- Опять депрессия? Ты же уже развеселился? – Рассел сидел с третьекурсником на чердаке. Там оказалось пыльно, и вообще было много интересного. Открыть его было труда не составило, достаточно было только дернуть за кольцо люка посильнее и, подпрыгнув, зацепиться за край отверстия, подтянуться на руках. Первым Рассел затолкал Сэнди, а потом и сам залез. На чердаке было пыльно и темно, зато он напоминал еще один этаж с очень низким потолком. Сэнди, чтобы пройти, приходилось нагибаться, так что он предпочел ползти на четвереньках. И вот, они сидели у окна, открыв его немного, не слишком заметно, чтобы с улицы никто не увидел, и болтали о ерунде.

- Трудно развеселиться, когда все болит, - пожаловалась блондинка, медленно уничтожая утащенную из столовой булочку. Он пальцами отщипывал малюсенькие кусочки и задумчиво их совал в рот, думая о чем-то левом. – Он теперь с Ясмином встречается, да?

- Не думаю, что это серьезно. И не факт, что надолго, - успокоил его Рассел. – Ты ревнуешь?

- Мне Ясмина жалко. Он его так же обманет.

- Не обманет. Наш дохляк ему никогда так не поверит, как ты.

- Хочешь сказать, я тупой?

- Ты младше, - Роз усмехнулся, потрепал его по волосам то ли дружески, то ли не очень. – Извини, но ты реально младше. Может, опытнее, чем Ясмин, но доверчивее. А он никого не любит, наш эмо, он вообще нормальный.

- Подставлять задницу это нормально?

- Вполне. Гаррет и сам не прочь иногда поиграть в проститутку, Трампера спроси.

- Он тебе что-то рассказывал? – Сэнди удивился. –А, ну да, вы же мутили, типа…

- Нет, не мутили. Просто надо же все в жизни попробовать. Мне, если честно, не доставляет трахаться с мужиком, не понимаю, в чем кайф. В смысле, вот так, как ты. Но с тобой бы не отказался, - рыжий хмыкнул, Сэнди улыбнулся немного веселее.

- Ну, да, конечно…

- Правда.

- И что, Ясмину совсем парни не нравятся?

- Я думаю, нет, просто никого больше нет, а Гаррету сопротивляться бесполезно, сам знаешь. Ну поиграют они в любовь, потом Андерсену надоест, разбегутся, и все.

- А за что он так со мной? Я-то его по-настоящему любил. Мне кажется.

- Живет секундой, - вздохнул Рассел с легкой завистью. – Я бы тоже так хотел. Просто конкретно сейчас он прется по Ясмину. Вот и замутил с ним. Мне вообще иногда кажется, что он еще любит Трампера, - Марс ухмыльнулся. – Но это так, бред. И Трампер тоже постоянно о нем говорит.

- В смысле?

- Ну, сравнивает всех с ним. Я, значит, грубее, чем ваш Андерсен, Энферни милее, но очень странный, Ясмин нежнее… Всех обсудил, но всех сравнил с Гарретом, не кажется странным?

- Первый парень запоминается. Вообще, первый человек запоминается, неважно, какого он пола.

- И тебе запомнился?

- Ага. Босс. Он вообще красивый был, так-то, но псих жуткий.

- Ясно, почему ты на Гаррета запал, - Рассел засмеялся.

- Может и поэтому. Показался похожим.

- Он тебе нравился? Тот босс?

- Тогда казалось, что я его ненавидел. А сейчас не могу точно сказать. Кстати, а тебе самому как этот новенький, Энферни?

- Странный, - коротко охарактеризовал Марс, глядя на деревянное, пыльное колесо у стены. Рядом стояла деревянная ставня со ржавыми петлями, в углу валялось что-то квадратное, покрытое таким слоем пыли, что страшно было прикасаться – вдруг укусит.

- Ну, они с Гарретом дружили же, вроде. Оба странные.

- Он какой-то скользкий, - Рассел поморщился, потянулся к кубику из дерева, тронул пальцем, на поверхности осталась вмятина. Парень вообще сдул пыль, так что Сэнди чихнул дважды, глаза заслезились, он подполз ближе к окну, чтобы вдохнуть.

- Идиот!

