Ясмина до утра так никто и не видел, ночевал он в конюшне. Рыдал от обиды тоже там, а потом решил, что больше никаких мужиков в его жизни не будет. Совершенно никаких. Встретился с соседями по ненавистной команде он уже в душевой, наполненной паром от горячей воды. Лайам не стал напоминать, Кермит – тоже, Гаррет сделал вид, что ему стыдно, но сам себя испугался, потому что стыдно не было абсолютно. Такой уж он человек, способен на все, лишь бы словить секундный кайф. Доминик же сразу извинился.

- Извини, пожалуйста, что вчера обо всем тебе сказал, - он улыбнулся сладко, уже одеваясь.

- Нет, - эмо покачал головой. – Спасибо, наоборот, что рассказал. А то я бы тупил и верил, - Ясмин выразительно это сказал, чтобы Гаррет слышал. И он слышал, но не мог ничего сказать умного, а потому решил не высказываться вообще. Он был влюблен, но когда ему говорили «да», он понимал, что победил, выиграл, что он способен на все, что он может завоевать любого. Он постоянно искал и боялся, что не найдет, боялся, что упустит свою половинку и потому кидался на любого, на кого можно было. И на кого нельзя – тоже.

- Что у тебя с шеей? – эмо опешил, покосился снова на Гаррета, тот слащаво осклабился, Доминик уничтожил его взглядом. На шее у него красовались багровые следы от пальцев.

- Да так. Ничего, - новенький улыбнулся и натянул свитер с высоким воротом, до самого подбородка, чтобы ничего не было видно. Удача была в том, что они не учились, так что учителя не увидели бы следов. Насчет врачей Доминик еще и сам не придумал, что будет говорить.

Гаррет собирался выходить в коридор, когда Ясмин его остановил, взяв за локоть.

- Погоди. Реально. Ты врал, чтобы меня опять… Ну…

- Нет, не для этого, - парень фыркнул, пожал плечами расслабленно.

- А для чего?

- Чтобы узнать, поверишь ты или нет.

Ясмин опешил сначала, а потом просто слов не нашел, чтобы описать подобную логику. Он усмехнулся.

- Обалдеть, ты больной.

- Может и больной. А зачем мне снова было тебя…Эм… Употреблять, если я уже один раз попробовал.

- Тебя хватает только на один раз? Или в чем дело? У тебя комплексы, почему ты не хочешь повторять?

- А ты хочешь? – Гаррет попытался выкрутиться.

- Не увиливай.

- Ну, может, и комплексы. Почему все ждут от меня чего-то идеального? Мне нравится каждый раз пробовать новое, ну не могу я постоянно с кем-то быть.

- Может, это потому что ты еще любишь Лайама? С ним-то вы не раз и не два, вроде? – Ясмин прищурился подозрительно.

- Может и поэтому. Слушай, ну правда, что я тебе сделал? Тебе не понравилось тогда?

- Понравилось, - эмо решил перенять привычку мазохиста говорить правду.

- Ты любишь меня, как Блуверд, я тебя разочаровал, или что?

- Не люблю. Не разочаровал. Просто… Я же не знал, что ты можешь упасть на колени и извиняться только, чтобы услышать «да», - Ясмин не мог этого понять, это было просто непостижимо.

- Я, может, вообще в театре играть буду, кто меня знает, - Гаррет засмеялся, эмо невольно улыбнулся.

- Ладно. Давай не будем об этом вспоминать?

- Ты правда мне нравился. В какие-то моменты. И меня иногда бесит, что ты трус и слабак. И я иногда тебе завидовал, признаюсь, - Андерсен закатил глаза.

- Доминик никогда не врет, да? – Ясмин улыбнулся.

- Он постоянно врет. Но иногда у него случаются рецидивы искренности. В основном только ремиссии, вот и врет.

Ясмин постоял, застегивая черную рубашку, продевая в шлейки джинсов ремень в розово-черную шашечку. А потом посмотрел на Гаррета, который поправлял волосы перед зеркалом, и уточнил шепотом.

- А что ты решил насчет француженки?

- Ну, я думаю, что ей понравится, - самодовольно ухмыльнулся парень. – Осталось придумать, как это устроить.

Доминик возник будто из ниоткуда, он стоял за дверцей железного шкафчика, расчесывая волосы и жмурясь, когда они путались.

- Что ты собрался делать с француженкой? – он поднял брови вопросительно.

- То, что с тобой никто и никогда не сделает. Это будет просто невероятно, я тебе гарантирую. Когда ее будут увольнять, она будет умолять до потери пульса, чтобы еще раз напоследок повторить.

- Слишком высокого ты о себе мнения, - Энферни на него снисходительно глянул.

- Пока никто не жаловался, - Гаррет пожал плечами и вышел, а Доминик посмотрел на эмо снова.

- Я думал, ты на него обидишься.

- Бывает и так, что ему не удается украсть чье-то сердце. С Сэнди получилось, а со мной – нет. Так что он добился, чего хотел, я согласился, но не больше. На что мне обижаться?

- Может и так, - Доминик сладко улыбался своему отражению, поправляя воротник свитера, но потом оттянул его и посмотрел на следы от пальцев.

- Он мне наврал, что я, видите ли, украл его сердце.

- Нельзя украсть то, чего нет, - Доминик выдал философски, а эмо засмеялся.

- Ну, не может же быть, что он совсем бессердечный. Может, Лайаму какая-то часть его сердца и досталась.

- Может и досталась, - парень продолжал говорить загадками, не рискуя делать поспешных выводов.

* * *

Стоило Доминику подойти к мужчине, после которого все уходили топлесс, его незаметно затрясло от волнения.

- Снимай свитер, - врач что-то записывал в блокноте о прошедшем только что Андерсене. Доминик перекрестил руки, зацепил пальцами края свитера и начал его снимать, как Гаррет вдруг вернулся, оттолкнул его и пояснил.

- Я забыл здесь часы. Вы не видели? – уставился на врача, тот улыбнулся и принялся искать якобы потерянные и не существующие часы. Пока он наклонился и посмотрел за столом, Гаррет поставил рядом с именем «Доминик Энферни» крестик, будто осмотр он прошел. Парень быстро метнулся к девушке, бравшей кровь из пальца, Лайам подошел сразу к мужчине, так что у того не осталось времени возвращать сбежавшего пациента. Гаррет подошел к «другу» уже на выходе, устало посмотрев на всех этих мучителей с блокнотами, ручками, иголками и стетоскопами.

