Анжело снова спрятался, и даже пытать Рудольфа было бесполезно, он не уловил момент, когда Мэлоун пропал. Одри мрачно его искал, весь интернат постепенно запомнил внешность и имя Оуэна Брикстоуна-парня-охотящегося-за-очкариком-Мэлоуном. Он спустился даже в подвал, где был оборудован не зал для уроков физкультуры, а просто спортзал с настоящими, очень даже крутыми снарядами. Обычно там тусовались парни постарше, кто хотел нарисовать себе красивые мышцы, но в данный момент там рвал и метал один из Турмалинов. И несложно было догадаться, как его звали, Одри просто опешил, остановился на пороге, прикрыв железную дверь. Он даже забыл о врунишке Гранате, уставился на Эйприла, который «тренировался с мечом». Мечи лежали в футлярах в шкафу, но он вытащил один и отчаянно «упражнялся», избивая боксерскую грушу привлекательного синего цвета. Челка уже взмокла до такого состояния, что хоть отжимай, руки болели, но швы не расходились. Если кровь и сочилась из ран, то только немного, безобидно, под бинтами не было заметно. На полу красиво раскинулись осколки плеера, растоптанного ногами и раскрошенного чем-то потяжелее.
Такой ярости Одри никогда в жизни не видел. Точнее, он никогда не видел такой боли не то что в жизни, а даже в десятилетней смерти, потому что Эйприл не просто избивал грушу, он обливался слезами, психовал и выдыхал так, как это делают теннисистки на корте. Груше было хоть бы хны, мечу – тоже, зато злость уходила, силы от нее не намного отставали.
- Что случилось? – Боргес не умел уходить от проблем, он их либо решал, либо не сталкивался с ними вообще. Эйприл на него посмотрел такими дикими глазами, что стало страшно. Лицо у него побелело, глаза покраснели, он уронил декорацию на один из тренажеров, а сам шарахнулся к стене, в угол, закрытый грушей.
- Хорошо, ничего не случилось, - согласился Одри. Точнее, Эйприл думал, что это Одри, он не мог быть уверен, но все равно верил этим двоим придуркам. – Успокойся. Хочешь, я посижу с тобой?
- Не надо делать то, что я хочу!!
- Гаррет что-то сделал? – сразу догадался парень по этим словам.
- Нет! Гаррет ничего не делал! Здесь нет Гаррета, его нет! Это не он!
- Ладно, не он, ты прав, не спорю, - Одри сел рядом с ним на пол, куда парень сполз, чтобы его не трогали. – А кто сделал?
Ответа не последовало, Турмалин просто надрывался, у него раскалывалась от рыданий голова, руки дрожали. Одри понял, что это не тот случай, когда нужно что-то обсуждать и искать адекватный выход из проблемы. Скорее всего, проблемы-то никакой нет, по крайней мере, материальной. Проблема у Эйприла явно в душе, а ее посторонний человек не решит даже при очень большом желании.
Он сам, Одри, поставил себя на его место и понял, что тоже отбивался бы и кричал, что ему никто не нужен, ничего не нужно, но в душе нуждался бы в поддержке. Поэтому он протиснул руку между стеной и спиной Эйприла, обнял его за плечи, наклонил к себе, подавляя угрюмое сопротивление, второй рукой прижал его пушистую голову к своей груди, поставил на макушку подбородок.
- Отстань от меня! Отпусти, не трогай!! Никто меня не будет трогать, я сам, без вас перебьюсь!
- Стопудово, - согласились с ним без проблем, рука Оуэна, пальцы которой запутались у Эйприла в волосах, пошевелилась снова, отодвинула его челку, вытерла ладонью слезы со щеки. Кле поднял голову, посмотрел на него с такой болью, что хотелось либо умереть, либо убить того, кто его до этого довел. Бывали у Одри такие припадки совести, когда виновником слез был не он сам. К сожалению, виновники обычно забывают о своей совести, даже если осознают, что сделали что-то не то.
- Успокойся, - тихо посоветовал он, даже улыбнулся.
- Я никогда не успокоюсь, - драматично разочаровал его Эйприл. – Ты будешь смеяться, если я скажу.
- Не буду. Мне много чего говорили, я сам кучу ерунды нес когда-то. Не думаю, что ты меня удивишь.
- Такое ощущение, что мне душу оттрахали, - выпалил парень, сжимая в кулаке ткань его футболки. – И сердце реально разбилось, это не метафора для дебильных стишков, честное слово, я чувствую, что оно не бьется, осколки торчат там… Не могу, - он зажмурился, задохнулся, поскуливая, Одри прижал его сильнее, поражаясь искренности и даже какой-то откровенности.
- Да ладно тебе. Один разбил, другой склеит.
- Это будет не то.
- Значит, просто трещина, ничего не разбито.
Эйприл не успел ответить, его так эффективно успокоили, что он чуть глаза не вытаращил. Одри успокаивать умел тремя способами – пощечиной, сюсюканьем и поцелуем. Сюсюканье не сработало, пощечина не подходила, он использовал третий метод, просто прикоснувшись губами к искусанным и припухшим губам. Дверь подвала опять открылась, сладкий и высоковатый голос осведомился.