- Да ладно. Смотри, какая фигня, - у Роза глаза сверкнули. Как он любил всякие штучки, которые трогать нельзя. Именно поэтому он и открыл шкатулку, едва повертев ее в руках. Механизм дернулся было, но сразу завис, слишком забитый пылью. Парень насильно распрямил фигурки, дунул еще раз внутрь коробки, закрыл ее, с силой завел ключик, торчавший сбоку. Шкатулка открылась сама, Сэнди уставился на фигурки, на грязный шелковый платочек в руке деревянной девочки.

- Обалдеть. Откуда это здесь, вообще?

- Понятия не имею, - Рассел покачал головой. – Держи. Протрешь, будет, как новая.

- Она же не твоя, как ты ее можешь дарить? – Сэнди усмехнулся, но шкатулку взял.

- Я нашел, значит, моя, - рыжий пожал плечами самодовольно. – Нравится?

- Очень, - честно признался Сэнди.

- И никому не говори, где мы ее взяли, - Рассел осклабился неожиданно. – Пусть вообще никто не знает. Скажешь, что просто так вдруг нашли, и я тебе ее подарил.

- Окей, - Сэнди прищурился, посмотрев на него. – Типа, как секрет?

- Так интереснее, - Роз пожал плечами. – Андерсен умрет.

- И хрен с ним, - Сэнди махнул рукой. Пока что он заставлял себя не вспоминать о Гаррете или просто отзываться о нем холодно, но когда пройдет время, это станет правдой, и ему будет совершенно все равно.

* * *

Когда Гаррет вернулся из душа, где пытался остыть и успокоиться, не прибегая к помощи правой руки, вся команда была уже в сборе. Он выдохнул, ему было жарко, Лайам усмехнулся.

- Как отдохнул?

- Отстань, - Гаррет отмахнулся, не глядя стукнув его по ноге, Трампер лежал на своей полке и слушал плеер, сунув наушник только в одно ухо.

Ясмин, сбежавший из раздевалки быстрее, чем Гаррет успел туда войти, старался на «бойфренда» не смотреть. Он сказал, что верит ему, но не любил, это точно. Был с ним, но Этим заниматься больше не собирался. А Андерсен страдал от кучи факторов – от проблем с французским, от невозможности поехать на прослушивание и неизвестности по поводу будущего группы. И, конечно, от нехватки секса.

- Эй, - он вытянул ноги, поставив их на тумбочку, а сам сидя в обнимку с подушкой, прислонившись к стене. Свет горел на верхней полке только у Лайама, так что в комнате было относительно уютно, обстановка умиротворяла.

- Что? – Ясмин на него посмотрел, подняв взгляд от журнала. Глаза у мазохиста так блестели, что до эмо сразу дошло, чего он хочет. Он покачал головой, Гаррет вздохнул.

- Ты издеваешься, да?

Ясмин уверен был, что его сейчас снова назовут как-то неприятно, но парень сдержался, просто зубами заскрипел.

Доминик сидел по-турецки, наклонив голову влево, свесив волосы до согнутого колена и расчесывая их большой массажной щеткой, так что они начали пушиться и электризоваться. И он внимательно слушал разговор этой псевдо-парочки. И он знал, насколько убедительно способен врать Гаррет, чтобы добиться своего. Он бил малолеток в Манчестере, а потом врал, что так получилось, выставлял себя супергероем и моралистом. Он мучил девчонок, а потом, когда ему надоело, он заделался в борцы за эмансипацию, этим прикрывая собственную тягу к женственности. И Доминик все это прекрасно знал, он готов был поклясться, что стоит ему прикоснуться к заклятому другу, и он прочтет все его мысли.

А потому искушение все испортить этим двоим было огромным.

- Не издеваюсь, - Ясмин улыбнулся. – Не хочется.

Кермит тяжко, с рычанием вздохнул, намекая, что его тошнит от подобных разговоров, он продолжал читать свою умную книжку, изредка косясь на злящегося Гаррета и осторожного эмо.

- Почему?

- Не знаю.

- Голова болит, - усмехнулся Лайам. Он слез со своей полки и подошел к зеркалу, чтобы покрасоваться.

- Ты со мной встречаешься или нет? Ты говорил, что согласен, или как? – Андерсен прищурился. Ясмин не знал, что делать. Он не мог отказаться встречаться, потому что это было красиво и романтично, но требования Гаррета были запредельными.

- Говорил. Встречаюсь, - ответил он, листая журнал.