- Мне всегда интересно было, почему ты так странно раздеваешься.

- В смысле? – Доминик нехотя на него посмотрел.

- Посмотри на Мафферса, - мазохист кивнул на рыжего, тот наклонился, завел руки назад, схватил футболку и стащил через голову, встряхнул волосами. – А ты делаешь не так.

- Не знаю, мне так удобнее.

- Выворачивается же.

- Ну и что? – парень пожал плечами.

- У тебя правда еще остался тот дневник?

- А тебе зачем? – Энферни ухмыльнулся. – Хочешь почитать, освежить память? Самым крутым был шрам у меня на животе, - напомнил он. – Только он тоже был неглубоким, зажил.

- А, помню, - Гаррет согласно кивнул, это забыть было невозможно.

- Помнишь, когда у меня день рождения?

- Тринадцатого июня, - выпалил он раньше, чем успел подумать.

- Точно. Помнишь, что ты мне обещал? Точнее, это я тебе обещал, ты же требовал.

- Нет, не помню, - Гаррет удивился, сдвинул брови, посмотрел на него. Доминик осклабился, поправил волосы и пожал плечами.

- Ну и хорошо, что не помнишь. Кстати, когда ты собираешься сказать своему Трамперу, что ты его еще любишь?

- Не люблю я его уже. Давно, причем. К Сэнди многое было, к Ясмину что-то… Но ты же меня знаешь, у меня бывает.

- Тебя заносит, - согласился Доминик. Он поднял свою левую руку открытой ладонью вверх и глянул на «друга». – Возьми меня за руку и скажи правду. Ты любишь Трампера?

Гаррет не хотел, потому что знал, в чем смысл, но все равно за руку его взял, переплетя пальцы.

- Ты любишь его?

- Нет, - Гаррет покачал головой.

- Честно?

- Нет.

- Значит, любишь? – Доминик ухмыльнулся, Гаррет посмотрел на его темный лак, на острые ногти, на ранки на собственной руке после вчерашнего.

Отметил, что они давно не держались за руки, наверное, года три уже. И руки их с тех пор сильно изменились, и сами они изменились. Три года назад Гаррет был совсем некрасивым, у него были маленькие ладони с обкусанными ногтями, а Доминик был еле заметным серым существом, которое все обижали. Он был похож на девочку-подростка, а когда они держались за руки, Гаррету уже тогда было страшно сломать тонкие, как веточки, пальцы. Теперь же Андерсен превратился в сумасшедшего, довольно привлекательного монстра, эгоиста, психа, развратника и извращенца, а Доминик стал намного красивее, ярче, ухоженнее и целее, что ли. Он напоминал теперь уже выпускницу старшей школы, одну из тех, что никому и никогда так и не дали свой номер телефона, но всегда мечтали о чем-то потрясающем.

Гаррету интересно было, изменился ли его заклятый друг внутренне, душевно. Потому что сам он остался прежним. И точно так же знал, что соврать Энферни не сможет, тот просто почувствует по его руке, по вибрации тела, по дрожи при вранье, при волнении.

- Да, люблю, - шепотом сказал, чтобы никто не услышал, кроме «друга». Энферни его руку отпустил, улыбнулся.

- Я так и знал.

Гаррет соврал о том, что любит, и бывший друг это уловил.

* * *

Гаррет усердно учился, это было фактом. Точнее, усердно учился он по всем предметам, кроме французского, на который окончательно забил свой главный орган и вообще прогуливал. Такова была его тактика, потому что он решил либо объявить таким образом забастовку, либо добиться, чтобы его исключили.

Ясмин проводил время с капитаном, не особо волнуясь за собственный моральный облик и больше не оглядываясь на чужое внимание, которое было мужским, а значит, заранее неправильным и ненужным.

При первой же возможности Сэнди в городе приобрел темно-каштановую краску для волос и превратился в шатена, что его, надо сказать, не испортило, о чем Рассел сразу же сказал. Под ресницами ранки быстро зажили, а уж через три недели, к концу мая и подавно. Только остались розовые шрамы на руке, которые еще были такими тонкими, что парень боялся резко повернуться во сне, чтобы не лопнула тонкая кожа. Шкатулку Ромуальда он и правда отмыл, почистил, чуть ли не отполировал, оставив себе и часто на нее любуясь. Почему-то радовал тот факт, что подарил найденную коробочку именно капитан Марсов, ведь Гаррет не дарил ему никогда и ничего.

Доминик к концу учебного года уже перестал быть новичком, перестал стремиться к постоянной мести, уже осуществленной в полной мере. К нему вернулось желание совершенствоваться, так что каждый вечер Нептуны страдали от распевок, которые привели к тому, что в группу мисс Батори его взяла, не спросив мнения ее участников. А участники и не возражали, уже прилично привыкнув. Лайам жестоко думал над тем, что ляпнул в тот заветный вторник Энферни, ведь странной была надежда на то, что Гаррет до сих пор его любил. Трампер не знал, было ли это правдой, а если и было, он не мог сказать – взаимной ли была эта любовь. Но однозначно знал, что ему бы хотелось услышать от Гаррета о любви. Настоящей, не «по приколу», не «из принципа», не «ради посмотреть, согласишься ты или нет». И он не унывал, не терял надежды на то, что их отпустят на прослушивание, ведь теперь, с Домиником, у них было еще больше шансов, хоть Гаррет и бесился просто жутко иногда из-за этого соседства в группе.

И вот, ночью одной из суббот, когда все устали настолько, что спали мертвым сном даже учителя с надзирательницами, Нептуны не досчитались своего мазохиста.

- Где Гаррет? – Кермит удивился.

- Не знаю. Роз с Блувердом, кстати, на улице шляются, - заметил Брэд. Эрик фыркнул.

- У них, по-моему, тайная секта. Они что-то все ищут и вынюхивают.

Рассел с Сэнди и правда безумно удивились, увидев те самые фотографии, которые вначале интересовали Гаррета. Одинаковые ученики в разные года, одинаковая женщина-директриса. Это все было странно. Самое страшное случилось для Блуверда, когда ему приснился ночью кошмар об интернате.

Он даже не знал, было ли это сном, ведь все было так натурально. Ему снилось, что он однажды просыпается очень поздно, часов в пять вечера, когда солнце уже оранжевое и спускается за горизонт, туч на небе странно нет, хотя над Стрэтхолланом они висят перманентно. Ему снилось, что в интернате никого нет, что все спальни и кабинеты пусты, что парты не такие, а одиночные, персональные, с тяжелыми крышками. Ему снилось, что стены не обклеены обоями, а выкрашены серой краской, что кровати не двойные, а одиночные, что все кругом старое и жуткое, что вместо стульев в столовой – деревянные лавки.