- Ты здесь, БРИКСТОУН? – последнее звучало с иронией. Гаррет спросил, где его дружок, ему посоветовали спуститься в спортзал, и он уверен был, что найдет там только «Оуэна». – Я говорил тебе, что лучше бы Нэнэ изгнал меня совсем?
- Нет, но я и так вижу, - сообщил голос Оуэна внезапно очень мрачно. Эштон к нему подошел, видя только относительно, отодвинул висящую и мешающую грушу, увидел в уголке милую картину и округлил глаза, потерял дар речи.
- Какого хрена ты делаешь?! – заорал он так громко, что оба «голубка» дернулись, Одри вскочил, Оуэн окрысился от его злости.
- Не ори на меня!
- Ты лапал моего парня!
- Он не твой парень, он парень Гаррета!
- У тебя крыша поехала, да?! А я кто, по-твоему?!
- Ты – Эштон, и я тебя не знаю, уж прости, - Одри хмыкнул. – Или это я ошибался и не видел, какой ты придурок?! Что ты несешь, зачем ты вообще врешь, если потом просто смеешься над людьми?! Я же так не делаю и никогда не делал?!
- Тебя не касается, что я делаю! – Гаррет просто опешил от возмущения. На него впервые орал этот парень, которого он последние десять лет настолько привык видеть рядом, что не мог представить врагом.
- Я говорил тебе, чтобы ты не трогал его, оставил в покое! Ты просто недостоин никого на этой долбанной планете, понимаешь?!
- И он тоже об этом знает, не беспокойся! – Гаррет прищурился, так что лицо Эштона на секунду приобрело знакомое для Одри выражение. – И это только мое дело, кого я достоин, а кого – нет!
- Это касается и его тоже!
- А не надо за него заступаться, он сам отлично может!
- Ты не можешь запретить мне заступаться за кого-то, знаешь ли! – Одри сам не ожидал, но, видимо, тело Оуэна само реагировало на крики и ругань, оно вытянуло руки и пихнуло Эштона в грудь. Он шатнулся и сделал было шаг назад, будучи по сути трусом и красавчиком, но Гаррет таким не был никогда, он сделал шаг вперед, пихнув в ответ.
- Хочешь проверить, что я могу?!
- Никого не волнует, что я здесь, да? – очень тихо, предельно тихо уточнил Эйприл, встав и отряхнувшись. Он хлопнул Оуэна по плечу, Одри вздрогнул за него.
- Спасибо, что утешил, не лезь к уродам, испачкаешься, - посоветовал Кле и пошел на выход, Гаррет уставился ему вслед огромными от удивления глазами. Но Эйприл не оставил и его без напутствия, он остановился на пороге из двух ступенек, уже открыв дверь, и сообщил.
- А ты… Честное слово, лучше бы ты еще раз умер. Попробуй напиться и выброситься из окна, может, поможет?
- Ты правда хочешь этого? – уточнили сразу же, Эйприл подавился словами. Одри перестал злиться, потому что Гаррета он знал лучше всех. Гаррету не слабо, это точно, ведь один раз он это уже сделал.
- Да не надо пугать, потом опять будешь летать тут чертовым привидением… - Кле хмыкнул.
- Если захочу. А я не хочу, - сообщили ему в ответ с той же мрачной ухмылкой и прищуром. – Мне пойти и сдохнуть? Я пойду и сдохну. Да или нет?
Его уловка не прошла, как он рассчитывал, потому что Эйприл не хотел ни того, ни другого. Он не хотел ни его смерти, ни быть виноватым в его смерти, сказав «да», ни отговаривать его, ни давать надежду или позориться, сказав «нет». Он сказал правду.
- Да мне плевать. Делай, что хочешь, ты привык так делать. А исполнения моих желаний от тебя не требуется, я уже говорил.
Одри подумал, что ответ вполне достойный, хмыкнул и окончательно успокоился, дверь прикрылась, шаги постепенно поднялись выше по лестнице и утихли. Эштон стоял мрачный, смотрел на дверь.
- Класс… - крупная и очень бледная ладонь Оуэна хлопнула его шутливо по щеке, так что блондин Крофт вздрогнул и уставился на него. – Ты крутой, ты безумно крутой, ты сам строишь и сам ломаешь. Не дай бог, ты стал бы президентом, твоя страна сошла бы с ума, строя небоскребы по будням и ломая их по выходным.
- И что мне теперь делать? – Гаррет и правда не знал, он затем и шел в подвал, искал дружка, чтобы посоветоваться с ним.
- Ты лучше всех знаешь, что тебе делать, разве нет? Ты всегда говоришь, что сам знаешь, как для тебя лучше. Так зачем мне тут концерты устраивать и башку ломать над твоими проблемами? В конце концов, у тебя и проблем-то нет, они не сами тебя находят, ты их себе создаешь, так что твоя главная проблема – это ты.
- Ты тоже предлагаешь покончить с собой? Может, я не заслужил жить снова? – начались нервы.