- Ну и? Я не вижу этого. Хочешь, я еще раз повторю, что люблю тебя? – он это спросил таким спокойным голосом, что Кермит просто подивился, а Брэд с Эриком переглянулись и покосились одновременно на эмо. Они вообще не могли осознать, как можно признаваться в любви то одному человеку, то другому. Наверное, дело в возрасте, им еще надо дорасти, вдруг, они такими же станут? И Андерсен говорил это без придыхания.

Доминик осклабился сладко, он прекрасно слышал, стоя за большими часами в коридоре, о чем говорили эмо с мазохистом после скандала. И слышал все, что Гаррет говорил, и слышал, как он это говорил.

Он же буквально спрашивал: «Хочешь, чтобы я это сделал? На, подавись». Это не было инициативой, это было бездушным швырянием чужих желаний желающему же в лицо. А казалось романтикой, хрен поспоришь.

Энферни хотел влезть в их разборку, но Лайам ему помешал, он повернулся, посмотрел на женственного новичка, на его шикарную шевелюру, на мягкие ляжки, округлые плечи, открытые черной майкой… И Трамперу жестоко захотелось, он наклонился, ведь зеркало висело почти над кроватью Доминика, и почти прижался своими губами его губам, но парень отклонился и упал на спину, отодвинулся сразу.

- Эй! Офигел, что ли?! – возмутился он. Лайам мерзко хихикнул и полез его щекотать, парень завизжал, вырываясь, Гаррет покосился на это дело сначала неприязненно, а потом усмехнулся уже веселее. Он был в курсе, что его «друг» ненавидит щекотку до смерти, он колотил расческой Трамперу по плечу, а тому было все равно, он подмял женственную фигуру под себя и запустил руки ему под майку, пробежался кончиками пальцев по бокам. Кермит тоже заулыбался, глядя, как надменный и противный певец верещит и уворачивается. Лайаму это все явно доставляло дикое удовольствие, особенно ему понравилось ловить дерущиеся и молотящие его по груди руки, прижиматься вплотную к торсу и вклиниваться между ног, так что Гаррету было видно, как напрягаются сухожилия раздвинутых бедер его заклятого дружка. И ведь Энферни был в курсе странностей его анатомии и все равно выбирал вот такие вот чересчур «обтягушечки», почти напоминающие женский вариант. На боксеры это похоже не было.

- Фу. Еще одна потаскушка, - Гаррет отвернулся, уставился в окно.

- Что значит «еще одна»? – Кермит поднял брови, Ясмин стиснул зубы. Значит, Гаррет не совсем искренне говорил, что извиняется. Если вообще там была хоть капля искренности.

- Да так, - мазохист фыркнул. Лайам неожиданно охнул сдавленно, а Доминик засмеялся мерзко, все сразу посмотрели на его кровать, превратившуюся в поле боя у стен Трои. Красавчик рискнул кикимору поцеловать, почти прижался к его губам, но едва успел смазанно по ним скользнуть своими, как на его достоинстве резко сжалась внушительного размера ладонь Доминика. Он лежал, провокационно раздвинув ноги, рассматривая мучительное выражение лица Трампера, но одну руку протянул вниз и не отпускал самое главное в жизни бедняги.

- Я же пошутил… - Лайам сдавленно зашипел, опасаясь за все, за что можно было опасаться. Доминик ему с улыбкой, тихо-тихо ответил, но услышали все.

- Я тебе сказал, не лезь ко мне.

Гаррет осклабился, он же предупреждал, что бесполезно терять время. Доминик никогда даже не целовался, а уж давать первому попавшемуся Трамперу не собирался точно.

Лайама отпустили, он встал, сдерживая желание проверить, все ли в порядке с его гордостью, отошел опять к зеркалу. Доминик сел снова по-турецки, взял расческу, продолжил расчесывать волосы, снова спутавшиеся от валяния по подушке.

- Чего такой грубый? – фыркнул красавчик. – Никто тебя насиловать не собирается, что так резко-то? Ты же не в Манчестере.

- Не люблю, когда меня трогают ради спортивного интереса.

- В смысле?

- В смысле, не хочу быть еще одной галочкой в списке твоих гомо-побед, - пояснил парень с улыбкой. Той самой, сладкой, с чуть надутыми губами.

- Может, ты мне нравишься? – Лайам залез на свою полку и взглянул на него с прищуром, обидевшись.

- Нет, не нравлюсь.

- Откуда ты знаешь? С чего ты взял, вообще?