И никого не было, ни единой живой души, он был совсем один во всем огромном здании, а стоило залезть на чердак, его чуть не хватил удар прямо во сне – возле подоконника сидел высоченный блондин с фотографии, он держал на коленях шкатулку и поворачивал ключик. Он поворачивал его так медленно, будто не мог быстрее, его длинные волосы свисали и закрывали лицо. Сэнди удивился даже, увидев их вблизи, натуральный, такой светлый, медовый цвет. Они были просто идеальными, гладкими, блестящими, парню явно было, чем гордиться. Устаревший покрой формы, белая рубашка с пузырящимися рукавами, узкими брюками с завышенной талией. Напротив него сидел еще один парень, только рыжий, у него было мужественное, но очень красивое лицо, невероятно влюбленный взгляд, которым он смотрел на блондина. Ноги оба вытянули навстречу друг другу, едва согнув в коленях. Сэнди присмотрелся и понял, что шкатулка, которая в его руках казалась здоровой коробкой, на коленях блондина казалась маленькой безделушкой для украшений. Крышка наконец откинулась, заиграла музыка, раздался вздох улыбки, блондин явно улыбался, глядя на танцующие фигурки. Не такие старые и потрескавшиеся, какими они были сейчас, в руках Сэнди. Рыжий потянулся, тронул длинные пряди рукой, заправил их блондину за ухо, тот поднял лицо и посмотрел на него.

Только у него не было лица. Сэнди чуть не заорал, шарахнувшись назад, он только в этот момент понял, что с потолка падает не пыль, а пепел, заметил, что пальцы у блондина все сплошь будто вымазанные прозрачным клеем, да и лицо такое же, и шея тоже. Это был один сплошной шрам от ожога, только глаза остались прежними, темно-карими. Рыжий же парень, потянувшийся к блондину, чтобы его поцеловать, красовался здоровой раной на виске, ссадинами на руке.

Стоило Сэнди в ужасе моргнуть, и все пропало, они стали нормальными, целуясь тихо под подоконником, а фигурки в шкатулке все так же продолжали танцевать, кружиться по маленьким рельсам под мелодию, которая была повторяющейся, но очень ненавязчивой.

Сэнди проснулся в ужасе, в холодном поту, передергиваясь и вздрагивая. Он не побоялся в темноте вскочить, убрать шкатулку подальше и метнуться к Марсам в спальню, перескочив коридор двумя прыжками. Рассел сам чуть не испугался, когда к нему под одеяло забралось что-то холодное и трясущееся, но потом узнал покрасившуюся малявку и уточнил, что случилось. Сэнди сообщил, что сущий бред – плохой сон, и Марс решил спать. Но рассказанный наутро «плохой сон» заставил и его задуматься всерьез. Ему такое тоже снилось, причем настолько пугало, что хотелось из интерната сбежать. Страшнее всего становилось, когда часов в пять-шесть вечера коридоры пустовали, и Стрэтхоллан будто вымирал. И Рассел тоже помнил, как заснул однажды на плите в лесу, и ему приснился точно такой же блондин, который с маниакальной улыбкой сжег какому-то бедняге пальцы спичками. Сны не могут совпадать так детально, вплоть до формы, в которую сновидения были одеты, вплоть до цвета волос и их длины. Сэнди же увлеченно уговаривал его, что это какая-то полная бредятина, что это просто глюки. А может, интернат проклят, но во снах эти двое были безумно счастливы. Блуверд им завидовал до смерти, Рассел над ним смеялся, но очень осторожно, уже поняв, что Сэнди совсем не такой хладнокровный и каменный, каким кажется. Он очень ранимый и нервный, хрупкий и обидчивый. И очень не хотелось потерять с ним эту связь.

Финиш случился, когда Расселу приснился забавный, слащавый шатен с крупными локонами, которые падали на плечи, прямо как у Сэнди теперь. Он об этом малявке рассказал, посмеиваясь, что кое-кто нашел свою реинкарнацию. Сэнди передразнил его, точно так же хихикая, а потом и вовсе выдал, что глаза блондина на чердаке успел хорошо рассмотреть, и они были точь-в-точь, как у Рассела. Такие карие, что практически черные, отражающие все, как в зеркале. Смеяться Марсу расхотелось, стало не по себе. Блуверд в итоге вообще дошел до того, что чуть не спятил ночью в темноте, увидев гуляющего по саду Энферни. Это была именно та, субботняя ночь, в которую Рассел и Сэнди шлялись по улице и трепались о ерунде, они вошли между двух огромных кустов в сад, дошли до роз… И тут Сэнди побелел, остановившись, как вкопанный, и вытаращив глаза. Марс проследил его взгляд и чуть не сел на травку, отдохнуть – метров в пятнадцати от них к розам, закрывшимся на ночь, наклонилась высокая фигура в форме, длинные светлые волосы свесились, закрывая лицо, так что Сэнди заколотило от ужаса.

- Это он, я тебе говорю. Ну все, блин, мы спятили, - он захихикал нервно, «Ромуальд» обернулся, и Рассел застонал, поняв, что они затупили.

- Тебе ночью делать нечего? Какого хрена ты в форме?

- Нечего, - согласился Доминик. – А остальное все в стирке, просто. Форму завтра закину, сейчас уже надеть нечего, - он пожаловался, удивленно их рассматривая, выгнув бровь. – У вас все нормально? Бледные, как утопленники, - он ухмыльнулся.

- Да так. Бывает. Просто кое-кто очень похож на одного человека, - Сэнди махнул рукой.

Доминик ушел, они остались в саду, стало совсем жутко, будто привидение вот-вот должно было на них напасть.

- Реально похож, засранец, - Рассел усмехнулся.

- В темноте, - шепотом согласился Сэнди.

Гаррет в темноте занимался не совсем прогулками по саду, но вещью тоже довольно интересной. В зубах он держал карманный фонарик, а сам стоял, постоянно оглядываясь на дверь директорского кабинета, у директорского же стола. Его трясло, внутри все переворачивалось, сердце делало сальто от волнения и адреналина, по позвоночнику чуть ли не катились ледяные капли пота, но парень все равно копался в ящиках стола. Он выдергивал то один, то другой, отыскивая бумаги о договоре с прослушивающей студией, ему просто необходимо было их найти, он решил, что если судьба сама не дает ему шанс, то он возьмет его без спроса, насильно. И можно было сбежать, в конце концов, всей группой, нужны были только бумаги, без них не доказать, не пройти.

