Молчание. Оно стало уже привычным для обоих. Сначала — полное взаимной неприязни и враждебности, потом — настороженного ожидания атаки со стороны соперника. Но через пару дней атмосфера в карете уже не была столь угнетающе тяжелой. Каждый из мужчин, сидящих напротив, думал о чем-то своем.

Вейлор надеялся, что вся эта поездка не будет напрасной, что он успеет и помешает неизвестному или неизвестной осуществить свои замыслы. Антиванец ждал встречи со своим сыном и боялся ее одновременно.

Что он скажет в ответ на вопрос ребенка: а кто он, собственно, такой? Правду? Вряд ли Мелисса говорила Гордону, что на самом деле его отец вовсе не тот, чье имя мальчик носит. Ему всего пять — слишком рано для подобных откровений.

Вейлор вспоминал себя таким же малышом. Вот он возится со своими малолетними друзьями, ожидая, пока вернется домой мать. И как же хотелось ему тогда, чтобы однажды она пришла не одна, а с мужчиной, который окажется вернувшимся отцом-воином. С какой завистью смотрел он на тех ребят, у кого отец был... Наверное, его собственный сын сейчас чувствует то же самое.

А еще Гордону, вероятнее всего, очень страшно, ведь малыш не может понять, что же такое случилось с его матерью. Почему она не встает с постели и не играет с ним больше? Такой страх когда-то давно пережил сам Вейлор, он плакал навзрыд, уткнувшись лицом в горячую материнскую ладонь, умоляя ее не пугать его больше, не кашлять так громко, а встать с кровати и пойти в сад, ведь там только вчера зацвела яблоня. Не встала, не успокоила, не вытерла его слез. Умерла, оставив Вейлора одного. Поклявшаяся заботиться о племяннике младшая сестра матери избавилась от нахлебника, как только смогла. Вороны всегда покупали таких крепких здоровых парнишек. Его сын может повторить судьбу отца, если опоздать.

Но ехать быстрее не получалось. Постоянные дожди превратили дороги в сущее наказание, как для лошадей, так и для пассажиров то и дело застревающей, грозящей вот-вот перевернуться кареты. Осень в Ферелдене — одно из самых отвратительных времен года. Серое низкое небо, нависающее над такой же серой грязью размытых дождями дорог; несмолкаемый шум падающей с неба воды; барабанная дробь капель, стучащих в окна кареты. Тоска, безнадежность, печаль и воспоминания.

Чародей вспоминал о той последней ночи, которую они с Лианом провели в Денериме. Она оказалась такой обидно и несправедливо короткой. Тогда он привычно обработал любимому почти полностью зарубцевавшуюся рану, подкрепил действие бальзамов парочкой заклинаний, одно из них лишь косвенно относилось к целительству. Оно просто снова «заморозило» боль, чтобы не мешала и не отвлекала.

В ту слишком короткую ночь они оба уснули только, когда сил больше не было, а заклинание перестало действовать, и боль вернулась, напомнив Лиану, что он еще не совсем здоров. А Эйнар тихо радовался, что с помощью магии так легко избавит себя от последствий бурной ночи и спустится утром вниз своим обычным легким шагом.

«Магия должна служить человеку, а не человек — магии», — мелькнуло в голове чародея вдалбливаемое с самого детства, но он небрежно отмахнулся от завязшего в зубах постулата, мысленно показал Преподобной матери язык и добавил: «А я вообще не человек, мне можно». Андрасте не очень-то спешила, чтобы остановить своих рыцарей-храмовников, когда те насиловали учеников, вот пусть и дальше пребывает в блаженном неведении.

А прощание было коротким, без лишних слов и сантиментов. Лиан просто крепко прижал мага к себе, шепнул на ухо «Preferito», а потом почти оттолкнул от себя, развернулся и, не оглядываясь, пошагал к лестнице. Всё, что было нужно, он сказал и сделал прошедшей ночью, запах которой до сих пор витал в спальне. Ближайшие полтора месяца им останется только вспоминать о поцелуях и ласках.

Чем Эйнар и занимался, рассеянно глядя за окно кареты. Все эти дни были такими одинаковыми. С раннего утра и до вечера они тряслись в карете, останавливаясь только чтобы пообедать в какой-то таверне. Ночевали тоже в тавернах или на постоялых дворах, каждый в своей комнате.

Молчали, только то и дело бросали друг на друга исподтишка изучающие взгляды. Мысли у обоих были удивительно схожи: почему он? Вейлор все еще пытался понять, что же такого Лиан нашел в этом худом эльфе с почти прозрачной кожей. Эйнар не переставал удивляться тому, что Лиан выбрал все же его, ведь Вейлор такой... Ненависти к сопернику чародей не испытывал, так — снисходительное сочувствие победителя, которое эльф тщательно скрывал.

