- Энферни не видел? – в коридоре мазохист перехватил Эрика, который шел куда-то со своими малолетними друзьями и по-хамски обсуждал Сэнди. Правда с каждым днем становилось все меньше поводов его обсуждать, Блуверд все время проводил с Расселом, которому это, как ни странно, не надоедало, а очень даже нравилось.

- Он в душ ушел, по-моему, - младший Нептун пожал плечами. – Не знаю. Он по лесу шлялся, весь упаханный ушел недавно мыться. Может, там еще.

- Ага, спасибо, - отсутствующим голосом поблагодарил парень, осматриваясь, ища, кого бы послать на разведку. – О, солнышко! Ясмин! – он метнулся к эмо, тот сразу хотел завернуть, не ожидав такого обращения и уже чувствуя, что это не к добру.

- Чего тебе?

- А чего так грубо?

- Что у тебя под футболкой? – эмо был наблюдательным, он заметил, что за ремень узких джинсов что-то засунуто, прикрыто футболкой, но все равно заметно.

- Тебя не волнует. Дуй в душ, посмотри, там это чмо или нет, - Гаррет толкнул его к темной двери.

- Какое чмо?

- Сам знаешь, - Гаррет прищурился, эмо решил послушно пойти. Он вошел, сделал вид, что хочет взять расческу, бросил пару взглядов на все-таки странную фигуру кикимора, вышел.

- Он там, - он пожал плечами, пытаясь заглянуть в странно масляные и довольные глаза Гаррета. – А зачем тебе? Он с тобой не хочет разговаривать же. Блин, да что с тобой?! – парень возмутился полному безразличию к его словам, тронул лицо парня, повернув его к себе. – Ты пьян?!

Гаррет шикнул на него, опасливо оглядываясь на шарахающийся по коридору народ.

- Заткнись.

- Ты нажрался!

- Я немного дернул. Для поднятия настроения, - уточнил Нептун весело, на несвойственном ему позитиве и очень оптимистичной ноте.

- Слушай, не лезь к нему, его и так от тебя вымораживает, а от тебя еще и перегаром тащит за метр, - посоветовал эмо абсолютно серьезно.

- Тебя никто не спрашивает, отвянь.

- Гаррет!

- Ты упустил свое счастье, любовь моя-я-я-я… - пропел мазохист гламурно, прозвенел над их головами звонок на отбой, Гаррет на него показал пальцем и улыбнулся. – Все, вали спать. Ну, читать. Трепаться, ржать, гулять, не знаю, делай, что хочешь.

- А ты что будешь делать? Ты же в стельку!

- Ты еще «в стельку» не видел, - заверил его сосед по команде безумно серьезно. – А у меня будет ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ вечер и не менее классная ночь, - он помахал ему пальцами, наклонившись, потом открыл дверь душевой и захихикал дурацким шепотом. – Только не говори никому. Любимая мо-я… - он отвернулся, расстегивая ремень на джинсах, закрыл за собой дверь в раздевалку, так что Ясмин остался перед этой дверью в полном шоке. Он постоял, а потом все же пошел в спальню, решив об этом больше не думать. И никому не говорить.

* * *

Сэнди с Расселом разошлись как раз у дверей раздевалки, рыжий Марс собирался еще зайти, забрать оттуда забытую цепочку, которую он обычно носил на шее.

- Ладно. Спокойной ночи, - Сэнди решил отстать первым, чтобы не навязываться и не надоедать.

- Спокойной ночи, - Роз кивнул, усмехаясь, как всегда.

- Я пошел, - заверил его теперь уже шатен, а не блондин.

- Ага, давай.

- Ну, сладких снов.

- И тебе, - Рассел улыбнулся, не удержавшись. Сэнди вздохнул от отвращения к самому себе, отвернулся и пошел было к спальне Венер, но Марс его все равно схватил за руку, выждав именно этот момент, чтобы чмокнуть в щеку. Блуверд растаял и ушел, один раз обернувшись, покраснев и прибавив скорости. Рассел вздохнул на полном позитиве, тихо открыл дверь, вошел… Он собирался быстро пройти в темноту раздевалки, не глядя на яркий проход в саму душевую, где горел, казалось, весь свет. Включены были лампы «дневного света» под потолком, хотя они иногда мигали и трещали от перенапряжения. Обычно никто из парней этот свет не любил, потому что в нем прекрасно были видны все недостатки фигуры и кожи, даже волос и ногтей, не говоря просто про тело. Рассел все же покосился, решив узнать, кто там такой самовлюбленный, что любит себя рассматривать при свете в зеркалах. Челюсть его чуть не стукнула о белый кафель, глаза почти вылезли из орбит при виде обнаруженной картины. Был порыв убежать с криками, позвать всех, чтобы тоже посмотрели, но он остался, затихнув и только задворками мозга осознавая – это вуайеризм.