Он уронил большую зеленую папку, выматерился, уронил и фонарик, опустился на колени, чуть не плача от страха, что его застукают. Его самоуверенность умерла на пороге темного кабинета, так что бояться было можно. И он собирал документы по возможности так осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил, снова сунул фонарик в зубы, подсвечивая себе на всякий случай. Пятно света выхватило его собственную фамилию, затем слова «Анализ ДНК»…

Фонарик в очередной раз выпал, глаза округлились, руки вспотели и задрожали. У него вообще вырвалось нервное хихиканье, так что Гаррет зажал себе ладонью рот, оглянулся на дверь, сел к окну, чтобы светила хотя бы луна, а не вырубившийся фонарь, и принялся листать скрепленные скрепкой листы. И он постепенно понимал, что медосмотр был нужен совсем не из-за контроля за их здоровьем, а из-за кое-чего другого. И он в этом сыграл не последнюю роль.

* * *

- Ты где был? – Кермит на него уставился, он беспокоился за всех, но Трампер давно валялся на своей полке, малышня рубилась, как обычно, в карты, а гулящий кикимор вернулся минут десять назад из душа, нагулявшись по саду.

Гаррет вошел с такими же круглыми, стеклянными глазами, с которыми сидел в кабинете. Там он, кстати, все убрал, все закрыл и проверил на предмет оставленных улик. А уж как его трясло, когда он включил ксерокс и сделал копии листов для себя, на будущее. У него пока не было четкого плана, но идея появилась довольно размытая. И он вылетел из директорского кабинета в глубоком шоке, взметнулся по лестнице, ворвался в спальню и стоял, собираясь оправдываться перед капитаном и парнями.

- Я был в шоке, - честно сообщил он, рухнув на кровать Доминика, тот сразу подвинулся, хотя сидел и увлеченно раскладывал пасьянс, который Гаррет своим падением жестоко разрушил.

- Что случилось?

- Мы едем на прослушивание.

- Ты спер их?! – Трампер свесился, весело на него глядя, да еще и с надеждой. – Роз и Мафферс теперь тебе пожизненно должны.

- Я спер кое-что покруче, - парень нервно улыбнулся, помахал еще теплыми листами.

- Ты не спер документы? – Лайам сдулся, разочаровался.

- Не парься, я же сказал, что мы едем, - мазохист отмахнулся, а потом вздохнул будто устало, запустил пятерню в волосы, причесался пальцами и просто забыл, как надо говорить.

- Дай-ка, - Доминик отобрал у него листы, Кермит следил за изменениями в выражении его лица и просто остолбенел. Такого выражения у кикиморки он никогда не видел, вообще довольно узкие глаза округлились, рот приоткрылся, Энферни несколько раз посмотрел на Гаррета, у которого был сеанс йоги. Он сидел, привалившись к стене, закрыв глаза, мучительно сдвинув брови, будто у него случился сердечный приступ, убрав волосы с лица, держась за голову рукой.

- Гонишь, - Доминик не выдержал, ему просто не верилось.

- Я охреневаю, - согласился с ним мазохист полностью.

- Ошалеть.

- Да что там?! – Трампер психанул, спрыгнул с кровати и подошел к ним. Через пару минут адское лицо стало и у него, и тогда уже очкарик не выдержал, растолкал спящего Ясмина и сообщил, что у них небольшой коллапс. Коллапс был не просто БОЛЬШОЙ, он был ОГРОМНЫЙ. С одной стороны – счастливый, ведь они явно поедут на прослушивание, а с другой стороны – жесткий, ведь Гаррет крупно вляпался.

Когда все успокоились, еще не до конца веря, думая, что это какая-то ошибка, просто совпадение, Доминик все же не удержался.

- Помните, я вам говорил, как он оказался сиротой?

- Ну, не до конца говорил, - согласился Ясмин.

- Поржать хотите? – Энферни усмехнулся, все кивнули, и он выдал резко. – Его нашли на кладбище. Ну, так рассказывали наши идиотки в приюте. Его нашли в корзине на кладбище возле нашего «Тадеуса Дамера», вот потому его почти и не мучили сначала. А потом боссы оборзели и его тоже начали мучить. Но никто не знает, почему он был на кладбище.

- А меня тут, как бы, нет? – Гаррет возмутился, что его обсуждают прямо на его глазах.

- Жесть, - выдал Брэд.

- Что она там делала, в Манчестере? – Ясмин смотрел на мазохиста во все глаза, ведь он его давно простил, а теперь просто был в шоке, как и все.

- Вот и спрошу у нее заодно. Теперь она нифига не посмеет мне отказать. Полетит наша Ду Мортье отсюда с песнями. А может и не только…

- Ты сдурел? – Доминик вытянул ногу и толкнул его босой ступней в бедро, усмехнулся. – Еще давай, заделай ей сына, он потом тоже окажется на погосте, а лет через восемнадцать поступит сюда. А потом найдет тебя и навставляет люлей, - он засмеялся, Гаррет сначала хотел его толкнуть, а потом схватил за щиколотку и пощекотал голую пятку. Кикимор опрокинулся на спину и завизжал, вырываясь, дергая ногой. Развлекались минуты три, пока все усиленно думали и радовались предстоящей поездке.

- Ты уже придумал песню? – Лайам отпихнул мазохиста от его «любимого» дружка и сел на кровать Доминика сам.

- Да, но все не в тему. Может, все же лучше ту, французскую?

- Французскую?! – Гаррет просто чуть не заплакал от смеха. – Вы издеваетесь, да?

- Нет, просто я ее уже выучил, а Лайам немного подпоет, у него-то с французским проблем нет, - парень повел плечом, он лежал на спине, вытянув одну ногу и закинув ее прямо на колени привалившегося к стене красавчика. Вторая была согнута в колене и прислонена к стене, бывший новичок развалился с комфортом, держа руку у рта и иногда покусывая указательный палец.

- Пошли вы знаете, куда? – Гаррет встал, собрал документы, положил их на стол и решил побеседовать с директрисой следующим же утром. И плевать, что воскресенье будет.

- Тебе и петь не придется. И играть только чуть-чуть, - Трампер решил убедить его.

- Ладно, делайте, что хотите. Но мне завтра будет КЛАССНО, - мазохист ухмылялся с таким выражением лица, что не по себе стало даже Кермиту, не говоря о малышне.

- Ты всерьез собрался это сделать?

