В спальне Гранатов происходило противостояние, Анжело сидел на кровати Рудольфа, сам Энсор на своей кровати лежал, но согнул ноги, чтобы не мешать «подопечному». Оуэн собственной персоной сидел на кровати напротив, глядя на Мэлоуна в упор, так что того уже по-настоящему трясло.
- Что ты смотришь на меня?..
- Хочу и смотрю.
- А я не хочу, чтобы ты смотрел.
- К сожалению, ты не в том положении, чтобы твое слово было для меня законом, - красиво завернул «эмо».
- Чего-чего?..
- Обломишься, короче.
- Давай ты просто скажешь, что тебе от меня нужно, и покончим с этим?
- Ты действительно дашь мне то, что я попрошу?
- Запросто. Голым ты меня уже видел, я тебя уже ненавижу, что еще ты можешь попросить?
Оуэн открыл было рот, но тут открылась дверь комнаты, и задом наперед вошел его белобрысый «друг». Одри постепенно стало стыдно, что он поругался с Гарретом, но извиняться первым он не хотел, он надеялся, что все наладится само собой.
Правда когда Эштон повернулся и ногой закрыл за собой дверь, Одри понял, что он и правда конченный ублюдок, этот Андерсен. И даже могила, даже другое тело его не меняют.
- Чай с абрикосовым вареньем, - сообщил он, делая вид, что на щеке у него нет ссадины. – Кто хочет?
Анжело ненавидел варенье, Оуэн мрачно смотрел на дружка и молчал, малышня еще не пришла, дожидаясь, пока их из гостиной выгонит лично Магда.
- Я хочу, - Рудольф сел по-турецки, привычно, и протянул руки к Эштону, пошевелил пальцами. – Можно?
- Можно, - хмыкнул тот, отдавая ему блюдце с чашкой. И как только Энсор увлекся чаем, взглядами Гаррет с Одри столкнулись, Боргес одними губами Оуэна сообщил: «Ну ты урод».
Эштон ухмыльнулся. Одри же сам советовал пойти и поиметь этого глупышку Граната, но Гаррет сам будет решать, как именно он это сделает. Может, ему снова хочется построить красивую историю любви, чтобы потом разбить чужое сердце?
- Что смотришь? Тоже хочешь? – он заметил взгляд Анжело, в упор пялившегося на своего защитника. Неужели Рудольф не видел, что его клеят? Эти двое новичков явно «такие», они же просто клеятся ко всем подряд, а он запросто принимает такие подарки?
- Нет, обойдусь, - ответил парень с чувством собственного достоинства, Эштон щелкнул его по носу, Оуэн стиснул зубы. Его игрушка, нельзя ее трогать, хоть ему на Анжело и наплевать. Но он выбрал его своей жертвой, он не делает ничего плохого, так что и Гаррет не имеет на это никакого права.
- Дашь попробовать? – ехидно уточнил он у Рудольфа, тот отнял чашку от губ и облизнулся.
- А ты сходил к медсестре?
- Сходил, - и ни капли не солгал.
- Почему она ничего не сделала?
- Просто антисептиком обработала, - соврал Гаррет, за неимением других вариантов.
- Тогда ладно, - Рудольф протянул ему чашку, но у Андерсена были свои собственные планы, которые исполнять в чужом теле было даже проще, как-то менее стыдно.
- А можно мне попробовать его из твоих губ? – романтично и даже пошло уточнил он.
- Нет, - Рудольф спокойно и честно ответил. – Будешь или нет? – он держал чашку.
- Буду, - Гаррет помрачнел, Анжело заметил, как довольно осклабился Оуэн. Не все так гладко было в отношениях этих новичков.
- Приторно, как ты можешь это пить, - Эштон отдал чашку, едва попробовав.
- Мне нравится, - парень пожал плечами.
- Хочешь сказать, что «из его губ» это было бы не приторно? – не удержался Мэлоун.
На него выразительно взглянули, и он притих, делая вид, что не говорил этого, а Рудольф отставил опустевшую чашку на тумбочку и уставился на новенького с искренним вопросом во взгляде.
- А правда, какая была бы разница, если тебе не нравится абрикос?
- Поймешь, когда вырастешь, - еле слышно буркнул Эштон и полез наверх, на свою полку.
- А Лукас сказал, что ум не зависит от возраста, - поделился Энсор, просто умирая мысленно от дикого хихиканья. Получится ли довести и этого самоуверенного умника до истерики, как Лукаса?