Гаррет отрывался по полной программе, он сам уже был весь мокрый, одежду можно было отжимать, потому что он стоял под самим душем, их которого хлестала прохладная вода.

Доминик, на которого он «напал» сзади, стиснув одной рукой поперек мокрого и совершенно не одетого тела, то вырывался, то смеялся комичности ситуации. Ведь вчера примерно так же вырывалась мисс Ду Мортье, и ему не хотелось напоминать ее Гаррету. Который явно был пьян.

Энферни хотел ударить его локтем поддых, потому что другого выхода не осталось – сложно отдавить ногу человеку в кедах, оставаясь сам без обуви вообще.

- Да не дергайся, - Гаррет ухмыльнулся, наклоняясь, вдыхая запах от его шеи, волос, но он сбивался мылом и шампунем, которые Доминик только что смыл. Он вообще собирался уходить уже, как его схватили. «Не дергаться» было просто глупо, так что кикимор продолжал выкручиваться даже тогда, когда ему руки заломили за спину. Гаррет и Гаррет-под-градусом были двумя разными людьми, ему отшибло мозги, а силы организм брал вообще неясно, откуда, наглость – тоже. Поэтому он одной рукой запросто удержал оба вывернутых запястья «друга», выдернул второй рукой ремень из своих джинсов и принялся стягивать предплечья рыпающегося парня.

- Чего ты от меня хочешь?.. – у него началась истерика, Доминик захихикал, наклонившись, уже дрожа от холода, потому что душевая была огромная, а вода прохладная, релаксирующая, но не в его положении.

- А что ты мне обещал? – весело уточнил Гаррет, напоминая ему.

Рассел на них смотрел в жестоком ступоре, затаившись за одним из шкафчиков, буквально стоя на четвереньках на полу и выглядывая из-за угла, чтобы не спалиться. Это было извращение, конечно, но так интересно, что умереть – не встать. Он мечтал посмотреть, что там делал тогда Гаррет с Сэнди, раз уж такие звуки доносились из спальни Нептунов после концерта. Он тогда подбивал всех, но не получилось. Он мечтал посмотреть, что он будет делать с француженкой, но просто не было возможности, это был огромный риск – всей командой или даже двумя оказаться застуканными на учительском этаже, под дверью, из-за которой слышится ТАКОЕ. И тут такая возможность представилась. Да еще и сложно было оторвать взгляд от женственного тела кикимора, пусть он и был насквозь мокрый. В конце концов, он напоминал настоящую кикимору теперь и все равно как-то притягивал. А может, Рассела притягивало видеть, как к нему прижимается куда более мужественное тело Нептуна, облепленное промокшей одеждой?

Доминик взвыл, Гаррет его схватил одной рукой за шею, а второй – поперек живота, прижимая к себе, распрямляя и не давая согнуться, увернуться от бьющих, ледяных струй воды. Мазохист просто решил его таким образом успокоить, протянул быстро руку, раскрутил холодный кран на полную, а горячий выключил вовсе. Самому ему холодно было не очень, всему виной водка, гуляющая по крови, и чужое бьющееся тело.

- Придурок!! – певца заколотило от холода, и без того бледная кожа просто начала синеть, губы стали фиолетовыми.

- Согреть? – Гаррет усмехнулся, отпустив его шею и дернув за волосы, заглядывая в глаза, хоть он и был для выгнутого Энферни в перевернутом состоянии.

Взгляд говорил лучше, чем слова, так что он его отпихнул, Доминик рухнул на колени, ударившись ими о кафельный пол и немного рассадив, так что по полу к водостоку потекли тонкие оранжевые струйки. Ледяную воду Гаррет так и не выключил, зато взял с раковины оставленную там бутылку. Рассел чуть не высунулся, чтобы понять, куда Андерсен делся, но тот вышел снова, открутив крышку и весело продемонстрировав водку «другу».

- Ты больной, - сообщил ему Доминик со смехом. Он отодвинулся в самый угол душевой, где воды не было. Теплее не стало, зато и не было постоянно так холодно.

- И ты тоже. Тебе же это все нравится, - Гаррет его видел насквозь, парень начал злиться – как этот мерзкий мазохист мог читать его мысли? Ну, подумаешь… Доминик всегда мечтал о подобном, о грубом и мерзком изнасиловании, причем не кем-то абстрактным, а именно Андерсеном.

