоящему шикарная была эта любительница музыки. Вряд ли она умела преподавать так, как мисс Батори, но образование имела, да и внешне превосходила тетушку Нэнэ по всем пунктам. Но дело было именно в том, что Нэнэ прекрасно представлял, как должна выглядеть и вести себя нормальная, хорошая учительница музыки. И Ильза под его шаблон не подпала никак.
- У нее неплохая грудь, - заметил Одри, нехотя. Девушки его, честно говоря, совсем не привлекали, хоть убей.
- Неплохая? ОБАЛДЕННАЯ, - Гаррет хмыкнул. – Два мячика, все стоит. Мне интересно, лифчик на ней есть? По-моему, нет. Давайте проверим? – он хмыкнул, Ильза услышала, как щелкнул и пикнул, включаясь, кондиционер.
- Смотреть тошно, - выдавил Нэнэ тихо, глядя в блокнот и надеясь, что услышат только парни. Но Ильза опешила.
- Простите?..
- Что? – он вскинул брови, посмотрел на нее.
- Что вы только что сказали?
- Я ничего не говорил. Я спросил, стоит ли мне объяснять вам, что именно вы показываете неизвестно кому.
- Нет, не стоит, я понимаю, - руки у нее автоматически поднялись и попытались рубашку, надетую под корсет, застегнуть. Проблема заключалась в том, что выше корсета пуговиц на рубашке просто не было, под самым горлом на воротнике предполагалось носить запонки, а их рядом как-то не оказалось. И Гаррет угадал.
- Так кому?
- Я больше так не буду, - тупо выдала она.
Засмеялся даже Одри, Гаррет подавился, согнулся, зажимая рот ладонью и дрожа от смеха. Оба опасались, что раз уж Эйприл смог их слышать, то сможет и учительница, но не могли удержаться. Нэнэ же еще сильнее помрачнел.
- Да я не спрашиваю, что вы собираетесь делать. Я думаю, не надо вообще говорить вам, что это – последний раз, если я еще раз увижу вас в таком виде, вы отсюда вылетите. Полно хороших преподавателей музыки, которые просто жаждут занять ваше место. Я спрашиваю, кому вы вообще все это показываете?
- Никому.
- Вы что, нарцисс?
- Простите?
- Сами на себя любите смотреть? Так смотрите в своей комнате, в вашей ванной, раздевайтесь или одевайтесь перед зеркалом, мне без разницы, и смотрите, сколько хотите.
- Ну, здесь есть, кому показать, кроме учеников и преподавателей.
- Да ну? И кому же?
- Ну, мужчины же здесь все равно есть… - Ильза начала исполнять свой план, но вообще-то, он задумывался немного иначе. По идее, она должна была выглядеть шикарно, как львица, покорять его одним только тоном, а выглядело все, как будто она была малолеткой и провинилась перед строгим отцом. Голос звучал ужасно молодо, даже стыдно стало.
Нэнэ не сдержался, нервно засмеялся.
- Я что-то пропустил? Где здесь мужчины и откуда они взялись?
До Одри дошло, он пихнул Гаррета в бок. Если бы они были живыми, Андерсен даже застонал бы, наверное, от боли, но так только успокоился и уставился на Боргеса.
- Слышь, она где мужчину нашла… - Одри кивнул на своего бывшего и очень давнего «бойфренда».
- С ума сошла, что ли?
- Бабы – дуры, - Боргес просто поверить не мог. – Больная.
- Только не говори мне, что она собралась его соблазнять ЭТИМ, - Гаррет опять застонал от смеха.
- Вы же не женщина, - выпалила Ильза быстро, вынудила себя не отводить взгляд, но получилось так, будто она просто вытаращила на него глаза.
Нэнэ моргнул.
- Снимите это.
Она аж побагровела, но радость захлестнула целиком и полностью, у привидений отвисли челюсти.
- Ты понял, что сказал?
- Я имел в виду, вы свободны. Идите и переоденьтесь, чтобы больше я не видел Этого, - поправился Нэнэ быстро, чтобы его правильно поняли.
Радость как рукой сняло, и Ильза подумала, что умирать, так с музыкой. Она же учительница музыки, в конце концов.
- Я что, не красивая?
- Прекрасная, - таким спокойным и серьезным тоном отозвался Нэнэ раньше, чем она успела договорить, что учительница дернулась.
- Так…
- Так что шли бы вы отсюда. Я вас уволю по вашему желанию.
- Но я не собиралась увольняться.
- А вы соберитесь.
- Понятно… Я недостаточно красивая для вас? – она сделала ударение на последнее слово, чувствуя себя тупой героиней романа. Он тоже подумал, что это выглядело ужасно.
