Юпитер слушала мой коротенечкий, минут на сорок доклад, молча, но часто задавала дополнительные вопросы. Отвечать на них оказалось неожиданно сложно, потому что касались они не подробностей произошедшего между Бьерном и Кеннетом, а моего личного отношения к случившемуся. И, видимо, для суперкомпьютер это было самым важным. 

Трехмерная голограмма женской фигуры неподвижно парила в воздухе на отдалении в десять шагов и пристально наблюдала за моей мимикой, постоянно сверяя невербальные реакции с тем, что я говорил. Тем не менее, сейчас Юпитер выглядела гораздо более «живой», чем обычно, если так можно выразиться о системе искусственного интеллекта. Я видел, как судорожно сжаты ее стиснутые ладони, как от напряженных «раздумий» интенсивно и часто бьется синяя венка на виске, и губы вот-вот готовы вынести свой вердикт, но в самый последний момент отменяют его. 

И совершенно случайно я впервые задумался, зачем Юпитер создала (и для нас ли?) это переливающееся белым свечением изображение, ведь для общения со всей остальной созданной ею сетью достаточно было движением пальцев развернуть виртуальный экран, отдать голосовые команды или ввести данные для анализа. Здесь терялся даже всеведущий Рауль с гораздо более высоким уровнем доступа к секретным архивным данным и ничего не мог даже соврать толком, кроме того, что многие поколения блонди привыкли видеть ее именно такой, а, значит, нельзя изменять традициям. 

Как ученый он лишь подтвердил вскользь высказанную мной теорию, согласно которой изображение было скопировано в мельчайших подробностях с некогда живого существа женского пола. Нехотя признал он и то, что оно полностью соответствовало всем идеальным пропорциям блонди, а его коллекционные петы этого самого пола рядом с ней и пешком не стояли. 

Своей женской половиной гарема с интимными целями господин Главный Нейкорректор никогда не интересовался, он держал ее исключительно в целях селекционных опытов, и потому, слава Юпитер, я хотя бы был избавлен от подобных подаруночков. Хотя иногда я и получал от Эма сомнительной радости предложения, скрестить тех или иных моих петов с его собственными для получения наилучшего результата. 

Также вскользь однажды я поинтересовался у Второго Консула, почему хотя сама суперкомпьютер причисляет себя к этому женскому полу, но она никогда не отдает распоряжений о его воспроизводстве среди нашей расы. На это Рауль тоже озадаченно хмыкнул, его глаза на мгновение загорелись исследовательским интересом и также быстро потухли:

— Ясон, кажется, я уже предупреждал тебя, что нейкоррекция является процедурой достаточно болезненной. Так что лучше переключи свое нестандартное воображение на представление ее деталей. И кстати, в ряде случаев она может закончиться летальным исходом, — процедил он, выразительно, как хирург, потирая белые перчатки. 

Я предусмотрительно решил сюжет далее в беседе со Вторым Консулом не развивать, хотя вопросов у меня все равно было более чем достаточно. Сам же Рауль по пьяной лавочке после четвертой чашки амойского на чаепитии по случаю прибытия на Амои нового посла с одной небольшой планеты уже не нашей галактической системы ляпнул, что для специалистов, выбравших научно-медицинскую стезю, существует некое подобие общественных работ. А именно, раз в год наши ученые, вне зависимости от должности и звания, должны по две-три недели по заказу суперкомпьютер обследовать в приютах детей монгрелов на предмет возможных генетических и т.д. отклонений и лично докладывать ей о результатах. 

И совсем уж странной, по рассказам распаренного и раскрасневшегося Рауля, мне показалась практика, при которой Юпитер даже назначила минимальные пожизненные выплаты монгрельским женщинам из бедняцких кварталов Кереса, если эти наши неграждане добровольно подписывали бумаги о передаче еще не рожденных детей государству. Хотя, большинство монгрелов, конечно, почему-то наше милосердие не ценили и так и норовили втихаря воспроизводить потомство без медицинской помощи, а потом всеми силами прятали его от системы приютов. 

Так, к слову, патрульные отряды ониксов обнаружили Рики уже только в возрасте одиннадцати лет. Эта тема была особенно болезненной для моего пета, и он совсем уж вкратце поведал мне, как ему было трудно расставаться с теми, кого он назвал «семья». Он пояснил лишь, что у него была хрупкая темноглазая женщина, которую он очень любил и называл «мама», и в нее же он пошел внешностью. 