- Ну так давай поиграем в изнасилование?! – весело развел руки в стороны и посмотрел вдохновенно на бутылку Гаррет. – Только играть надо по-настоящему, - добавил с ухмылкой. – Поэтому не вздумай сказать, что тебе нравится.

Рассел спрятался, как мог, потому что теперь оба были у стены напротив выхода, Гаррет зажал друга в углу, пытаясь заставить сделать хотя бы глоток из бутылки.

- Вот сейчас я не шучу, идиот! – Доминик напиваться не хотел, он отворачивался изо всех сил, даже подтянул колени к груди и уткнулся в них носом. Гаррет выход нашел – он пнул его по ноге небрежно, откидывая ее и заставляя выпрямить, а потом использовал еще один запрещенный, нечестный прием – снова схватил заклятого дружка за волосы. Доминик поднял лицо к нему, чтобы не было так больно, а под галогеновым светом все было отлично видно. Гаррета аж затрясло от омерзения, потому что и сам он себе показался отвратительным. И ситуация, и чужое тело. Но почему-то оно его привлекало таким, какое оно было. Никаких тайн, интимностей, секретов под таким ярким светом быть на могло, вот он – Доминик Энферни, прямо перед ним, в натуральном виде. Без геля и лака на мокрых волосах, без духов, дезодорантов, всякой ерунды, без одежды, прячущей недостатки и даже достоинства, без украшений, вроде переводных татуировок. Дрожащий от холода и вожделения, хоть и пытается последнее скрыть.

Ведь играть надо убедительно.

Оказалось, что на лице у него тоже есть веснушки, как у Сэнди, только они не такие заметные, они только под глазами и на переносице, появляются только от солнца, редко балующего воспитанников Стрэтхоллана. Оказалось, что у него очень чувственные губы, сейчас совсем потерявшие цвет, ставшие фиолетовыми, на них видно было маленькие трещинки, понятно было, что ему катастрофически не хватает витаминов – углы рта были обычным ранками, да еще и здоровая багровая трещина разбитой с утра губы прибавляла колорита.

- Тебе же лучше будет! – Гаррет усмехнулся, рассматривая бутылку.

- Я не буду пить, - Доминик уперся, как упрямый осел.

- Только не надо МНЕ сказки рассказывать, что ты никогда водку не пил. Ты при мне ее хлебал чуть ли не кружками.

- Я и не отрицаю.

- И не надо сказок, что всегда закусывал, ага? – парень повел плечом. – Так в чем проблема?

- Я вообще сегодня ничего не ел, меня развезет! Мне вообще плохо будет!

- Отлично. Может, я и хочу, чтобы тебе было плохо?.. – Гаррет на него задумчиво посмотрел. – Ладно, считаю до трех. Не соглашаешься, я в тебя ее сам залью.

- Нихрена, - Доминик стиснул зубы, закрыл глаза и предпочел делать вид, что он вообще ни при чем тут. Он даже находится не здесь, так о чем речь?

Гаррет особо церемониться тоже не стал, у Рассела все в штанах стало серьезно, когда он услышал звук пощечины, возмущенный вздох, увидел, как мерзкий Энферни открыл было рот, чтобы возмутиться такому обращению… Гаррет сжали пальцами его челюсть, не давая рот закрыть, стиснул так, что стало больно, опустить голову Доминик даже не думал. Нептун весело перевернул над его открытым ртом бутылку, из которой прозрачной, тягучей струйкой потекла водка. Доминик зажмурился, все еще пытаясь отвернуться, но стеклянное горлышко просунули глубже, между губ, дальше зубов, чтобы он их точно не стиснул. Горло обожгло, пищевод загорелся, а во рту стало мерзко и горько, но глотать пришлось. Судорожно дергался кадык, из закрытых глаз потекли по вискам слезы. Хотя, возможно, это были просто капли воды.

Когда он подавился, Гаррет его наконец отпустил, парень закашлялся, наклонившись, пытаясь отплеваться от «согревающего эликсира». Но он однозначно перестал быть таким бледным, от злости и стыда щеки немного порозовели, а Андерсен небрежно, нарочно унизительно похлопал его по щеке пальцами, взял за подбородок совсем не нежно, заглянул в глаза, почти сразу начавшие мутнеть.

- Ну все. Все будет зашибись, завтра скажешь, что заболел, полежишь, отдохнешь. К тому же, ты вряд ли сможешь встать.

