– Кто? – за воротами раздался зычный бас, на который я постарался ответить таким же твердым голосом:

– Открывай, свои.

Лашанс отчего-то заартачился и тыкать себя ножичком отказался, мотивируя это тем, что без его присмотра меня тут же прибьют. Подозреваю, что на самом деле ему просто было скучно подвисать в Пустоте, и если бы бандиты на меня напали, ассасин бы только порадовался – куча душ во славу Ситиса и прочее в том же духе. Я долго скреб макушку и думал, каким образом протащить Лашанса в бандитский лагерь. Можно было бы и соврать про призванного духа – судя по вечным разговорам, половину всего бандитского населения Скайрима отцы отправляли в Коллегию Винтерхолда. Но бедняжки были так тупы, что не догадывались спросить, о какой Коллегии речь, и от безнадёги становились бандитами. Поэтому вряд ли они знают, что духа, в отличие от атронахов и дремор, нельзя призвать. А если там есть какой-нибудь маг, и даже не двоечник? В итоге сошлись на том, что Лашанс применяет заклинание невидимости к своей эктоплазменной тушке, и если меня захотят прикончить – помогает отбиться. Ну а если нет – пусть ходит вокруг и прячется.

Деревянные ворота приоткрылись, оттуда высунулся перепачканный грязью бандитский нос и заблестели хитренькие темные глазки.

– Какие ещё свои?

Я пихнул под пресловутый нос записку от главаря другой банды, то ли настоящую, то ли подделанную для Цицерона заказчиками убийства:

– Вот, я от Джавара.

Записка исчезла в щелке, послышался удаляющийся топот ног, а мне пришлось двадцать минут торчать на солнцепеке. Наконец, привратник соизволил вернуться и настежь отворил ворота, радостно приветствуя меня своей щербатой улыбкой:

– Заходи, друг. Будь как дома!

Я опасливо огляделся по сторонам и неуверенно шагнул вперед. Ворота за спиной захлопнулись. Назад пути нет, придется мне здесь выживать.

– Эй, а это что такое? Ты убил Изгойку?

На лице привратника хоть и не было ненависти или чего-то подобного, но некоторое неодобрение присутствовало. Блин, может, тут половина лагеря – коренное население Предела?

– Нет, что ты! – я постарался возмутиться как можно натуральнее. – Это… это… – невидимая рука Лашанса почти ласково припечатала меня кулаком в солнечное сплетение, так что я поспешил придумать правдоподобное объяснение ещё неостывшей башке в моей руке. – Это Люси… Да, Люси. Любимая моя. Медведь её задрал сегодня поутру.

– Бедняга! – охнул бандит, сочувственно положив мне ладонь на плечо. – У меня тоже бабу мою тролль прибил – проломил ей голову, когда дура по грибы пошла. Но я, правда, нижнюю часть её сохранил, но это от вкусов твоих полюбовных зависит. Эх, парень, не долго твоей Люси тебя радовать осталось – по жаре такой пару дней всего. Лучше отпусти её да похорони по-человечески. Или, ежели любовь у вас сильная была, лучше в воск окуни – и вонять не будет, и сохранится дольше. Только мозги вынь, инструменты для бальзамирования у Вавека возьмешь, он кузнец у нас.

Я ошалело потряс головой, таращась на привратника-некрофила, но вслух ничего не сказал. Он подхватил меня под руку и повел внутрь лагеря:

– Так, ну тут понятно, это кузница у нас. Тут всё есть – и точилка, и шкуры обработать, всё как надо. Там вот сортир, только попробуй где в другом месте сесть – сразу стрелу в зад получишь! Знаем мы вас, данмеров, гадите, где придется. Вот там палатки, в крайней справа место есть свободное и лежак. Тут у нас стрельбище и манекены – потренироваться можно.

Привратник пригладил свои куцые седоватые патлы и кивнул на безумно-толстую бабищу-альтмерку, с двумя короткими, кокетливо перевязанными голубыми лентами хвостиками на голове, которая с суровым видом что-то помешивала в котелке, висевшем над костром:

– А вот это повариха наша, Эллерель звать. Смотри мне, подкатывать к ней будешь – без яиц останешься!

Рядом со мной раздался приглушенный хрип – Лашанс с трудом сдержался, чтобы не засмеяться. И почему меня никто в братстве не любит? Даже серьезный сверх меры Люсьен туда же – ржет.

– Я и не собирался к ней подкатывать! – представив, что будет с моими костями, если такая бабища вздумает меня просто обнять, я покрылся нервной испариной. Пожалуй, она больше Фаркаса раза в два… Так, чего это я про этого засранца вспомнил? Отвесив блохастому насильнику безвинных эльфов мысленный смачный поджопник, я с чистой совестью двинулся дальше за седовласым привратником.