А Вейлор, вынужденно проводя столько времени с магом, постепенно приходил к выводу, что Эйнар — последний, кто виноват в их с Лианом разрыве. Просто так вышло, а значит, незачем смотреть на чародея, как на злейшего врага. Вина мага только в том, что Лиан его полюбил, а разве за это можно ненавидеть или мстить? А еще, иногда так бывает: то, чего хочется больше всего, так и не удается заполучить. Такой близкий Лиан так и остался недостижимым, чуда не случилось. Совсем недавно он сам сказал эльфу — оставь прошлое в прошлом, так может, пора и себе прописать то же самое лекарство? Начать сначала уже без «белокурого Вороненка»?

Но все это потом, вот уже показалась высокая каменная стена поместья, где его ждет Мелисса. Ждет? Или уже умерла? А сын? Что с ним случилось за эти две недели?

— Мы на месте, Эйнар, — сказал Вейлор, когда карета въехала в гостеприимно распахнутые слугами ворота и наконец-то остановилась.

— Слава Создателю! — облегченно вздохнул маг и несмело улыбнулся. — Я себе уже все отсидел.

— Не только ты, — Вейлор принял протянутую чародеем оливковую ветвь. — Да еще и этот дождь... Ладно, готовы мы или нет, но мы здесь.

Антиванец выбрался из кареты первым, с хрустом потянулся, расправляя затекшее тело. Слуга уже спешил к ним, кланяясь на бегу и натянуто улыбаясь:

— Добрый день, господа, хозяйка поручила мне срочно провести вас к ней.

— Как она? — спросил Вейлор, поправляя оружие.

— Очень слаба. Наши лекари совершенно бессильны, мы все боимся, что...

— Ничего плохого не случится, — спокойно оборвал слугу антиванец. — Я уверен, что мой маг легко со всем этим справится, — он хлопнул Эйнара по плечу, стараясь не сделать больно, очень уж хрупким казался чародей. — Веди, — коротко бросил слуге.

**
С каждым днем дышать становилось все тяжелее и все сложнее было поднимать веки. Мелисса уже не помнила, когда в последний раз сама вставала с постели, когда выходила в сад, когда читала Гордону сказки. Испуганное личико сына, такого притихшего и, казалось, разучившегося улыбаться, так больно било по натянутым, словно канаты, нервам. Сколько проживет он, когда самой Мелиссы не станет? По всей видимости — недолго. Маленький наследник большого состояния и громкого титула. Досадная помеха на пути к богатству, которую так просто устранить. С малышом может случиться что угодно, дети часто погибают в результате несчастных случаев.

А может, ей все же не стоило отказывать тому местному аристократу, посватавшемуся к Мелиссе два месяца назад? Ведь вскоре после этого у нее и начались проблемы со здоровьем. Странное, пугающее совпадение. Совпадение? Или месть отвергнутого мужчины? Но поступить иначе Мелисса не могла. Во-первых, абсолютно не лежала душа к этому слишком уж сладко улыбающемуся ей блондину. А во-вторых, она совершенно случайно заметила, как подергивались ледяной коркой глаза и брезгливо поджимались губы, когда он смотрел на Гордона.

Да и сын сторонился упорно пытающегося навязать ему свою дружбу мужчину. Несмотря на страстное желание иметь отца «как у всех», видеть в этой роли Эдмона Валье Гордон не желал. А как-то даже шепнул ей, обнимая ручонками за шею:

— Скажи ему, чтобы больше не приходил. Он плохой, мама, он не мой папа.

И она сказала. Ответила отказом на сделанное по всем правилам предложение руки и сердца, так и не позволив кандидату в мужья ни разу себя поцеловать. С момента ее разрыва с Вейлором прошло уже пять лет, но Мелисса забыть антиванца так и не смогла.

Замуж ее когда-то выдал отец, желая придать своему состоянию недостающий шик — аристократическую фамилию, восходившую к самим Кусландам. Согласия самой Мелиссы никто не спрашивал, а будущий муж, у которого к тому времени оставался только титул, был рад получить такое приятное дополнение к деньгам — молоденькую рыжеволосую девицу. Свадьба была пышной, а вот семейная жизнь оказалась пыткой. Супруг больше времени проводил в «Жемчужине» и в будуарах шлюх, щедро осыпая их подарками, купленными на деньги жены. Ко всему прочему, Мелисса никак не могла забеременеть, а всю вину за это муж тут же свалил на нее, даже не задумавшись, что и сам может быть виноват не меньше. С каждым прожитым годом они отдалялись друг от друга, вместо того, чтобы становиться ближе.