- Ну, она же просила вас сочинить ей песню на французском. Вы не стали сочинять, вы нашли готовую. А я ей сочиню.

- Ты? – капитан засмеялся. – Если ты и сочинишь что-то по-французски, то это будет четверостишье из сплошных матов.

- Зачем сразу по-французски?.. – Гаррет поморщился. – Я ей сочиню развлекуху на ближайшие девять месяцев.

Доминик подавился собственным пальцем, засмеялся неприятно, чересчур высоким голосом.

- Вы наблюдаете миниатюру: «Как на этом свете появляются молодые папаши».

- Вы наблюдаете миниатюру: «Как в этом мире тупо быть самоуверенной, фригидной сучкой», - перевернул все с ног на голову парень и решил, что это не сложно. В конце концов, многие малолетки в Стрэтхоллане наивно полагали, что заниматься сексом и делать детей – два совершенно не связанных друг с другом процесса. Гаррет такими заблуждениями себя не тешил.

- А если она будет кричать и звать на помощь? – задумчиво протянул Ясмин, посмотрев на их веселье. Кермит просто обалдел.

- И ты туда же?! Вы не шутите? Вы реально решили, что это пройдет просто так?!

- Ее уволят, - Гаррет прищурился, глядя на очкарика. – Ее уволят, если я захочу, потому что я, блин, сын этой отмороженной стервы, и она мне пожизненно должна за все! – он так распалился, что рявкнул это с искренней ненавистью и яростью. – И если я захочу, она уволит не только ее, но и половину этих дур. И если я даже сожгу этот долбанный интернат, она мне ничего не сделает. Но я пока ограничусь только Ду Мортье. И раз уж ее уволят, надо обеспечить ей безбедное будущее, ты не считаешь? Учительнице французского в ее возрасте и с ее внешностью трудно будет найти приличную работу на хорошем месте, а так ей государство оплатит все. Прикиньте? Как четко…

- Ты просто само милосердие, - эмо вздохнул, подняв брови и рассматривая страницы перед собой.

- А то.

- Проблема реально в том, не заорет ли она, - вернул их с небес и высоких материй на грешную землю Брэд. – Это учительский этаж, кто-нибудь точно услышит.

- Я закрою дверь изнутри, - парировал Гаррет.

- Постучат и попросят открыть.

- Она спит, да и вообще, это неуважительно – стучать в дверь спальни взрослого человека посреди ночи, - он пожал плечами.

- Не вариант, точно попросят открыть. И спросят, что происходит, все ли в порядке.

- Заставлю сказать, что все окей,- Гаррет улыбнулся уже менее весело и уверенно.

- Каким образом? Она заверещит, как только тебя увидит, ты даже дверь закрыть не успеешь, - Кермит на него смотрел в упор, стараясь убедить в том, что идея на грани сумасшествия.

- А можно ее задержать, - глаза Доминика вдруг сверкнули таким бредовым огоньком, что даже Лайам вздрогнул. – Может, я просто отвлеку ее? Она же меня любит, - он улыбнулся. – Поговорю с ней в коридоре, отверну от двери, а ты пока зайдешь, все такое. А потом она сама зайдет в комнату, закроет ее на ночь, она же не идиотка, в конце концов, ты ее тогда так шуганул, что она теперь дергается постоянно. И вот, она закрывает дверь сама, ты такой где-нибудь там, в темноте.

- Где? – Кермит недоверчиво выгнул бровь, а Ясмин смотрел куда заинтересованнее.

- Ну, под кроватью. В шкафу. За самой дверью. ТОЧНО! – Доминик сел, тронул волосы, чтобы они не торчали во все стороны, вымытые и еще влажные после душа, грозящие встать дыбом. – Точно же, ты будешь стоять за дверью, она ее закрывает на ключ, ты ее хватаешь, зажимаешь ей рот и делай все, что захочешь, - Энферни безумно улыбнулся, Гаррет застыл, но улыбался он точно так же. А потом кивнул неожиданно, прикусил губу.

- Точно… Ты гений, - он прищурился, чуть не гавкнул весело и вскочил со своей полки, хотя едва успел сесть. – И она, блин, пожалеет о том, что кипятила мне мозги!

Он не знал, почему Доминик решил ему вдруг подать идею, почему решил помочь, но точно знал, что Энферни часто не властен над своими желаниями. И так же, как многие бывшие воспитанники приюта «Тадеуса Дамера» он привык себе ни в чем не отказывать, руководствуясь принципом «Жизнь одна».

- А ты ей покажешь, что такое настоящий жеребе-е-е-ец, - Трампер захохотал, запрокинув голову, Доминик на него покосился с улыбкой, лишенной ехидства, но было в ней что-то пугающее, неадекватное. Казалось, этим двоим вообще в голову не приходило, что они совершают преступление против чужой, взрослой, противоположного пола личности.

- И правда, покажи, - он повел плечами, как индийская танцовщица. – Ты же так хва-а-а-астался, что никто еще не жаловался. Ясмин, тебе тогда понравилось?

Парень вздохнул немного раздраженно, прикрыл глаза, потом взглянул на Доминика и нехотя отозвался.

- Вы и так уже решили, зачем спрашивать? Может, и понравилось.

- Ну вот! Блуверд тоже был не прочь продолжить, хоть Гарри и укурок тот еще. Так что, я надеюсь, это будет круто. Покажи ей небо в алмазах, достань с неба звезду.

- Три раза? – уточнил Гаррет довольно позитивно.

- Сможешь больше? – Трампер не удержался, рассматривая его.

- Вот и смогу, - парень рухнул обратно на кровать, закинул руки за голову и растянулся с удовольствием, зевнул так, что любой лев в передаче «В мире животных» обзавидовался бы.

- Вы рехнулись, - Кермит не выдержал, закрыл глаза, застонал от ужаса и отшвырнул учебник на стол, сел на свою полку. – Вы реально двинулись. Гаррет, ну ты же любишь баб, ты уважаешь девчонок, ты борец за эмансипацию, что ты несешь?!

- Я уважаю девчонок, но БАБ не люблю, - возразил мазохист. – БАБЫ испортили мое детство, а теперь одна такая сильно опытная и крутая пытается испортить мне еще и молодость, лучшие годы. Она считает, что может лишить меня моего шанса на славу, и пусть даже этот шанс призрачный, пусть мы не пройдем никуда, но он все равно есть. И она пожалеет, что посмела у меня на пути встать.