- Урода кусок… - Доминик зашипел на него, но Гаррета это мало волновало. Он в этот раз не исполнял чужие желания, снисходительно на это все глядя, как с Сэнди или Ясмином. В этот раз он исполнял собственные, получая удовольствие от каждой секунды. И он расстегнул штаны, усмехнулся.

- Давай, Ники, наслаждайся. Ты же мечтаешь об этом, с ума сходишь просто. Ты обещал, разве нет?

Доминик засмеялся, закрыв глаза, запрокинув голову и прижавшись затылком к стене.

- Обалдеть, поверить не могу… А если кто-нибудь зайдет?

- Тебе по барабану будет, так же веселее? – Гаррет улыбнулся, намотал его волосы на кулак и только дернул ближе. Выбора у Доминика, в принципе, не было, да и не было это противно, как ни странно, не было неприятно. С утра в душе он не соврал – Андерсен мог похвастаться куда большим оборудованием, чем тот же Трампер.

Профессионализм и опыт в его действиях даже не мерещился, хотя у Сэнди виден был сразу, да и чувствовался очень хорошо. Но Гаррет удивился, поняв, что ему намного приятнее, чем с Блувердом. Чего только стоило выражение лица друга детства, напарника во всех извращениях, когда он это делал. Он закрыл глаза, старался зубами не касаться, довольно быстро привыкая к темпу и ритму. Вообще, у него были две причины вести себя, как паинька. Первая – если бы он и рискнул даже отколоть то же самое, что с боссом в Манчестере, то Гаррет-то в больницу уехал бы, конечно, но перед этим выбил бы ему все зубы. И не факт, что кулаком, ведь столько тяжелых предметов вокруг. И вторая причина – как ни неприятно признавать, ему это в самом деле нравилось. Что поделать, они знали мечты друг друга. Только Доминик никогда не знал, что мечтой Гаррета уже давно был именно он.

А еще неплохо было бы им увидеть выражение побагровевшего лица Рассела, который молился всем богам, чтобы не кончить позорно прямо так. Не заниматься же самоудовлетворением в темной раздевалке, глядя на однокурсников, которые вытворяли такое? Но он не мог больше терпеть, умирал от возбуждения при виде всего этого. А уходить было бы обидно.

Движения Энферни как-то неуловимо изменились, стали более плавными, томными, проявлялось его удовольствие от процесса, Гаррета начало трясти не то от злости, не то от возбуждения.

- Тебя уже повело, что ли? – уточнил он, отдернув «друга» от уже полюбившегося ему дела, заглядывая ему в глаза. – Точно, ты уже вообще. Сколько пальцев видишь? – он показал ему средний палец.

- Один. Ты его всегда показываешь, - Доминик вздохнул с усмешкой, губы у него наконец стали ярче, а по скулам будто провели кистью с красной акварелью, такой неестественный появился румянец. Сам Гаррет уже почти протрезвел, ведь сделал он всего два глотка из бутылки, да и было это довольно давно, организм восстанавливался быстро. В отличие от голодного Энферни, которому протрезветь не грозило совершенно.

Мазохист отпустил его, разделся сам, так что Рассела начало колотить. Ему не верилось, что они собирались заняться «этим» прямо в душе, на полу, при свете. Нет, он не был жутким праведником, но все равно… Это было жестоко. По отношению к… К кому? Нет, Энферни все нравилось. Тогда к кому? Они что, такие извращенцы, что им обоим это нравится?