- Нет, вы просто потрясающая, так что попытайте счастья в модельном агентстве. Преподаватель – не ваша профессия, вам лучше на подиум, - он опять уставился в блокнот, написал мелким шрифтом: «Зашибись…» чтобы не говорить вслух, но поделиться с призраками впечатлениями.
- Она больная, - согласился Гаррет. – Что она нашла В ТЕБЕ?
«Ну спасибо», - написал Нэнэ под прежним комментарием.
- Ты же ничтожество, как парень. Подумаешь, пару раз Дитера трахнул. Ну и что. Это все голубые пары проходят, рано или поздно хочется поменяться ролями… - продолжал гадостно рассуждать Андерсен, Одри ухмылялся. И правда, это было убийственно для Хайнца, он еле пережил, его это унизило, на том вся любовь, наверное, и закончилась полностью, без остатка. А Нэнэ ничего с собой не мог поделать, надоело ложиться под кого-то.
«Сам ты ничтожество», - написал Нэнэ.
- Что, задело? – Андерсен ухмыльнулся. – Ну так вперед, что тебя держит? Классная баба, классные сиськи, ты – директор, никто не узнает.
«Убейся», - ответил Сомори и вдруг обнаружил, что не заметил, как жертва его ненависти к женщинам встала, подошла к его столу и наклонилась, демонстрируя крестик, болтавшийся на длинной цепочке. Когда она стояла прямо, этот крестик лежал на ее груди, вертикальной палочкой упираясь в ложбинку.
- Хватай ее! Хватай и вали! – Гаррет аж кулак сжал, он бы возможность не упустил, каким бы женственным ни был. Но он никогда не был женственным, он покончил с пассивностью, даже не увлекшись, пообщавшись с Лайамом очень близко и решив, что это не для него.
Нэнэ завис, а Ильза решила, что самое время довести план до конца. Она же тоже человек, она женщина, живая, теплая, и она не могла долго жить без мужского внимания. А откуда его взять в интернате? Не к ученикам же приставать, в самом деле. Это этим старухам с климаксом уже наплевать, а ей – нет, ей очень хочется, чтобы ее считали привлекательной.
Она решила брать от жизни и от момента все, раз уж ей и так грозило увольнение, и больше возможности не представится. А потому Нэнэ не успел ехидно спросить «Что вы делаете?»
- Обалдеть, - Одри просто возмутился. Невероятная женщина с потрясающей нижней частью тела, ничуть не уступающей по аппетитности верхней части, приставала к НЭНСИ СОМОРИ, умиравшему на физкультуре десять лет назад. К этому нытику и упертому ослу, перешившему себе все лицо.
Точнее, она пыталась пристать, пыталась его поцеловать, только вот ответ был ледяным. Нет, ответа просто не было даже не из-за удивления, а из принципа. Ильза почувствовала, как вся кровь вскипела и поднялась к лицу, делая его похожим на помидор. Открыть глаза и увидеть перед собой темные глаза директора, которые он даже не закрывал, было равно психологической смерти.
- Пошла вон.
Челюсть отвисла всерьез даже у Одри, который изначально был против этой идеи. Как бы ему ни была неприятна Ильза, ему ее стало жалко.
- Ты что несешь?! – Гаррет возмутился. – Вот идиот!..
- Что?.. – Ильза просто подумала, что у нее галлюцинации.
- Пошла вон, говорю, - Нэнэ не удержался, губы его растянулись в широкую улыбку, превратившуюся в издевательскую ухмылку. – Вон из моего кабине… Черт! Больно же! – он схватился за лицо, по которому влепили такую пощечину, что не спас слой макияжа, ссадина точно осталась бы, щеку будто обожгло кипятком, и голова мотнулась вправо. Он застонал, медленно привыкая к боли, одновременно поднимаясь из кресла, так что перед Ильзой будто два метра монохромной истерики выросли. К счастью (или к сожалению), их разделял стол, иначе он бы врезал ей так, что Ильза собой опрокинула бы кресло.
- Ой, - заметил Гаррет ехидно, но Одри не понял, к кому это относилось, кого пожалел Андерсен.
- Простите, - выдавила Ильза, опомнившись, придя в себя и сменив гнев на ужас. Она развернулась и метнулась к двери, но у Нэнэ просто ноги были длиннее, двух шагов хватило, чтобы оказаться перед дверью раньше.
- Куда?..
