Флакон был крохотным — размером с фалангу мизинца, вырезанным из черного оникса, и таким же черным являлось его содержимое. «Слеза аспида» — так поэтично называли Вороны этот один из самых страшных ядов. Он был дорогим и редким, противоядия не существовало, а действие — по-змеиному незаметно-вкрадчивым и столь же смертоносным.

Он убивал жертву медленно, маскируясь под обычное недомогание, потерю аппетита и слабость. Когда же становилось ясно, что это яд — было уже слишком поздно. На тридцатый день несчастному делалось по-настоящему плохо, а всего от момента принятия яда и до конца проходило около двух месяцев.

Если капнуть «Слезу» в суп Эйнара сейчас и проделать это же еще пару-тройку раз, то результат будет, когда оба они уже покинут Денерим. Лиан ничем не сможет помочь своему любовничку и поймет, что в смерти мага виноват только он сам. Остатком здравого смысла Вейлор понимал, что потом Лиан вернется, чтобы отомстить, но... поцелуй, свидетелем которого он стал, заставлял эти остатки просто заткнуться.

Всего одна капля. Прозрачная абсолютно ничем не пахнущая. Так похожая на росинку или слезу. Аспида. На мгновение Вейлору показалось, что это не он только что с равнодушным, холодно-отрешенным лицом наблюдал, как падает эта самая капля в золотистый ароматный бульон.

Завинтив крышечку, Вейлор положил флакон в кошель, висящий на поясе, и отошел от стола к очагу. Скрестив руки на груди, он наблюдал, как Эйнар вошел на кухню, как искренне улыбнулся маг поварихе и застыл, увидев его. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а потом чародей обронил:

— Я позже зайду.

— Зачем же? — ненатурально улыбнулся Вейлор. — Ты обедать пришел? Садись, я все равно собирался уходить.

Эйнар посторонился, давая сопернику возможность пройти и провожая его плечистую фигуру внимательным, сравнительно-оценивающим взглядом. Какая разница насколько Вейлор силен и красив? Любит-то Лиан вовсе не его. Эйнар невольно улыбнулся, снова вспомнив утренние, полные нежности поцелуи, и собирался уже сесть за стол, ведь суп так замечательно пах, но тут в распахнутое окно кухни влетела большая и очень красивая бабочка.

Мирно дремавший у очага полосатый кот мгновенно проснулся, одержимый жаждой поймать крылатую красавицу. Бабочка кружилась прямо над столом, посреди которого в вазе стояли цветы, приманившие ее к себе. На один из них бабочка и спланировала.

Прыжок кота был очень мощным и красивым. Полосатое тело почти взлетело над столом, а потом на пол посыпалась посуда, миска с супом и ваза, разбившаяся вдребезги. Ошалевший кот, прижав уши и хлеща себя хвостом по бокам, жалобно взвыл, наблюдая, как бабочка ловко от него упорхнула.

— Ах ты ж негодная тварь! — повариха схватила кота за шкирку и пару раз тряхнула. — Ты же господина обеда лишил! Вон отсюда!

Кот был бесцеремонно вышвырнут за дверь, а женщина принялась быстро приводить кухню в порядок, приговаривая:

— Уж я ему сегодня задам! Экий мерзавец! Вы не серчайте, я вот приберусь и налью вам в новую миску.

— Да я не сержусь, — улыбнулся Эйнар, накрывая бабочку маленьким силовым полем и бережно вынося за окно. Почему-то ему очень не хотелось, чтобы угодила она в очаг или обожгла свои чудесные крылья о свечи. Выпуская ее на волю, маг не знал, что бабочка только что спасла его от мучительной и страшной смерти.

Услышав раздавшийся в кухне грохот, Вейлор метнулся обратно, желая узнать, что же там случилось. Он успел как раз вовремя, чтобы увидеть наказание кота и услышать извинения кухарки.

— Braska! — процедил антиванец еле слышно. — Везучий сукин сын...

Но где-то внутри он ощутил странное облегчение от того, что Эйнар не отведал приправленного ядом супа. Поддавшись порыву и ревности, он тут сам не разрушил возможное будущее. «Если с Эйнаром что-то случится, я буду знать, что это сделал ты. И не прощу. Никогда» — в этих словах Лиана было столько угрозы, что сомневаться в них не приходилось.