Судя по тому, как охотно кикимор потянулся к Андерсену, ему и правда все было в кайф, а Гаррет наконец расстегнул ремень на его руках, стянул его, не обратил внимания на бордовые следы на запястьях. Больше Доминик вырываться не хотел, не было необходимости его связывать, поэтому он быстро перехватил было инициативу и повалил Гаррета на пол. Но перед этим решил сделать тепло, включил душ снова, только уже не такой ледяной, а потеплее. Рассел рассматривал их извивания на полу, ноги и руки путались, пальцы гладили, щипали, трогали, ногти царапали, оставляя длинные, почти сразу опухающие полосы на телах. Плеск воды на полу и шум душа почти все глушил, но слышно было их редкие разговоры. В основном, Гаррет издевался, получал за это издевку в ответ и продолжал получать кайф. Они извернулись так, что Роз побагровел, а эти два Нептуна оказались совершенно бесстыжими, аморальными изгоями адекватного общества. Обычными поцелуями в губы и шею они не ограничились, они вообще не целовались взасос, оставляя это «на сладкое». Свои системы ценностей были у этой манчестерской парочки, поэтому Доминик стонал, как сумасшедший, стоило больно сжать его соски жесткими пальцами, а потом зализать их, щекоча шариком штанги в языке. Гаррет оставил засос у него на животе, расцарапал бок, притворился, будто собирается без предупреждения взять и… Собственно, взять его, так что кикимор сначала испугался и сдвинул ноги, согнув колени, упираясь ступнями мазохисту в грудь. Но тот всего лишь пошутил, а потому усмехнулся, подхватил его ноги под коленями, раздвинул их, согнулся, прокусил тонкую кожу на шее, где она переходила в плечо. Женское хихиканье рыжего Марса добивало, он постоянно начинал психовать, стоило снова выглянуть и посмотреть на их медленные забавы. Гаррет с оттягом, больно одарил парня шлепком по гладкому, мокрому бедру, так что остался красный след. Он загорелся, как, собственно, и весь Энферни, который вообще забыл про то, что сначала не хотел. Гаррет стиснул его щиколотку, вытянул ногу вверх и прикусил местечко возле косточки на ступне. Доминик ногой дернул, опять хихикнув, а потом расслабился, приоткрыл рот, запрокинул голову и закрыл глаза, только чувствуя. Андерсен оставил засос на этой косточке, а ногу уложил себе на плечо, вторую просто держал под коленкой, задрав почти к плечу. Его привлекало все, абсолютно все тело, не только отдельные его части, а потому хотелось не просто отыметь во все отверстия, но и подчинить полностью.

- Ты был бы обалденной шлюхой, - заверил он, просунув руку между округлых бедер, начав грубовато парня ласкать, а сам одновременно провел губами по его ноге снизу вверх, ткнулся носом под коленку, блаженно закрыл глаза.

- И ты то-о-оже… - засмеялся Энферни, помня о том, что у Гаррета шлюхи – больное место. Если не эрогенная зона, конечно.

- Нет, я серьезно, - Андерсен уже протрезвел, он усмехнулся, лизнул то же место под коленкой, Доминик вздрогнул от щекотки, двинул бедрами машинально, чтобы остановившаяся рука Гаррета не теряла время. А его нельзя было торопить и подгонять, потому что он вообще ее убрал, наклонился, загнув ногу «жертвы» так, что она прижалась к его торсу. Еще один багровый засос остался и под коленкой.

Но стоило отвлечься и оглядеться в поисках чего-нибудь, похожего на смазку, Доминик все взял под контроль, наехав на него, придавив и заставив расслабиться, успокоиться, подчиниться.

- Ты меня решил изнасиловать, да? А нельзя изнасиловать того, кто любит изнасилования, - он захихикал.

- Ты о-о-о-о-очень пьяный, - заверил его Гаррет, засмеявшись, за что получил легкую, но резкую пощечину, Доминик его оседлал, придавив к полу, но ничего больше не делая. Ему было все равно абсолютно до всех правил приличия, да и Гаррету хотелось только больше прикосновений, о морали он не размышлял.

- Я вообще никакой, - согласился Энферни, укусив его за нижнюю губу, спустившись до горла, прихватив губами кадык. Он с нажимом провел по худым бокам, ощупав чуть торчащие ребра, и вот его-то ногти царапались еще больнее, аж до крови, так что Гаррет словил кайф. Доминик сполз ниже, оказавшись у него между ног, он тронул так нравившийся ему череп в сережке пирсинга, пошевелил стержень в уже зажившем проколе, нырнул кончиком языка во впадину пупка, одновременно царапая внутреннюю сторону его бедра. Именно то место, где заметил заживший порез. Гаррета разносило, он стиснул зубы. В таком положении, да еще со стояком буквально на полвторого, ему было не то чтобы весело, но позитивно – точно. Доминик нагнулся так удачно, что хоть языком и шуровал там, где чувствительно, оставил пару засосов на бледном, плоском и очень жестком животе… Но даже он сам чувствовал, что истекающий смазкой ствол ему упирается в ключицы. В ямку между ними, постоянно соскальзывая и проводя по горлу. Гаррет так и завис, приподнявшись на локтях, рассматривая его, чуть двинув бедрами ради прикола. Доминик дернулся, выпрямился, ему не дали снова увлеченно замучить попавшегося в ловушку страстей мазохиста.

- Давай, вставай, - он усмехнулся, схватил дружка крепко за предплечье и вздернул следом за собой на ноги, толкнул к раковинам, прижался сзади, так что столешница давила парню на живот. Рассел обоих проклял за то, что теперь ему их стало не видно, только остались звуки. И он дико хотел бы увидеть, что именно они сопровождали.