- Так вы же сказали, чтобы я шла вон, - ехидно напомнили ему, но Ильза, в отличие от директора, недотрогой не была, когда речь шла о симпатичном ей человеке. Но вырываться она стала из принципа, чисто женского принципа «показаться неприступной», стискивать зубы не рискнула, злобный и грубый поцелуй вытерпела, шарахнулась и упала в коридор. Нэнэ ухмыльнулся, потому что специально толкнул дверь перед тем, как мерзкую бабу отпустить, и она, зацепившись каблуками за порог, вылетела в буквальном смысле этого слова, приложившись локтями и спиной о пол. Дверь за ней захлопнулась, послышались ругательства и оскорбления в ее адрес – Нэнэ пытался остудить горящую щеку.
Ильза возмущенно подумала: «МЕРЗАВЕЦ!»
- Чего это ты вдруг мнение поменял?.. – Гаррет удивился.
- Я не менял, просто странно получать по роже за то, чего не делал.
- А, значит, так ты, вроде как, за дело получил?
- Типа того. Хоть не так обидно, - он опустился обратно в кресло и закрыл глаза. – Блин, печет, зараза… - пожаловался он, Одри не стал строить козла и приложил руку к его щеке, прохладным прикосновением даря настоящее наслаждение.
- Она тебе так от души наварила, что мог бы не только засосать, мог бы даже помацать.
- Фу, противно.
- Кому как, - Гаррет хмыкнул. – Но ты заметь, она добилась своего.
Нэнэ застыл.
- Вот гадина. Ну ладно, я устрою ей райскую жизнь.
- Ты же ее уволить собирался.
- Я передумал.
- Какой-то ты переменчивый, - притворно умилился Андерсен.
- Я не переменчивый, я просто сам по себе непостоянный. С кем поведешься, - он покосился на покойного «учителя физкультуры» и вздохнул. – Ну и зараза…
Одри его мнение частично разделял, но подумал, что сплюнуть в мусорное ведро, выдвинув его ногой и брезгливо поморщившись, это уже чересчур грубое оскорбление для такой красивой девушки, как Ильза.
- Что, так неприятно было?
- Приятно, просто зря она освежителем дыхания с запахом КИВИ себе в рот набрызгала. Не выношу киви.
- Зато хоть не стиснула зубы, как некоторые придурки. Тебя девушка целует, а ты ржешь над ней и посылаешь к черту.
- А что мне надо было сделать? «О, да, мисс Ибас, идите сюда», порвать на ней блузку и на стол завалить? Так ты себе это представляешь? Ты, что насмотрелся порно?
- Заметь, сказал не я, так что кто из нас еще смотрит порно и знает стандартный сюжет… - протянул Гаррет ненавязчиво, Одри скромно похихикал, уловив его мысль.
- Вы больные.
- Это ты больной, раз у тебя на баб не стоит.
- Ошибаешься, - прошипел Нэнэ сквозь зубы, прищурившись заодно, чтобы было убедительнее.
Как раз проблема стояка его волновала в данную минуту.
- Позови ее обратно, - предложил Одри со смехом.
- Вторую щеку подставить? Нет, спасибо, я не настолько альтруист.
- Побудь альтруистом ради своего эгоизма, а то так и просидишь тут до самого отбоя, пока не успокоишься. Дыши глубоко.
- Я знаю! – огрызнулся Нэнэ, откидываясь на спинку кресла, закрывая глаза и дыша ровно, глубоко, спокойно.
- Хакуна Матата, друг мой, - Гаррет его «утешил», сев на подоконник. – И никаких проблем.
- Откуда ты выдрал эту хрень? – Одри заметил, что Гаррет повторял эту фразу уже раз в десятый.
- Малышня вчера вечером гоняла «Король лев» с диска, у них ностальгия, а смотреть было нечего больше. Мне просто было скучно.
- Ты смотрел мультики с малышней?! – Боргес то ли просто опешил, то ли захохотал.
- Это классика! Ты не представляешь, как я ревел в детстве, когда Муфаса умирал!
- Кошмар!
- Заткнись!
- Хакуна Матата, мать твою… И никаких проблем, - Одри загибался.
- Как будто у тебя не было любимых мультиков, - сострил Нэнэ, все же улыбнувшись, но не открывая глаза.
- Были, - Одри хмыкнул. – Но я не скажу, какие.
* * *
Ночью Лукас все же узнал, что с головой у наивно хлопавшего ресницами Граната было не все в порядке.
Но если быть честным, то у него с головой было ВСЕ не в порядке. Лукас вышел из рекреации, где стоял автомат с водой. В спальне бак закончился, новый должны были привезти только завтра, а спать вообще не хотелось. И Вампадур не ожидал увидеть в коридоре шарахавшегося, как самое натуральное привидение, парня, передавшего записку для Глена.
