Волосы Андерс собирает в аккуратный хвостик, перетянутый кожаным шнурком. Кем-то подаренная безделушка, так же, как и серьга в ухе, так же, как и амулет, с которым он вернулся после первого побега. На руках Андерса поблескивают несколько защитных колец — простеньких, но надежных помощников юного целителя. На лице Андерса замирает насмешливая улыбка, которая, как ему кажется, делает его привлекательнее. Ему уже шестнадцать лет, и четыре года из них прошли здесь, в Круге. По его мнению, это слишком много, больше ни дня он не собирается дарить блеклым стенам.

Именно с этой будоражащей мыслью Андерс не может расстаться с самого утра. Он сбежит — найдет повод, придумает план, выберется и тогда... Тогда весь мир будет ему доступен, открыт для него. Таинственный Орзаммар, обосновавшийся под землей; величественный Орлей, сосредоточение сил церкви; пугающий Тевинтер, или пустынные равнины Андерфельса. Так много мест, которые хочется увидеть! Так много вещей, которые хочется узнать! И он побывает везде, и все почувствует — в этом Андерс уверен, ведь по-другому просто не может быть, по-другому — несправедливо.
Сегодня он снова сбежит.

Карлу двадцать пять, и уже большую часть жизни он провел в Круге. К чему-то привык, с чем-то смирился, но одно он усвоил на отлично — как нужно нарушать запреты, чтобы не нести за это ответственности. Сейчас Текла вынужден без интереса наблюдать за учениками. Время прогулки, а сегодня его очередь дежурить вместе с охранниками. На дворе полдень, яркое солнце рисует на земле черные тени и слепит глаза, заставляя щуриться. Храмовники лениво присматривают за магами, и в голове внезапно мелькает мысль — как пастухи с непослушным стадом. Но такие сравнения лучше не озвучивать, хотя он знает того, кто не побоится произнести подобное вслух — не из-за смелости, благодаря безрассудству юности. Карл, сам не замечая, начинает выискивать глазами в толпе своего златовласого мальчика. Это нетрудно. Андерс — один из самых высоких учеников, наверное, его бы дразнили длинным, если бы не веселый характер, острый язык и множество интересных историй о мире за стенами круга. Они встречаются взглядом, и Андерс улыбается. Левый уголок губ привычно ползет вверх, придавая лицу мальчишки самоуверенный, наглый вид. Он направляется к Карлу, а тот размышляет — во что этот ученик втянет его на этот раз?

С ним то легко, то слишком сложно. Иногда непростительно наивный, особенно учитывая, где им приходится жить, иногда пугающе расчетливый и циничный. Эгоистичный, требовательный и тут же жертвенный до самоотречения. Веселый, беспечный, свободолюбивый, но все же понимающий слишком много. Такой разный, такой яркий — его солнце, согревающее и заставляющее улыбаться. Но никто из магов не осмелится влюбиться. Иногда они играют, притворяясь, что любят, а иногда изображают равнодушие, когда понимают, что на самом деле слишком близко подошли к недопустимым чувствам. Стать другом, стать любимым — большой риск, верный способ подставить того, кто тебе дорог. Карл понимает это уже сейчас и научился играть по правилам, Андерс ещё только догадывается.

И Карл Текла учит его — скрывать отношения, прятаться, учит... многому. Страстные мальчишеские поцелуи становятся умелыми, прикосновения перестают быть нелепым блужданием по обнаженному телу и все больше походят на ласки. Так же, как Андерса учат быть целителем, Карл учит его быть в запрещенных отношениях, не навлекая на себя неприятности. Но этого мальчишки всегда слишком много. Он чувствует — ярко, он стремится — сильно, он отдается — яростно. Слишком, все слишком. И Карл молча улыбается, когда Андерс, забывая о времени, начинает рассказывать ему очередной бредовый план побега. Светло-карие глаза горят от возбуждения, щеки лихорадочно румянятся...

«Да, мы сбежим вместе, мы попытаемся. Мы сбежим», — Карл пробует на вкус произнесенные слова, слушает их, рассматривает так же, как светлые прядки, зажатые кончиками пальцев. Он гладит тощие острые плечи, обхватывает лицо ладонями и целует, заставляя на время замолчать. Карл прекрасно понимает правила, и они ему нравятся. Он шепчет на ухо, обнимая своего мальчика. Он рассказывает, как представляет их вместе в Денериме, как они гуляют целыми днями и возвращаются лишь под вечер, а затем запираются в номере, чтобы не выходить оттуда до середины дня. В деталях рисует картину их комнаты. Огромное окно, в которое можно будет любоваться на оживленные улицы, чтобы никогда больше не чувствовать себя изолированным от всего мира, их личная ванная, и, конечно же, гигантская кровать — прочная, мягкая, с шелковыми простынями. Карлу нравится мечтать вместе с Андерсом, представлять, каково это — быть с кем-то, и не бояться ответить за украденный кусочек счастья. Он и сам себе почти верит. Так происходит каждый раз, когда они оказываются вместе.