- Потому что я вижу, кто тебе нравится. И это точно не я. А тратиться на тебя я не собираюсь.

- Принца ждешь? – Брэд не удержался, усмехнулся.

- Никого не жду. Мне никто не нужен, мне и одному прекрасно, - парень пожал плечами, лег расслабленно, плавно откинувшись на подушку, положив расческу на свою тумбочку. Потом он перевернулся на бок, сложив ладони лодочкой, положив под щеку фальшиво детским жестом. Гаррет смотрел на не мужской изгиб его тела, на впадину талии переходящую в округлое бедро, а сам Доминик смотрел на Лайама.

- Ты и сам знаешь, кто тебе нравится. Так что не лезь ко мне больше. Или пожалеешь.

- У вас это семейное? В Манчестере все так говорят? – неожиданно ухмыльнулся Ясмин, глянув на Гаррета, а потом на его «друга».

- В смысле? – Энферни выгнул бровь.

- Да нет, забудь, - парень решил, то не станет затевать скандал, Гаррет начал злиться. Он падал на колени, он извинялся, раз уж этому упертому гаду так хотелось. Продажная шлюха, иначе его Гаррет назвать мысленно просто не мог. Кричал, что ни за что не простит, а стоило извиниться, и он готов встречаться. Он и отказывается лишь потому, наверное, что ему хочется грубости.

Не иначе.

- Тебе Гарри врал, что он тебя любит? Не верь, - Доминик улыбался сладко, глядя на эмо.

- Захлопнись и сдвинь ляжки, а то потом будешь опять удивляться, хрена ли к тебе лезут, - Андерсен посоветовал чисто по-дружески.

- Говорил или нет? – парень игнорировал, он смотрел только на Ясмина. Тот задумался, но потом решил ответить осторожно. Доминик просто не был тем человеком, кому можно было безопасно рассказать свои тайны. И это было видно.

- Допустим.

- Не верь. Он никого не любит, он любит только себя. Хотя, возможно, он любит Лайама, я так думаю. Он же постоянно говорит о нем, ревнует ко всем, считает всех недостойными его, даже меня, не так ли? Или, может, это опять собственничество? Наш Гарри очень гордый, его стоит только пальцем ткнуть, сразу взбесится. И он любит только себя, повторяю еще раз, чтобы ты получше запомнил. Я прекрасно слышал, что он тебе там нес. Как он сказал тебе, что тебя любит? Он же спросил: «Хочешь, я это скажу?» Он не просто признался, он спросил, хочешь ли ты, чтобы он признался. А ты хотел?

- Может быть, - Ясмин от него взгляда не отрывал, округлив глаза и удивившись тому, как не заметил этой лжи.

- Он же спросил, хочешь ли ты, чтобы он встал перед тобой на колени? Он тысячу раз так извинялся перед девчонками, чтобы они никому ничего не рассказывали. А знаешь, почему? Потому что он извращенец. Хочешь, расскажу, какие у него фантазии? Самую страшную я не забуду никогда, самую секретную, он ее вообще никому не рассказывает.

- Захлопнись! – Гаррет повысил голос, глядя на него в упор.

- Не верь ему, он говорит, что это я всем вру, а на деле сам – брехло, ни слова правды, со всеми разный, не заметили? С тобой, Лайам, он был просто классной потаскушкой, наверное? А с тобой, Кермит? Отмороженный приятель? А тебе, Брэд? Суровый покровитель? А тебе, Эрик? Добрый босс? А кем он предложил стать тебе, Ясмин, а? Самым лучшим, единственным и неповторимым?

- Закрой пасть, я сказал!! – Гаррет вскочил и кинул в него подушку, Доминик зажмурился, подставил руку, в которую подушка ударилась, волосы упали ему на лицо, он засмеялся ядовито.

- Что, не правда? Он врет, он всем и всегда врет. Он врал вам, что хотел покончить с собой, когда резал руки? Он не резал вены, он резал руки, потому что крови много, а вреда никакого, если обработать хорошо. И он это делал, чтобы привлечь внимание.

- Заткнись!!! – мазохиста начало трясти.