Казалось, что он в норме, он осознает себя и поступает именно так, будучи в здравом уме и трезвой памяти. Но вряд ли можно было назвать нормальным его поведение посреди ночи, часа в два или даже в четверть третьего – Лукас точно не знал. Он сам стоял в расстегнутых джинсах и распахнутой рубашке, сунув ноги в расшнурованные кеды, потому что спать предпочитал в одних боксерах, а не в пижаме, но практически голым по интернату слоняться не мог. Рудольф же был в тонких, легких пижамных штанах то ли голубого, то ли сиреневого цвета, сползших так низко, что видно было очертания косых мышц. Белая майка была длинной, и то не закрывала живот полностью, а на ногах Граната и вовсе ничего не было. Он на цыпочках, босиком крался по коридору, чуть наклонившись вперед и будто к чему-то прислушиваясь.
Лукас был не из пугливых, иначе не смог бы жить так долго на заброшенном заводе, где постоянно что-то шевелилось, шуршало, стучало или гремело посреди ночи. Он успокаивал девчонок, он вообще не боялся привидений. Но сложно было не испугаться живого человека, который вел себя просто дико.
- Эй… - шепотом позвал он парня, но тот не услышал, он повернулся не на его голос, а совсем в другую сторону, настороженно замер, держа ноги перекрещенными, а руку поднятой к уху.
- Па-па-пам… Па-ра-пам-пам-па-пам… Парам-пам-па-пам… - таким же шепотом пропел он и вдруг быстро пошел по коридору к главному выходу. Лукас потащился за ним, решив проследить, и поблагодарил умных надзирательниц за то, что они на ночь запирали все двери, из интерната было не выйти.
- Куда ты идешь, дверь закрыта, - Лукас сообщил ему, шагая за его спиной и чувствуя себя как-то очень странно, будто в любую секунду милый парень мог обернуться, и вместо лица у него окажется череп или что-то в этом роде.
Рудольф поднял руки к дверному замку, но отодвинуть засов было недостаточно, дверь была заперта на ключ изнутри.
- Проклятье… - протянул он уже не шепотом, а обычным голосом, руки упали бессильно, повиснув вдоль тела. Голова резко дернулась влево, улыбка озарила лицо. То есть, это днем, при солнечном свете она озарила бы, а сейчас напоминала оскал. И глаза у него были какие-то странные, потому что Лукас в них заглянул и понял, что парень его просто не видит, он смотрит будто сквозь него. Вампадур ради эксперимента помахал ладонью перед его лицом, эффекта не было никакого, реакции – тоже.
- Эй, ты лунатик, что ли? – Лукас решил, что все должно быть объяснимо чем-то простым. Ну, лунатизм у человека, что поделать, до двадцать первого числа еще далеко, конечно, но у него раньше начинается приступ.
Гаррет с Одри тащились за этими двумя, стоя за спиной у Лукаса и глядя друг на друга.
- Ты не поверишь, - заметил Одри.
- Учитывая, кто мы, на свете вряд ли осталось что-то, во что я не поверю.
- Мы привидения, - согласился Боргес. – Но мне стремно за ними идти. За этим, с косой. Как он сам решился за ним тащиться?
- Ну, давай не пойдем тогда, - Гаррет пожал плечами. – Пошли обратно, а?.. Нэнэ устал, я вместе с ним… Пошли.
- Но мне интересно, что там.
- Так ты же боишься.
- Ну, я боюсь, и мне интересно одновременно.
- Ты придурок, - Гаррет вздохнул. – Ладно, пошли.
- Далеко он все равно не уйдет, дверь закрыта, - фыркнул Боргес. – Нэнэ не совсем идиот, чтобы оставлять ее открытой.
- Ошибаешься, - Гаррет кивнул куда-то, Одри проследил его взгляд и понял, что Лукас, ругаясь, вылезает из окна в коридоре, приземляясь в кусты. Судя по пустующему коридору, Гранат уже вылез, и это была его идея воспользоваться окном.
Вампадур сам себе не мог объяснить, почему идет за этим кретином, почему не возьмет его за плечи и не встряхнет. Если парень спит, то он обязательно проснется, стоит его встряхнуть или врезать ему. Но если не спит… Это Лукаса останавливало. И очень хотелось узнать, что можно делать на берегу моря, где ничего больше, кроме интерната, нет. С кошками директора играть? Но все они уже попрятались и мирно спали.
- Па-парам-па-пам, парарам-па-па-пам… - продолжал шепотом напевать парень, имя которого Лукас никак не мог вспомнить. Оно было идиотское, напоминало о чем-то глупом… Но в голову никак не лезло.