Крем для рук с тем самым запахом алоэ Гаррет парню все же испортил, не просто проведя аккуратно по белой поверхности, а запустив в нее два пальца.

- Может, сразу? – Доминик даже растрогался, какая это была нежность. Нежностью это точно не было, просто Гаррет хотел поиздеваться, успокоиться немного, а заодно подготовить себе путь до небес.

- Заткнись, - попросил он, усмехнувшись, пьяный кикимор сладко осклабился, прикрыл глаза, опираясь руками о раковину, широко их расставив. Впрочем, ноги у него тоже были расставлены, как перед полицейским, поясница прогнута. Мышцы были неподатливые, а внутри оказалось туго, горячо и очень гладко. И совсем скоро стало так же влажно и скользко, как было с мисс Ду Мортье прошлым вечером, только намного лучше. Она не сжималась так, хоть и смущалась сильнее, а Доминик только вздыхал, вздрагивая в такт движениям пальцев, стискивал руками края раковины и был полностью поглощен ощущениями. Он чуть не кончил, но Гаррет это заметил и стал делать больнее, протолкнув с трудом еще и третий палец. Парень поморщился на несколько секунд, Андерсен его почти нежно взял свободной рукой за шею, заставив выгнуть ее. Перед зеркалом даже Энферни было стыдно, а ему в ухо еще и зашептали весело.

- Открой глаза и смотри на меня. Тебе же доставляет видеть, как тебя трахают? И не кто попало, а я, ты же МНЕ обещал это, да? Вот и отдавай, - он убрал пальцы, дал ему звучного шлепка по ягодице, а потом без предупреждения прижался вплотную. Парень как раз открыл глаза, так что Гаррет едва не кончил сразу же, позорно, лишь увидев выражение этих глаз. Доминик их из принципа больше не закрывал, хотя очень тянуло зажмуриться, он застонал почти беззвучно, вцепился ногтями в гладкую раковину, так что чуть не свернул их к чертям собачьим. Удовольствие мигом почти испарилось, но то самое, от его любви к боли, осталось. Пусть извращенное, но оно было. Он только нарочно, заставляя себя ловить удовольствие, сладко улыбнулся, прикрыл глаза томно, засмеялся утробно. И это было легко из-за того количества водки, которое в него залили.

- Надо же. А в Ясмина столько не влезло бы, - Гаррет засмеялся ему в ухо, прикусил мочку, а потом кончиком языка принялся это чувствительное ушко ласкать. Доминик не знал, на чем сосредоточиться, потому что ощущения были повсюду. И ладонь, сильно давящая ему на живот, чтобы чувствовать толчки внутри, тоже заставляла обращать на себя внимание.

Рассел все же не выдержал, высунулся немного, чтобы увидеть, что они делают, тут же вытаращил глаза и хотел утянуться обратно… Но Энферни его заметил, у него вырвался очередной смешок, Гаррет уловил направление взгляда и шепнул ему:

- Там что, кто-то есть?

Доминик молча кивнул, глядя в зеркало, он тут же дернулся, беззвучно охнув, попытавшись согнуться, но Гаррет его опять выпрямил, выгнул, заставляя откинуть голову себе на плечо.

- Ну и прекрасно. Пусть видит, как тебя прет. И кто тебя сегодня трахает.

- Пусть, - согласился парень весело, облизываясь, так что шевельнулась бусинка в верхней губе. Ему не хватало просто движений, ему нравилось, когда Гаррет почти выходил и снова сильно, резко вбивался до конца. В самом деле до конца, потому что Доминик не принимался пищать и скулить со словами: «Больше не могу, ой, больно», как тот же эмо. То ли у них были разные тела, то ли разная психика, то ли разные болевые пороги.

Гаррет решил остановиться. Нет, он натренировался сдерживаться подольше, сложно не натренироваться с почти регулярными кувырканиями в постели, в конюшне, в шкафу, теперь еще и в душе… Но ему не хотелось отпускать ненавистного «друга» раньше времени, хотелось замучить его до предела. Поэтому от раковины он его оттащил, перестав методично накачивать, толкнул под душ, так что почти высохшие волосы снова намокли, прилипли к спине. Доминик их томным, каким-то теплым и плавным движением убрал назад, чтобы не прилипали к лицу.

- И тебе вообще не стыдно?.. – Гаррет просто обалдевал. Нет, с себя он тоже обалдевал, но ведь он и не был девственником, ему можно было не стесняться, но чтобы в первый раз, да еще и с парнем, да еще и с детства знакомым парнем, под ярким светом, в душе, на полу, у раковины НЕ СТЫДНО?