- То есть, сначала он это делал, чтобы привлечь внимание, - уточнил парень, сев на кровати и поправив волосы, стряхнув со своих голых бедер невидимые пылинки, а потом слащаво взглянул на Лайама. – Так вот, он это внимание получил и понял, что всего можно добиться такими приколами. Только я-то знал с самого начала, зачем он это делал. Чтобы стреляться от боссов, они его не трогали за это, психом считали, боялись, что вскроет вены. Он врал тебе, Лайам, что ему одиноко? Ему не было одиноко, мы с ним дружили до пятнадцати лет. То есть, вообще очень долго. Как он мог быть одиноким? И он резал себе руки из удовольствия, так что знайте об этом. И когда у него девчонка появилась, думаете, было одиноко? Нет, конечно, а он продолжал. Ему это просто нравится.

- Мы и так знаем, что он мазохист, - красавчик хмыкнул, глядя в затылок стоящего перед кроватью Гаррета. Тот начал дышать тяжелее, злее, сжимая кулаки, а Доминик этого будто не замечал.

- Он не просто мазохист. Он еще и садист. Кстати, я был прав насчет шлюх? Знаете, почему он так часто это слово говорит? Знаешь, Ясмин, почему он так тебя называет? Потому что он сам хочет таким быть. Ну, не всегда, но довольно часто. Я прав, Лайам? Он же был с тобой просто дико странным? Он же правда бешеный в постели?

- Я тебе сейчас шею сверну, если ты не заткнешься, - Гаррет сделал к нему шаг, его заклятый друг даже не вздрогнул.

- Сверни. Потому что я сейчас все расскажу. Так я прав, Лайам?

- Было такое.

- Трампер?! – Гаррет обернулся, глядя на красавчика в шоке, а тот прищурился, глядя на него со странным подозрением, выгнув бровь.

- А что? Разве не так? Ты же сопротивлялся, а потом перестал, ты меня просто затрахал. Жаль, что бросил, правда. Ты меня до сих пор любишь?

- Может и любит. По нему нельзя сказать, но если так, то тебе не повезло, - Доминик засмеялся, прислонился спиной к стене и обнял подушку.

- Почему? Он классный, - Трампер ухмыльнулся.

- Слушайте, хватит, все и так знают, что Гаррет – извращенец, - Кермит фыркнул.

- Вы не представляете, насколько он извращенец. Вам не страшно с ним рядом жить? Не интересно знать все?

- Нет, никому не интересно, заткнись! – Гаррет зашипел.

- А мне интересно, - Ясмин его впервые перебил. – Ты мне правда врал? Ты хоть кому можешь это сказать?

Гаррет врать не стал в этот раз, не стал отрицать или возражать, но не стал говорить: «Да, ну и что». Доминик за него сам сказал.

- Конечно, может. Говорить он у нас любит, прирожденный оратор. Он просто тебя хочет, он тебе завидует, что ты такой, он сам таким хочет быть. Лайам, не надо лучше, он тебя замучает, он же псих, сам видишь. А потом еще хуже станет. Знаешь, сколько у нас таких «игр» было в приюте?.. Особенно насчет садизма, да? – Доминик осклабился, глядя на друга. Гаррет вытаращил глаза.

- Ты не скажешь, - он похолодел и покачал головой.

- А вот и скажу.

- Не скажешь.

- Скажу.

- Нет!

- Да, - Энферни хмыкнул и растянул губы в ухмылке. – Он любит, когда над ним издеваются, он любит, когда его бьют, тащится от крови, он обожает раны, шрамы, царапины, синяки.

- Логично, он же мазохист, - Лайам усмехнулся.

- Ты мне врал? – о своем продолжал Ясмин.

- Да, блин, пипец, я гнида, да? – Гаррет на него рявкнул. – Хватит слушать этого урода, он все врет!

- Это ты все врешь. А еще он никому не рассказывает о своей самой страшной фантазии.

- О какой? – Лайам аж глазами сверкнул от интереса.

- Он хочет, чтобы его…

- Закрой пасть!! – Гаррет метнулся к нему, отобрал подушку и встряхнул противную кикимору за плечи, Доминик опять заулыбался, глядя на него в упор, оказавшись так близко.

- А что? Не хочешь, чтобы все узнали? Может, вы уже это пробовали? Или ты не решился? Или побоялся ему предложить? А хочешь, прямо сейчас позовем мистера Бэккета, он же трахал Ясмина, да?

Эмо побелел, все в комнате застыли.

- Что?.. – Кермит уставился на верхнюю полку над своей головой, парень не знал, куда деваться.

- Разве нет? – Доминик выгнул бровь. Лайам присвистнул.

- Ну вообще. Правильно тебя шлюхой называли.