- Твой Лукас сам еще не дорос, - отозвались сверху.
- Ему тоже восемнадцать, как и тебе. Уже исполнилось.
- Да мне тоже уже. Три дня назад.
- Поздравляю.
- Спасибо.
* * *
- Доброе утро, - Эйприлу на плечо опустилась чья-то ладонь, он сонно обернулся. Как ни странно, пока он без плеера держался, почти не жалел о том, что разбил его. Да и выспался лучше, но все равно не до конца.
- Доброе, - он повернул голову и посмотрел влево и чуть наверх, увидел Оуэна.
- Я хотел извиниться.
- За что?
- Не нужно было тебя лапать, - совсем тихо, с заметной иронией пояснили ему, чтобы никто не услышал. Они стояли в раздевалке, Эйприл копался в шкафчике, разыскивая расческу. Он даже улыбнулся очень мягко и сонно.
- Без разницы, я даже сам не заметил.
- Не заметил? – Одри не знал, чего в это вопросе было больше – возмущения, удивления или обиды.
- Нет, я был очень не в себе. С ним мы тоже уже поговорили вчера, разобрались, никаких обид. Я люблю Гаррета, он – не Гаррет, все пучком, - Эйприл принялся раздирать спутанные волосы, только что высушенные феном, достал и баллон с лаком, зажмурился, залил челку. – Так что спасибо тебе, - он убрал баллон обратно, закрыл шкафчик, повернул замок и принялся натягивать форменный бордовый пуловер. Одри за этим наблюдал, надо сказать, Оуэн в форме выглядел куда приятнее, чем он же в «штатском», не было той небрежной отмороженности и «крутости».
- Это правда? – уточнил он, стараясь не показать скепсис слишком сильно.
- Что правда?
- Что тебе наплевать? Будешь любить память о том Гаррете, а настоящий тебе не нужен? – Одри сам не заметил, как его голос стал немного злым, появилась невольная обида за друга, с которым он был неразлучен целых десять лет. Они ругались с Гарретом, бывало до таких криков, как прошлым вечером, но всегда незаметно, неуловимо мирились.
- Это не тот Гаррет, - процедил Эйприл. – Это вообще Эштон.
- Ты же знаешь, что это не так, он такой, какой он есть, его не изменить.
- Я и не пытаюсь.
- А почему?
- Ты же сказал, что не изменить, - пожал плечами Эйприл, глядя перед собой на закрытую дверцу шкафа и больше не поворачиваясь.
- А почему ты веришь мне, а не ему?
Кле затрясло, он даже захихикал нервно.
- Ты что, издеваешься?..
- Нет, почему?
- Ты говоришь что-то, а потом спрашиваешь, почему я тебе верю?.. ЗАЧЕМ ты тогда вообще это говоришь? Лучше заткнись! Ты уже стал, как он, ты знаешь об этом?
- А тебе нужен только идеальный парень, да?
- Не твое собачье дело, кто мне нужен.
Одри поразился, как быстро менялся этот Турмалин. Ему всего семнадцать. Ну, пусть будет восемнадцать через пару месяцев, но он явно неуравновешенный. Или просто старается показаться холоднее и спокойнее, чем он есть.
- Значит, он был прав? Он сказал мне, что он тебе не нужен таким, какой он есть, он просто ПОКАЗАЛ тебе себя, а тебе не понравилось, и ты бесишься, так?
- Веришь ему? – Эйприл ухмыльнулся.
- Почему я не должен ему верить?
- Может, потому что он всех этому учит? Ему же нельзя верить. Сегодня он говорит тебе одно, завтра – другое, сейчас – одно, через час – совершенно другое, сейчас любит, через секунду смеется над тобой, требует возненавидеть! А вчера он попросил меня врезать ему посильнее на глазах у нашей полоумной Жанны Гребаной Д’Арк, чтобы прикинуться перед ним таким бедным и несчастным. Я ему не нужен, он сам сказал, что какой бы вариант я ни выбрал, он все равно не хочет бегать за мной. Но, вроде как, если я выберу первый, то он будет бегать. А мне нахрен не нужны одолжения, у меня будет парень, который будет меня любить и обожать, просто ползать за мной на коленях и целовать пол, понял? А он пошел к черту, хоть там ему тоже долго не продержаться со своими принципами.
- Видимо, тебе не настолько безразличны он и его принципы, если ты так бесишься, - заметил Одри спокойно. Человек в ярости, ему больно, у него в груди осколки, как он сам выразился. Одри верил, что там трещина, словами, вроде «осколки» он бы сам не бросался, но откуда ему знать.
