Рассел в субботу как увидел красавчика из Нептунов, так сразу и свернул к Грэгу, пошел подальше. Он не приближался к Трамперу на расстояние ближе десяти метров, если была такая возможность, потому что кто знает, что взбредет этому психу в голову в следующую секунду? Физически они равны, силы тоже одинаковые, так что кто знает, что получится, если вдруг Лайам на него кинется.

«Долбанный гомик», - подумал рыжий Марс в очередной раз, взяв лук и решив пострелять. За последние недели воспитанники Стрэтхоллана научились из принципа и на лошадях вполне сносно ездить, и фехтованием заниматься, и из лука стрелять. В конце концов, мисс Бишоп постепенно добивалась того, чего хотела, но вот приезд священника для лекции-проповеди явно был ошибкой. Большинство парней послушно верили в то, что им говорили, остальные просто решили, что в воскресенье будут спать, а не слушать этот бред. Зато было двое ярых атеистов, которые заверяли своих друзей и соседей по командам, что ни при каких условиях не пойдут в актовый зал ровно в девять тридцать утра.

Сэнди был из тех, кто довольно долгое время о боге вообще не слышал, только потом узнал и понял, что уже поздно, он не верит. В конце концов, он узнал обо всей этой лабуде уже после того, как над ним как следует оторвались боссы.

Очень сложно верить в бога, в мистическое и фантастическое существо, когда понимаешь – ты ничего плохого не сделал, а с тобой сотворили что-то «такое». За что? А если бог не помогает, а просто наблюдает, как говорят всякие умники, то зачем вообще такой бог нужен? Мерзавец, ханжа и садист, а не бог. Сэнди готов был часами рассуждать об этом, брызгать слюной и с пеной у рта, как и Гаррет, доказывать, что религия – удел слабых, просто выдумка отчаявшихся идиотов и имбицилов, которые хоть как-то хотят успокоить себя, отгородиться от проблем или отвлечься от случившейся в жизни трагедии. А некоторые просто боятся смерти и придумывают себе бога, чтобы верить, будто после смерти еще что-то будет.

Сэнди религию НЕ воспринимал, а потому уверен был, что его даже насильно никто не затащит на эту проповедь. И Гаррет, хоть и не знал об этом, придерживался того же мнения.

Лайам же ходил и напевал какую-то в самом деле религиозную ерунду про гомосексуализм, периодически оказываясь в опасной близости от рыжего Марса, тем самым круто действуя ему на нервы. Рассела уже трясло, а особенно – от этих милых песенок о запретной любви. Он готов был расстрелять Нептуна, но его бы не поняли.

- Отвали от меня, придурок, - мрачно попросил он, закашлялся (курение делает свое дело) и опять отошел подальше, к лесу. Просто решил прогуляться, послушать музыку.

- Я не за тобой и иду, баран, - заверил его Лайам пренебрежительно, остановившись возле вороного коня и решив, что покататься все же стоит.

Рассел в очередной раз ощутил себя идиотом и ушел.

Он шел не просто так, абстрактно шататься по лесу, он точно знал, куда направляется, а потому заткнул уши наушниками и сунул руки в карманы, потопал по тропинке в только ему известном направлении. В лес обычно никто не ходил, а вот он обнаружил там странную, высокую плиту из, казалось, цельного камня. Ее края были обтерты, нижняя часть заросла травой и мхом, но вот лежать на ней было очень приятно – смотреть в небо, где солнце никогда не появлялось, только серые облака выглядывали между кронами деревьев. Ничего более успокаивающего и умиротворяющего Роз в своей жизни не видел. Было приятно утихомириться после нападок психа Нептуна, расслабиться без постоянной необходимости острить и стебаться надо всеми подряд. Иногда ему хотелось тишины и одиночества.

Гаррет такой ерундой, как гулянки по холоду (для него все время, за исключением летних месяцев, было холодом) или игрища на свежем воздухе не занимался. Он сначала сидел в кабинете музыки, тихо и ненавязчиво играя на единственной своей возлюбленной – гитаре. Вот ее он готов был держать и обнимать часами, глядя на струны и наигрывая что-нибудь спокойное. Когда вокруг были люди, когда их было много, вся группа, которой еще так и не дали названия, хотелось жечь и отрываться, но в одиночестве тянуло на романтику.