- Ты не поверишь, мне тоже плевать. Поступай, как знаешь. Но один совет я могу дать, - улыбнулся Оуэн, но какой-то особенной улыбкой Одри, от которой точно ничего хорошего ждать не приходилось.
- Какой еще совет, мистер Совесть? – хмыкнул Гаррет.
- Пойди и трахни Рудольфа. Тогда больно будет всем, ему – физически, всем остальным – морально, потому что его все любят, он очень милый, сам же знаешь. А еще круче – трахни Ильзу. Тогда Нэнэ возненавидит тебя, а ей будет очень плохо, и у них точно все разрушится. Но если все это для тебя крутого – мелочь, то ты можешь стать ГИПЕР-крутым и отколоть вообще нечто. Тогда у тебя будут ТАКИЕ проблемы, что ты не пойдешь, а побежишь прыгать с крыши.
- Что же это? – Гаррет ухмыльнулся, но предчувствие было нехорошее.
- Трахни Анжело. Пойди, вот, и изнасилуй его, как ты это любишь делать. Я не знаю, как ты его выманишь, но ты сумеешь, я в тебе не сомневаюсь. Давай, пойди и трахни его. А потом увидишь, что я с тобой сделаю.
- А что тебя так волнует этот очкарик, он же бесил тебя своим притворством?.. – Гаррет не понимал этой заботы. И Одри знал, что Андерсен не понимает ВООБЩЕ никакую заботу, потому как сам на нее не способен. По крайней мере, на адекватную заботу, общепринятую социумом. Он может ревновать, ненавидеть, злиться, смеяться над человеком, издеваться, тыкать носом в ошибки, вгонять в краску, пристыдить умеет вообще великолепно, может унизить до состояния психологического шока… Но заботиться он не умеет.
- А я не знаю, что у меня с ним будет. Он мне интересен, представляешь? Я говорю, что он меня бесит, но людей не бесят те, кто им безразличен. Вдруг у меня что-то с ним будет? Так что самое КРУТОЕ, что ты можешь сейчас сделать – нарваться на проблемы со мной. И я тебе обещаю, ты об этом пожалеешь.
- Друг, да? – Гаррет хмыкнул.
- Ты говорил, что у тебя нет друзей. У тебя их и нет, - Оуэн пожал плечами и тоже пошел на выход.
- А мне никто и не нужен, - хмыкнули ему вслед. – Мне тридцать лет никто не был нужен. Все, что мне необходимо, знаешь ли, это я сам. А такие, как ты, как он, как все меня окружающие, приходят и уходят, уж поверь мне. Где твой Франсуа сейчас? Где Сэнди? Он был и со мной, и с тобой, нас обоих ТАК любил… И где он? Где Лайам, где Рассел, где Грэг, которые были моими «друзьями»? И главное, где же НИКИ, которого вы все считали моей любовью до гроба?.. Где все те, с кем ты встречался и дружил? Ты помнишь Жана? А я помню. Близнецов помнишь? Робина? Купера? Ты никого не помнишь почти, потому что они тебе не нужны! И ты им не нужен тоже! Только с Нэнэ мы так случайно связались. И то, это тоже рано или поздно закончится. Мне не нужна даже моя мать, представляешь? Я ее не знал до семнадцати лет и дальше бы не знал, я понятия не имел, что у меня есть дочь, мне плевать было на бабу, которую я трахнул по глупости в старших классах. И что ты думаешь, говоря, что у меня нет друзей? Думаешь, мне будет обидно и больно? Ты ошибаешься, потому что если мне захочется, у меня будет хоть триста таких «друзей» и «любимых, дорогих, невхерственных». Только мне они не нужны.
- И ты им тоже, - так же ехидно прошипел Одри.
- Да я и так знаю. И не питаю ложных надежд. Я знаю, что любовь до гроба существует, но скажу тебе точно, что это не про меня и не про тебя, уж прости. В твоей истории этого никогда не будет.
- Откуда тебе знать, если мы совершенно другие люди?!
- Мы те же самые, только в других телах. И хоть ты двадцать трупов поменяй, ничего не изменится!
Одри не нашел, что ответить, буркнул что-то невнятное и вылетел за дверь, оставив последнее слово за упрямым «другом».
* * *
Диего за ужином был еще мрачнее, чем днем и с утра. Он покосился на странно тихого и довольного Фон Фарте и вздохнул. На лбу написано, что что-то с кем-то было, только не признается, с кем именно. Вот зараза. Когда Тео доволен, он не лезет ни к кому с допросом, не сплетничает и не капает ядом – закон Дримсвуда.
Лукас, как заметил Раппард, ерзал на месте, но тоже был скорее на позитиве, чем в полном ауте. Эйприл остался в спальне, но его вообще никто не трогал, потому что красные глаза сами за себя говорили. Даже Фрэнсис не рискнул спрашивать, не говоря уже об остальных.
- Как вы думаете, что случилось?.. – тихо уточнил он.
- Жульен сказал, что слышал, как они в подвале ругались втроем. Ну, новенькие и он, - Глен повел плечом неопределенно, он тоже был озабочен плохим настроением Кле, который хоть и задницей бывал, но милой задницей.
