Обратный путь оказался еще большим мучением — становилось все жарче, воздух накалялся, а измученное тело болело и требовало отдыха. Но отдыхать было нельзя — дрелл легко шагал впереди, не замедляя шаг и не оглядываясь, а Лаура еле тащилась следом, проклиная на все заставки мать, отчима, батарианцев — всех тех, по чьей милости она оказалась сейчас в этом райском местечке.

Пару раз она чуть не упала из-за маленьких ящериц, которые внезапно пробегали между камнями, и со злостью подумала, что и ящерицы на нее ополчились. Под ноги Кейну они не бросаются, специально ее поджидают. Песок под ногами, песок в волосах, в глазах, на зубах — отвратительное место. «Жаль, что я не могу покрыться чешуей, тогда бы мне здесь тоже понравилось!» — думала Лаура, а солнце набирало обороты и разогревалось все сильнее, обжигая кожу и мгновенно высушивая влагу с губ и выматывая последние силы.

Но до дома она все-таки дошла и даже сама переступила через порог, но тут же бессильно сползла по стене, потому что ноги попросту отказались ей служить. Каждая клетка ее тела нестерпимо болела, саднили ободранные пальцы со сломанными ногтями, обожженная солнцем кожа горела, горло пересохло, а в глазах было полно песка. Лаура закрыла лицо руками, но даже слез уже не было. Никогда в жизни она так не уставала, а в ушах звучала его утренняя реплика: «Обед и ужин на твоей совести, да еще и уборка.»

— Я даже встать не могу, какой еще обед, какая еще уборка... Я же не робот — как-то отстраненно подумала девушка.

— Может, перестанешь себя жалеть и поднимешься? — дрелл присел рядом и бесцеремонно взял ее за подбородок, заглянул в глаза.

— Не поднимусь, — выдавила из себя Лаура, — ни за что...

— Ну что же, если ты не хочешь принять душ, выпить прохладного сока и прилечь, тогда можешь сидеть здесь и дальше. Мне ты не помешаешь.

— У тебя глаза есть? Неужели ты не видишь, что я сейчас попросту подохну? — ее глаза были сухими и сыпали искрами.

— Ну, если ты собралась подыхать — Калахира тебе в помощь! — дрелл поднялся. — Вот только зачем было лететь для этого так далеко? — он пожал плечами и исчез на кухне.

— Просто идеал сострадания... Ах, ну да, у дреллов, наверное, и кровь холодная, как у ящериц... Интересно, он хоть сам себя иногда жалеет? — Лаура бормотала себе под нос нелепые и абсурдные обвинения в адрес Кейна, хотя сама прекрасно понимала, что это все просто злость и усталость. Но, именно эта злость помогла ей встать на ноги, кое-как дотащиться до ванной и прямо в одежде встать под ледяную воду.

Через несколько секунд ее зубы застучали от холода, но зато в голове прояснилось, и исчез туман, колыхавшийся перед глазами. Простывать она не собиралась, поэтому сделала воду теплее и, наконец-то, сняла мокрые и перепачканные вещи. Она простояла под душем долго, тщетно надеясь на то, что усталость уменьшится, но — увы, единственное, чего ей удалось добиться — избавиться от вездесущего песка и успокоить горящую кожу. Но и это было уже немало. Во всяком случае, она довольно бодро вышла из ванной, предварительно запихнув грязные вещи в стиральную машину и задав автомату программу. На сидящего в кухне над чашкой кофе дрелла Лаура не обратила внимания и скрылась в спальне. На постель она рухнула как подкошенная. Все мышцы болели и ныли, сил не было даже на то, чтобы как следует вытереть волосы. Она лежала поверх покрывала и бездумно смотрела в потолок.