***

Обязанности у меня были самые простые – всего лишь нести дозор на смотровой башне, и при необходимости предупредить остальную охрану о приближении врагов. Менялись мы с другими парнями через каждые четыре часа, так что стоять на страже бандитского лагеря приходилось всего восемь часов в сутки. А в остальное время – хочешь, у кузнеца Вавека учись ковке оружия, тренируйся с манекенами, или просто спи. Вавек оказался классным мужиком – эдакий добродушный усатый дядька, совершенно незлобный и веселый. Даже когда я безнадежно расплющил молотом выкованный клинок, превратив его в лопаточку для переворачивания блинов, он только посмеялся в усы и пробормотал что-то похожее на «молодо-зелено». Остальные ребята, несшие со мной вахту – орк Гро–Вал и вечно пьяный норд Освальд, были вполне себе интересными личностями.

Орк очень любил петь, и даже хотел пойти учиться в Коллегию Бардов, да только отсутствие музыкального слуха у орков – врожденное. Странно, что про Коллегию Бардов все слышали, а вот про Коллегию Магов – нет. Наверняка маги специально мозги народу путают, чтобы не было перенаселения магов на территории Скайрима. Да уж, тогда бы спешно пришлось придумывать храмовников.

Освальд помимо вечного перегара мог похвастаться превосходными знаниями о скрытности – одно дело присесть и переть по коридору, следя за «глазком» посреди монитора, и совсем другое – учиться неслышно переставлять ступни с носка на пятку, контролировать движение, держать корпус на одной линии… В общем, учиться этому было очень интересно.

Наверху, ближе к Желчной шахте, находился так называемый «верхний» лагерь. Насколько я понял, там жил сам главарь, которого все называли благоговейный шепотом «Он», и его телохранители. Шахтеры, охотники и охрана жили внизу, обедали тут же.

Эллерель тоже оказалась очень приятной женщиной, а главное, заботливой. Стоило состроить несчастную физиономию и начать с грустными вздохами околачиваться рядом с кухней, как альтмерка жалостливо охала и украдкой подсовывала голодающему несколько вкусностей, предназначенных для верхнего лагеря. Все понимали, что если главарю достанется на обед меньше домашней колбасы, чем надо, у Эллерели будут проблемы, поэтому ни охрана нижнего лагеря, ни шахтеры особо не наглели.

Я жил в лагере уже неделю и всерьез начинал задумываться о том, чтобы послать Цицерона, Мать и всё Братство в фалмерскую ноздрю. Так и сделать мне мешал невидимый Лашанс, взявший за привычку от безделья топать ночами по лагерю и изображать тяжелое медвежье дыхание. Иногда он ещё изображал какие-то инфернальные ахи. Если бы я был женщиной Лашанса, и в постели он бы выдал вот такой стон своим низким хрипловатым голосом, я бы точно поседела… Чёрт, что за мысли? Как у меня язык повернулся? Ааа, к чёрту, пора уже привыкнуть.

Когда я оставался один в палатке, ассасин занудливым пафосным тоном начинал меня совестить и предлагал «прирезать уже хоть кого-нибудь», на что я только отмахивался и вполголоса жаловался выкупанной в воске Люси о своей тяжелой судьбе.

– Видишь, как несправедливо они со мной поступают? Смеются, отправляют на опасное задание. А теперь, когда я живу на природе в горах, сыт, доволен и почти счастлив, они меня донимают и толкают на скользкую дорожку. Зачем, Люси? Ты ведь понимаешь меня, тебе тоже тут нравится, я знаю.

– Тебе нужно выполнить заказ, Слышащий.

– Люсьен, а не пошел бы ты и дальше пугать нашу повариху? Как я его убью, если ни разу его не видел? Наверх мне нельзя.

– Затеряйся среди шахтеров!

– Можно подумать, ты не знаешь, что они тоже главного не видят, а поднимаются по другой лестнице. Этот ваш неведомый таинственный главарь живет на скале, к которой ведёт один тонкий мостик, и на этом мостике охраны – словно на виноградной кисти ягод. Если хочешь, иди сам его убей, ты ж невидимый и бессмертный.

– Так нельзя, Слышащий. Мой клинок служит тебе для помощи, а не для выполнения всей грязной работы!

– Люси, ты слышала? А потом они удивляются, почему братство в заднице находится! Вот увидишь, милая, изобретут здесь огнестрел и бронежилеты – но эти упрямцы из принципа будут ходить с зуботычками, которые они называют кинжалами, и носить тряпки, зачарованные каким-нибудь идиотом, которому некуда девать заполненные камни душ. Помяни моё слово, Люси!

Голова Изгойки будто сувенирная статуэтка стояла на бочке у изголовья моей кровати и согласно покачивалась от сквозняка.