- Лайам! – Кермит прикрикнул на приятеля, вспомнив о том, что он – капитан и должен защищать своих подопечных.

- Но ведь правда же, - Трампер взглянул на эмо со смесью восторга и омерзения, а потом опять уставился на разносчика новостей в исполнении Энферни. – Откуда ты знаешь? – он заинтересовался.

- Даже у стен есть уши.

- Я тебе их сейчас оборву, - пообещал Гаррет, но не рискуя ударить дружка, потому что в этом случае он рассказал бы просто все.

- Не оборвешь. Ах, да… Насчет твоей фантазии. Он мне говорил, просил никому не рассказывать, но раз уж так получилось… Наш Гарри мечтает о групповом изнасиловании.

Комната погрузилась в тишину, такую жестокую, что слышно было дыхание каждого и особенно, хриплое дыхание Гаррета.

- Многие о нем мечтают, - задумчиво протянул Брэд. – Это свойственно мужикам.

- Где он был бы в роли жертвы, - темные губы снова растянулись в слащавой ухмылке, Доминик смотрел прямо на друга, и вот у него-то глаза сверкали неадекватным счастьем от почти свершенной мести. – Трое мужиков лет под сорок, да? Как ваш, точнее, теперь уже и мой технолог. Трое здоровенных отморозков, одновременно тебя насилующих? Тебе же хотелось, правда? И чтобы они тебя при это называли шлюхой, потаскухой и еще как-нибудь грязно, да?

Гаррету стремно было даже поворачиваться, он отпустил предателя и не знал – вылететь из комнаты или сделать вид, что это – нормально. Лайам в ступоре смотрел ему в спину, глядя так же, как недавно на Ясмина – с омерзением и восторгом.

- Он тебе не говорил, Лайам? Не рассказывал о своих желаниях? Может, поэтому у вас все получилось? Потому что в душе он настоящая телка, просто жесть. Я помню, мы играли в «Почувствуй», в «Перед смертью» и всякую ерунду. Было классно. В «Дневники шрамов» играли. У нас один на двоих был, у меня столько осталось шрамов на ногах, просто их не видно сейчас. А у него на руках не все сделаны им, правда. И синяки неделями не сходили, а еще я один раз случайно рассек ему бровь, а ему только смешно было, нас так перло. Или скажешь, что это неправда? – Гаррет продолжал думать, что ему делать.

- Ну и что? – наконец выдал он почти ровным голосом.

- Ничего. Просто теперь твои друзья все о тебе знают. Ты же лезешь в чужую жизнь, а теперь я буду лезть в твою.

- Пока нас это не касается, пусть мечтает, о чем хочет, - отрезал Кермит, Брэд с Эриком были относительно с ним согласны, а вот Ясмин просто был в шоке, как и Трампер. Правда красавчик еще и заинтересовался лихим прошлым этих забавных друзей-не-разлей-вода.

- А что за игры такие?

- Гарри – мазохист. Но иногда садист. И я ему разрешал со мной делать все, что он захочет, ему это нравилось, прикольным казалось. И мы никому не говорили, что мы делали. Там был старый кабинет рисования, туда никто никогда не заходил, поэтому мы там делали все, что в голову приходило. А я… Ну, немножко садист, наверное. И иногда бываю мазохистом. Но я не такой псих, я не так люблю боль, мне становится слишком больно.

- Ты любишь придуриваться и умирать, - добавил Гаррет, все же осклабившись, оглянувшись на Трампера и весело пояснив. – Он тащится, когда на грани смерти уже, его это возбуждает дико.

- Вы больные… - Ясмин покачал головой, в ужасе тараща глаза. – Как я вообще тебе поверил? Зачем ты всем врешь?!

- Чтобы тебя употребить, как он выражается, - подсказал Доминик. – Потому что ему как-то надо отвлекаться от своих фантазий, а мальчики в этом могут помочь, наверное. Ты его хоть раз ударил? А ты, Лайам? А ему это так нравится, что же вы его не били… Ты и мальчика этого, малолетку блонди доводил, чтобы он тебя ударил, да? А он просто обиделся. Ну ты бедняжка, - он притворно Гаррета пожалел.

- Ненавижу! – Ясмин спрыгнул со своей полки, схватил одежду, свои эмо-тапки и ушел, хлопнув дверью.

