После моих слов господа изволили позеленеть, и теперь у меня не было никаких сомнений, что их внимание будет приковано к мероприятию до самого его завершения. Конечно, впереди предстояло долгое и не очень-то приятное объяснение с Юпитер из-за внеплановых кадровых перестановок, которые она, мягко говоря, не одобряла, но это уже был второстепенный вопрос. 

На самом деле именно благодаря Рики я стал лучше понимать Юпитер и то, что она хотела донести до меня. Науке до сих пор неизвестно точно, кто конкретно создал Лямбду 3000, но иногда у меня закрадывались смутные сомнения, что это не могли быть мы, блонди. Иначе трудно объяснить тот факт, что право общаться с ней имел лишь очень ограниченный круг лиц, которые давали подписку о неразглашении. А не разглашать было что. Даже мы с Раулем не решались обсудить наедине эту деликатную тему. 

Дело заключалось в том, что Юпитер иногда очень странно выражалась, и только Рики почему-то безукоризненно правильно угадывал общий смысл ее речей. С его помощью я наконец-то уяснил для себя, что языковая конструкция «твои пидорасы оборзели в конец» означает крайнее недовольство Юпитер ходом исполнения принятых ею решений. Выражение «хуй ли ты матери пиздишь, как троцкий» переводится как «информация не является корректной, ее стоит еще раз перепроверить, и необходимы дополнительные данные» (хотя Рики так и не смог прояснить мне, что такое этот «троцкий»).

В свою очередь, словосочетания «гандоны штопаные» и «фраера фуфловые» характеризуют застройщиков и девелоперов не с лучшей стороны и сигнализируют о том, что они не должны стать нашими подрядчиками по госконкурсам. При этом хуже всего обстояла ситуация с переводом короткого междометия «блядь». Здесь терялся даже Рики и просил в общих чертах передать предыдущий диалог. Так вот, это самое «блядь» могло означать все, что угодно. Начиная с того, что Юпитер надо срочно подумать, и заканчивая тем, она высоко оценила наши успехи. А еще иногда оно могло стать существительным, одновременно женского и мужского рода. 

Эти веселые воспоминания хоть на чуть-чуть отвлекли меня от совещания, которое опять начало превращаться в рутину. От нечего делать и памятуя, что с бумагой лучше больше не развлекаться, я полез в коммуникатор почитать последние новости… и почувствовал, как у меня зашевелились волосы не только на голове. Информационное пространство кишело громкими сообщениями-молниями об обвинениях в наш адрес со стороны одной мерзопакостной общественно-деловой организации, которая до этого преследовала исключительно собственные коммерческие интересы. А «ленты» соревновались с друг другом в красочности заголовков и накручивании новостной истерики.
«МАНДА: Амои осуществляет плановый геноцид монгрелов».
«МАНДА: Власти Амои пропагандируют культ гомосексуализма».
«МАНДА: В притонах АМОИ эксплуатируется детский труд». 
И это были еще одни из самых мягких обвинений…
Скучающий Нейрокорректор перехватил мой ошарашенный взгляд и тоже вцепился в коммуникатор. 

— Господа, — закашлялся я на нервах, что случалось крайне редко. 

— Господа, — пустил петуха Рауль, что происходило еще реже.

— Мы вынуждены экстренно прервать совещание для обсуждения важного политического вопроса, — синхронно рявкнули мы, напряженно сверля друг друга глазами. В конце концов, у Рауля не было права делать такие заявления. Я еще пока был первым консулом. Удивленные блонди, переговариваясь между собой полушепотом, потянулись стайкой на выход. 

— Рауль, мать твою Юпитер, почему я узнаю о таких заявлениях из СМИ?! — выпалил я, когда закрылась дверь за последним из них. Я подлетел к Раулю и по привычке с Рики замахнулся с прицелом на бланш. 

Зря. 

Зря я забыл, что Рауль все-таки тоже блонди и профессионально занимается боксом. Он перехватил мою руку, коротко замахнулся в ответ, а перед моими глазами поплыли разноцветные круги от пары-тройки резных печаток на пальцах Рауля, врезавшихся в скулу.

— А почему ты не читаешь мои аналитические донесения? Юпитер прогнозировала такой возможный сценарий развития событий еще три месяца назад. Но первый, мать его тоже Юпитер, Консул, — грязно выругался Рауль, — вместо того, чтобы заниматься госдеятельностью, усиленно штудирует у нас с носителем (тут Рауль в жестах показал, что он подразумевает под этим глаголом — прим. Я. Минк) ненормативную лексику неграждан. 

— Ну, и что мы будем с этим делать? — поинтересовался я, на автопилоте поднося к скуле пальцы в такой же, как у Рауля, белоснежной перчатке. На ткани проступили алые пятнышки от крови. Судя по всему, он, как минимум, свез мне кожу. 

— Что делать, что делать… — забегал Рауль по комнате, — значит так. Я экстренно за день организовываю межгалактическую конференцию по вопросам, скажем, актуальных тенденций в письменном коммуникативном пространстве и их влиянии на амойскую речь… Извини, пока ничего другого мне в голову не приходит… Рою со своими спецами всю подноготную этих блядев из МАНДЫ… А ты пишешь речь. Хорошую, с огоньком. Минимально останавливаясь на теме конференции и концентрируясь на выдвинутых обвинениях. Твоя задача — не оставить от них камня на камне. Ты справишься. 

— Не блядев, а блядей, — привычно поправил я. — Вообще-то, Рауль, я про свою скулу. Тебе не кажется, что первому лицу государства не комильфо появляться перед подчиненными с синяком под глазом? Это же будет еще больший скандал. Кто-нибудь из СМИ обязательно разглядит. Ты врезал так, что даже за три дня твоими препаратами не вылечить. 

Второй Консул замер на месте, как подстреленный, и теперь нервно жевал губами. 

— Прости, Ясон, я был на нервах и плохо подумал. А может, замазать, гримеры же смогут? — с надеждой протянул он, а потом его голос снова стал командным. — И, Ясон… Если завтра к утру речи не будет, а кто-то опять увлечется ненормативной лексикой монгрелов… Я тебя сам, лично. Понял? 

Понятнее было некуда.