- Вообще, - заверил парень, улыбнулся почти мерзко, шагнул к Гаррету, обнял его рукой за шею, без вопросов поцеловал, проталкивая язык глубже. Гаррет вместе с ним, прижав за талию, опустился на пол, привалившись к стене.

- Давай, залезай, чего сидишь, - фыркнул он, Доминик спорить не стал, раздвинул бедра шире, стоя на разбитых коленях. Если бы Гаррет не опередил его, грубо втолкнувшись без предупреждения, он бы еще и сам извращенно потрогал его рукой, направляя в себя. Но не пришлось, можно было просто опуститься, еле контролируя силу движений, чтобы не было так уж чересчур «приятно».

Рассел уже кончил, теперь он ненавидел обоих и себя заодно, мрачно думая, что делать с неприятно мокрыми и остывающими штанами. Он решил, что когда эта парочка свалит, в душе останется он. И обязательно еще раз со вкусом на них вздернет, вспоминая именно эту картину. Он видел только выгнутую спину, упругую задницу Энферни, его раздвинутые ноги и скользящие при каждом движении по полу колени, его длинные волосы, прилипшие к спине, воду из душа, катящуюся по позвоночнику, смывающую пот сразу же. Гаррета видно было относительно, но стоило чуть подвинуться, и сразу все предстало в неплохом свете. Они целовались, они даже целоваться умудрялись извращенно. Доминик был пьян СОВСЕМ, а потому про стыд в самом деле забыл, сначала он просто позволял проталкивать язык в свой рот чуть ли не до горла, а потом они спятили окончательно, как в Манчестере. Правда тогда, в приюте, они еще не знали, что можно заниматься и «такими» вещами. Теперь же противный кикимор держал чужое бледное, мокрое лицо с катящимися по нему каплями воды в своих ладонях, высунул язык, как и Гаррет. Они целовались, даже не соприкасаясь губами, просто мерзко облизывая, щекоча чужой язык. Но в конце концов снова вернулись к засосу, как его привыкли воспринимать нормальные люди. Гаррет не успел сказать: «Врежь мне», Доминик будто прочел его мысли, отстранился и отвесил ему пощечину, а затем сжал пальцами челюсть и заглянул в глаза пьяным, мутным взглядом.

- Класс? Мне очень нравится, например, - он усмехнулся. Гаррет откинул его руку грубо, схватил за шею и выдохнул в рот.

- Класс. Мне тоже.

Доминик сопротивляться не стал даже тогда, когда ему стало больно от резких движений, подкидывающих его на чужих бедрах, даже когда ему в рот грубо протолкнули два пальца, заставив делать то же, что он делал прошлой ночью на лестнице. И он делал, потому что ему это тоже нравилось, нравилось чувствовать себя конченным извращенцем. Они не знали даже, то ли они такие извращенцы сами по себе, то ли решили стать еще противнее для подсматривающего за ними анонимного вуайериста. Наверное, и то, и другое.

- Придуши меня чуть-чуть?.. – прошептал Энферни, когда пальцы Гаррет убрал, чтобы парня поцеловать.

- Чуть-чуть?

- Можешь сильно. Если убьешь, тебе будет, что вспомнить, - на полном серьезе улыбнулся Доминик.

Гаррет веселился от души, раз уж им было так позитивно вместе, то почему нужно было это отрицать? Надо жить моментом, не секундой, с планами, конечно, с мечтами и целями… Но жить надо здесь и сейчас, а не когда-то «потом». Поэтому он решил, что шанс великолепный, упускать его нельзя.