После этого он выносил мозги Кермиту, оставшемуся в спальне, чтобы поучить биологию. Потом и это мазохисту надоело, он захватил аптечку и пошел в туалет, чтобы никто не лез с вопросами. В конце концов, это было единственное место, куда учительницы не могли ворваться неожиданно и увидеть, что он чисто спонтанно, из собственного каприза сделал пирсинг. Крику было бы… Поэтому он пришел и хотел кинуть «косметичку» на раковину, чтобы обработать прокол, но одна из раковин была уже оккупирована. И никем иным, как именно малявкой с третьего курса, который очень неприязненно отреагировал на появление оскорбляющего его и терроризирующего от нечего делать Нептуна.

- Какие люди, - заметил Гаррет, все же расстегивая аптечку и вытаскивая антисептик, спирт, ватный диск. Он задрал футболку, отклеил квадрат из пластыря, провернул стержень в проколе, так что стало невыносимо больно на пару секунд.

Кажется, Сэнди что-то собирался делать, но с его появлением занятие решил отложить на неопределенное время. Он сел на подоконник, закурил для успокоения, хотя до этого уже пытался успокоиться и решиться. Решиться-то он решился, но вот последствия пугали. Резать придется глубоко, а что он там заденет – никому не известно.

- А я не знал, что у тебя пирсинг. Ну, в языке видел, а этот – нет, - заметил он, разглядывая спину Гаррета. Удивительное дело, но его заводил даже вид спины. Ему хотелось прикоснуться к каждой заклепке на ремне, к резинке боксеров, к полоске голой кожи между футболкой и джинсами. Ему нравилось абсолютно все, волосы, фигура, особенно плечи, лопатки и осанка. Руки доставляли неимоверно, особенно ладони – большие, но ухоженные, длинные пальцы с овальными ногтями. Гаррет их не грыз, да и форма оказалась удачная, не квадратная, как обычно бывает у парней, так что посмотреть на такие руки было приятно. Изрезанные запястья и предплечья вызвали у Сэнди только улыбку именно в этот момент, он же собирался сделать практически то же самое.

- Я тоже не знал до вчерашнего дня.

- А, точно, - третьекурсник обрадовался, что Нептун ему хотя бы ответил. – Я в душе тоже никогда не замечал, а сейчас вот… Вчера проткнул, что ли? В городе?

- Здесь. Трампер сделал. Обратись, тебе тоже сделает. Проткнет все, что хочешь, - Гаррет ухмыльнулся даже, поставил флакон со спиртом на место, зашипел невольно от того, как защипало прокол, приклеил новый пластырь, намазал всю эту красоту антисептиком и опустил футболку, поправил ее.

- Что это значит? – Сэнди заметил, что подобные замечания именно от Гаррета задевали его намного сильнее, чем когда они звучали от кого-то еще. Возможно потому, что до других ему дела не было никакого, он не собирался с ними спорить и что-то им доказывать, но насчет Гаррета… С ним были проблемы. Хотелось доказать ему, что все не так, что все сплетни – просто сплетни, ничего более. Ну, было дело в Ливерпуле еще, да, но здесь он ни с кем ничего не делал. Да и в старом приюте в основном делал не по своему желанию.

Но он молчал, с какой стати ему так распаляться ради человека, на которого ему вроде бы плевать? Все должны думать, что плевать, а то уже поползли слухи, что он в Гаррета втюрился.