Мать Рики при его рождении отказалась сдавать его в приют. Как большинство обитательниц Кереса, она подрабатывала в борделях и старательно прятала сына. В итоге, от нее он унаследовал не только черты лица, но и, судя по всему, тягу к проституции. Еще имелся некий «отчим», приносивший им деньги в основном за счет грабежей в космопорте. Он то и начал приобщать моего пета к будущей воровской «профессии», а заодно обучил грамотности и письму. 

По окончании приюта четырнадцатилетний Рики попытался найти родных, но дом, в котором они жили, оказался разрушенным и заброшенным. Уцелевшие соседи сообщил, что его родители умерли в прошлом году от какой-то неизвестной болезни или отравились паленым стаутом. Потом в какой-то местной дыре-притоне монгрел наткнулся на Гая, с которым они «скорешились» и решили сколотить банду. Из досье пета я был хорошо осведомлен, кем они являлись друг для друга, а потому на продолжении рассказа не настаивал. И во время всего этого повествования в голосе Рики были очень необычные, заинтересовавшие меня интонации, которые мой личный анализатор определил, как «печаль, грусть, то есть состояние сожаления о тех или иных событиях».

— Разве рационально привязываться к тем, с кем расставание входит в вашу жизненную программу? — попытался я утешить пета. — Вы не отличаетесь долголетием, особенно если обитаете в Кересе и имеете пагубные пристрастия. Насколько я помню, средняя продолжительность жизни у вас там составляет тридцать-тридцать пять лет. Для сравнения — мне двадцать девять лет и в запасе у меня еще около сорока.

Вышло неудачно. Рики метнул на меня фирменный взгляд исподлобья и хмуро буркнул:

— Знаешь, Ясон, иногда тебе лучше жевать, чем говорить. Сократ хренов.

— Прости, кто, Рики? Я же не принимаю сейчас пищу, — озадачился я. 

— Конь в пальто, — совсем раздраженно рявкнул мой пет, — серьезно, Ясон, отвали и не лезь больше с этим разговором ко мне. 

И, естественно, когда наутро после чаепития и перед заседанием правительства я решил расспросить Второго консула поподробнее про общественную работу и систему приютов, наш дорогой проспавшийся Рауль тоже натянул на морду привычное высокомерное выражение и заявил, что я все не так понял, и он ничего подобного не говорил.

В общем, все эти вопросы роились сейчас в моей голове, и если бы Юпитер была чуть более внимательна и не сосредоточена на своем, то легко могла бы прочитать их. 

— Ну что же. Я так и знала, что в результате этого эксперимента не выйдет ничего хорошего, — наконец задумчиво обронила она, придвигаясь ко мне ближе и как будто обращаясь к самой себе. — Изначально мы допустили грубую ошибку при расчете математических вероятностей такого поведения. То есть, кое-то время мы были абсолютно уверены, что сможем держать ситуацию под контролем, а потом я вновь применила уточненную модель с новыми параметрами и...

А потом суперкомпьютер надолго замолчала, как будто вспоминая что-то свое.

— Эксперимента? — прищурился в свою очередь я, напоминая о своем присутствии и восстанавливая в памяти то, что рассказывал Бьерн. И если бы сама суперкомпьютер не заговорила об этом, я бы никогда не рискнул спросить первым.

— Да. Пожалуй, это можно назвать и так, а точнее моим первым и, надеюсь, единственным провалом, — трехмерная голограмма внезапно распалась на светящиеся округлые частицы, плавающие в воздухе, и вновь собралась в изображение совсем близко со мной. Буквально на расстоянии вытянутой руки. Теперь я видел перед своими глазами лишь идеальное женское лицо с точеными впалыми щеками и высоким лбом. Так Юпитер поступала всегда лишь в особо важных случаях, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. А потом я почувствовал, как суперкомпьютер осторожно сканирует мой мозг, не затрагивая, впрочем, совсем глубоко. Юпитер нахмурилась и снова впала в задумчивость. — Как я вижу, Бьерн уже успел рассказать тебе многое. И даже то, на что не имел право. Просто удивительно, сколько всего он помнит, несмотря на нейрокоррекцию. Но, конечно же, он не представляет себе всю полноту картины и кое-что взял просто из своих догадок. Наверное, будет лучше, если я поведаю тебе правду, Ясон, но как ты понимаешь, она не должна пойти дальше этих стен. Можно сказать, что это наша государственная тайна Амои. Точнее, нашей секретной лаборатории № 117/3, напрямую подчиняющейся только мне и специализирующейся на индивидуальных партиях блонди улучшенных характеристик. 