Сейчас Текла нехотя посматривает на учеников и, заметив, что Андерс направился в его сторону, потихоньку отходит от храмовников. Андерс крепко хватает Карла за руку и тащит за угол. Все знают это потайное место для встреч — здесь есть небольшая ниша в стене. Камни потрескались от времени и, обсыпавшись, кусками лежат на земле. Карл ступает осторожно, а Андерс не замечает их, спотыкается, но не злится — смеется. Его глаза светятся упрямой непреклонной надеждой, а его мысли уже на свободе, далеко за стенами Круга. Он целует быстро, страстно, оглаживая тонкими пальцами щеки, скулы, вырисовывает линию губ. Его движения резкие и дерганые, сейчас он напоминает Карлу щенка, прыгающего вокруг и тыкающегося в лицо влажным носом.

— Что на тебя нашло?

Андерс не останавливается. Касается губами прикрытых век — стремительно и неаккуратно, безостановочно целует, щекоча ресницами кожу. Но Карл видит — мальчишка уже не здесь, не с ним, он в своих мечтах. Андерс начинает шептать, пытаясь вдохнуть жизнь в их игру: «Мы сбежим сегодня. Я точно решил. Вместе. Сбежим. Я проснулся с этой мыслью. Вчера так долго рассказывал о том, каково там, вчера понял, что больше нельзя ждать. Сбежим. Пока и я не забыл».
Андерс трется носом о его щеку, но Карл замирает. Вспоминает о филактериях, по которым их все равно найдут, о слухах об учениках, пойманных и убитых, а, главное, понимает — он так давно не был свободным, что теперь уже и не знает, как им стать.

Андерс продолжает шептать на ухо, щекоча кожу: «У нас получится, а если поймают — ну и пусть. Мы побудем свободными, хоть сколько-то. Мы ведь сбежим».
В его голосе звучит надежда, но Карл молчит, и Андерс понимает — нет, не сбегут. Ни сегодня, ни завтра, никогда. И он повторяет, переспрашивает удивленно: «Мы ведь сбежим вместе?»

Карл не отвечает, отводит глаза, нервно выдергивает свои ладони из рук Андерса, злясь, что этот мальчишка только что разрушил их красивую мечту — ту, к которой не нужно было стремиться, в которой нужно было жить...

Андерсу всего шестнадцать, он ещё не научился прощать людям слабости, не умеет различать обман и воображение, не пытается не оценивать людей по одному поступку. Он отходит в сторону, и Карл не останавливает. Его златовласый мальчик вновь улыбается. Ведь ничего не изменилось, значит, он сбежит один. Будет сбегать до тех пор, пока не получится. И, хоть Андерсу всего шестнадцать, он уже понимает, как просто забыть, что может быть лучше, и смириться, если разучиться чувствовать свободу...

На улице жарко, и три храмовника прислоняются к стене в тени. Маги группками разбредаются по двору, вполголоса обсуждая сплетни, беседуя, посмеиваясь. Никто не замечает их с Карлом отсутствия, никто не смотрит в их сторону, когда они приближаются. Храмовники отвлекаются на двоих спорящих подростков, и этой задержки оказывается достаточно. Андерс действует, не успевая просчитать результат, не задумываясь о последствиях. Он ныряет в озеро и плывет быстро-быстро, не оборачиваясь, лишь надеясь, что тяжелая металлическая броня не позволит храмовникам нырнуть за ним в ту же секунду. Он сбегает во второй раз. Скоро его поймают, а прогулки во дворе с этого дня запретят, но историю о нём будут рассказывать ещё долго.


Текла вспомнит однажды этот момент — как наблюдал за Андерсом, уплывающим все дальше, как ждал, что тот обернется и улыбнется на прощание, как думал о том, что было бы, скажи он тогда «да». Карл будет думать об этом, когда Андерса выпустят из карцера после уже шестого побега. Он не сможет узнать в этом чужом мужчине своего златовласого мальчика. Серый, землистый цвет лица, тусклые, грязные волосы, испачканная и порванная мантия. В этот миг Карл почувствует брезгливость — и от того, что увидит, и от собственного злорадства, мелькнувшего всего на секунду. Но пройдет пара недель, и Андерс вновь начнет улыбаться уголком губ, аккуратно собирать волосы в хвостик и беззаботно шутить с теми, кто целый год был его тюремщиками. А потом он опять сбежит, но больше уже никогда не вернется. И Карл будет искренне надеяться, что тот, наконец, счастлив, потому что... да просто потому, что по-другому будет несправедливо.


Андерс вспомнит об этом разговоре ещё позже, рассматривая уродливое клеймо усмиренного, красными рубцами красующееся на лбу бывшего любовника. В голове мелькнет странная мысль, что лучи этого солнца больше похожи на щупальца — ядовитые, вгрызающиеся не только в плоть, но способные добраться до самой души. Андерс успеет подумать об этом перед тем, как убьет Карла.