- А почему ругались? – Лукас выгнул бровь. – Он их совсем не знает.
- Он и днем с ними собачился, - вспомнил Фрэнсис, криво улыбнулся. – Но зачем так расстраиваться?
- Они подрались за него, - хихикнул Фон Фарте. – А он их разнимал и рыдал.
Диего тоже захихикал гнусно, Лукас не удержался и «закашлялся». Фрэнсис мрачно на них посмотрел.
- Ха-ха, очень смешно. А вы, кстати, чего целый день не разговариваете? – вдруг спросил он у Диего, который по понятным причинам хронически раздражал больше, чем все остальные.
- Да даже не знаю, - Раппард пожал плечами и как-то нехорошо усмехнулся, посмотрел на Глена. – Может, когда мне расскажут поподробнее о «Дэвиде», я определюсь, что мне делать.
Глен даже не подавился.
- Может, когда мне расскажут поподробнее о «Гвене», я расскажу о «Дэвиде».
Диего застонал, поняв, что его надули.
- Ты назло, да?!
- Да, а ты?
- Я что, назвал тебя так?! – Диего ужаснулся, паникуя. Неужели он и правда умудрился такое ляпнуть? Просто случайно вспоминал о бывшем и назвал не то имя…
- О, да, - Сезанн хмыкнул. – Так кто такой Гвен?
- Мой бывший, - ответил Диего таким будничным тоном, будто говорил про мармелад на утреннем тосте.
- Это я понял, - Глен хмыкнул. – У нас здесь ни одного Гвена нет. – Только не говори мне, что это ЧИСТО СЛУЧАЙНОЕ совпадение, что всего две буквы разницы в имени?
- Чисто случайное, - кивнул Диего. – Это же ты…
- Все, молчи, я верю, - перебил Сезанн, вспомнив, что это он «предложил» встречаться своим письмом.
- Ну и вот, мы с этим Гвеном учились в одном интернате раньше. Ну, как раньше, всего две недели назад, получается. Чуть больше.
Нэнэ только вошел в столовую и у первого же стола это услышал, остановился рядом с Турмалинами.
- Приятного аппетита, - выдал он в адрес всей команды, все кивнули, почти хором ответили «спасибо», и директор посмотрел на Диего. – А где ты учился, кстати?
- В Торнтмоне, - парень удивился вопросу, но ответил.
- Да ладно? – Нэнэ так по-простому удивился, что все опять начали верить, что директор у них – душка и свой парень вообще. Но воспоминания о его воплях были еще свежи… И о наказании тоже.
- А что? – Раппард покосился на дружков, снова посмотрел на директора.
- Я просто услышал случайно ваш разговор, - Нэнэ улыбнулся так обаятельно, как только мог. – Дело в том, что к нам переводят ученика из Торнтмона. Набор уже закончен, вообще-то, но у него особые обстоятельства.
Он сделал эффектную паузу, глядя на всех такими томными глазами истинного кота, что Турмалины почти синхронно спросили.
- Какие обстоятельства?
- Я же не могу вам сказать.
- Пожалуйста, - Диего подарил директору самую эффектную свою улыбку. – Вдруг я его знаю?
- Я просто услышал, что вы говорили, что кого-то зовут Гвен, вот и удивился. Его тоже так зовут. У вас в интернате было много парней с таким именем?
- Двое, - Диего пожал плечами, не показывая, как напрягся. Он молился, чтобы это было простым совпадением. Судьба не может его так ненавидеть, пусть она будет милостива!
- Его исключили из Торнтмона за поведение, - все же выдал Нэнэ. – Я думаю, в этом нет тайны. Но он весной очень отличился на музыкальном конкурсе, мисс Бишоп его знает и…
- И она предложила после исключения перевести его к нам? А почему не в Стрэтхоллан, там же все такие? – Фрэнсис вздохнул. Он нахватался от Эйприла этих аристократических манер и неприязни к «быдлу».
- В Стрэтхоллане нет мест, - Нэнэ пожал плечами. – Да и почему нет? Я думаю, Диего будет интересно пообщаться с кем-то знакомым… - Нэнэ знал, что это СТОПРОЦЕНТНО не так, потому что он слышал и то, что какой-то Гвен был его бывшим. Он просто не стал заострять внимание на этом факте.
- О, да, - с еле заметным сарказмом и огромным отчаянием в глазах заверил Раппард. – А вы не помните, какая у него фамилия? Просто хочется уже знать, кто приедет. А когда, кстати?
- Во вторник. Нет, не помню фамилию, вот имя редкое, а фамилия вообще очень диковинная, - Сомори улыбнулся. На него смотрели все преподаватели, включая воспитательниц, из-за дальнего стола. Они понятия не имели, о чем вдруг директор заговорил с командой, к которой у него уже были натянутые отношения. Парни быстро наглели, а он быстро прощал, так что отношения налаживались.
- Диковинная? – Фрэнсис даже заинтересовался.
- Диковиннее, чем «Кле»? – фыркнул Тео, Лукас опять закашлялся. Как ни странно, сблизившись с Фон Фарте, он начал намного лучше понимать юмор .