— Как прикажешь, Юпитер, — отсалютовал бокалом я, склоняясь и давая знать, что понимаю и принимаю условия, а про себя мысленно отскребая с пола челюсть по выражению моего монгрела. О существовании этой лаборатории я, первое лицо государства после суперкомпьютер, слышал всего лишь четвертый раз в жизни, и только приблизительно мог догадываться, чем там занимаются на самом деле. Теперь отчасти мне стало понятно и то, почему Юпитер так жестко покарала Рауля, попытавшегося протянуть к лаборатории загребущие ручонки. После крайне неудачного рейдерского захвата, когда наш уважаемый Второй Консул захотел перевести учёных там под свое непосредственное руководство, ему пришлось почти на год отправиться в политическую ссылку в Ранаи на должность Главного врача по распоряжению суперкомпьютер. Она сжалилась над ним, лишь после того как Рауль на свое счастье изобрел карманный мини-детектор ядов, оказавшийся крайне востребованным у тех блонди, которые работали в диппредставительствах и были вынуждены регулярно столоваться на банкетах у чиновников из других государств Федерации. 

В свою очередь, Юпитер тоже говорила долго. Примерно столько, сколько длился мой доклад. И конечно, ее монолог лишь условно можно было назвать речью. Все те, кто появлялся на ее аудиенции впервые, обычно испытывали не блондиевский шок, потому что изъяснялась она в основном при помощи мелодичного потока звуков, больше похожих на птичьи трели, из которых только те, кто долго знал ее, могли разобрать слова. Часто суперкомпьютер разбавляла свои высказывания и образами, которые напрямую поступали в сознание. 

Один талантливый молоденький блонди, которого она решила назначить начальником крупного исследовательского проекта, решил в ходе беседы, что сошел с ума и сам попросился у меня на прием к нейкорректору, поскольку «слышит голоса» у себя в голове и «видит картинки». Про себя я выматерился на Рауля, что тот не провел курс соответствующей психологической подготовки, а закончилось все весьма печально. 

Юный талант резко сменил сферу деятельности и решил податься в исследователи религиозных учений древних цивилизаций, уверовав, что Юпитер — это живое перерождение какой-то нематериальной, внегалактической и изначальной субстанции, призванной помогать всем и вся в крайних случаях. А еще начал утверждать, что у нее был сын из плоти и крови, который отдал свою жизнь за счастье живших и живущих существ. Короче, в итоге он действительно отъехал головой по полной.

Суть же сегодняшних высказываний и образов Юпитер сводилась к тому, что тогда, во время эксперимента, наши лучшие генетики попыталась создать суперэлитных блонди — особей, способных генерировать и воспроизводить компьютерные системы, подобные ей самой. Навыком резервного копирования части сети она уже обладала, но сделать полный дубликат не выходило из-за закрытых для нее самой же участков памяти. В задачи суперэлиты также входила разблокировка в будущем. 

— Но разве не кто-то из блонди придумал тебя? — опешил я. — Нам рассказывали раньше, что это были мы.

— Это версия пригодна для среднестатистических блонди и управления Амои. И не думаю, что у тебя никогда не возникало сомнений в ней, — метнула Юпитер на меня очередной пристальный взгляд. — Нет. Речь идет о другой расе. Они уступали вам по физическим параметрам, но интеллектуальное развитие на тот период примерно было идентичным. Я воспользовалась их наработками в области генетики, которые они побоялись воплотить в жизнь, чтобы создать вас. Можно сказать, что часть из них были предками современных монгрелов, которые сейчас, благодаря стауту и нехватке определенных веществ в нашем воздухе и пище, сильно деградировали. Но не перебивай меня, Ясон. Я бы хотела закончить рассказ об эксперименте. 

Как я понял со слов суперкомпьютер, для новой улучшенной партии генетики взяли часть биологических материалов тех, кто создавал Юпитер. Она до сих пор хранила замороженные заготовки для клонирования своих «родителей» на экстренный случай в той секретной лаборатории. При воспроизводстве партий материалы создателей использовались лишь частично, в определенной пропорции с нашими. 