Дверь открылась, и в комнату скользнул дрелл. В руках он держал высокий, запотевший бокал с ярко-оранжевой жидкостью и маленькую тарелочку с каким-то фруктом, нарезанным дольками. Он поставил все это на тумбочку, сел на краешек кровати и сказал, обращаясь, словно к самому себе:

— Иногда наступает такое время, когда кажется, что больше нет сил и не сделать ни шагу. Когда от боли кричит каждая клетка твоего тела, когда во всем мире нет никого, кто бы просто тебе посочувствовал. Так бывает... Но этот день проходит, боль стихает, и ты понимаешь, что иначе было нельзя. Что жалость может потом стоить жизни тому, кого пожалели. Я хочу, что бы ты поняла, Лаура: я буду бессердечен и жесток с тобой для твоего же блага. Пойми, времени очень мало, а сделать нужно многое. К тому же, — он осторожно взял ее тонкую кисть в свою, мгновенно заметил и ободранные пальцы и сломанные ногти и свежие царапины, — ты — человек, а возможности вашей расы весьма отличаются от моей. Вы мягче, слабее, менее выносливы, — он легонько погладил ее руку, — вас очень легко убить, а женщины — люди еще слабее мужчин. А ты — женщина. Но об этом тоже придется забыть. Временно. Если ты действительно хочешь чему-то научиться, то придется пройти через боль, слезы, ненависть... Молчи! Я знаю, что ты уже начинаешь меня ненавидеть... Еще есть возможность все это прекратить. Только скажи, и я...

— Купишь мне билет на ближайший шаттл? — Лаура горько усмехнулась, — тогда уже сразу отправь в какой-нибудь бордель, ведь я вообще ничего не умею, даже готовить, — она медленно села на постели, тряхнула мокрыми волосами — брызги разлетелись по спальне, и дрелл невольно поморщился.

— И еще я слабая, медлительная и неуклюжая, и еще — мне ужасно хотелось сегодня огреть тебя чем-то тяжелым, — легкая улыбка тронула ее губы, — но я не передумаю. Я буду плакать, ругаться, выть, биться головой о стену, но все равно продолжу делать то, что ты прикажешь, — она невольно сжала его руку, — я не знаю, была ли у тебя семья, может, тебя и сейчас ждут дома отец и мать, но у меня нет никого. Если я сама не справлюсь со своими бедами — мне не поможет никто. Дорогу в этой жизни я должна прогрызть сама и свернуть Винсу шею вот этими руками. Понимаешь?

— У меня никого нет, — медленно выговорил Кейн, — мой отец умер, когда мне было шесть, мать убили через год. На Кахье остался воспитатель, но и у него уже давно новый ученик, — в его темных глазах сейчас плескалась ничем не прикрытая боль, — я уже двадцать лет сирота, как говорят люди, Лаура. И ты — первая, с кем я об этом говорю. Мне понятны твои чувства, ведь, едва научившись убивать, я разыскал тех, кто убил мою мать. Я думал, их кровь успокоит мою боль... Я ошибся, — Кейн встал, направился к двери и уже оттуда бросил:

— Это сок с витаминами. Выпей. И поспи, тебе нужен отдых.

Дверь за дреллом закрылась, а Лаура послушно взяла бокал и осушила его до дна, сама того не заметив. Ломтики фрукта оказались очень приятными на вкус, кисло-сладкими и она проглотила их все. А потом глаза начали слипаться, девушка устроилась на кровати, укрылась с головой одеялом и уплыла в страну сновидений. Кейн не сказал ей, что в бокале, кроме витаминов, было снотворное. Лаура спала, а дрелл сидел в кабинете, погрузившись в прошлое...

Пират с простреленной рукой корчится у его ног, поднимает к нему, совсем еще мальчишке, залитое кровью четырехглазое лицо:

— Отпусти меня. Зачем тебе моя смерть, что она тебе даст? У меня много денег, я их все переведу на твой счет, ты будешь богат дрелл, очень богат. Я ведь ничего тебе не сделал! Чего ты от меня хочешь?

— Ты убил мою мать, — сердце колотится, как сумасшедшее, но пистолет в руке даже не дрогнет.

— Мать? Я не помню... Когда? Я не убивал дреллов, — батарианец силится изобразить попытку вспомнить и морщит лоб.

— Десять лет назад, — Кейн медленно цедит эти слова, упирая ствол в лоб пирата.