- Что-то в таком же духе, - Нэнэ собирался уже уходить, но тут сообразил. – А как звали тех двоих, с которыми ты учился?
- Гвен Геруш и Гвен Деорса, - обреченно ответил Диего, но все равно с надеждой на директора посмотрел.
- Нифига загнули, - вырвалось у Тео.
- А чего так плохо-то? – Глен не упустил возможности поехидничать о фамилии потенциального соперника. Его новость о возвращении экс-парня его парня что-то как-то не очень обрадовала. Сразу представился этакий Терминатор, у которого за глазом красная лампочка, и который всегда смеется последним, а в конце говорит: «Аста ла виста, бэби». «Ла виста» обещала стать скорой, и это весьма угнетало.
- Геруш – немец, Деорса – шотландец. Это искаженный вариант имени «Джордж», так что можно представить, что он «Джорджсон».
- «Деорса» мне больше нравится, - заметил Фицбергер.
- Точно, так его и зовут, - Нэнэ подобрал самый эффектный момент, чтобы это сказать, видя, как Диего постепенно погружается в мысли о прошлом. И судя по выражению его лица, прошлое скорее печалило, чем радовало.
- Твою… В смысле, о, господи, - Раппард мысленно покончил с собой и мило взглянул на директора. – Спасибо большое, что сказали.
- Незаметно, что ты рад, - честно признался Сомори, и Турмалины в очередной раз подумали, что когда он не орет и не вынужден быть директором, он абсолютно адекватный. – А почему ты хотел узнать заранее?
- Чтобы успеть обдумать план побега, - по большому секрету ответил Лукас. Нэнэ стиснул зубы, чтобы не поддержать издевку над собственным учеником, но улыбка все равно губы растянула.
- Да нет, я уже смирился. Просто интернат долго не простоит, его уже из стольких выгоняли… - вдохновенно и очень возвышенным тоном пояснил Диего.
- Надеюсь, ты просто преувеличиваешь, - Нэнэ вздохнул с той же улыбкой и пошел вдоль ряда столов на свое место, где его уже не могли дождаться с вопросами.
- Значит, вы знакомы, - Фрэнсис «вычислил» факт.
- Даже ближе, чем хотелось бы.
- И он – твой бывший, - добавил Тео ехидно.
- Именно.
- И он едет сюда, - бесцветным голосом закончил Лукас.
- Всем крышка, - порадовал Диего в ответ.
- Что, такой страшный? – не удержался Глен, облизывая губы, испачканные в масле.
- Как взрыв на атомной электростанции, - заверил Раппард совсем тоскливо. – И он такой неудачник, что я сильно удивлюсь, если его привезут сюда не на «Скорой».
Такого Турмалины немного не ожидали.
- Серьезно?
- Если кто-то упадет с лестницы, кого-то дернет током от обычной лампочки, упадет в обморок и выбьет собой при этом окно, сломав руку, то это будет он. Меня уже пугает то, что здесь есть выход к открытой воде, здесь есть кусты, в которых он непременно заблудится, здесь есть лестницы, крыша, окна, колюще-режущие предметы.
- Да ты гонишь, таких придурков не бывает, - Фон Фарте даже проникся к бедняге сочувствием.
- Когда он ест яблоки, то обязательно оставляет в них зубы, рыбу ему не давали из принципа, потому что он обязательно давится косточкой, и его откачивает весь медперсонал, один раз он сжег волосы феном, повернув его случайно не той стороной, потом ему эти же волосы затянуло в вентилятор, и его еле успели выключить, потом в эти же волосы влипла жвачка, потом пластилин... он постоянно садится на окрашенные скамейки, падает, врезается в косяки, режет пальцы даже о страницы в учебнике, обжигает язык супом, под ним по-любому ломается стул, даже если он железный и прикручен к полу… Господи, здесь же лошади, мечи, шесты, кошки, в конце концов…
- Ты так беспокоишься за него, - Глен помрачнел, увидев, как Диего качает головой, прижав ладонь ко лбу и поставив локоть на стол.
- Да ладно тебе, мне его что-то правда жалко стало, - жалостливым голосом протянул Фрэнсис.
- Да я не за него беспокоюсь, я боюсь, что интернат развалится, и нас опять пошлют на какую-нибудь помойку со щами и жирными училками.
Тео кашлянул деликатно, Лукас почувствовал, что сейчас что-то будет сказано совсем пошлое, и Фон Фарте оправдал его надежды.
- Пардон, можно уточнить?
- Валяй, - Диего уже стало так «весело», что он решил просто смириться.
- У вас с ним все серьезно было? Ну, прям, так все… Вот так? – он выразился так культурно, как смог, но поняли все. И Глен уставился в упор.
- Вообще, да. Если тебя интересует, что с ним было или со мной, то я тебя уверяю, с этим у него было все в порядке, почему-то в «такие» моменты удача поворачивалась к нему лицом, - Диего хмыкнул. – В больницу его ни разу из-за этого не увозили, «Скорая» нас не растаскивала, но один раз сломалась кровать. Но раз уж это был он, то неудивительно.