Своих похождений сэр Литан совершенно не скрывал, хоть и прекрасно знал, как больно это ранит маленькую гордую Мелиссу. Потому-то она и ответила взаимностью высокому кареглазому красавцу, начавшему оказывать Мелиссе знаки внимания на одном из светских вечеров. Антивский купец Вейлор Амари, не расстающийся с оружием, белозубый, широкоплечий и такой... настоящий. От него пахло мужчиной, ему хотелось подчиняться, с ним так легко было быть женщиной.

Первую совместную ночь, проведенную ими в снятой Вейлором комнате, Мелисса запомнила навсегда. Так жарко, откровенно и умело её еще никогда не ласкали. Антиванцу были неведомы стыд, усталость и грубость. Всё, что было у Мелиссы с мужем, даже отдаленно не напоминало сладострастное безумие, в которое увлекли ее руки и губы любовника. Потом она всячески избегала близости с супругом, словно его прикосновения могли осквернить познавшее настоящий восторг тело. Впрочем, муж особо и не настаивал на исполнении «супружеского долга». Но теперь наличие очередной любовницы Мелиссу не смущало, она и сама стала часто отлучаться к подругам или помолиться Андрасте, чтобы смилостивилась и послала им наследника.

Молитвы были очень пылкими и возымели результат. Поняв, что наконец-то станет матерью, и прекрасно зная, кто отец ребенка, Мелисса почувствовала себя по-настоящему счастливой. А то, что Вейлор так и не сказал ей ни слова о любви, огорчало женщину куда больше, чем скоропостижная смерть мужа, свалившегося ночью с лестницы и свернувшего шею. Прости Создатель, но её тогда это... обрадовало, и сохранять скорбный вид, стоя в траурном наряде у погребального костра супруга, было достаточно сложно. Особенно учитывая накатывающую волнами слабость, головокружение и тошноту. Мелисса покинула церемонию, как только это позволили правила приличия.

Видеть этот дом женщине расхотелось, да и Денерим с его светской грязью, давно стоял поперек горла. И так вовремя пришло от отца письмо с просьбой приехать! Он писал, что плохо себя чувствует, а они так давно не виделись. Так чем это не повод вернуться домой? Сразу после рождения ребенка. Предлагая Вейлору поехать с ней и сыном в Хайевер, Мелисса так надеялась, что антиванец согласится, но этого не случилось. Он отговорился массой дел, но глаза сказали другое. Настоящей причиной отказа было то, что Вейлор ее просто-напросто не любит и не собирается связывать с ней свою жизнь.

Тогда Мелисса сумела легко, с улыбкой с ним проститься, даже поцеловала, коснувшись губ любовника в последний раз. Плакала она потом, по дороге в Хайевер, крепко прижимая к себе сладко сопящего сынишку. Но жалеть себя долго она никогда не умела, да и эти слезы могли стоить такого необходимого Гордону молока. Не сложилось? Не беда. Вейлор в ее жизни был, а сын станет живым напоминанием о полных страсти ночах. О той любви, которая приходит нечасто и далеко не к каждому.

Последующие годы Мелисса посвятила воспитанию сына и управлению землями, потому что после смерти отца стала банной. Кроме того, на ее плечи легла забота о младшей сестре, которой в момент приезда Мелиссы было всего тринадцать. Их мать умерла несколькими годами ранее, когда сама Мелисса только вышла замуж. Забот было много, но эта маленькая рыжеволосая женщина легко справлялась со всем. Почти со всем. Жаркими летними ночами одиночество становилось особенно острым, кровать казалась отвратительно широкой, шелковые простыни противно липли к покрытой испариной коже. Нет, недостатка в ухажерах у богатой банны не было, но никто из них даже отдаленно не напоминал антиванского красавца. Да и Гордон откровенно дичился всех этих мужчин, смотрел на них исподлобья, а улыбался только ей. Такой же дерзкой улыбкой, как у Вейлора, не позволяя забыть своего отца. И она отказывала очередному кандидату, снова обрекая себя на ночное одиночество.

Пять лет пролетели очень быстро, сестра успела превратиться в миловидную девушку с пышными формами, Гордон уже учился читать и все чаще спрашивал, где его папа. Мальчику отчаянно хотелось, чтобы у него тоже был отец. Мелисса это понимала, но ничего не могла поделать, почему-то видела рядом с собой только Вейлора или... никого. Но теперь, когда ей осталось так немного, когда смерть уже касалась души и сердца ледяными пальцами, можно навсегда распрощаться с прошлым и со всеми надеждами на будущее.

