За стенами Круга ночь, там прохладный воздух дымкой стелется над озером Каленхад, там ветер пахнет водой и лесом, а здесь душно и темно. Лишь желтая полоска света лучами расходится от чуть приоткрытой двери и вырисовывает, вырывает из темноты клочки серого камня на полу и стене.
Спертый воздух пропитан запахами разных людей. Их так много тут. Странно, почему-то до сегодняшнего дня Кейли не приходило в голову пересчитывать количество кроватей в общей спальне. Сейчас не спится, и она мысленно перечисляет - один, два, три, четыре. Четыре двухъярусные кровати у стены напротив, у входной двери ещё две, а дальше ряды, стройные ряды, заполняющие собой весь зал.

Кровати приставлены друг к другу близко-близко. Так близко, что можно услышать дыхание тех, кто спит на соседних койках. Все для того, чтобы не осталось возможности спрятаться - скрыть запрещенную литературу, сговор, слезы, смех. Все на виду, всегда. Это одно из условий - минимум личного пространства, так проще следить за порядком. К этому со временем привыкаешь.

Звук нарастает, неторопливые шаги в коридоре приближаются, металл уверенно впечатывается в камень. Это ночная охрана проводит ежечасный обход. Сейчас они где-то в районе спальни для мальчиков, и Кейли, лежа в темноте, слушает их - тех, кто тоже не спит. Скоро они доберутся сюда, и тогда дверь со скрипом откроется, яркий свет зальет темную спальню. Кейли ждет этого момента, ей страшно.
Узкая освещенная полоса попадает как раз на статую, намертво вмурованную в стену. Она одна озаряется светлым пятном. В полусне чудится, что где-то там происходит движение. Возможно, это всего лишь мышь копошится на полу, но Кейли кажется, что это статуя, подчиняясь демонам, делает робкие попытки ожить, сдвинуться с места. Что это она, почти незаметно и бесшумно, разминает свои затекшие от долго стояния ноги и легонько шевелит пальцами рук, стараясь вернуть подвижность. Кейли смотрит на неё и не может оторвать взгляд, дышит часто-часто, и старается не моргать, чтобы не пропустить момент, когда чудовище окончательно оживет. Кейли так сильно боится демонов, о которых ей рассказывают, что почти уверилась - один из них тут. Спрятался от опытных магов, или попался в ловушку. Хочется закричать, позвать на помощь, но ей уже двенадцать лет, стыдно. Она смотрит и ждет, когда охрана приблизится и осветит темный угол - и тогда статуя замрет, не сдвинется с места. Кейли ждет... Повторяет про себя - скорее, ну же...

На верхней кровати спит эльфийка - тощая, стеснительная, почти незаметная. Всегда тихая, и сейчас тоже. Она не прогибает матрас, нервно ворочаясь во сне, не свешивает рук, не храпит, лежит себе бесшумно, и не поймешь, там она или нет. На кровати напротив расположилась долговязая Рина. Эта спит беспокойно. Складками собирает тонкое, выцветшее одеяло, цепляется за подушку и всхлипывает. Новенькая. Ещё не успела забыть родительский дом. Рина раздражает Кейли. Новенькую нужно будить, каждое утро, встряхивая за плечо, а потом скрывать неловкость, поймав первые секунды пробуждения чужого человека. Те первые секунды, когда она ещё не проснулась окончательно, и граница между сном и явью тонка, пока Рина ещё не понимает, где находится.

Умиротворение, удивление, страх, тоска, обреченность.

Каждый раз один и тот же набор эмоций мелькает в сероватых глазах. Трагедия разыгрывается быстро и незаметно для всех остальных, перекрываемая ленивыми потягиваниями, широкими зевками и невнятной, бессвязной сонной болтовней. От этого одиночество ощущается ещё острее. Серые глаза Рины смотрят только на Кейли, а той всегда неуютно заглядывать в них, окунаться в эти грязноватые лужицы. Ей не повезло, что новенькую положили рядом - если бы не это, она точно также делала бы вид, что не замечает, не видит чужой боли. Теперь же остается только ждать, когда та привыкнет, воспоминания о доме начнут стираться, и придет понимание того, что прошлое не вернуть. А пока... пока Рина спит беспокойно, вздыхает и елозит ногами по простыне.

Шаги становятся все громче, слышны приглушенные голоса, а затем дверь распахивается, и слепящий свет заливает ближайший угол, освещая кровати, учеников, стену. Кейли косится на статую, затаив дыхание разглядывает её, пока храмовники бегло с порога осматривают комнату. На минуту ей становится спокойно - статуя все также неподвижна, стоит на прежнем месте. На минуту. А затем дверь прикрывается, и темнота вновь окутывает Кейли, окружает её кровать, встает плотной стеной, заслоняя остальную комнату, и где-то там, в другом ряду начинают мерещиться движения и звуки. Все здесь кажется жутким, и Кейли хочется плакать от понимания того, что она никуда не сможет сбежать от этого глупого страха. Он останется с ней навсегда, и, пусть через пару часов начнет светать, но потом наступит ещё одна ночь, а потом ещё и ещё, и они будут приходить бесконечно, терзать её, заставляя до боли сжимать кулаки. Кейли беззвучно плачет, чувствует, как дорожка слез холодит пылающие щеки. Она начинает молиться, зажмуривается и шепчет знакомые слова. Кейли пытается спрятаться от страха, ей нужна надежда, нужна вера, что однажды все может измениться... Она хочет уйти отсюда, выбраться из этих стен, оказаться там, где будут люди, которые её любят, там, где защитят. Кейли просит об одном - чтобы дар исчез. Он и только он виноват в том, что она здесь. И, пока магия с ней, её не выпустят. И Кейли молится Создателю каждую ночь, просит забрать дар, и все чаще, сама того не замечая, называет его проклятьем.
Кейли молится страстно, истово, и, обернувшись, замечает взгляд серых глаз - напуганных, растерянных. Она задает вопрос, который эти стены слышат чаще всего:
«Ты хочешь домой?”
Рина всхлипывает и молчит, держится несколько секунд, а затем некрасиво морщит веснушчатый нос и начинает реветь. Она плачет, и Кейли говорит спокойно: "Давай помолимся. Давай помолимся вместе. Давай попросим, чтобы Создатель избавил нас от магии, и тогда мы уйдем отсюда”.
Кейли говорит уверенно. Теперь она боится не одна, а бояться вдвоем уже не так страшно. Рина протягивает холодную влажную ладонь, и Кейли крепко её сжимает: "Давай помолимся Создателю вместе”.
Рина послушно кивает, всхлипывая, и начинает тихо шевелить губами, повторяя знакомые куплеты. Они просят, надеются, и засыпают со словами молитв. Каждая из них верит, что плохое когда-нибудь закончится.


Однажды Кейли забудет. Многое забудет. И пугающую статую, и серые глаза, и как она считала шаги до момента, когда в их спальню ворвется долгожданный свет. Она забудет страх перед этим местом и заменит его ненавистью к магии. Однажды Кейли научится жить здесь. Так и не выйдя из этих стен, она обретет в вере покой.