— Но... я... Если это и было — прошло десять лет... Все можно уладить, — пират жалко улыбается.

— Это не имеет значения. У дреллов совершенная память, — он плавно нажимает на спусковой крючок, и тело пирата падает к его ногам. Но, ожидаемое облегчение не наступает, боль остается прежней. Кровь врага не может погасить огонь, пожирающий его душу.

Сейчас то же самое происходит с Лаурой. Он научит ее убивать, обращаться с оружием, поможет овладеть биотикой, но он не сможет нажать на курок вместо нее, не сможет и не дать ей этого сделать. Далеко не все, кто, как и Кейн, обучались профессии наемного убийцы, ими стали. Редко, но бывали случаи, когда молодой дрелл так и не мог нажать на курок. Такие просто уходили, занимались чем-то другим. Их никто не осуждал, но, чаще всего, они сами покидали Кахье, находили себе место среди других рас и были счастливы. Они создавали семьи и никогда потом не жалели, что так и не смогли выстрелить.

Кейн смог сделать свой самый первый, настоящий выстрел по живой мишени. Он не стал лучшим в Галактике, но и не был худшим. Со временем обзавелся своей клиентурой и только у нескольких заказчиков был прямой выход на него. Еще меньшее количество знало его в лицо. Он относился к убийствам, как к обычной работе — не лучше и не хуже других. Вот только у него было правило: Кейн никогда не убивал женщин и детей. Из-за этого некоторые считали его излишне сентиментальным, но Лиос по-другому не мог. От таких заказов он отказывался, передавая их другим. Это был его выбор и его странность. Впрочем, умея убивать так, как делал это он, Кейн мог не бояться остаться без работы.

Его сегодняшняя откровенность с Лаурой стала неожиданностью для него самого. Он никого не пускал в свое сердце и душу, никогда и ни с кем не говорил о своих родителях. Те женщины, с которыми дреллу случалось делить свое тело, не имели доступа к его душе.

Вспомнилась одна молоденькая танцовщица — азари, которая бесстыдно повисла у него на шее, увлекла за собой в темный угол танцпола, впилась в губы жадным поцелуем и принялась грубо и умело его ласкать, не стесняясь окружающей толпы. Ласка быстро возымела действие, и вот уже он сам так же грубо тискает ее идеальное тело цвета индиго.

Похоть, темная и звериная, застилает разум кровавым первобытным туманом. Они уединяются в одном из «кабинетов для приватных танцев», которыми славится это заведение. Азари толкает его на кровать, а сама начинает медленно раздеваться, извиваясь под музыку, то и дело сладострастно облизывая губы:

— Ты будешь сегодня моим, дрелл. Не только телом, но и душой, — она быстро начинает раздевать его, всем своим видом являя нетерпение. Его руки скользят по ее гладкой синей коже, она закрывает глаза и тут Кейн чувствует легкое прикосновение к своему разуму. Он сильно сжимает ее руки и встряхивает, заставляя прервать слияние:

— Не смей. Мой разум принадлежит только мне. Если тебе нужно мое тело — я не против, но, больше ты не получишь от меня ничего.

— Не бойся, — ее глаза темнеют, — это не страшно и не больно. Тебе понравится.

— Я сказал нет, — Кейн грубо сталкивает с себя и резко встает с постели: — Я не позволю лезть мне в мозг. Понятно?

— Чертов идиот! — танцовщица швыряет ему его одежду. — Пошел отсюда! — он быстро одевается, бросает на постель обычную плату за услуги шлюхи, и удаляется под водопадом ругательств.

Он не мог объяснить, чего испугался тогда — возможно именно того, что азари собиралась заглянуть ему в душу, жаждала слияния с его разумом, а он не хотел, что бы это случилось... Были и другие, с которыми Кейн просто спал, удовлетворяя потребность тела, но, ни одна из них не затронула его души, ни с одной он не говорил ни о чем, кроме таксы за их услуги или интересовался, каким напитком угостить даму. Так было проще... Когда ты теряешь того, кого любишь — это больно. Слишком больно, чтобы он захотел испытать это еще раз...