Трава была высокая и холодная, но еще без росы, это Лукас чувствовал даже голыми лодыжками, шагая в своих расшнурованных кедах и штанах, штанины которых чуть задирались внизу. И он не представлял, каково было шагать босиком, по-прежнему на цыпочках по холодной земле, путаясь в траве. Но Гранат холода будто не чувствовал, он целенаправленно шел куда-то за интернат, не спускаясь к берегу перед ним, как думал Лукас. Сам бы он, наверное, пошел к морю, а этот пацан потащился куда-то в противоположную сторону, где просто ничего не было. То есть, Лукас думал, что там ничего не было, и его глаза начали округляться, не смотря на их узость, когда он увидел здоровую мельницу. Деревянные лопасти были пробиты по многих местах, но скрипели и иногда шевелились, каменная кладка самой мельницы выглядела так надежно, что не удивляло, как она простояла так долго. Лукас решил, что она стоит там давно, потому что люди давно не пользовались мельницами. Рядом не осталось ничего – ни домика, ни даже сарая, только эта мельница и колодец, закрытый тяжелой плитой.
- Охудеть… - выдал Одри машинально, Гаррет просто застыл рядом, задрав голову и таращась на строение, превышавшее своими размерами интернат, хотя Дримсвуд был даже выше, чем Стрэтхоллан.
- Вот это шиза у него… - заметил Андерсен, уставившись в спину парню, который шел к двери, как заколдованный. И он явно слышал музыку, которую больше никто из них не слышал – ни Лукас, ни привидения. Но когда Вампадур отошел на пару шагов влево, он увидел, как в маленьком окошке-бойнице мерцает огонек. Его пробила нешуточная дрожь, ведь на мельнице никого не могло быть.
А Рудольф бесстрашно и беспечно взялся за веревочную петлю, заменявшую ручку двери, потянул ее на себя, со скрежетом отодвинул толстую деревянную дверь от косяка и заглянул внутрь. Там действительно горели огоньки.
- Что ты делаешь? – Гаррет прищурился, покосившись на Боргеса, который начал что-то бубнить себе под нос и покачиваться. Но с каждой секундой покачивание становилось все резче, динамичнее, а Андерсен к своему ужасу понял, что тоже начинает двигаться.
- Ты не слышишь? Какая-то ерунда играет. Только где?.. – на привидений это тоже действовало, потому что попав на порог мельницы, они буквально попали в мир того, что удивляло даже покойников.
- Волынки… - Гаррет просто остолбенел. Где и кто еще играл в этом веке на волынке? – И скрипки. Или виолончель, не знаю.
- Ты музыкант или нет?
- И играл на гитаре, - мрачно отозвался Гаррет. – Да что со мной… - ноги двигались против воли, хотелось танцевать, а музыка становилась громче.
Про Лукаса они забыли, а он уже решил разобраться с происходящим, заглянул Рудольфу, имя которого наконец вспомнил, через плечо и чуть не поседел. Хотя, он и так был белобрысым, седеть бесполезно.
Это были то ли гномы, то ли домовые, то ли еще какая ерунда, но выглядели они жутко. Их сморщенные, смуглые лица усыпаны были бородавками, подбородки и челюсти не видны были из-за спутанных жестких бород, а какие-то шляпки с бубенчиками и колпаки просто добивали. Половина играла, половина пила какую-то дрянь из грязных, порой дырявых кружек. И они говорили на непонятном языке, а потом уставились на двоих парней в дверном проеме и даже не испугались, а наоборот - странно усмехнулись, переглядываясь, о чем-то снова оживленно принялись болтать.
Лукас подумал, что у него поехала крыша, но, судя по всему, Рудольф это тоже видел. И он пришел в себя, потому что остолбенел, моргнул, и его расширенные зрачки стали нормальными, он шарахнулся и обернулся.
- Ай! Это ты?! – он удивился, увидев прямо за своей спиной Турмалина, который поймал его с поличным совсем недавно.
- Ты тоже это видишь?.. – шокированно и не вполне адекватно уточнил Лукас, кивнув на чертову тусовку, творившуюся за порогом.
- Я думал, я сплю.
- Ты спал, - заверил его парень. – А теперь скажи, откуда ты знал, что здесь эта чертовщина?
- Я?! Я только что здесь оказался!
- Ты лунатик. Замечательно, - заключил Вампадур и понял, что попал под раздачу чисто случайно.