Он наклонился к Тео, тот с интересом подставил ухо, и в него ехидно шепнули.
- И трахался он божественно, потому и встречались.
- Я все слышал, - «нежно» улыбнулся Глен.
- Но тупой, как пень, тупее не найти, - сразу успокоил его Диего.
- Тупее Рудольфа? – недоверчиво поднял брови Лукас, которому все еще не давало покоя то, что Энсор ему не достанется. Упустил свой поезд, следующего ждать не приходится.
- Рудольф немного странный, но он адекватно воспринимает происходящее. А тот ТУПОЙ, - выразительно повторил Диего, глотнул из стакана и шарахнул им по столу. – Ну вообще тупой. Вот я у тебя спрашиваю, например, какого цвета ты хочешь футболку – синего или красного, твой ответ? – он взглянул на Глена.
- Красного, - парень пожал плечами.
- Он отвечает, что я фетишист, террорист, маньяк-убийца, и от меня нужно подальше держать газовую плиту. Почему? Потому что на газовой плите на выключателе красный и синий цвета.
Повисло молчание, у Глена повысилась самооценка, Лукас кашлянул, глотнул компотика и заметил.
- Я, кажется, перестал считать Рудольфа тупым.
- Он просто вундеркинд, - согласился Тео.
- Ты сказал, что он страшен, как война. Почему вы встречались? – Сезанн не отлипал.
- Потому что мне всегда нравились парни одного типа, - пожал плечами Диего и продолжил, не обратив внимания на то, ЧТО и КОМУ сказал. Турмалины округлили глаза, покосились на Глена, тот внимательно, с интересом слушал, не перебивая. – У него глаза навыкате, на голове – взрыв на макаронной фабрике, большой рот, кости везде торчат, и между ногами бревно свободно пролетит. Ну, в смысле, широко поставленные такие.
Глен так побелел, что все оперативно закашлялись, Диего замолчал, а потом понял свою ошибку и выдал то, что в переводе на культурный язык значило бы что-то между «Черт» и «Блин».
- Я имел в виду, что ОН такой был, ты – нет, ты совсем другой, - заверил он Глена.
- Ты сказал, что любишь парней одного типа… - мрачно, почти по слогам процитировал Сезанн, глядя на него исподлобья.
- Нет, ну у тебя модельная фигура, у него – тоже, просто у него есть свои недостатки, у тебя-то их нет, - Раппард отмазался.
- И глаза не навыкате?
- И глаза отличные. Очень красивые, - заверил Диего.
- Да, правда, потрясающие, - быстро поддержал его Тео, все покивали синхронно.
- А волосы?..
- Да ты что, у тебя вообще все прекрасно, мне бы такие, - выдал Фрэнсис.
- Ладно. А ноги?!
- Ноги у тебя сумасшедше клевые, - заверил Лукас, все так широко улыбались, что Глен заподозрил обман, но списал это на панику после фатальной ошибки.
Все себе представили будущего соседа по интернату по-своему, но в целом одинаково. Если смешать все их фантазии вместе, то получилось бы лохматое чудовище с круглыми, как дно стакана, глазами, ртом от уха до уха, забинтованное с ног до головы, с загипсованными конечностями и сидящее в инвалидной коляске. Лица не видно из-за бинтов, только глаза и рот выделяются, глаза подбиты, во рту не хватает передних зубов, да и вообще зубов, зато на груди табличка: «Трахаюсь, как бог».
Турмалины так покраснели-побледнели-посинели-позеленели, что Диего понял – эффект произведен нужный.
Теперь нужно посмотреть, как они отреагируют на настоящего предшественника Глена, потому что он не настолько неудачлив, не настолько уродлив и не настолько туп, как он обрисовал. В конце концов, не так страшен черт, как его малюют. И он «забыл» сказать, что до него Гвен встречался с самыми красивыми парнями интернатов, в которых жил, из которых его выгоняли именно за аморальное поведение. И в связи с этим он просто не мог быть некрасивым, иначе на него никто бы не посмотрел. Но нужно было успокоить Глена, наладить с ним отношения и заранее настроить всех против новенького.
Таков уж закон Дримсвуда – все назло всем, все по секрету, все исподтишка и без последствий. Это не Стрэтхоллан, где каждый квадратный метр – полигон.
Эйприл рискнул выйти из спальни и сразу же об этом пожалел – к Турмалинам как раз хотел зайти новенький. Именно Эштон Крофт, будь он проклят.
- Что тебе еще нужно? – Кле прищурился, стоя на пороге, держа дверь одной рукой и вцепившись в косяк другой.
- Спросить хотел, - спокойно объяснили ему.
- Спрашивай.
- Тебе нужен был только «хороший» Гаррет, да?
- Мне нужен настоящий. А его нет.
- Настоящий – это я. Гаррет – я, а не только моя хорошая часть, которая делает только приятные вещи. Если хочешь знать, то человека нужно либо целиком воспринимать таким, какой он есть, либо не воспринимать вообще. Нельзя любить только одну часть!