Кейн вспомнил, как упрямо Лаура карабкалась по лестнице, как сосредоточенно балансировала на мостике — она вся отдавалась тому, что делала, жила одним порывом, одним желанием. Он так не мог... Ее глаза всегда выдавали чувства, она не умела лгать, каким же огнем будет полыхать ее сердце, когда она полюбит.. не его... Что он может ей дать, кроме навыков убийцы?

Дрелл закрыл глаза: «Амонкира, помоги мне сделать ее достойным охотником, может, это поможет ей выжить». Он поднял опущенную в безмолвной молитве голову, включил экстранет и стал искать материалы, которые могли бы помочь в ее обучении. К тому же давно пора было решить вопрос с ее одеждой, благо экстранет позволял делать покупки на расстоянии. Но с одеждой вышла незадача — Кейну был неизвестен ее размер, так что придется подождать пробуждения Лауры.

Девушка открыла глаза, когда солнце почти скрылось за линией горизонта. Голова была ясной и свежей, но, при малейшей попытке пошевелиться, тело отозвалось болью — несколько часов сна не могли успокоить измученные мышцы. Но Лаура решила не обращать внимания на протесты собственного тела и решительно встала с постели, скривилась от боли в ушибленном колене и, слегка прихрамывая, подошла к зеркалу — лучше бы она этого не делала.

Кожа на лице покраснела и было ясно, что дальше она будет шелушиться и облазить, губы потрескались, на лбу свежая царапина, на щеке — то же самое — последствия «поцелуя» с каменным полом завода, на скуле — синяк, от того же «поцелуя». Девушка глянула на свои руки — пальцы ободраны, сломаны ногти — полный кошмар... «Забудь о том, что ты — женщина», — прозвучал в ушах голос Кейна.

— Да уж, женщина... Мисс Галактика, — Лаура невесело улыбнулась, — ну, хоть кости целы, и то ладно.

Она убрала постель, натянула его рубашку и только тут вспомнила, что оставила вещи в стирке. Девушка быстро, насколько позволяла больная нога, прошла в ванную и достала из машинки сухую и чистую одежду. Голодный спазм в желудке напомнил ей о том, что неплохо было бы и поесть: «На твоей совести обед и ужин»

— Ну, допустим, обед я благополучно проспала, а вот ужин... Надеюсь, у него достаточно современная техника, которая может хоть что-то делать сама.

Лаура доковыляла до кухни, и в раздумьях остановилась перед холодильником. Распахнула его дверцу и увидела, что продуктов там достаточно, значит, Кейн заказал их, как и обещал ей. Вот только, что и из чего можно приготовить?  Девушка никогда раньше не готовила. Чего у матери было не отнять — она не забывала накормить ее и отчима, и даже, если к вечеру бывала пьяной вдрызг, успевала приготовить обед. Теперь нужно все делать самой — а это будет посложнее, чем балансировать на мостике. Конечно, в экстранете можно было отыскать кучу рецептов, но терминал находился в кабинете Кейна, а войти туда без приглашения Лаура не смела. «Дреллская кухня почти не отличается от человеческой» Ну, хоть в одном повезло.

Большинство продуктов были ей знакомы, Лаура отыскала мясо и овощи и решила запечь его в духовке, а из овощей приготовить салат. С салатом она  худо-бедно  справилась, это было не так уж и сложно, а вот мясо? Девушка долго и внимательно разглядывала со всех сторон лежащий на столе кусок, словно надеялась, что тот заговорит, и расскажет ей, как себя приготовить. Но, проклятое мясо говорить не умело, а Лаура представить себе не могла, что с ним делать и как долго держать в духовке. Она тяжело вздохнула, присыпала кусок солью и какими-то неизвестными ей специями, и сунула его в духовку, установив таймер на полчаса.

Салат выглядел достаточно аппетитно, но Лаура молча глотала голодную слюну и не решалась сама приступать к ужину: «Опять все уплету, а потом буду от стыда проваливаться». Наконец, из духовки поплыл весьма приятный запах, правда, немного странный и непривычный, а кусок выглядел уже достаточно подрумянившимся и девушка решила, что пора позвать Кейна. Она осторожно постучала в дверь кабинета:

— Кейн, я тут ужин приготовила...