***

Увидев сидящего у камина маленького темноволосого мальчика, Вейлор резко остановился, словно Эйнар снова заключил его в силовое поле. Это мог быть только Гордон — его сын. Ребенок поднял голову, услышав тяжелые, непривычные для этого дома шаги и звон оружия, и его большие ярко-голубые глаза встретились с карими высокого широкоплечего мужчины. Гордон медленно отодвинул книгу и, не торопясь, поднялся, смерил изучающим взглядом сначала вооруженного брюнета, потом — замершего рядом с ним эльфа в мантии и с посохом за спиной. Всё еще не говоря ни слова, подошел чуть ближе и спросил, глядя мужчине-человеку в глаза:

— Вы приехали вылечить мою маму?

— Да, — Вейлор кашлянул, прочищая почему-то охрипшее горло. — А ты — Гордон, да?

— Гордон Литан, — по-взрослому представился мальчик и протянул ручонку, которая казалась такой крохотной рядом с ладонью Вейлора. И так страшно было сделать ребенку больно, а потому антиванец пожал руку своего сына так осторожно, словно пальчики были стеклянными и легко могли сломаться.

— Меня зовут Вейлор, — улыбнулся антиванец, — а он, — кивнул в сторону мага, — Эйнар. Ты отведешь нас к маме?

— А вы ей поможете? — вдруг прорвалось сквозь напускную серьезность совсем детское, умоляющее, искреннее, блеснувшее в углах глаз слезинками.

— Обязательно, — заверил мальчика Вейлор, — не зря же мы ехали к вам из самого Денерима, а Эйнар — отличный маг, так что с твоей мамой все обязательно будет хорошо.

— Правда? Все еще лежащая в ладони антиванца ручка Гордона дрогнула, а в глазах вспыхнула надежда, обмануть которую невозможно.

— Правда. Разве можно врать детям? — совершенно серьезно спросил Вейлор.

— Нельзя. Обманывать вообще нехорошо, так мама говорит, — сообщил мальчик, — а вы ее друг, да?

— Да, — антиванцу так не хотелось, чтобы мальчик отнимал свою руку, но Гордону и самому так было уютнее и спокойнее.

— Идемте к маме, — ребенок поудобнее взял Вейлора за руку и повел к спальне Мелиссы.


На мгновение женщине показалось, что она уже умерла и попала в Тень. Ведь только там можно увидеть держащихся за руки Вейлора и Гордона. Только Тень способна подарить воплощение самых тайных мечтаний. Мелисса невольно улыбнулась видению, но тут же нахмурилась. Позади двух самых любимых мужчин в её жизни маячил эльф, одетый в мантию. Это еще кто? И тут Гордон отпустил руку своего отца, подбежал к ней, прижался щечкой к руке и сказал:

— Мама, они приехали тебя вылечить.

— Здравствуй, Мели, — Вейлор тоже шагнул к постели, склонился, осторожно коснулся губами исхудавшей щеки. — Слава Создателю, я успел! Теперь всё будет хорошо.

— Конечно, — улыбнулась она, — ты ведь здесь.

— Эйнар, что можешь сказать? — спросил антиванец у мага, внимательно всматривающегося в Мелиссу.

— Пока не знаю, — хмыкнул чародей, — ты можешь увести ребенка и выйти сам?

— Это обязательно? — нахмурился Вейлор.

— Желательно.

Спорить антиванец не стал, подхватил не особо сопротивляющегося Гордона на руки и что-то шепнул ребенку на ухо. Тот согласно кивнул, и оба они исчезли за дверью. Эйнар прошептал заклинание и его ладони засветились голубоватым сиянием. Он сел на край постели и принялся неспеша проводить руками над лежащей женщиной. Мага ощутимо тряхнуло раз и другой — присутствие темной чужой магии чувствовалось ясно и четко.

То, чего он и опасался — смертельное проклятие. Его невозможно снять, можно только вытащить из тела женщины этот ощетинившийся черными иглами чужой злобы клубок и втиснуть в другое тело. Только так. Других способов спасти её нет.

— Всё плохо? — в голосе женщины чародей слышал безнадежность.

— Нет, что вы, — улыбнулся он, отводя глаза.

— Не обманывай, ты не умеешь, — прозвучало спокойно, а по губам Мелиссы скользнула легкая улыбка. И чародей так и не понял, откуда у нее берутся силы улыбаться. — Что со мной?

— Вас прокляли, миледи. Это магия смерти, — пояснил Эйнар, — сильная магия. Единственный способ вас спасти — перенести проклятие на другого человека.

— Думать забудь, — нахмурилась женщина, — этого не будет. Все мы когда-нибудь умрем. Позови Вейлора и... сколько у меня времени?

— Не знаю. Если ничего не сделать — несколько дней, — опустил голову маг. — Простите.

— Ты-то тут причем? — снова чуть улыбнулась она. — Ступай, позови Вея.

Её худшие опасения сбылись, эта болезнь не была обычной. Знать бы только, кто это сделал.