- Значит, я еще недостаточно взрослый, чтобы понять это! – Эйприл окрысился. – И я не знал о том, что тот Гаррет – просто хорошая часть, которую ты так удачно выдумал, чтобы показаться паинькой. Извини, ты прав, не получится у меня любить целиком такого, как ты. Даже несмотря на то, что в тебе что-то есть от него.
- Тогда решай сейчас, что будешь делать. У меня есть два варианта. Или ты просто выделываешься какое-то время и я самоотверженно за тобой бегаю, добиваясь прощения, зная точно, что ты стопудово меня простишь… Или ты прямо сейчас мне говоришь, что тебе это не нужно, что ты не хочешь ничего со мной иметь общего, что ты не просто выделываешься и не хочешь, чтобы за тобой бегали.
- А если второе, то что? – Эйприл метался между вариантами, но дело было не в обиде на слова в раздевалке. Он не просто обиделся и ждал унижений ради его прощения, он в самом деле понял, что это не тот человек, в которого он влюбился.
- То я за тобой больше никогда не стану бегать. Захочешь – будем друзьями, не захочешь – просто не будем общаться. Никаких пакостей, обещаю, - усмешка Эштона была куда приятнее усмешки Гаррета, но действительность это не красило. – Только знаешь, что?
- Что? – Эйприл почти решился. В конце концов, все дело действительно в настоящем характере Гаррета, в этой чужой внешности. Гаррет у Кле ассоциировался с высоченным широкоплечим брюнетом, который делал столько всего приятного и говорил всякие приятные вещи. А сейчас перед ним был сладкий блондин, за которого цеплялись взгляды даже нормальных парней, он намеренно обижал его в раздевалке, он издевался, он хамил. И звали его даже не Гарретом.
- Только не пожалей об этом, - он хмыкнул.
- А ты сам не пожалеешь? Вдруг я решу, что ты не должен за мной бегать, а тебе самому захочется?
- Не захочется, - Эштон прищурился.
- Значит, и сейчас не хочется, - поймал его на этом факте Кле. – Так зачем мне выбирать первое, если тебе просто безразлично, что я решу, и не хочется бегать?
- Ты прав, черт возьми, - Гаррет даже засмеялся. – Ты даже слишком умный для меня. Поэтому тебе не соврать. А я не люблю, когда не соврать, - он двинул бровями.
- Потому что ты – Эштон. Ты удивишься, но я думаю, что это судьба, - Эйприл перестал злиться и обижаться. Да уж, он слишком умный для человека, прожившего на свете двадцать лет и пробывшего привидением еще десять. Гаррет встречал только эмоциональных и не слишком одаренных умом, теперь он столкнулся с умным и вполне адекватным, и это его тоже не устроило.
- Какая судьба?
- Ну, ты можешь больше не строить из себя романтика, которым тебя делал продюсер. Тебе же было странно вести себя «плохо», когда о тебе все думали, как о романтичном идиоте? А теперь у тебя новое тело, новое имя, ты можешь быть таким, какой ты есть.
- Без друзей и парня, - хмыкнул Гаррет.
- Тебе же это не нужно?
- Да, не нужно. В том смысле, что без этого я не умру, - сам пояснил свои слова, сказанные Одри. – Но хочется.
- Не нужно, но хочется, - Эйприл улыбнулся, привалился плечом к косяку, скрестил руки на груди. Гаррет подумал, что иногда этот парень просто заколдовывает. Но стоит подумать о быте с ним, и становится ясно, что он доведет в пять минут своими уравновешенными речами и аргументами. В такого приятно влюбиться, такого можно любить на расстоянии, но быть с ним очень сложно. По крайней мере, для него. – Ты, как шопоголик. Вот не нужна вещь, а хочется, да?
- Типа того, - Гаррет согласился, посмотрел в сторону, вдоль коридора, увидел у подоконника болтавших Гранатов – Рудольфа и Анжело, сбежавших с ужина еще до звонка. – Но бывает же так, что покупаешь сто тридцатый шарфик, а он становится любимым. Или перчатки нафиг не нужные, а в самый холодный день они оказываются в кармане.
- Мне больше про шарфик нравится. А то перчатки ненужные… Как будто у тебя обязательно есть парень на подхвате, к которому ты бежишь на безрыбье. Не надо так делать, хотя кого я учу.
- Да ладно, лучше и правда шарфик еще один. В общем, если Гаррета больше нет, а есть я… Можешь мне сейчас врезать со всей дури? Только ладонью, ради бога, прям по роже?
У Эйприла отвисла челюсть.
- Зачем?
- Ну, надо. Давай, разозлись посильнее и врежь мне, - Эштон продолжал смотреть на окно, возле которого стояли Гранаты, Эйприл тоже выглянул, увидел их. Анжело пошел по лестнице вниз, Рудольф отправился по коридору к спальне, мимо лестницы на третий этаж.
- А, понятно… Но он же совсем глупый, он же тебе не нравился? – он не понимал.
- Давай быстрее! – Эштон нарочно его схватил за руки и выдернул в коридор из комнаты, Кле размахнулся и со всей силы приложил его по лицу так, что Гаррет сам не ожидал, как легко его новое тело швырнет назад. Он врезался спиной в стенку лестницы, схватился за лицо и охнул. Он не думал, что получится так жестко, Эйприл тоже не ожидал, а потому извиняющимися глазами на него посмотрел и метнулся обратно в спальню, захлопнул дверь. Пусть теперь играет свое кино, как хочет, Казанова-камикадзе.