- И правильно, - Доминик кивнул. – Я теперь тоже в группе, я же не могу позволить, чтобы из-за этого придурка и тупицы меня лишили шанса на популярность?

Гаррет не стал даже огрызаться, он смотрел на капитана, а тот держался рукой за голову, прижав ладонь ко лбу, и не открывал глаза.

- Вы больные. Вы абсолютно аморальные придурки, в вас хоть что-нибудь святое осталось?

- А может, ей понравится, откуда ты знаешь? В этом возрасте у БАБ часто бродят всякие мысли, по-моему, - Брэд фыркнул, Эрик хихикнул, Кермит сверкнул на них глазами, чтобы малолетние умники не высовывались со своими не по годам огромными знаниями.

- Расслабься, Друри, я не собираюсь ее насиловать, - Гаррет пожал плечами. – Мне это не доставляет вообще. Я ее просто выдеру и оставлю балдеть, пусть думает о том, что потеряла в своей жизни, не сделав проституцию профессией.

- Псих.

Ясмин вдруг усмехнулся.

- Что-то ты гонишь, - он взглянул на Гаррета, тот поднял на него взгляд, эмо прищурился. – ТЕБЕ не доставляет насиловать?

- БАБ, - Гаррет осклабился. – Это скучно. А девчонок жалко, они же маленькие, хорошенькие. Даже самые последние шлюхи все равно мечтают о сказках.

- А парни тебе чем не угодили? Может, они тоже мечтают о сказках?

- Даже самый романтичный педик мечтает о том, чтобы его жестоко оттрахали, - парировал Гаррет. – Я не говорю о том, чего сам не знаю, - он сразу заткнул все возражения обратно в глотки умников и натуралов.

- Ты гонишь, я не мечтаю, - Трампер не стал возражать против того, что он педик, но возразил против этих странных фантазий.

- Я про тех, кто предпочитает подставлять задницу, - огрызнулся Гаррет. Он ненавидел, когда его ставили на место. – Любой парень, хоть раз подолбившись с мужиком, забывает напрочь, что такое «обычная романтика». У него становится совершенно другое понятие обо всей этой лабуде, о девчонках, о мужиках, о ценности секса в жизни, вообще. О любви этой мифической.

- Мифической? – Кермит поморщился. – Ты хочешь сказать, что трахаться с пацанами – однозначно забивать на любовь? Тогда я точно рад, что я нормальный, - он фыркнул и натянул одеяло до подбородка.

- Нет, просто понятие любви становится другим. Ну, не держаться за руки и смотреть на луну, в смысле, - пояснил красавчик терпеливо и беззлобно. – Я так понял.

- Типа того, - мазохист покрутил кистью в воздухе и закатил глаза, отчаявшись объяснить.

- Мне вот только одно непонятно, - Доминик растянул свои темные, болезненно-бесцветные губы в ухмылке. – Гарри-то откуда знает про любовь, про понятия? Ты «не говоришь о том, чего сам не знаешь»? Кого ты любил?

Гаррет уставился в верхнюю полку над собой, которая пустовала, он моргнул пару раз, покосился неприязненно на «друга» и Лайама, внимательно его изучавших с кровати в углу…

- Не твое собачье дело. Будто бы ты знаешь что-то о любви?

- Так я же не претендую, - улыбнулся и пропел Энферни. У него было такое выражение лица, что хотелось по нему врезать, но Гаррет не стал. – Не надо строить из себя умника, Андерсен. Мы с тобой вместе придумали, что если не нравятся собственные идеи, не стоит их высказывать.

- Спасибо, что напомнил, я и так склерозом не страдаю, - мазохист брезгливо скривил губы, отвел взгляд, будто ему противно было даже смотреть на только что признанного гением парня.

- Я знаю. Просто иногда зарываешься.

- Почему вы всегда лаетесь? Почему нельзя просто жить в мире и тишине, вы же только что почти адекватно общались? – Кермит вздохнул.

- Потому что он – предатель, - Доминик резко отозвался, глянув на капитана, которого считал в глубине души не достойным влезать в их с Гарретом личные отношения.

- А он – псих.

- Слабак, - Доминик смотрел в упор теперь уже на ненавистного друга, который прекрасно понял, о чем «кикимора» ему напоминала.

- А он – слишком гордый. Слишком гордый, чтобы простить?

- Слишком гордый, чтобы дать, - поправил Доминик резко, поморщившись тоже, фыркнув, будто Андерсен не был достоин даже говорить с ним.

- И не надо.

- Я так и понял.

- Так в чем же моя слабость? В том, что не нуждаюсь?

- В том, что не забыл об этом, - Энферни осклабился просто жутко, от уха до уха.

Гаррет наврал и в тот раз, в медкабинете, на медосмотре, в ответ на вопрос о том, помнит ли о той странной дате. Тринадцатого июня этого года был не только восемнадцатый день рождения Доминика. И сейчас он опять психовал, ненавидел себя за то, что не забыл. И все равно, как бы ни старался забыть и оправдаться, чувствовал свою вину. Не так остро, не так резко, как Доминик ее выставлял, но все равно чувствовал. Хотя, Гаррет не мог быть уверен ни в чем, он слишком давно не мог узнать «друга» поближе, чтобы понять, всерьез ли тот злится, помнит ли сам, ценит ли еще то самое, что он ему обещал, насчет чего предал?

- И что, ты правда и ни разу не… - Гаррет начал, но намеренно остановился на половине фразы, Доминик на него молча посмотрел несколько секунд и опять будто капризно надул губы. Он всегда так улыбался, когда не хотел, чтобы в его истинные мысли кто-то проник своим топорным образом.

- Тебя не касается.

- Нет, как раз меня это касается, - Андерсен запсиховал. Лайам сидел, смотрел то на капитана, то на Ясмина, оба косились на ведущих странный диалог манчестерских придурков, но тоже ничего не понимали. Трампер выгнул бровь, одними губами спросил: «О чем они?..» Ясмин пожал плечами, округлив глаза беспомощно, он явно не способен был понять. Кермит не удержался.

- Вы потрудитесь объяснить этот шифр?

- Отстань, - Гаррет отмахнулся, продолжая сверлить взглядом бывшего друга. Тот сел, убрав ногу с колен Лайама, подтянул колени к груди и накрыл их одеялом, на мазохиста он вообще не смотрел.

- Слышишь меня, вообще? Я сказал, что меня это касается. Я прекрасно помню смысл, вообще все помню. Так что скажи.

- Не скажу, - Доминик пожал плечами.