Рудольф не успел смутиться, что его проблему и тайну выведал именно этот белобрысый металлолом, как его вдруг втянули внутрь теплого, даже жаркого из-за обилия тел и светильников помещения. Лукас метнулся за ним, но никто и не препятствовал, напротив – им сунули в руки какие-то деревянные кружки не самого стерильного вида, в них что-то плескалось. Лукас понюхал сначала, чтобы убедиться в растительном, а не химическом происхождении жидкости, а потом хлебнул отважно, чтобы не успеть испугаться и не показаться низкорослым уродцам неудачником. Ему в голову резко ударила дурь, кружка выпала из руки, ударилась о пол, и мутная жидкость расплескалась. Это не был даже алкоголь, в этом было что-то другое, что он никогда не пробовал, и что для людей было не совсем подходящим.
- У меня поехала крыша, или ты тоже это видишь? – Гаррет не мог прийти в себя, и гномы надрывались злобным смехом над привидениями тоже, хотя им не предлагали ничего выпить, просто следили за их поведением одурелых любителей покурить.
- У нас обоих поехала крыша, - заверил Одри, не в силах остановиться и пританцовывая. – Мне никогда не нравилось такое.
- Мне тоже, уж поверь, - с сарказмом сообщил Гаррет. Неудивительно, ведь он сам был музыкантом и совсем в другом жанре и стиле.
Кельтскими напевами там и не пахло, а вот в мельнице – очень даже, а еще там пахло медом, потом кучи страшных человечков, какой-то мерзостью и… Развратом? Это Гаррет мог уловить даже после смерти, лишь вдохнув медленно и пытливо, закрыв глаза. Он слабо чувствовал запахи, будучи призраком, но эту смесь не могло перебить ничто.
Рудольф долго не решался глотнуть из своей кружки, и гномы пытливо на него смотрели, среди них оказались и крепкие, похожие на пеньки женщины с лохматыми волосами, круглыми черными глазами и острыми клыками в широких ртах. Маленькие носы страшилищ напоминали свиные пятачки, только черного цвета, и пальцев на их коротких, сильных ручках было не по пять, а по все восемь. Будь Рудольф адекватен, он бы сам с криками оттуда убежал, но на него влияла атмосфера, музыка, запах, взгляды. Поэтому он не только принюхался к запаху жидкости в кружке, но и лизнул ее перед тем, как глотнуть. А уже через пару секунд его за уши было не оторвать от кружки, он выхлебал все без остатка, так что ему сунули еще, и эту кружку он опустошил, хоть она была наполнена всего наполовину. Лукас занимался примерно тем же, он запрокинул голову, прилип к новой кружке, и видно было только, как дергался кадык на шее при каждом глотке. По подбородкам из уголков их губ потекли струйки, но одуревшие жертвы злобных уродцев не замечали, они только отшвырнули кружки подальше, вытерли эти потеки руками и безумными взглядами уставились друг на друга. Гномы шумели и подбадривали, подначивали, а потом женщины этих уродцев засмеялись, показывая коротенькими пальцами с малюсенькими ноготками на людей, прилипших друг к другу не хуже, чем прилипали к кружкам. Одри хотел что-то сделать, чтобы их остановить, но не получалось, его не слушалось ни призрачное тело, ни голос, у Гаррета была та же беда, его будто приковало к месту, вынуждая смотреть на, откровенно говоря, мерзкое зрелище, разворачивавшееся прямо на полу, на грязном набросанном туда сене.
Андерсен начал задыхаться, Боргес себя поймал на том, что будь у него тело, он наверное, сошел бы с ума от возбуждения. И если их так трясло в призрачном состоянии, то невозможно представить, что испытывали совсем юные и без того озабоченные парни. Они-то были живые, из плоти и крови, и эта кровь кипела, и эта плоть хотела, а потому мозги ушли на дальний план, в главной роли выступала похоть. Лукас стащил с чужих волос резинку, растрепал косу из буйных, жестких и крупными волнами вьющихся волос, припал к губам, пахнущим медом и какой-то еще растительной ерундой, которая была в напитке. Гномы веселились от души, их смешило, как люди, такие цивилизованные и вообще, высшее звено эволюции, впадали в безумство, в бешенство и сходили с ума, предаваясь подобным делам, как животные. Долго на губах, мокро и скользко вылизывая чужой рот, Лукас не задержался, спустился ниже, стаскивая и пытаясь порвать белую майку на таком нежном и наивном Гранате. Он казался нежным и наивным днем, сейчас он казался сочным, горячим… мясом, которое хотелось рвать зубами, мять руками, сжимать крепче тисков и брать, подчинять, захватывать, владеть им. Рудольф, казалось, был совсем не против, гномки загибались от смеха, держась друг за друга и за своих мужчин, колотили себя ладошками по коленкам и заходились словами на непонятном, стрекочущем языке при виде его блаженного, искаженного желанием лица. Только спятивший мог раскинуться на утоптанном сене, прямо на земле, позволяя рвать на себе одежду, стаскивать ее и трогать свое тело так, будто Лукас на это имел хоть какое-то право. Они за все их знакомство обменялись не более чем двадцатью фразами, а теперь собирались делать такое.