- Что слышал, то и значит, - мазохист не стал продолжать разговор и просто вышел в коридор, захлопнув за собой дверь. Сэнди наконец встал с подоконника и усмехнулся, прижал окурок к собственному запястью. На глазах выступили слезы, он стиснул зубы, чтобы не выдать что-нибудь злобное и матерное. Это и правда начинало доставлять извращенное удовольствие. А еще это послужило классной анестезией, потому что ожоги всегда болят намного сильнее, чем порезы. Зона поражения больше и нервы задеваются совершенно по-другому. Спирт Сэнди забыл, так что без тени сомнения взял флакон, оставленный Гарретом, оторвал кусок ваты и намазал себе левую руку от запястья до локтя, стараясь не задеть только что оставленное алое пятнышко ожога. Потом он взял заготовленную прямоугольную бритву и приложил ближе к сгибу локтя. Примерно представил, какого размера должны быть буквы, чтобы руки хватило на все слово, а потом надавил посильнее и полоснул первую линию первой буквы. Сложнее всего и больнее было вырезать двойную «Р», а букву «И» он так удачно вырезал прямо под ожогом, так что получилась удачная интерпретация точки. А он-то все думал, как это сделать… Порезы засочились кровью сразу, она была не такая темная, как должна быть из вен, что радовало. Видимо, Сэнди все же не дорезал до самого опасного и жизненно важного, но все равно было глубоко. Эти шрамы так просто не сойдут уже никогда, да он и не собирался стараться, чтобы их свести. Не для того же делал, чтобы сводить. У него началась легкая истерика, впервые за последний год или даже два он заревел. Не просто заплакал, а заревел, так что слезы ручьями покатились из глаз. Стоило упасть одной капле прямо на руку, размыть кровь, и вот уже целые ниагарские водопады льются по щекам. Он шмыгнул носом, вытянул руку над раковиной, не переворачивая ее, а держа по-прежнему – ладонью вверх. Он сжал и снова разжал кулак, чтобы рука напряглась, кровь забегала по сосудам быстрее и потекла активнее, веселее, мощнее. Раковина постепенно приобрела веселый оранжево-красный цвет, рука горела, но это было не столько больно, сколько извращенно приятно и горячо. Особенно грело моральное удовлетворение на тему «я это сделал». Зачем сделал? Он не знал. Хотелось, потому что это было впервые в жизни, это была первая любовь, и Сэнди уверен был – если он не влюбился, как легкомысленная дурочка, в кого-то из ливерпульских дебилов, использовавших его, как давалку, то он явно однолюб. А раз первая любовь должна быть первой и последней, то почему бы ей не оставить отметину не только на сердце, которое болело последние три недели, но и на теле, на видном месте?

Гаррет вернулся со вздохом, потому что почувствовал себя дебилом. Он оставил аптечку, желая уйти поскорее и подальше от этого блондинистого идиота, а теперь пришлось идти назад. Он надеялся, что Сэнди там уже нет, а тот, в свою очередь, не стремился уходить, думая, что уж теперь-то Гаррет не вернется, раз уже заходил.

А мазохист вошел, толкнув дверь расслабленно, не думая ни о чем, застыл на пару секунд на пороге, потом просто отвел взгляд и не стал смотреть. Мало ли, чем человек занимается. Ему просто не хотелось снова видеть, как этому малявке больно, он никак не мог забыть вид его руки, а потом ожог на ней. Гаррет прекрасно знал, что такое боль, и почему она приходит, а потому он не уверен был, что в этот раз сдержится, не скажет ничего нормального. Ему хотелось говорить гадости, мерзости, оскорблять этого придурка, но это было все сложнее и сложнее. А сейчас по нему внутри прошел холодный разряд при виде окровавленной руки над раковиной. Она была СЛИШКОМ тонкой и хрупкой, чтобы спокойно на это смотреть, так что Нептун просто взял «косметичку», флакон со спиртом и решил уже уходить, как Сэнди шмыгнул носом, который перестал дышать. Он и отвык уже, что при рыданиях все тело будто тоскует и отказывается работать.

Гаррет не выдержал, он снова повернулся к нему и, помолчав, уточнил.

- Пластырь оставить?

Сэнди молча кивнул, стараясь унять припадок слез, но не получалось, они текли и текли. То ли от жалости к себе, то ли от любви совсем не к себе. Безответная любовь – всегда полное дерьмо, она заслуживает пролитых слез, иначе оставляет большие раны.

- Не скажешь, почему?.. – Гаррету и правда было просто интересно. У него были свои причины, к примеру, сейчас их не стало. А какие могут быть причины у Сэнди?

Парень покачал головой, он сунул руку под струю воды и сразу отдернул, поняв, что это чересчур больно, решил смывать кровь потихоньку. Гаррет протянул ему ватный диск, привалился бедром к другой раковине и продолжил рассматривать руку, видя только кровавое пятно. То есть, если бы он знал, что там есть слово, он бы его увидел, а так он даже не присматривался.