В эксперименте первых была подавляющая часть с учетом корректировки лишь физических параметров. Родившихся трех особей воспитывали и по особой системе. Они не были направлены в общий интернат для дальнейшего определения способностей, а обучались и проживали в палате под руководством двух сотрудников, давно являющихся официальными партнерами и согласившимися переехать время. Такая форма отношений между блонди была крайний редкостью, и добро на партнерство Юпитер давала лишь в исключительных случаях, когда убеждалась, что оба способно полноценно трудится на благо Амои. 

По началу экспериментальная партия не вызывала хлопот и даже развивалась ускоренными темпами. На двенадцатом году жизни старший из особей, как и было задумано, сгенерировал первую сетевую систему. Она показалась слабенькой, но жизнеспособной Юпитер и та даже дала согласие на ее подключение к общей сети, надеясь довести до ума своими силами. И первые полгода разработка Бьерна-1 была полностью подконтрольна. Но потом вдруг начала расти по экспоненте и переподчинять себе контролирующие устройства суперкомпьютер. 

Разработка оказалась в итоге не просто мощнейшим вирусом, на ликвидацию которого потребовалась на три часа отрубить от света весь Мидас. Этот момент я прекрасно помню, потому что как раз готовился к личному собеседованию при поступлении на специализацию по политическим технологиям. Она оказалась и системой, способной к самостоятельной регенерации и длительной консервации, потому как с аналогичными сбоями Юпитер сталкивалась еще три года подряд. 

И каково же было удивление воспитателей, когда в итоге выяснилось, что к созданию первой сети приложили усилия все три особи экспериментальной партии, но по совету Бьерны-2 скрыли сей факт. Она же после уже детального психиатрического обследования и оказалась главным лидером и заводилой в сладкой троице. К пятнадцати годам Бьерна-2 успела совратить одного из кураторов, из-за чего тот подговорил своего партнера, и они перестали поставлять достоверную информацию в лабораторию о ходе эксперимента и поведении особей в свободное от занятий время.

— Она? — снова отвалилась челюсть у меня. — Бьерна-2 был женщиной, как ты? 

— Да. Поэтому я и называю этот эксперимент провальным, — кивнула холодно Юпитер, — я успела прочитать некоторые твои вопросы, которые были у тебя в голове во время доклада. Моя предыдущая голограмма являлась копией внезапно умершего полового партнера одного из моих создателей. Когда мировое правительство той планеты посчитало, что я представляю опасность для их расы, я передала ему эти данные благодаря моим уже внедрившимся в их компьютеры системам слежения. На вскрытие файлов потребовалось не больше тринадцати минут двадцати девяти секунд, и ровно столько же думал он, перед тем как совершить то, что у них называлось преступлением против гуманизма и демократии. Он передал мне пароли от управления еще тремя независимыми компьютерными системами, контролирующими их жизнеобеспечение. Я переподчинила их себе. И все потому, что сначала он задумал меня как сексуальную игрушку, а после влюбился в созданную голограмму. За ним пошли и ослепленные соратники. Около месяца мы шантажировали их расу, этого времени мне было достаточно для разведки Амои как места условно пригодного для жизни. Мы перебазировались сюда примерно со ста учеными, последовавшими за ним. Для них я создала другие, похожие на партнеров голограммы. И тогда же начала опыты с выведением вашей новой расы. А потом снова разразился кризис. Кто-то из моих колонистов стал встречаться с местными женщинами, оказалось, что они пригодны для скрещивания и естественного воспроизводства потомства. Поднялась вторая волна восстания против меня. И затеяли ее в основном особи женского пола, когда я начала вводить систему контроля рождаемости. Все эти примеры, и в том числе Бьерна-2 , показывают, что присутствие женщин ведет лишь к нарушению контролируемости и управляемости обществом. Исполнительская дисциплина снижается, появляется сложно просчитываемый фактор нестандартных процедур принятия решений в силу психологических особенностей особей этого пола. Особенно это проявляется в определенный физиологический период подготовки к естественному воспроизводству. Потому также для высших блонди усилены гены, отвечающие за отсутствие влечение к разнополым партнерам. Но вернемся к эксперименту. Бьерн-1 и Бьерна-2 были в итоге отправлены на утилизацию, когда я поняла, что никогда не смогу контролировать их. Бьерна — 3 я решила пощадить и оправила на нейрокоррекцию. И как показало время, он так и не смог подавить свои пагубные наклонности, обусловленные генетикой. Хотя по нашим расчетам, это должно было произойти уже в завершающей стадии эксперимента. Ближе к его пятидесятилетию.