— Иду, — отозвался дрелл и через мгновение уже стоял на пороге комнаты.

— Я не ослышался? Ты приготовила ужин?

— Ну, да, ты же сам приказал, — Лаура смутилась, — правда, не знаю, можно ли это есть?

— Ну, относительно этого не переживай, есть можно практически все, правда, кое-что только однажды. Пойдем!

Запах дреллу понравился:

— Ты использовала специи моего народа? Похвально!

— Я не знала, чьи они, под руку попали.

— Никогда так не говори, — Кейн улыбнулся, помогая ей сервировать стол, — пусть собеседник не догадывается, что твой выбор случаен. Возможно, ты сделала это, чтобы потешить мое дреллское самолюбие?

— Нет, я взяла их случайно, — Лаура упрямо покачала головой, — зачем мне обманывать тебя?

— Ну, ладно! Пусть будет так! — сказал дрелл вслух, а в голове промелькнуло: «Ты даже в мелочах не желаешь лгать. Ребенок, наивная и честная до мозга костей, такие редко выживают».

Когда мясо наконец-то оказалось на тарелке, Кейн попытался его разрезать, но, то ли нож был недостаточно острым, то ли с мясом что-то было не так, но удалось это дреллу далеко не сразу. Он уже догадался, что кулинарный дебют превращается в громкий провал, но продолжал с серьезным выражением лица терзать ножом многострадальное мясо. Покрытое сверху румяной корочкой, внутри оно было абсолютно сырым; из него, вместо прозрачного сока, выделялась кровь. Лаура попробовала разделить на кусочки отрезанный им ломтик, но потерпела сокрушительную неудачу, да и вид у мяса был не очень аппетитный:

— Я все испортила, — она бросила нож и вилку на стол, — полная идиотка! Из меня даже кухарка не выйдет, что же говорить о чем-то еще, зря ты со мной возишься! — девушка закрыла лицо руками и расплакалась.

— Так ты решила посолить его своими слезами? — дрелл поставил мясо обратно в духовку, поколдовал в настройках и сказал: — Ничего страшного не случилось. Ты просто рано его достала, да и температуру задала неверно. Но это все — ерунда. Когда я пытался приготовить мясо впервые, его даже пыжаки не стали есть — таким соленым и острым оно было. Сейчас еще пол часика и все будет отлично, а мы пока перекусим, — дрелл быстро соорудил несколько бутербродов и поставил перед Лаурой: — И прекращай так щедро разливать слезы, можешь лимит исчерпать. Потом они тебе понадобятся, а их нет! Кончились! — Кейн улыбнулся и дружески взъерошил ей волосы.

— Ладно, — всхлипнула девушка, смахивая с ресниц последние слезинки.

Пока они поглощали бутерброды и заедали их салатом, мясо наконец-то дошло до необходимой кондиции и оказалось на удивление вкусным:

— Ты четко угадала с солью и специями. Это редко выходит, — Кейн отодвинул пустую тарелку. — Молодец, как для дебюта — весьма неплохо!

— Перестань, — Лаура поморщилась, — ты сам все исправил, при чем тут я?

— Ну, хорошо, будем считать, что мы вместе это сделали: ты начала, а я закончил. Идет?

— Идет, — она вздохнула и принялась убирать со стола тарелки, загружая их в посудомоечную машину.

Пока она приводила в порядок стол, Кейн сварил кофе, причем делал он это так, как в далеком двадцатом веке на Земле — безо всяких кофеварок и прочей техники:

— Кофе — моя слабость. Я его просто обожаю. И всегда варю сам, — дрелл разлил по крошечным чашечкам ароматный напиток и перенес их на стол, — сейчас мы с тобой закажем по экстранету одежду для тебя, я не смог этого сделать сам, — Кейн смущенно улыбнулся, — я не знаю твои размеры. К тому же, я подобрал материалы по анатомии различных рас, тебе нужно их изучить.