Да что там собирались, они уже приступили.
Гаррет и Одри последние десять лет посмертия чувствовали только холод, но теперь ощутили, что начали плавиться, как фруктовый лед на солнце, превращаясь не просто в воду, а в сладкий, тягучий и мерзкий сироп. Гаррет обмахивался собственной рукой, забыв о том, что у него просто нет тела, нечего обмахивать и нечем.
- Мне жарко, - поделился он.
- Мне тоже, - Боргес выдохнул с надрывом, закрыл глаза.
- Я бы сейчас не отказался… - Гаррет кивнул на рычащие и извивающиеся на полу тела. Не слышно было ни вздохов, ни шлепков, ни влажного хлюпанья, все перекрывали крики гномов и хохот их «дам». Их язык оставался непонятным, но то, как они изображали блаженные выражения лиц, было понятно даже рехнувшимся призракам.
- Дети, называется… - Одри попробовал пьяно пошутить, Гаррет криво ухмыльнулся.
- Тебе девятнадцать было, когда ты помер…
- Ну, да, тоже верно…
- Когда ты начал спать с парнями?..
- Лет с тринадцати, - признался Боргес автоматически, выпалив это невольно. Гаррет хмыкнул.
- Тогда не имеешь права их осуждать. Вон тому, что с косой был, уже почти семнадцать, а этому – восемнадцать.
- Вот последнее, что их сейчас интересует, я думаю, это возраст... – Одри не мог больше находиться в чертовой мельнице, где все сходили с ума и пялились на бесплатное представление, но выйти не представлялось возможным. Они ходили сквозь стены, но каменная кладка мельницы не пропускала, выйти можно было только через дверь, да и ее должен был кто-то открыть.
Единственные живые ЛЮДИ, которые могли это сделать, в данный момент были невменяемы совершенно и выглядели, как пещерные люди. Те, что жили давным-давно, ходили в шкурах и охотились, мычали и рычали, вместо общения культурными словами. О связной речи и мечтать не приходилось, насколько понимал тот же Одри. Гаррет увлекся рассматриванием процесса, как и мужская половина гномов. Их очень интересовало, как выглядят тела, а вот гномки сбились в кучу за головой Рудольфа, глядя на его лицо и переговариваясь, обсуждая это. Неужели люди получали такое удовольствие от занятия совершенно пустым делом, которое не приносило никакой пользы? Гномы считали, что «это» делается только для размножения, чтобы плодиться. И мужчины этим заниматься явно не могли, ведь какой смысл? Гномы были рациональны до трясучки, и вид двух совокупляющихся тел, ничем не отличающихся друг от друга анатомически, их забавлял ужасно. А молодость и красота всегда привлекает внимание, что уж и говорить о том, как выглядел тот же самый Рудольф. Хоть он и морщился, открытое, светлое лицо с россыпью веснушек выглядело так привлекательно и свежо, что гномки все впали в ярость от зависти и принялись то ругать своих кавалеров, то лезть к ним с жуткими поцелуями. Мельница огласилась стонами, и это были стоны не только Граната, поспевшего, в самом деле, слишком рано физически. Умственно он еще явно не дотянул до того, чтобы заниматься подобным, но телу об этом сказать забыли.
Гномы отмахивались от «глупых баб». Это было единственное словосочетание, которое Гаррет уловил, расшифровал и понял. Уродцы обсуждали кучу металлолома под кожей белобрысого, на его позвоночнике, на копчике, на ключицах, на лице. Они вообще не представляли, зачем это было сделано. Для устрашения, что ли? Так поступали воины, вставляя тонкие кости в перегородку в носу, но это было давным-давно, даже гномы считали это древним обычаем. Они не понимали ничего, только те что постарше одобрительно поднимали руки, сжимали увесистые кулачки и подбадривали Лукаса. Его и подбадривать не нужно было, он свихнулся. Он не мог успокоиться, так привлекало все в чужом теле. Привлекал запах, вид, ощущение мокрой и горячей кожи, самого тела, которое дрожало и гнулось, подавалось ему навстречу бездумно, невольно. Он игнорировал то, что Рудольф умудрился короткими ногтями расцарапать ему спину крест-накрест, не просто украсив ее красными полосами, а разодрав до крови. Он не реагировал и на то, что парень прокусил ему кожу на плече, его гораздо больше интересовало то, как после этого Рудольф откинулся назад, выгнул шею, приоткрыл рот и, захлебнувшись слюной, облизнувшись, застонал. Глаза он опять закатил, закрыл, начал задыхаться, жарко дыша и не стесняясь совершенно ничего.