Убив чародея, он навсегда потеряет Лиана, не останется ни одного, даже самого крохотного шанса на то, что они снова будут вместе. Вейлор слишком хорошо знал своего Вороненка. Если Лиан любил, то всем своим существом, ненавидел — до судорог и боли, до смерти недруга или даже своей собственной, а потому убивать мага нельзя.

Нужно, чтобы чародей ушел сам, чтобы усомнился в словах любовника и бросил того первым. Это сложно, но... Что там он думал о схожести глаз мага и Зеврана? Чем ни зерно, которое так просто посеять на благодатную почву сомнений в себе самом?..

***

Следующие пару дней прошли в относительном спокойствии. Вейлор занимался делами и тщательно продумывал предстоящий разговор с Эйнаром. Он даже отыскал на чердаке портрет Зеврана. Когда-то давно он сам стащил этот рисунок у Лиана. Слишком уж бесило идиотски-мечтательно-влюбленное выражение, которое появлялось на лице эльфа, когда тот смотрел на изображение мастера. Он чуть ли ни облизывал этот проклятый портрет, чем вызывал просто бешеную ревность. И тогда Вейлор незаметно умыкнул рисунок и спрятал на дне своего рюкзака, а потом просто забыл о нем.

И вот теперь этот портрет оказывался как нельзя кстати. Пожалуй, стоит показать чародею, кого Лиан любил столько лет. Путь сравнит с собой убогим и сгинет в Тени, растворится, пропадет, как дурной сон.

Ведь это очень больно — вдруг узнать, что любят вовсе не тебя, а твои глаза, такие же, как у него. Больнее только видеть, как тот, по кому ты до сих пор сходишь с ума, целует и ласкает другого, совершенно его недостойного.

Сущий кошмар слушать их сорванные вздохи и звуки поцелуев, и знать, что в эти мгновения Лиан обнимает остроухое ничтожество, которое присосалось к нему словно пиявка. И так хочется ее оторвать, бросить на землю и растоптать. А еще лучше — посыпать солью правды о мастере — и пиявка отвалится сама и уползет в болото, из которого вылезла.

Случай побеседовать с чародеем представился на четвертый день их пребывания в особняке. К этому времени Вейлор уже знал, что днем Лиан обязательно спит пару часов — самое время просветить некоторых. Бесшумно скользнув в комнату, мужчина увидел ожидаемую картину: Лиан спал, раскинувшись на постели, а чародей сидел в кресле и листал какую-то книгу, время от времени бросая на спящего ласкающие взгляды. Ублюдок, он не смеет так смотреть на Лиана!

Услышав шаги, Эйнар повернул голову, но Вейлор тут же приложил палец к губам, давая знак молчать, и шепнул еле слышно:

— Пойдем, надо поговорить. Это важно.

В глазах мага отразились сомнение и опаска, но убийца повторил чуть громче:

— Не бойся. Это недолго.

Это сработало. Эйнар фыркнул, отодвигая книгу. «Не бойся»... Было бы кого! Он бросил на Лиана еще один взгляд и, кивнув Вейлору, направился к двери. Тот усмехнулся и последовал за стройной фигурой. Никто из них не видел, что стоило двери закрыться, и зеленые глаза эльфа распахнулись, в них полыхнула тревога, и он рывком откинул одеяло.


Вейлор жестом указал чародею на кресло, стоящее у стола в его кабинете, куда оба они вошли мгновение назад. Эйнар помедлил, но все же опустился в это большое и мягкое кресло, но спину держал прямо, а руки скрестил на груди, а потом поднял на соперника вопросительно-внимательный взгляд.

Вейлор еще мгновение помолчал, как бы собираясь с мыслями, и начал негромко и как можно проникновеннее:

— Эйнар... Для начала я хотел бы извиниться. Молчи, — не дал и слова сказать магу, на лице которого отразилось неподдельное изумление. — Мне непросто это говорить, но... поставь себя на мое место. Сначала Лиан пропал, и я был уверен, что он погиб, а потом он появился с тобой. Тебе бы это понравилось?

— Нет, — честно и односложно ответил чародей.

— Ты бы обрадовался его любовнику?

— Нет, но...

— Погоди, — снова остановил его Вейлор. — Я не в курсе, что именно Ли тебе обо мне рассказывал, но я знаю его уже больше десяти лет, а ты? Неделю? Две?