- Покажи? – он не попросил, не потребовал, а как-то… Спросил, что ли? Блуверд тоже не понял, чем именно это было, но сопротивляться сначала не стал, его глючило и тормозило при этом Нептуне, у него зависал здравый смысл и не хотелось отказывать, даже если бы Гаррет предложил ему прыгнуть с крыши. Вот такая была беда.

Если существовала вероятность, что из всего интерната кто-нибудь откажется от участия в развлекушечках во дворе, а потом придет в туалет именно в тот момент, когда Сэнди режет руку, это ОБЯЗАТЕЛЬНО окажется именно тот человек, из-за которого Сэнди ее режет. Потрясающе. Судьба стебется от души, а люди редко это замечают.

Гаррет его повернул к себе, взяв за плечо, а потом взял в свою ладонь его кисть, хоть с пальцев и капала кровь.

- А чего так глубоко? С собой заканчивают обычно в ванной, а ты тут, - он криво улыбнулся, заметив эту странность. – Хотя, не парься, ничего не задел. Заживет через неделю-полторы, - он взял второй диск, плеснул на него перекиси, которая не так жгла, как спирт, и прикоснулся к запястью, промокая кровь и делая руку снова белой, какой она и должна быть. Сплошной раны с мясом, как обычно было у Гаррета, там не оказалось, именно этому он и начал было удивляться, как вдруг Сэнди включил мозги и отдернул руку, отобрал ее и быстро опустил рукав, чтобы не было видно совершенно ничего.

- Заражение будет, - ненавязчиво сообщили ему.

- Пофиг, - заявил третьекурсник самоотверженно.

- Да покажи, я никому не скажу. Или ты думаешь, что я побегу к директрисе, растрепать, что ты делаешь?

- Не думаю. А если побежишь – мне пофиг, пусть делает, что хочет, - Сэнди на него смотрел даже не враждебно, а просто с болью. Как хотелось сказать и показать, что именно он вырезал. Но Гаррет не поймет, он это чувствовал, он взбесится, заорет и заматерится, обзовет кретином, придурком, а может и хуже. Может, он вообще подумает, что это из принципа сделано, чтобы показать ему, чтобы ткнуть носом в факты и заставить как-то отреагировать. А он свободолюбивый, он не попадется на это, так что никакого смысла не будет.

Более того, Сэнди и правда сделал это не для того, чтобы показывать кому-либо, тем более, самому Гаррету, он сделал это для самого себя, чтобы просто было. Это было приятно именно ему по его личным причинам. Поэтому он не стал бы показывать руку Нептуну ни за какие коврижки и обещания.

- Там что-то написано? – Гаррет не улыбался, не усмехался, не ухмылялся даже, он просто вопросительно поднял брови.

- Какое тебе дело? – блондин прищурился.

- Мне пофиг, - отозвался парень резко.

- Вот и все.

- Ну и все, - он пожал плечами, выкинул из аптечки ленту пластыря, перекись тоже оставил, а все остальное сунул обратно и «косметичку» застегнул. – У тебя рукав промок, идиот. Лучше протри сразу, а то загноится, смешно не будет.

- Это не твое дело. Это тебя вообще не касается.

- Слава богу. Мне жаль того, кого это касается, - заверил его Гаррет, уже примерно догадываясь, в чем дело, но не в силах поверить. Он просто НЕ МОГ в это поверить и даже не знал – хотелось ли ему в это верить. То есть, хотелось, но это было слишком большим сумасшествием, а он не хотел, чтобы из-за него по каким-то причинам люди себя уродовали. Он не был настолько эгоистом.

- А мне плевать, что ты думаешь, - заявил ему Сэнди почти криком. – Понял? Мне вообще плевать на всех!

- Не плевать, - Гаррет хмыкнул. – Ты сам себе не веришь.

- Нет, плевать! – он опять не выдержал и возненавидел себя за этот момент, отвернулся, закрыв лицо правой рукой, растопырив пальцы и пытаясь успокоиться, унять слезы. Горло сдавило, ни слова не вырывалось, только какой-то жалобный писк и всхлипы.