Скажи ему кто-нибудь, что ночью из-за своего лунатизма он не просто лишится девственности, а со всей возможной и нереальной страстью отдастся малознакомому парню прямо на земле, в какой-то задрипанной мельнице, он бы долго смеялся, не поверил бы и смутился. Но сейчас он не смущался ничего, не смотря на то, что скулы горели почти алым румянцем, а глаза сверкали, стоило их открыть.
Гномы решили, что еще чуть-чуть, и бедные человеческие парни сойдут с ума, просто изнасилуют друг друга до смерти. То есть, Лукас изнасилует до смерти, а Рудольф – до потери пульса, потому что Вампадур не мог уже даже вдохнуть, сердце колотилось, как бешеное, а давление подскочило до предела.
Они едва успели вжаться друг в друга, вздрагивая от судорог и стиснув зубы, вцепившись в чужое тело и обхватив его крепко-крепко… Как сверху на них щедро вылили три ведра воды ласковые гномы. Что поделать, они знали только такой способ снятия «чар», наведенных волшебным порошком, растворенным в обыкновенном медовом пиве. Они не хотели людям зла, просто посмотрели и пожалели бедняг, открыли дверь, и Гаррет с Одри мигом вылетели за нее, будто за ними дьявол гнался. Гномы отодвинули от колодца, оказавшегося еще вполне действующим, плиту и оперативно, помогая друг другу, вытянули оттуда ледяную воду. У них было всего три ведра, но парням, перегревшимся от всего «этого», хватило с лихвой. Если такую воду выпить, то свело бы зубы, а уж что почувствовали они, промокнув с ног до головы, было не передать. И гномки опять захохотали, когда бедные людишки расцепились и шарахнулись в стороны от места, где сено намокло от воды, как собаки. Собак по весне тоже обливают водой, стоит им заняться чем-то этаким.
Лукас побагровел от стыда, мигом придя в себя и почувствовав себя, будто спятил на несколько прошедших в приступе страсти минут. Он будто не помнил самого себя, но все отчетливо понимал, как будто не контролировал тело, но разум оставался все это время неподалеку. Рудольф просто не мог вымолвить ни слова, даже покраснеть не мог, просто таращился на него из своего темного угла, а все вдруг пропало – светильники, ведра, кружки, уродцы и их уродки. Все исчезло, мельница стала нежилой, темной и холодной, как если бы это был сон.
Только два человека и два привидения не могут видеть один и тот же сон вместе, одновременно. Лукас в темноте натянул сброшенную одежду, случайно рукой задел пальцы Рудольфа, шарившие по полу в поисках майки. Пижамные штаны он уже натянул, а майку найти не мог. Лукас вскочил и вылетел за дверь первым, метнулся по темноте сквозь несколько рядом деревьев подальше от мельницы, к интернату. Гранат был не в состоянии понимать все отчетливо, но подсознательно был ему благодарен за такое поведение. Хотелось сделать вид, будто ничего не случилось, только вот тело не давало.
Нет, ничего не болело, и это удивляло. Порошок, который растворяли в пиве гномы, их просто пьянил, а людей сводил с ума, но исцелял от всего. Просто панацея, и если у Рудольфа еще вечером болела голова, и немного пульсировал ушибленный на физкультуре локоть, то теперь все это прошло. И он не чувствовал боли даже там, где должен был чувствовать. Гномы были благодарными зрителями, не эгоистами, и актерам за спектакль заплатили физическим здоровьем. А вот кто восстановит им психику, гномы уже не знали, это были не их проблемы.
Лукас просто не представлял, что ему думать, голова была пустая, но тяжесть случившегося навалилась со всей силой – чувство вины, сожаление, стыд, смущение, паника, ужас от того, что он сделал это с ПАРНЕМ…
Ночь прошла настолько жутко, что даже Гаррет с Одри уснули в спальне Нэнэ, пригревшись от его восстанавливающейся во сне энергии. Они больше ничего друг другу не сказали, стесняясь вспоминать о том, что видели и чувствовали на мельнице. Это было невероятно, кошмарно, но если существовали привидения, то почему бы не существовать и таким чудовищам? Уж они-то двое точно не могли ни в чем обвинять гномов.