Эйнар промолчал. Он действительно знал Лиана всего две недели.

— Но это...

— Неважно? — приподнял бровь антиванец. — Возможно. Однако я позвал тебя не за этим. Знаешь, ты будешь смеяться и вряд ли мне поверишь, но... Я, кажется, понял за что Лиан тебя... любит, чем именно ты сумел его так зацепить.

— И чем же? — слегка напрягся маг.

— Он рассказывал тебе о своем мастере? — вместо ответа спросил Вейлор, доставая из ящика стола какой-то плотный лист бумаги.

— Да, но какое это имеет значение?

— В данном случае — большое. Лиан говорил тебе, какого цвета были глаза у его любимого?

— Нет, но какое отношение глаза какого-то Грандмастера имеют ко мне? — чародей все еще не понял, к чему все это.

— Самое прямое. Сам посмотри, — Вейлор протянул магу лист, оказавшийся отлично выполненным портретом.

С него Эйнару улыбался очень красивый эльф, правую щеку которого украшала татуировка. Точно такую же чародей уж сегодня видел — на груди Лиана. С левой стороны, там, где сердце. Но даже не это было самым жутким. Глаза эльфа оказались золотисто-медовыми. Их тоже Эйнар уже сегодня видел — в зеркале, когда расчесывался.

— Видишь? — вкрадчиво спросил антиванец. — Вот почему Ли запал на тебя, но так и не смог полюбить меня. Я ничем не похож на Аранная, но стоит ему посмотреть в твои глаза и все — Ли снова в Антиве. Ты же неглупый парень, сам должен понимать, что такая любовь не проходит вдруг.

— Татуировка... — тихо обронил побледневший маг.

— Заметил? И это тоже. Думаю, ты понимаешь, зачем Лиан это сделал?

— Да, — опустил голову Эйнар, а поднять уже не смог. Узнать, что ты всего лишь отражение... И ведь действительно — Лиан никогда не говорил, какими были глаза Аранная. Теперь ясно, почему... — Зачем ты всё это мне рассказал?

— А разве ты не имеешь права знать все о том, кого любишь? Ты ведь хочешь, чтобы Лиан любил тебя, так? Но, как видишь, это невозможно. Ты был нужен ему, чтобы сбежать из того подвала, в этом весь Ли. Мне неприятно об этом говорить, но в Антиве он спал со мной, чтобы научиться заниматься любовью и удивить Аранная. С тобой же спит из-за его глаз, ведь я очень сомневаюсь, что ты сумел чем-то поразить Лиана на ложе. Если ошибся — поправь, — Вейлор откинулся в кресле, с удовольствием наблюдая за болью, исказившей лицо чародея.

— Зачем ты мне всё это сказал? — еле слышно повторил Эйнар.

— Потому что мне тебя жаль. Ты понятия не имеешь, с кем связался. Знаешь, чему учат Воронят в первую очередь?

Эйнар отрицательно покачал головой.

— Ворон должен держать сердце холодным. У любого из нас может быть сколько угодно любовников, а ради своей цели можно переспать не только с хорошеньким юношей, — немного подсластил пилюлю Вейлор. — Так что делай выводы и решай: нужна тебе такая вот любовь Ворона к твоим глазам или... Кстати, он тебя ночью еще ни разу Зевраном не называл?

Эйнар ответил одними губами, но Вейлор понял и «успокаивающе» сообщил:

— Еще назовет. Когда ты особенно постараешься, и он полностью расслабится, вот тогда ты и узнаешь, что тебя, оказывается, зовут Зев...

— Хватит! — почти выкрикнул маг. — Я тебя выслушал, спасибо, что рассказал. А теперь мне пора менять Лиану повязки.

— На здоровье, — сладко улыбнулся антиванец, провожая чародея взглядом.

Удержать себя в руках при Вейлоре Эйнар сумел, сохраняя достоинство, вышел из кабинета, а потом почти сбежал по лестнице вниз и скользнул в одну из туалетных. Маг запер дверь изнутри и обессилено съехал по ней на пол. Каждое слово Вейлора буквально вплавилось в мозг, как и каждая черта лица этого Зеврана Аранная.