Гаррет так стоять больше не мог, он просто ушел, тихо закрыв дверь. И этот тихий шорох вывел Сэнди из себя еще больше, стало больно настолько невыносимо, что он сполз по стенке на пол и сел под раковину, жмурясь и давясь слезами. Плакать оказалось приятно, и останавливаться он больше не собирался. И рука совсем не болела по сравнению с сердцем, которое колотилось, как бешеное и судорожно сжималось, пытаясь вдохнуть. Вдохнуть не получалось, потому что из мыслей не шли бесконечные, бесчисленные желания, единственной темой которых было «быть вместе с…»

Это пахло сумасшествием. Ну, или любовью.

Гаррет подумал о том, что он ненавидел Лайама, когда тот потащил его среди ночи мучить, отмывать рану, заливать ее йодом. Он думал, что Трампер над ним издевается, но в тот момент это значило невольное беспокойство, волнение за него. Это значило, что Лайаму на него не наплевать. В тот момент он был, возможно, немного увлечен им. Теперь же Гаррет подумал о себе, как ему хотелось сделать то же, что делал Лайам, только намного нежнее, осторожнее почему-то. Он не стал. Как ему хотелось насильно отодвинуть рукав и посмотреть, что там написано. Он не стал. Как дико ему хотелось показать, что ему НЕ все равно. Но он не стал. Не из принципа, не из желания причинить боль, а просто так, почему-то не стал, не захотел мешать. Он не любил, когда ему мешали что-то делать, потому и сам не стал мешать, но через несколько минут понял уже в спальне, что если «это» правда, то причинил тупой малявке еще большую боль. А так можно и с ума сойти.

Хотелось метнуться назад и сказать, что совсем не то имел в виду, но это казалось бредом, Сэнди там наверняка уже и не было, да и что бы было, окажись, что «это» - неправда? Вдруг это всего лишь догадки, бессмысленная, беспочвенная надежда?

* * *

То, что это не беспочвенная надежда, выяснилось на следующий же день, когда Гаррета заставили прийти в актовый зал и спокойно выслушать проповедь. Он сидел, заткнув уши наушниками, глядя на собственные колени и завесив лицо волосами, чтобы вообще на него никто не смотрел, чтобы самому никого не видеть и не слышать. Шепот пронесся по всему залу, так что дошел и до старшекурсников, сидевших на задних рядах, до Нептунов, сидевших в самом углу. Рассел округлил глаза и, загоревшись полученной новостью, сразу сообщил ее Кермиту.

- Абза-а-ац! Наш жвачный малявка себе вены порезал!

- Чего?! – очкарик опешил. – Вон он сидит, ты гонишь.

- Да не насмерть, просто порезал! И ты охренеешь, нафига он порезал! – рыжего трясло от восторга. Лайам на это дело посмотрел и решил, что больше не выдержит. Он изнасилует его, ему все равно на мнение общественности, ему просто плевать, он сделает это, даже если Марс будет отбиваться, кричать и драться всерьез.

- Короче, обходя припадки, он вырезал себе на грабле имя вашей феи-рукорезки. Это что, заразно? – уточнил Грэг, разочаровав капитана и лишив его возможности сообщить эту новость самому.

- Кого?

- Андерсен ваш, он же тоже лапы режет.

- Он уже не режет, в себя пришел, - огрызнулся вместо него эмо и только потом понял, кому огрызнулся, затих сразу. Грэг на него долго и внимательно смотрел, а потом снова перевел взгляд на Кермита.

- В общем, да. Пипец, - Рассел расплылся в ухмылке. – Обалдеть, вот придурок. Это же шрамы останутся надолго. Если не на всю жизнь. Он спятил. А ведь «Гаррет» имя длинное, - задумчиво протянул он, прикидывая, сколько места на руке заняло это слово. – А как он «И» вырезал?

- Хрен знает. Возьми, попробуй, узнаешь. Можешь мое вырезать, там тоже «И» есть, - предложил Лайам в шутку.

- Пошел ты в тундру, гомик!- возмутился Марс. – Еще я свою охренительную руку буду калечить из-за тебя. Ладно бы имя красивое было, так ведь тупое, да еще мужицкое. Нет, спасибо.