— Зачем мне другие расы? — спросила девушка, смакуя кофе. — Винс — человек!

— А если тебя вновь попытаются схватить батарианцы, что тогда? Или ворка, кроганы или какой-то ненормальный турианец? — дрелл поставил на стол пустую чашечку и начал мерить шагами кухню: — Никто из нас не знает, куда может забросить нас судьба или работа. Никому неизвестно, с кем или с чем придется сражаться в будущем. Знание делает нас сильными и помогает выжить. Так что, ты должна будешь выучить на зубок анатомию всех известных нам рас, их сильные и слабые стороны, лучшие способы их ликвидации. Этим ты будешь заниматься днем, когда на улице очень жарко. Потом испробуешь знание на практике, со временем... Пойдем! — он кивнул в сторону кабинета. — И заодно поищем сборники кулинарных рецептов, — он улыбнулся, — без этого из тебя точно ничего не выйдет. Голодный ассасин ни на что не способен!

Лаура скорчила ему вслед комичную гримаску, убрала со стола чашки и поспешила в кабинет. Вопрос с одеждой решился быстро: он просто открывал страницы с униформой разных моделей, а она выбирала соответствующий размер. Потом дрелл ненадолго тактично удалился, позволив девушке самостоятельно выбрать белье и одежду для дома. Поиск рецептов занял больше времени, потому что они то и дело подшучивали друг над другом и долго спорили: стоит предпочесть кухню кроганов или кварианцев для угощения лучшего врага Винса. Наконец, выбор был окончен, и Кейн серьезно сказал:

— А теперь начинаем учиться, Лаура. Для того чтобы победить, вовсе не обязательно быть физически сильнее противника. Зачастую исход боя решает вовсе не сила, а скорость и знание слабостей врага. Иногда побеждает вовсе не тот, кто стреляет точнее, а тот, кто выстрелили первым. Начнем изучать противников с самой близкой и понятной тебе расы — с людей.

Дальше Кейн вызвал на своем инструментроне трехмерное изображение человека и начал медленно, четко и лаконично рассказывать ей о болевых точках и слабых местах человеческого организма, о наиболее эффективных способах отправить жертву к праотцам, причем, по возможности очень чисто, быстро и красиво:

— Я хочу научить тебя дарить легкую смерть, но это выходит далеко не всегда. Иногда рукой ассасина руководит не голова, а сердце, и тогда убийство перестает быть чистым и превращается в месть. Это случается с каждым, рано или поздно. Но месть — это обоюдоострый меч, и рассекая им сердце врага, ты ранишь свое. Я не говорю о том, что нужно прощать врагов — нет! Я сам не смог простить тех, кто убил мою мать, но беда в том, что их смерть не принесла мне облегчения, боль осталась и даже не стала тише. Да, я избавил Вселенную от нескольких гнусных типов, но не избавил себя от тоски, — Кейн говорил, глядя куда-то мимо Лауры, возвращаясь в тот день, когда он убил последнего из тех пиратов, тщетно надеясь обрести покой. Как он ошибался!

Девушка слушала дрелла затаив дыхание, сейчас говорили не только его губы, говорило сердце и измученная одиночеством душа. Она, наверное, сошла бы с ума, если бы не умела забывать, а он живет со своим прошлым постоянно, изо дня в день память остается такой же кристально-четкой, без малейшей дымки забытья. Они просидели в звенящей тишине несколько долгих минут: он — погруженный в свое прошлое, и вновь переживающий те далекие дни; и она — переполненная состраданием и стремительно взрослеющая.

— Прости, я не должен был отвлекаться, — Кейн вырвался из плена воспоминаний, — у нас нет времени на солипсизм. Продолжим, пожалуй.

Деловой и холодный тон дрелла пресек на корню всякую попытку девушки проявить сочувствие. Собранный, отстраненный, логичный Кейн разительно отличался то того, каким Лаура увидела его буквально несколько минут назад. Она тихонько вздохнула и стала внимательно слушать его пояснения.