- Ну и хрен с тобой, - Гаррет решил больше не унижаться, это было не в его правилах, он с Сэнди научился, что многие романтичные потаскушки мужского пола балуются провокациями. И он больше не хотел попасть в сети и ловушки этих провокаций. И охотник в звериной шкуре, которым он был, бился в моральной клетке, страдая от желания вытряхнуть правду из секретничавшего «дружка». Он терпел.

- Ты сделаешь это? – но все равно не выдержал.

- Может быть. Да, сделаю, - задумавшись всего на секунду, ответил Энферни, доставая книгу, включая лампу на своей тумбочке и собираясь читать, чтобы устать и заснуть.

- Блин, да скажи! Да или нет?! Я же имею право знать, меня это реально касается!

Доминик поднял брови, он уже лежал на животе, Лайам наблюдал на своих коленях вытянутые ноги, жесткие, но почти гладкие икры. Мерзкий кикимор перевернул страницу и спокойно отозвался.

- Это уже очень давно касается только меня. Ты сам так решил.

- Сука, как же бесит… - Гаррет аж зубами заскрипел от злости, отвернулся к стене, выключил свет и решил спать. Получалось неубедительно.

«Я не решал, так получилось», - эту мысль он проглотил.

- Ладно, допустим, что ответ «да». Ты это сделал, чтобы мне отомстить, да? – мазохист опять не выдержал, он оглянулся через плечо и опять обнаружил полное спокойствие. Малышня уже даже хихикать тихо начала, Кермит с Ясмином занимались своими делами, но все равно прислушивались. Трамперу это все напоминало мексиканский сериал с нехорошим концом. Он рассеянно и, сам не зная, зачем, поглаживал хозяина кровати по ноге.

Доминик засмеялся беспечно.

- Я не мщу тем, кто мне не интересен, забыл?

Гаррет не забыл. Они всегда так делали раньше, просто игнорировали тех, кто их донимал, пока они были тандемом. И это работало просто потрясающе. И сработало сейчас – у мазохиста началась нервная трясучка.

- Тогда зачем?

- Это мое дело. И потом, ты сам решил, что я уже это сделал.

- Значит, нет? Точно, значит, не сделал. Почему? Потому что просто обещал? И что, и ты тогда сдохнешь тринадцатого, да?

- Конечно.

- Зачем?

- Какое тебе дело? – он все же на заклятого дружка взглянул, причем заметил искренний интерес в его вопросе даже эмо, глядевший на это все с верхней полки.

- Никакого. Просто интересно. То есть, ты не сделал, потому что обещал. Но ты же обещал, что либо ни с кем вообще, либо…

- Обещал, - перебил его парень, чтобы мерзкий мазохист не успел проболтаться, чтобы никто не понял.

- Значит, если я соглашусь, ты тоже согласишься?

- Нет, - Доминик пожал плечами равнодушно.

- Какого хрена?! – Гаррет не понимал ничего, не говоря уже об остальных Нептунах.

«Ты нарушил договор, ты – предатель», - эти слова Доминик проглотил, так и не сказав. Он тоже, как и Гаррет, умел говорить совсем не то, что думал. По крайней мере, немного менял слова.

- Мне твое соглашение не нужно, - он улыбнулся. – Правда.

- Либо со мной, либо ни с кем! – Гаррет зашипел.

- Значит, ни с кем.

- И сдохнешь тринадцатого, точно решил?

- Давным-давно решил. Избавь от необходимости с тобой общаться, пожалуйста, я хочу почитать.

Лайам расплылся в довольной улыбке. Ему было приятно видеть, что Гаррет теперь ощущал примерно то же, что ощущал Трампер, когда ему так нежно и мерзко отвечал сам мазохист. Это был триумф, хоть красавчик ничего из их диалога и не понял.

- Почему?!

- «Почему» что? – устало вздохнул кикимор.

- Почему ни мне, ни кому-то еще? Ты – гребаный эгоист!

- Ну и что? Ты тоже. Кому-то еще не стану, потому что не могу, я не нарушаю договоров, в отличие от некоторых. А тебе – потому что не хочу и просто не собираюсь тратиться на всякое ничтожество.

- Из принципа, да? Месть? Типа, чтобы я понял что-то там, да? Так вот, я извиняться не стану, потому что я не виноват.

- Конечно.

- И это все – твои заморочки, сам с ними разбирайся.

- Я уже.

- Если ты собираешься лишать себя кайфа только ради того, чтобы я мучился, и мне было дерьмово, то сразу предупреждаю – смотри, не потеряй бесцельно прожитое время. Потому что я-то мучиться не стану, а ты многое упустишь.

- Я учту твою точку зрения, хоть твое мнение меня, в общем-то, и не интересует.

- Почему это ты умрешь тринадцатого? Тринадцатого чего? – влез удивленно Ясмин.

- Тринадцатого июня, - спокойно, вроде даже не охотно поделился Доминик. – У меня день рождения тринадцатого июня.

- Тебе же восемнадцать уже будет?

- Само собой.

- И почему ты собрался умирать? – Кермит почувствовал, что ответ ему не понравится.

- Потому, - коротко ответил парень, не собираясь распространяться о подробностях и деталях. – Так надо.

- Надо?

- Так я хочу, - поправился певец и снова перевернул страницу, с повышенным интересом уставился на текст.

- Ты же не умрешь. Ты, насколько нам известно, не болен ничем серьезным, - очкарик ко всему подходил с рационализмом и логикой.

- Самоубийство? – предположил красавчик, взглянув на наивных дружков надменно.

- Ты с ума сошел?! – Кермит возмутился, глядя на ранее не симпатизирующего ему кикимора.

- Это моя жизнь, моя судьба, мой выбор. Дело даже не в договоре, - Доминик не заметил, как спалился. – Дело в том, что я так хочу. И никого слушать не стану, уж извините. Я ничего не делаю назло и «из принципа», как кое-кто тут предполагал. Я просто так хочу. И кое-кого это совершенно не касается. Он не со мной, а я не с ним, хочет – пусть хоть кислоту выпьет тринадцатого. Пусть удавится в этой комнате, пусть с крыши прыгнет одновременно со мной, пусть хоть утопится. Это все равно будет не со мной, - он улыбнулся так сладко и довольно, что видно было – ему осознание этого факта невероятно доставляет настоящее удовольствие. Доминик был именно из тех людей, у кого не разделялись душа и тело, как у многих «пафосных проституток», а которые способны были отделить свое Я и свое физическое тело от толпы даже в комнате с кучей народа.