Рассел рискнул опять высунуться, посмотреть на них, просто остолбенел. Он видел эти шутки с удушением впервые, так что ему стало плохо при виде выпрямленной спины, отведенных назад рук Доминика, которыми тот опирался о скользкий пол. Гаррет тоже спину выпрямил, взялся обеими руками поудобнее за чужую шею, обнаженную и доверчиво подставленную, начал медленно и постепенно ее сдавливать, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть вообще. Сначала Доминику еще было весело, а вот потом Андерсен аж чуть сам не зарычал, дернувшись. Его стиснуло, как в тисках, а потом снова чуть отпустило. Доминик двинулся вверх, потом снова вниз, он еще был в сознании, хоть и закрыл глаза так блаженно, будто был в раю. Он не мог дышать вообще, зато ощущения ловил просто дьявольские. Гаррет стиснул его шею сильнее, сжимая ее со злостью, будто правда хотел задушить. Он надавил ему собственными запястьями на плечи, опуская сильнее, до боли, но потом позволил снова подняться, так что мазохисту плохо стало от тесноты, которая уже вроде уступила место влажности и мягкости. Но вот, вдруг вернулась. Рассел умирал от стыда и любопытства, от страха и ужаса, от волнения за истеричного кикимора, который забился в агонии. Хотя, это больше было похоже на жестокий оргазм, потому что руки у него сами собой сжимались в кулаки, ногти впивались в ладони, оставляя кровавые полумесяцы на коже, бедра сами сдвигались. Гаррет его насильно опускал снова, встряхнул за шею, проверяя, в каком вообще состоянии «друг». Доминик был как раз на стадии, когда в панике начинают вырываться, но он не стал брыкаться, весь его страх выражался лишь сжатием мышц. Гаррет не удержался, поцеловал, как в прошлый раз, мертвый, безвольный рот с похолодевшими, приоткрытыми губами.

Парень отключился, дернувшись, еще несколько раз брыкнувшись, так что его тело извернулось, будто под сильным током. Гаррет отпустил его шею, подхватил начавшее падать бессознательное тело, обхватил обеими руками поперек спины, прижал к себе, пряча его лицо в свое плечо, ближе к шее. Он и сам стиснул зубы, дернулся, не ожидав, что это будет так сильно, такой жестокий контраст.

Рассел уполз в самый угол раздевалки, спрятался за последним шкафчиком, сев компактно между ним и батареей. Он шепотом, почти беззвучно матерился, костеря по полной программе «гребаных извращенцев, укурков, отморозков, озабоченных дегенератов». Сам себе он теперь казался четырнадцатилетней девственницей в белом платьице. Как минимум.

Гаррет же наводил в душе порядок, спрятал злосчастный крем-алоэ в ящик, зная, что никто его не возьмет. Ну какой нормальный парень станет мазать руки такой слащавой дрянью? Андерсен еще был немного в неадеквате, он вылил оставшуюся водку, выбросил бутылку в урну под раковинами, сам быстро принял душ, намотал вокруг бедер полотенце, и только потом решился прикоснуться к отключившемуся, выглядевшему мертвым «другу». Он так медлил не из отвращения, не из брезгливости, тем более, не из пренебрежения. Из легкой злости на самого себя, потому что стали видны все последствия их развлечений. Он поднял бессознательное тело, прислонил его к стене, нежно провел руками по нему, смывая пот, кровь из порезов, укусов, царапин, ссадин, сперму с живота, крем, собственную же сперму, стекавшую по бедрам. Доминик был никакой, совершенная кукла, так что после прилива нежности Гаррет его обмотал полотенцем приличнее некуда – от подмышек почти до колен. Он даже себе не мог объяснить, почему именно так. Чтобы никто не заметил кучи царапин, засосов и укусов? Чтобы Доминику было не холодно? Чтобы на него никто не смотрел?

Первое отпадало из-за полного наплевательства Андерсена на чужое мнение. Второе – из парадоксальности самого предположения, ведь Энферни был без сознания, ему было все равно на холод и жару. Начнись война – он бы и то не очнулся, но однозначно дышал. Слабо, но дышал. Так что, Нептуну пришлось признать – не хотелось, чтобы на использованное вдоль и поперек им самим тело пялился кто-то левый. Это было его тело, Доминик же сам обещал. Вот и все.

Рассел напрягся, когда услышал шаги, он аж испугался, что Нептун его заметит, но Гаррет был слишком увлечен. Он сначала уложил завернутого в полотенце «друга» на скамью, а потом принялся искать в своем шкафу хоть что-нибудь из одежды. Нашел не такие уж пафосные, самые обычные джинсы, футболку. А вот идти до прачечной по коридору пришлось босиком, потому что не было никакого желания совать ноги в мокрые кеды. Он вернулся, а Доминик лежал в той же позе, еще не спал, еще был просто без сознания. Рассел бесился, что нельзя вылезти, все конечности уже затекли, мокрые штаны вымораживали до припадка. Гаррет не поленился достать еще одно полотенце и вытереть мокрые волосы ненавистного кикимора, чтобы с них не лилась вода. Когда он его поднял на руки, как настоящую невесту, Роз чуть не помолился богу от радости, стоило закрыться двери, он сам метнулся в душ.

Он только подумал, что теперь и раздевалка, и душевая будут напоминать ему этот порнографический кошмар. И это ничуть не расстраивало.