- Класс, да? Минус одна жертва твоего вранья. Может, признаешься себе, что ты любишь только себя и когда тебе больно?

- Не пойти ли тебе в задницу? – осведомился Андерсен мрачно, очень многообещающе. – Потому что ты никогда не узнаешь, кого я люблю. Подавись этим, - Гаррет прищурился, прошептал последнюю фразу с кайфом, с надменностью. Доминик капризно надул губы, сам того не заметив.

- Ну и пусть. Ах, да, Лайам. Забыл пояснить. У нас была толстая тетрадь, девяносто с чем-то листов. Там записывались раны, которые мы друг другу наносили, время их появления и время полного заживления. Там были такие гадости, что читать страшно. Она у меня, кстати, еще есть, - он опять засмеялся. – А «Почувствуй» - фишка в том, чтобы зимой замерзнуть как можно сильнее на улице, почти без одежды, а потом врезать посильнее, чтобы ничего не чувствовать. Когда согреваешься, ощущения просто жуткие. А «Перед смертью»… - он не успел договорить, Гаррету все же снесло мозги, и он на него накинулся, схватив, прижав к кровати и сдавив горло обеими руками.

- Это вот так! – закончил он фразу за «друга», оседлав его, устроившись поудобнее и с силой нажимая руками на шею. Доминик не ожидал, он не успел вдохнуть перед этим, так что закашлялся, воздух не входил и не вырывался, он захрипел, поцарапал Гаррету руку своими ногтями, так что остались красные полосы, засочившиеся кровью. Бесполезно, мазохистом он на то и был, чтобы любить боль. Трампер сначала опешил, глядя на дергающееся под его другом тело, на вытягивающиеся и мотающиеся в воздухе ноги. Энферни пытался согнуть колени и ударить ими Гаррета по спине, но тому было все равно, он смотрел на его лицо. Оно сначала покраснело, а затем стало бледнеть, парень завырывался уже всерьез, ему стало страшно, голова закружилась, горло обожгло, легкие загорелись огнем.

- Пусти его, ты с ума сошел, что ли?! – Кермит вскочил, малявки тоже дернулись, а Лайам не верил, что Гаррет не знает, что творит. Он прекрасно знал, у него же в этом уже был опыт.

- Да тихо ты, смотри, он кайф ловит… - мазохист усмехнулся, заглядывая в мутные глаза заклятого дружка. Рот он приоткрыл, из него вырывался то хрип, то сиплые попытки вдохнуть, тело выгибалось, но не так уж сильно, Доминик мучительно жмурился.

- Ты его задушишь! – Кермит тряхнул Андерсена, пытаясь столкнуть его с умирающего во всех смыслах Энферни, но столкнуть Гаррета – вещь нереальная, особенно, если сталкиваться он не хочет. Он согнулся, укусив «друга» за нижнюю губу, присосавшись к его беспомощно приоткрытому рту, хватавшему воздух вхолостую. Доминик забился, наконец, в агонии, выгибаясь и выкручиваясь, впившись ногтями в чужие руки так, что Гаррет сам чуть не дернулся, но протолкнул язык глубже, почти до горла, хоть и ненавидел этого урода. Парень сделать не мог ничего, он практически не чувствовал этих прикосновений, только отдаленно ощущал укусы. А Гаррету казалось, что он целует труп, таким безвольным был «ответ». Удовольствие он получал не только эстетическое – глядя на припадок, но и физическое – Доминик не мог ему сопротивляться и ответить, он бился, бился, а потом Кермит закрыл себе рот ладонью, увидев, как глаза у противной кикиморы закатились и остекленели, лицо стало бледно-зеленого цвета, ноги больше не дергались. Гаррет медленно отстранился, так что его губы мягко оторвались от чужих со звуком «чмок». Выдох Энферни напугал не только капитана и малявок, но даже Лайама. Это было так, будто труп испустил последний вздох, слабое, нежное: «А-а-ах…» Гаррет закрыл ему глаза ладонью и опустил веки, вообще тело напоминало неживое, только руки разжались, отпустив Андерсена, упали на кровать.

- Ты его убил, - Кермит вытаращил глаза. – Ты задушил его. Блин, ТЫ ЕГО ЗАДУШИЛ!!! НАС МИСС БИШОП СЪЕСТ!