- Ой, - выдал Рудольф, остановившись прямо перед избитым соседом по команде. – Больно?
- Нет, щекотно.
- Правда? – парень удивился.
- Нет, неправда, - Эштон выпрямился, убрал руку от лица, закрыл глаз, открыл его, проверяя масштабы потерь. Ссадина на щеке точно была.
- Это шутка такая?.. – Рудольф на него посмотрел вопросительно, в то же время немного морщась, представляя, как это должно быть больно.
- Типа того, - понятно вдруг стало, что он и не подозревал, НАСКОЛЬКО глупый шарфик выбрал, чтобы забыть обо всем, что натворил.
- Горит? Может, тебе к медсестре?
- Да ну, пройдет.
- Лучше сходи, хоть обработают.
КАК это было сложно – строить из себя идиота. Но что поделать, к идиотам люди снисходительны, идиотам достается меньше, чем плаксам и нытикам, чем обычным, нормальным парням, чем агрессорам и Казановам… И, тем более, чем умникам, вроде Эйприла, скромникам, вроде Фрэнсиса, ранимым красавчикам, типа Глена… И, конечно, меньше, чем стервам, вроде Анжело.
Рудольф был простым, честным, но решил все это утрировать до предела, чтобы его посчитали совсем не опасным кретином. И к нему не лезли, идея оказалась выигрышной. И это было не так уж сложно, потому что он не прикидывался, просто преувеличивал свою глупость. Сарказм он понимал, юмор – тем более, обижаться не видел смысла, но не общался с теми, кто его обижал.
Но психика у него была больная, это факт, и на роль шарфика для утешения он не очень годился, он хотел либо все, либо вообще ничего.
- Ладно, пошли вместе, подержишь меня за руку, чтоб не щипало.
- Опять шутка, да?
- Да, шутка. Но все равно пошли.
- Я не могу, мне надо с Анжело быть.
- Зачем?
- За ним твой друг таскается.
- Он же его не съест, не парься ты так. Пусть сами разбираются.
- Он не хочет с ним разговаривать и разбираться, - Рудольф медленно уворачивался, не давая взять себя за предплечья.
- А я хочу, поговорить с тобой, поэтому ты идешь со мной, - Эштон взял-таки его за руку и потащил вниз по лестнице. Рудольф послушно спустился, но остановился, как вкопанный.
- Я не хочу идти.
- А чего ты хочешь? – это был коронный вопрос.
- Ничего, - парень пожал плечами. – Иди в медкабинет, а то сейчас закроют уже, скоро звонок.
- Ладно, тогда другой вопрос, - Эштон вдруг к нему подвинулся, загоняя в угол между подоконником и дверью медкабинета. – Что ты любишь?
- Я много чего люблю, - Гранат улыбнулся.
- Например?
- Варенье люблю, - выпалил он первое, что пришло в голову.
Гаррет слегка обалдел, Эштон синхронно с его шоком округлил глаза.
- Варенье? Какое?
- Абрикосовое, - Рудольф улыбнулся, гадая, как этот самоуверенный придурок выкрутится. Выглядело наивно, но он сказал это намеренно, чтобы проверить реакцию. Если бы Гаррет способен был смотреть сквозь внешние эмоции на внутреннюю внешность, то он бы увидел не широко распахнутые глаза и открытую улыбку, а чуть кровожадную ухмылку и не совсем психически здоровый взгляд, подернутые поволокой глаза.
- Ладно, иди обратно.
- Куда «обратно»?
- Куда шел, - Эштон отмахнулся, открыл дверь медкабинета и скрылся за ней.
Рудольф улыбнулся, развернулся и пошел обратно по лестнице на второй этаж. Обратно, так обратно.
Гаррет же подумал, что надо будет выпендриться, как следует. Он же умеет выпендриваться и совершать поступки? Гаррет-привидение же мог совершать приятные поступки? Почему он не может? Эштон тоже может. И если он потом начнет обижать и делать больно, как Эйприлу, то это неважно, конкретно сейчас надо умудриться выпендриться. А потому он после медкабинета пойдет на кухню и попросит у толстой шикарной поварихи чай с абрикосовым вареньем. А если ее там уже нет, придется вылезти в окно на первом этаже, обойти интернат, залезть в окно на запертой кухне, самому сделать этот чертов чай и каким-то образом умудриться дотащить его до второго этажа, не расплескав и не остудив. Но звонка на отбой еще не было, он будет с минуты на минуту…
- Что случилось? – улыбнулась медсестра, врача уже не было, так что некрасивая девушка сидела одна. Она смотрела на ссадину, симпатичный новенький блондин о чем-то сосредоточенно думал, потом посмотрел на часы и буркнул.
- Да нет, ничего, забыл кое-что, - и вылетел за дверь, побежал куда-то. Если успеть до звонка, то хоть одна повариха на кухне еще будет.