- Ну, вырежи «Магдалена». Офигенно длинное и красивое. И женское, - засмеялся Кермит.

- Или «Шарлотта», у тебя пожизненно будет десять по всем предметам, - посоветовал Ясмин, тоже смеясь. – Она в эктазе будет.

А сам эмо подумал о том, что имя «Грэг» довольно короткое, его удобно вырезать… «Боже, о чем я думаю», - он спохватился и выкинул эти мысли из головы, сочтя их за клинически неадекватные..

- Эй, он оглох? – Рассел кивнул на Гаррета.

- Нет. Он заснул, - Грэг фыркнул.

- Ау! – Кермит потряс мазохиста за плечо, тот недовольно очнулся от своих мыслей, вытащил из уха наушник и уставился на капитана неприязненно.

- Чего опять? Все закончилось?

- Нет, но у нас для тебя новость. Наша малявка в конец дошла, твое имя на грабле вырезала, - опередил всех Рассел и наконец ПЕРВЫМ сообщил эту новость. Он уселся довольный, расплываясь в улыбке и наблюдая за изменениями выражения лица Гаррета.

- Что? – моргнув, переспросил он.

- Что слышал, - заверил Кермит. – Давалки влюбляются, смотрите на ДВД, с ума сойти. Ты просто красавчик, - он одобрительно хлопнул его по плечу.

- Правда, что ли? – недоверчиво взглянул он на Лайма. Тот честно пожал плечами.

- Понятия не имею. Пойди и посмотри.

- А если не разрешит? – Ясмин не любил, когда решали за других людей что-то, что их касалось прямым образом.

- А кто его спросит? – красавчик отреагировал на это скептически.

Гаррет не удержался, все же, он посмотрел в сторону, где должен был сидеть третий курс. Нашел взглядом белую, пушистую макушку, остановил на ней взгляд… Сэнди думал, что может пялиться на Нептуна безнаказанно, потому что последние сорок минут тот сидел и не шевелился, не смотрел по сторонам. Но именно в этот момент его угораздило уставиться на Сэнди в упор. Парень почувствовал, что жестоко спалился, он и так уже пытался утихомирить всех, кто шумел насчет порезов, замеченных капитаном. Он и так уже надавал Блуверду люлей, опасаясь выговора директрисы в свой адрес, но зал уже стих, шепотом обсуждая эту новость и ожидая, что будет. Как отреагирует Гаррет, если до него эта новость дошла.

Сэнди сразу отвернулся, тряхнув волосами, а потом вообще постарался спрятаться за высокого парня, сидевшего рядом с ним. Он готов был умереть от стыда, хотя еще неделю назад думал, что забыл значение слова «стыд».

* * *

- Ты не собираешься спросить у него, какого черта это было? – удивился Кермит, обнаружив Гаррета рядом, как обычно, когда они лениво приползли на обед.

- Нет, - парень пожал плечами, намотал на вилку спагетти, но есть не стал. Его умиротворяло равномерное движение вилки, вот и все.

- Тебе вообще не интересно? Я бы с ума сошел, если бы кто-то мое имя вырезал. Ты представь, это же не сердечко на дереве ключами вырезать, не фломастером на подоконнике написать, это бритвой на теле. Это же больно, - Ясмин вдохновился так, что Марсы на него уставились все вместе.

- Он в какой-то мере прав, - заметил Грэг неожиданно. – Если бы эта малявка влюблялась в каждого, кому давала, у него бы на теле уже места не было без тату и шрамов. А так у него ничего нет, только нос проколот и теперь еще твое имя на лапе.

- У него нос проколот? – удивился Гаррет.

- Ты не заметил?

- Может, он не носил кольцо.

- У него не кольцо, у него справа такая штучка, типа страза, - Лайам поправил, потому что даже он заметил. – Хотя, это просто ради пафоса. Но даже я насчет имени спросил бы. Зачем ему твое? Почему не мое? Я, объективно говоря, лучше. Я не плевал ему в морду спрайтом и не заставлял делать за меня французский, не унижал перед всеми, - он хмыкнул.

- Спасибо, ты меня поддержал, - с сарказмом поблагодарил мазохист. – У меня и так половина тела болит из-за гребаного пирсинга, а вы меня еще и так веселите.