- А я ему больше не верю. И не нужен он мне. И никогда не будет нужен человек, который меня унижает.
- Он «жил» больше тридцати лет, если считать эти десять за жизнь. А тебе всего семнадцать, ты просто не можешь еще понять, что человека не изменить, но сам он поменяться может. Все зависит от тех, кто его окружает. ОНИ его изменить не могут, особенно, насильно, но ради них-то он может поменяться. Я так думаю, честно. И сейчас не вру.
- А тебе я тоже уже не верю. Заколебали вы меня, взрослые, мудрые и опытные. А я – всего лишь малолетка, не думаю, что унижать меня – очень достойное дело для таких крутых и опытных, как вы. Так что оставьте меня оба в покое и валите к своим уродам, ладно?
- Ты считаешь себя красивее Рудольфа? Или Анжело?
- Да, считаю. Я не говорю, что так и есть, но я эгоист, чтоб твой Гаррет треснул от злости, но я эгоист, он угадал. И я считаю себя лучше и красивее всех. Да, я трус, я слабый, я нытик, я влюбляюсь в кого попало, мне не хватает внимания и никогда не хватало, потому я и бросаюсь ко всем подряд. Но он мне тоже навязал этот эгоизм. Для того Гаррета я был лучше всех. А я сам считаю себя красивее ваших уродов. Так что пошел вон, я не хочу тебя видеть, - он повернулся, и Одри увидел, что по ледяному, злому до предела и серьезному лицу градом катятся слезы. Эйприл их злобно вытирал, но они все равно снова лились.
- Я же вижу, что ты хочешь с ним быть, ты понимаешь, что это он. И ты знаешь, что он бывает добрым, все такое.
- Он круто притворяется. Но он же звезда, блин, ему положено.
- Он уже обычный человек. И ты можешь орать на меня, оскорблять хоть меня, хоть кого-то еще, но у тебя на лбу написано, что ты его любишь. Просто прощать не хочешь.
- И не прощу никогда. Пусть навсегда запомнит, как унижать доверяющего ему человека ради смеха, просто ради прикола.
- А какой смысл ненавидеть и держать на расстоянии, если любишь? Может, проще простить и быть вместе, тогда не будет так больно?
- А мне гордость не позволит, - он хмыкнул и двинул бровями, чуть наклонил голову к плечу, улыбаясь мерзко. Одри на него смотрел и думал, что вот кто-кто, а Гаррет точно тупой, но не лишен интуиции. Рыбак рыбака видит издалека, и не заметить в Кле эту чертовщину было сложно. Улыбка с его лица медленно сползла, глаза остыли, лицо просто обрело враждебное выражение, Эйприл прищурился. – Гордость мне важнее какого-то там урода, который, скорее всего, не навсегда и даже ненадолго. Я же не проститутка, меня словами не купить.
- А чем же он тебя купил тогда? – Боргес начал злиться, потому что всегда психовал, встречая таких людей. Кажется, что они слабые, но это так лишь в моменты их настоящей слабости. Их лучше вообще не жалеть, потому что не поблагодарят ни за что на свете, сами справятся. Эйприл ненавидит проигрывать, терпеть не может унижаться, а справляться предпочитает сам, в одиночестве, потому что всегда был один, у него даже друзей настоящих никогда не было, и в Дримсвуде он тоже не смог их завести до сих пор. Ему прекрасно одному, у него есть стимул – его чертова гордость.
- Он меня не купил, он меня обманул, - процедил он в ответ. – Если мне кто-то делает хорошо, я тоже делаю хорошо, это нормально, разве нет? Если кто-то меня целует, я естественно начинаю думать, что я этому человеку нравлюсь, я что, не прав?
- Прав, - согласился Одри, сдувая свои нервы.
- Ну и все. За все нужно платить, Гаррет же это мне пытался разъяснить? Я и сам прекрасно знаю, только он сам не понял, что я – не его бывшие, если меня не любят, от меня тоже ничего не получат. Я не жена государственного преступника, не поеду за ним в ссылку от большой любви, если меня не позовут и не будут умолять это сделать. Благородство и самопожертвование – не мое, - он цокнул языком о зубы, будто его это действительно печалило. – Так что пошел он к черту, твой самоуверенный лучший друг, которого ты так любишь. Вы же спали, да? Он говорил. И почему же вам не встречаться, если вы так тащитесь друг от друга, так понимаете друг друга?