- Да не съест. У него просто обморок. Но предсмертный, - Гаррет довольно осклабился и слез. – Вот такая у нас была игра. Правда мы еще долго думали, как это было бы, если бы не просто целовать, а трахать одновременно. Ну, знаете же, все сокращается, перед смертью незабываемые ощущения. В Японии есть такая развлекуха – проститутку снимают на пару часов, вывозят на лодке на середину озера, например… Перегибают через борт, балдой в воду, так что она не дышит, естественно. И в этот же момент ее употребляют, а когда она начинает задыхаться, тонуть и умирать, клиент испытывает такие ощущения, что просто жесть. Потом ее, конечно, вытаскивают, но все равно, прикольно. Вот мы и думали, было бы круто.

- Только думали? – Лайам продолжал с ужасом, недоверчиво смотреть на бессознательную кикимору. Он не мог поверить, что это просто обморок.

- Конечно, - Гаррет удивился. – Просто фантазировали. Ну, бывает же. Но мы не гомики. Точнее, я не был геем, насчет него не знаю. Он вообще даже тебя посылает, так что, наверное, тоже в порядке.

- Это правда про твою мечту об изнасиловании? – Лайам с интересом на него взглянул.

- Мне и правда раньше хотелось. А потом я понял, что это нереально, так что забудь. Но он – сволочь, так что ему не доказать, что я не псих.

- Мы только что видели, какой ты «не псих», - Кермит нервно дрожащим голосом засмеялся. – Он точно очнется?

- Надеюсь, нет, - осклабился Гаррет и снова лег на свою кровать.

- Он правда не умрет?

- Он дышит. Наверное, - мазохист надеялся в душе, что не переборщил. Хотелось отплеваться, почистить зубы, вытереть губы, хоть он и так уже их вытер после показательного выступления с предсмертным засосом. Кермит наклонился, так что ухом почти касался губ новенького.

- Еле-еле, - вздохнул облегченно. – Ты вообще знаешь, что это может быть кома?! От недостатка воздуха наступает кислородное голодание мозга! Он может потерять память, вообще сдуреть!

- Это ты ему скажи. Он же это любит.

- А ты так не делал? – Лайам с сомнением ухмыльнулся.

- Ну… - Гаррет посмотрел в окно, Брэд покосился на красавчика и хихикнул.

- Ну, да, не делал, - с сарказмом «согласился».

- С Ясмином грубо получилось.

- Он же сам хотел, чтобы ему признались. Я и признался. Что еще ему нужно?

- Девушка… - хрипло отозвался Доминик, будто вынырнув из-под воды, сев и вытаращив глаза. Он застонал и сразу прикоснулся к своей шее. – Ты мне чуть шею не сломал… Урод…

- Какая девушка? Ты бредишь? – красавчик не въехал, но все с облегчением вздохнули, убедившись в дееспособности Доминика.

- Ему нужна девушка нормальная, вашему эмо. Он обычный пацан, просто вы его достали, все кругом педиками становятся, у вас тут жить страшно. Вот и довели его до такого…

- Ты в порядке? – Эрик на него уставился, рассматривая поврежденную шею.

- Вроде да… Фу-у-у… - он только в этот момент понял, что ненавистный Гарри Андерсен его засосал после такой ужасной ссоры и долгожданной мести. Он лишил его парня, которого Гаррет добивался так долго. С самого дня приезда в Стрэтхоллан он его добивался, хоть и сам это не сразу понял.

Лайам захихикал, увидев, как кикиморовидный новичок высунул язык и вытер его краем одеяла. Он облизнулся, посидел, помолчал.

Все равно вкус остался. Но он об этом не сказал.

- А если завтра врачи спросят, что у меня с шеей? Ты вообще головой думаешь или задницей?!

- Не надо было меня доводить, - Гаррет легкомысленно пожал плечами, улыбнулся.

- Что я им скажу… Тварь, Андерсен!! Тварь ты последняя! Извращенец и гадость!

- А ты целоваться не умеешь. И вообще ничего не умеешь, - уточнил Гаррет задумчиво, выглянул со своей полки, посмотрел на Лайама, свесившегося вниз. Трампер усмехнулся.

- Чтоб тебе импотентом стать, - пожелал Доминик «другу», сверкнув глазами.

- Отсоси мой нежный х… Хотя, нет, не надо.

Повисла тишина на мгновение, потом зарыдала от смеха вся спальня, Доминик побагровел. Он рухнул на кровать, откинувшись на спину, повернулся к стене и накрылся с головой одеялом. Парни заржали еще громче.