- А ему тоже не весело.

- А какое мне дело? Мне все равно, мне просто ПЛЕВАТЬ, понимаете вы или нет?! – Андерсен в конец разозлился, отодвинул от себя тарелку, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. – Пусть хоть вообще себе руку отрежет, раз себя не жалко.

- Чего ты бесишься? Точнее, почему именно ты бесишься? – Кермит заподозрил, что это не из раздражения от навязчивого внимания малявки.

- Тебя не касается, - Гаррет нашел способ отвлечься и повод помолчать – открыл пачку чипсов. – Пива бы сюда еще…

- Облизнись, - его же словом посоветовал Лайам. Гаррету и оставалось только мечтательно облизнуться и успокоиться.

- О, у меня идея… - Рассел отклонился вместе со своим стулом, облокотился о чужой стол и доверительно зашептал Гаррету. – А давай ты сейчас устроишь припадок тут, чтобы все посмотрели, а потом метнешься в душ и вырежешь на себе ЕГО имя? У него оно все равно короче, чем у тебя, а у тебя руки больше.

- Пошел в тундру, - отправил его Гаррет, хотя идея была в самом деле неплохая. Он в упор смотрел на третьекурсника, который сидел за столом Венер, боком к нему и не поднимал голову, смотрел в тарелку, копаясь в ней без особо охоты.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось именно обнять Гаррета, просто остановить его в коридоре, сказать: «Помолчи пару минут» и обнять за пояс, крепко прижаться щекой к его груди и закрыть от удовольствия глаза. Сэнди в очередной раз прогнал эти мысли, отодвинул поднос и закрыл лицо ладонями, вздохнул.

- Ты с ума сошел, - сообщил ему капитан.

- А то я не знаю, - усмехнулся малявка.

- Ему-то наплевать.

- А то я не знаю.

- Так зачем?

- Реально не знаю.

Гаррет больше решил не смотреть, он улыбнулся Лайаму сладко и ехидно, а потом напомнил.

- Ты не забыл, что у тебя времени почти не осталось? А он тебе никогда не даст, уверяю, - он прищурился от удовольствия, которое принесла практически победа в их споре.

- Да запросто, - Трампер посмотрел на рыжего Марса. – Эй, Роз. Хочешь трахаться?

- Ну, хочу, - Рассел подозрительно на него посмотрел, но согласился.

- Окей, сегодня часов в восемь встретимся в конюшне, - веселым шепотом сообщил ему красавчик.

- Ой, пошел ты! – он разозлился опять на эти глупые шутки.

- Я серьезно, дебил. Поймаю тебе малявку эту, ему-то до транды, а нам приятненько. Народ, кто еще хочет сегодня секс? – Лайам показушно посмотрел по сторонам, желающих не нашлось, потому что и сказал он это максимально тихо, чтобы не услышали надзирательницы.

- Реально поймаешь? – Расселу было уже так невтерпеж, что по барабану, кого именно.

- Да сам придет. У него сейчас проблемы по жизни, страдания, все такое. Должен же его кто-то утешить, раз все так безответно?

- Ой, это да, - «романтично» согласился рыжий. – Утешить – это круто.

Гаррет как-то помрачнел, едва не поверив.

- Ты офигел, что ли? – он пнул Лайама под столом.

- А что? Думаешь, у него потом будет выбор? Он-то туда придет за малявкой, а вот уйти-то вряд ли сможет. Как думаешь, мне хватит сил или придется его огреть чем-нибудь?

- То есть, ты не собираешься этого, - Гаррет кивнул на стол Венер. – Туда тащить?

- Да нафиг он мне сдался. Мне вон, этому бы вдуть, - Трампер шепотом засмеялся, покосившись на рыжего наивного Марса. Когда парень думает тем, что у него между ног, он не чувствует приближения опасности, вот так и Рассел купился на банальную ловушку. Красавчик отругал себя за то, что раньше ему это в голову не приходило. С другой стороны, сейчас Сэнди и правда можно было бы затащить, куда угодно, сейчас ему явно казалось, что его никто не любит и не хочет. Лайам даже повернулся, чтобы посмотреть на блондина.

Рот у него и правда был неплохой.