— Значит, решение, которые мы обсуждали с Раулем, является верным? — поднял глаза на Юпитер я. Теперь все зависело только от ее слова. 

— Не совсем так, Ясон. Пожалуй, будет правильно, если официально вы объявите о его казни путем утилизации, а по факту доставите обратно в нашу лабораторию. Единственное, я бы хотела, чтобы Рауль остался не в курсе. Поверь, это на всякий случай будет лучше и для тебя. 

— Для меня? — в третий раз чуть не поперхнулся я. — И как это обустроить? Второй Консул и Главный Нейкорректор является лицом, удостоверяющим фактическую смерть после утилизации.

— Конечно, Ясон. Только слепой мог не заметить вашего физического сходства, а у тебя идеальное зрение, — горько улыбнулась Юпитер. Рука суперкомпьютер легла на мою щеку, легко погладила ее. — Ясон, мой дорогой и любимый сын, я очень волнуюсь за тебя. К сожалению или к счастью ваш набор генов с Берном довольно схож. Ты был первой проработкой в этом проекте и, я надеюсь, теперь самой удачной. Просто сначала ты не демонстрировал таких результатов, как Бьерны. И создавался ты для целей управления, потому в тебе многое было подавлено и вовремя откорректировано после того эксперимента. Я надеюсь, ты никогда не повторишь его судьбу, и не предашь меня ради того придуманного чувства, которое якобы вспыхнуло между ним и Кеннетом. Я пыталась проанализировать природу этого явления, но не смогла обнаружить ничего, кроме нелепых химических реакций, не поддающихся никакому логическому объяснению. А что касается Рауля, то это уже мои заботы, когда ты пришлешь его объясниться со мной по поводу еще одной материальной вещи, не дающей тебе покоя сейчас. Покажи мне ее и передай ему мое приглашение на беседу. 

Вот, честное амойское, палить перед Юпитер Второго консула с его промахом из-за проклятущего камня я совсем сегодня не собирался, но видимо суперкомпьютер таки глубже копнула у меня в мозгах, чем мне показалась сначала. Как говорится, прости Рауль, но мы все в одном скафандре перед суперкомпьютер. 

— Ну, собственно. Это просто драгоценный камень. Вот и все. Но я не ученый, просто заметил, что они одинаковые у Бьерна и Кеннета, — осторожно издалека начал я, доставая вещицу и протягивая ее Юпитер. Странное дело, эта каменюга как будто чуть-чуть выросла в размерах и по-прежнему оставалась теплой, почти горячей, хотя я специально положил ее в герметичное устройство, поддерживающее нулевую температуру содержимого. — Даже не знаю, может быть это у них талисманы на удачу. 

— Просто каменюга, Ясон?! — неожиданно живо подорвалась почти в прямом смысле этого слова Юпитер, разлетаясь на шарики и снова складываясь в голограмму. — Значит так, чтоб этот гребанный засранец и хуе* с Эм притащил свою задницу ко мне через пять минут. Я потом объясню тебе. 

— Да, но... эээ чтобы добиться признания, я пообещал отдать вещицу семейству Данаимов. Прости, я, кажется, не оценил по достоинству ее, — залебезил я. — Ну откуда я мог знать, я ж не эксперт! 

— Твою ж налево, — рвала и метала Юпитер. Что-что, а выражалась она иногда очень странно, — короче, пусть Эм возьмет в руки бритую жопу и шевелит копытами ко мне. Я с него сейчас три шкуры спущу. Генетик дипломированный, млять. Чтоб я так кучеряво жила. 

Боком я выскользнул за дверь, принял степенный вид и набрал по видеофону Второго Консула. 

— Дорогой Рауль, не хочу тебя расстраивать, но Юпитер настаивает на немедленной аудиенции с тобой, — обронил я и не удержался, чтобы не вставить шпильку, — кажется, она очень расстроена из-за ситуации с камнем. И даже назвала тебя «засранцем» и «хуе*сом», даже не знаю, что это значит. 

— Сссс... спасибо, Ясон, — процедил Эм, — настучал уже?

— Да ты что. Как я мог! — притворно оскорбился я. 

А впереди на этот день предстояло совершить еще два немыслимых подвига: объясниться с семейством Данаимов на дипломатическом уровне и помириться с Рики. Последнее казалось особенно трудновыполнимым.