- «Кое-кто» этого делать просто не станет, потому что не идиот и ценит свою жизнь, какой бы она ни была, - ядовито похихикал Гаррет, делая вид, будто ему плевать.

- Я за него очень рад, - вздохнул Доминик. – Я тоже свою жизнь люблю и ценю, она меня вполне устраивает, комплексов у меня нет, проблем – тоже. Да и идиотом я себя не считаю, с самооценкой у меня все в порядке.

- Тогда зачем?! – Кермит просто не мог понять такого отношения к себе. Небрежного, наплевательского.

- Это – моя жизнь. Я ее строю, я ее меняю, ломаю. А захочу, закончу. Всем все равно, почему мне должно быть важным?

- Знаю я, почему ты сдохнуть хочешь, - резко рявкнул Гаррет, повернувшись на спину и приподнявшись на локте.

- Сомневаюсь.

- Знаю!

- Нет, не знаешь, - Доминик улыбнулся.

- Я тебя насквозь вижу.

- Ты меня не знаешь. Ты же не можешь прочесть мои мысли, - парень его осадил и остудил пыл, так что Гаррета затрясло от злости, от собственной беспомощности и тупого бессилия в данной ситуации.

- Ты можешь только догадываться, а не знает, кроме меня, никто, - и это тоже делало жизнь Доминика приятнее в его собственных глазах. – Ты не знаешь, кого я люблю, люблю ли вообще, кого ненавижу и ненавижу ли, с кем я спал, с кем – нет, спал ли когда-либо с кем-то, о чем я думаю, о чем мечтаю, чего хочу, что собираюсь сделать, что меня грузит. Ты не знаешь. А сказать, почему? – он усмехнулся. – Не потому, что ты тупой и в принципе не способен быть вместе с человеком, не способен его узнавать, как следует, не потому, что ты ничтожество и плоскоэмоциональный идиот, не потому, что ты где-то и с кем-то потерял и поистаскал свое уродливое сердце… А потому что я не хочу. И никогда не позволю тебе со мной быть.

- А я и не хочу, - Гаррет зашипел мстительно, хотя подавился ответом: «Я, вообще-то, сердце не терял, я знаю, где оно! И пусть оно уродливое, оно мое. Или нет».

- Вот и прекрасно. Я не хочу, ты не хочешь, все классно, правда? Задача решена, так что тебя не устраивает?

В его словах был резон, это Гаррету вообще не нравилось.

- Меня все устраивает. С чего ты взял, что меня что-то не устраивает?

- Тогда удачи, - Доминик улыбнулся краем рта, перестал на него смотреть и снова повернулся к книге перед собой.

- Ты задолбал!!! – Гаррет впервые вот так сорвался сам. Раньше в Стрэтхоллане он доводил сам и только других, на кого ему было наплевать. Ему, по большей части, было плевать вообще на всех, но тут напала обида и злоба, он вскочил, схватил джинсы, парку и вылетел за дверь, хлопнув ей.

Доминик убрал книгу на тумбочку, погасил свет и лег поудобнее, согнув ноги в коленях, устроился в позе эмбриона и решил спать. Лайам на него посмотрел, подумал, что тоже неплохо было бы лечь уже, но не удержался и спросил.

- Я так понимаю, у вас что-то было? И ты поэтому решил сюда приехать? Отомстить ему за что-то?

Было лень врать.

- Нет, ничего не было. Да и приехать сюда я не хотел так уж сильно, просто участвовал в конкурсе по велению нашей старой идиотки-директрисы. А я если участвую, то хочу победить. Ну, или хотя бы второе место занять, как в этот раз вышло. То, что Гарри тут – тупое совпадение, мне-то что? Ну, мы дружили раньше, потом разбежались, это было еще там, а теперь я здесь, и он снова начинает бодаться. Начал-то я, но он подхватил. И я ему хотел отомстить сначала, но я уже отомстил, все же знают, какой он урод.

Кермит на него смотрел, все слушали, Ясмин не стал говорить, что в словах сквозило огромное, горящее: «Я вру. Причем вру самому себе». И эмо точно видел, что парень говорил правду о совершенной мести, о совпадении их учебы в Стрэтхоллане. Но Ясмину с трудом верилось, что «они просто дружили», «просто разбежались», «ничего не было». А может, это была такая сильная привязанность после их аморальных развлечений, о которых никто не знал. Кермит же готов был признать – то ли Энферни прекрасный актер, то ли он жуткий провокатор. Все его слова просто обжигали, били, кололи и резали, заставляя страдать и психовать, все слова вынуждали сказать: «Нет!! Не правда, ты не прав, я не такой, (или наоборот, такой), я…» И нельзя было это сделать в то же время, потому что говорил Доминик с той волшебной интонацией равнодушия, которая заставляла сомневаться – провокация ли это? Может, он всерьез игнорирует, и плевать ему на все старания? Зная Гаррета довольно хорошо, капитан Нептунов мог точно сказать – Андерсена это мучило, раздражало, что доказано было его побегом из спальни в припадке истерики. Он и сам на месте Гаррета сорвался бы, заорал бы, что захоти он вдруг, и Доминик БУДЕТ С НИМ. БУДЕТ! БУДЕТ-БУДЕТ-БУДЕТ, независимо от собственного желания! Будет если не морально, то физически. Но и это было невозможно, и все об этом уже прекрасно знали. Физически к кикиморе подобраться было нереально, он прекрасно умел постоять за себя и без драк, но не контролируя то, что делал во имя самозащиты. А морально к нему просто было не пробиться. И Гаррет прекрасно знал и слышал уже этим вечером, что даже в случае его согласия ничего не изменится, что его согласие просто не нужно и не интересно. Оно не является целью.

- Знаешь, что мне в тебе нравится? – философски уточнил Лайам, встав и начав раздеваться, чтобы уже заползти на полку и затихнуть.

- Ммм? – Доминик из вежливости переспросил, хотя ему действительно было интересно.

- Что ты умеешь разжечь к себе интерес, - вздохнул красавчик откровенно и честно, не строя из себя клоуна и весельчака. – И даже если на самом деле ты неинтересная пустышка и унылая зануда, твои приколы стоят того, чтобы это узнать. Ну, и глаза у тебя тоже ничего, - он усмехнулся, не удержавшись в образе философа, и отвернулся, полез наверх.

Доминик промолчал, не стал говорить никаких пошлых «спасибо». За что благодарить? За то что он сам такой и есть, сам себя годами строил, отстаивал свое Я перед всеми? Не за что Лайаму говорить это дурацкое «спасибо».