Даже если бы он и захотел забыть эти золотистые, как у Лиана, волосы, ироничную улыбку и... взгляд таких же, как у самого чародея, глаз — не смог бы этого сделать. А он-то ломал себе голову, что Лиан в нем — неумехе и слабаке — нашел. Вот же он — ответ. Глаза.

Создатель, почему нет заклинания, способного изменить цвет глаз, сделать их синими или серыми и посмотреть, что скажет Лиан тогда. Не исчезнет ли сразу же его любовь, не растворится ли вместе с этим проклятым золотом радужек. Но такого заклинания нет, во всяком случае ему, Эйнару, оно неизвестно.

И почему сейчас так трудно дышать и так больно смотреть, словно в глаза насыпали песка. Да, он слабак и тряпка, он никогда не мог бороться за себя и за свое счастье и всегда проигрывал. Не стала исключением и любовь, захватившая чародея целиком. Он был готов убивать за Лиана и умер бы за антиванца, не раздумывая. По-другому Эйнар просто не умел, боялся верить в то, что это происходит на самом деле, выходит — не зря опасался.

Сказка закончилась, едва начавшись, реальность снова схватила за волосы и со всего маху припечатала о каменную стену фактов. Лиан любит всего лишь глаза, такие же, как у его мастера. Создатель, как же обидно! И так сложно не позволить слезам выплеснуться из глаз. Но не время. Нужно решать, что же делать дальше.

Смириться с тем, что его самого Лиан так никогда и не полюбит, и всякий раз вздрагивать, боясь услышать в самый жаркий момент чужое имя? Знать, что лаская его, любовник видит перед собой совсем другого? Разве сможет он жить так? Как надолго его хватит?

Эйнар прижался к стене, пытаясь охладить пылающее лицо и принять решение, такое, чтобы потом не жалеть о сделанном выборе. Спросить у Лиана прямо, что тот на самом деле в нем любит? Глупости. Если то, что сказал Вейлор, правда, Лиан никогда в этом не признается. Лгать его в этой проклятой Гильдии научили здорово. Правду он просто не скажет, чтобы не сделать больно и не обидеть.

А может... Ну да! Это будет лучше всего — пока Лиан спит, тихо исчезнуть, оставив на столе портрет, как пояснение. В магической помощи антиванец больше не нуждается, всё и само прекрасно заживет, а Вейлор в лепешку расшибется, но сделает все, чтобы любимому было хорошо. Из шкуры вон вылезет, и с ним Лиану будет куда лучше. Вейлору не нужно подтирать сопли и нянчиться, словно с малым ребенком.

Они идеально подходят друг другу — два Антиванских Ворона, да и знакомы уже больше десятка лет. Вейлор был у Лиана первым, а забыть это нельзя, это всегда будет с ними, сколько бы лет не прошло. А третий действительно лишний, и этот лишний — он.

Резать по живому всегда больно, но лучше сделать это сейчас, пока обида хоть немного глушит боль, пока решимость еще окончательно не пролилась сквозь пальцы вместо слез. Эйнар несколько раз глубоко вздохнул, умылся холодной водой из стоящего на полу кувшина, вытер лицо полотенцем и быстро вышел из туалетной, поднялся по лестнице и тихо открыл дверь спальни.

На его счастье Лиан все еще спал, даже позу не сменил — вот и прекрасно! Кроме посоха, стоящего у стола, никаких вещей у чародея не было. И это тоже значительно облегчало дело. Где раздобыть деньги он придумает потом, сейчас главное не задерживаться тут слишком долго, не слушать ровное дыхание Лиана, не вдыхать застилающий сознание запах.

Перед тем, как положить на стол портрет и уйти, Эйнар все же подошел к постели. Он не мог не посмотреть на любимого в последний раз, чтобы получше запомнить каждую черту его лица. Чародей знал, что больше никогда не сможет вот так же распахнуться кому-то навстречу, отдать сначала душу, а потом — тело.

Остаток своих дней он проведет в Круге, куда и собирался вернуться и попросить, чтобы его усмирили. Лучше уж жить совсем без чувств, чем вот так терзаться! Губы мага задрожали, а глаза снова защипало — значит, пора. Эйнар прикусил губу и глубоко вздохнул.

Он вознамерился шагнуть к столу, чтобы положить портрет и... не смог. Не позволили сильные пальцы, стиснувшие запястье, остановил внимательный изумрудный взгляд и совершенно несонный голос:

— И куда это ты собрался, carino?