- Трампер! – Гаррет сделал страшные глаза, а потом прищурился.

- Да что такого? Мы с тобой просто друзья. Ты меня ревнуешь, что ли?

- Мечтай.

- А, ЕГО ревнуешь?! – Лайам назло, впрочем, как парни всегда и делают, захохотал погромче. Сэнди отреагировал сразу, посмотрев на их стол, но Гаррет толкнул дружка кулаком в челюсть беззлобно, и тот постепенно успокоился. Это была всего лишь шутка, а жаль.

- Лучше свяжи его, - посоветовал Гаррет, покосившись на рыжего. – Ну, типа… Подожди, пока он в конюшню войдет, потом тоже зайди, сзади на него навались, руки заломи и…

- Чем?

- Не знаю, ремнем, - мазохист весело улыбнулся, пожал плечами. – Прикольно же. Красота. А потом делай с ним, что захочешь, вряд ли он без рук отбиться сможет.

- Укусит.

- А ты не лезь к нему целоваться. Вон, Ясмин у нас и без нежностей обошелся.

Эмо опять не отреагировал, молча стерпев.

- Ты о чем? – Грэг вдруг удивился, услышав этот разговор. Точнее, обратив на него внимание, потому что относительно понял, о ком идет речь. И все равно не предупредил своего капитана. Ему просто стало интересно, докуда это все дойдет и получится ли вообще.

Гаррет сжалился.

- Да просто. Лайам один раз чуть по ошибке его не взгрел в кладовке, перепутав кое с кем, - он усмехнулся, Ясмин облегченно сглотнул и промолчал в очередной раз, а Грэг сочувственно на него посмотрел. Потом он перевел взгляд на Лайама и сделал ехидное лицо.

- Ты просто секс-террорист, чувак.

- Это все моя харизма, - оправдался парень с усмешкой. Грэгу ясно было, как день, что он собирался сделать с Расселом в конюшне, но было настолько интересно проверить – получится ли, что предотвращать не хотелось. Здоровяк даже посмотрел на своего капитана оценивающе, прикинул, справился бы он сам с ним. Он-то справился бы с кем угодно, хоть с Расселом, хоть с Гарретом, хоть даже с Лайамом, не говоря уже о Ясмине, Кермите и остальных тощеньких мальчиках. Но вот справится ли Трампер с Расселом? Впрочем, эффект неожиданности уже один раз помог, правда потом Роз орал долго и мучительно, что его тянет блевать от мужского поцелуя. Ничего страшного, вдруг ему понравится?

Грэг увлекся и вообразил себе эту картину, медленно и со вкусом нарисовал себе выражение лица капитана, представил стоны. Хотя, представлять лучше было крик и всхлипы, но хотелось-то эротики, интима, красоты, так что он представил стоны. Рассел не возбуждал его по причине неплохого (по мужским меркам) тела, а вот стоило перекинуться на того же эмо, на котором объемная куртка болталась, а узкие штаны обтягивали тонкие ноги, как вторая кожа… Стало приятнее.

Никто из них даже и не заметил, как мысли о парнях стали нормальными, как представление вот таких сцен и моментов превратилось в ежедневное занятие, а девушки в голову лезли все реже за их неимением в радиусе ближайших километров. И привлекательность друг в друге они тоже начали замечать, к счастью одних и сожалению других.

Грэгу захотелось поизвращаться, поэтому он вообразил себе даже Сэнди, но потом понял, что настолько тонкие «девочки» его не заводят, тем более, такие потасканные. И он не страдал манией величия, потому что окажись малявка даже просто рядом, Грэг казался бы рядом с ним настоящим медведем. А вот с Андерсеном, надо признать, блондинка смотрелась бы отлично. Вот только жаль, Гаррету он совсем не доставлял, судя по его холодной реакции на выходку с порезами.

Слава богу, что ни Грэг, ни Рассел, ни Лайам ни кто-либо еще не знал, какие мысли шляются в голове у самого мазохиста. Вот уж он-то совсем не разделял их точку зрения, ему ОЧЕНЬ хотелось, соблазн был велик, возможности открывались шикарнейшие… Но он чего-то ждал. То ли от себя, то ли от Сэнди.