- Потому что он явно не тот, кто мне нужен, - Боргес хмыкнул. – Он нужен только таким, как ты.
- Может быть, - Эйприл не стал спорить. – Только мне все равно гордость важнее.
- Значит, ты еще не дорос до любви.
- Не тебе судить, любовь у всех разная. Я понимаю несчастную любовь, как у Ромео с Джульеттой, но не понимаю безответную, жертвенную. Кому это нахрен сдалось? Один презирает, второй унижается, зачем? А любви без любви не бывает, если ты про настоящую. Ты когда-нибудь видел, чтобы цветы сами вырастали, к примеру? Взял и вырос в пустом горшке с землей, что ли? Нихрена, надо посадить семена, нужно поливать, оберегать, и вот тогда, возможно, что-то получится. А если ты сажаешь, поливаешь, оберегаешь, а потом по приколу выдираешь эту пару листиков, ржать-то ты все равно недолго будешь, а уже ничего не останется.
Одри не нашел, что ответить, но задал свой вопрос.
- Хочешь, чтобы он унизился? Почему тогда сам ему об этом не сказал? Ты же говоришь, он спрашивал вчера, предлагал на выбор дружбу или догонялки эти дурацкие?
- А я не хочу выбирать из того, что он предлагает. Кто он такой, чтобы мне выбор ограничивать? Еще и сказал, что бегать не хочет. Ну и не надо, пусть подавится. Я же не дурочка с переулочка, благотворительностью не занимаюсь.
- Зато ты злопамятный и прощать не умеешь, - заметил Боргес ехидно.
- Не дорос, - развел руками парень, они не заметили, как из раздевалки и душа все ушли, звонок на завтрак уже прозвенел. – Ничего не поделаешь.
- Так ты хочешь, чтобы он унижался перед тобой, или нет?
- Крестьяне на полях тоже перед кем только не унижались, и перед солнцем, и перед ветром, и перед дождем, и перед какими-то мифическими богами… Но если не урожай, то хрен что получится, - он усмехнулся. – Если он так запросто выдирает все, что вырастил, пусть будет готов унижаться ради второго шанса. А то его ждет голодная и холодная зима. Если захочет – будет бегать и сам, без моих просьб и вынужденного выбора. Не захочет – чтоб ему провалиться.
- Не тебе, так никому?
- Да я если захочу, прямо сейчас пойду и оторву этому тупице его долбанную косу, разобью лицо и предупрежу, что еще раз он тронет твоего дуболома, я его утоплю.
- А почему не делаешь?
- Гордость, - повторил Эйприл и ухмыльнулся, Одри уловил его мысль, тоже улыбнулся невольно, кивнул медленно пару раз. – Если я так сделаю, то кайф будет минутный, а твой придурок поймет, что мне не все равно. А я скорее сдохну, чем в этом признаюсь.
- Не боишься, что я ему скажу?
- Мне плевать. Захочешь – скажешь, не захочешь – не скажешь, я-то тебя как остановлю своим хотением? Но если скажешь, то я буду знать точно, что ты предатель, и тебе ничего нельзя рассказывать.
Одри засмеялся, Оуэн обнял парня за плечи и потащил на выход.
- Ты не поверишь, вы с ним похожи. Он тоже сначала дает полную свободу действий, но потом делает такое ма-а-а-аленькое уточнение, что все желание пропадает.
- Досадно… - Эйприл вздохнул, переставая злиться и быковать.
- Даже догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь. Мы с ним часами болтали о прошлом, я ему все самые мелкие секреты выболтал, он мне тоже много чего рассказал. И он тоже, когда учился в Стрэтхоллане еще, злился, когда его бросали, психовал и думал… Угадай, что он думал?
- Не знаю, - Эйприл на него посмотрел, обнял для удобства за талию, чтобы не ковылять рядом с высоким Брикстоуном в такой залихватской позе двух пьяных идиотов.
- «Сам еще прибежит…» - выразительно и эмоционально передразнил он Гаррета, Эйприл улыбнулся, но то ли кокетливо, то ли злорадно.
- Так я и думаю. Сам еще ко мне прибежит, а я подумаю, что с ним делать.
- А если не прибежит?
- Ну и хрен с ним, он мне все равно не нужен.
- Но ты хочешь, чтобы он прибежал, значит, нужен.
- Вопрос довольно спорный…
- Не забивай себе башку, будь собой. Ему это сложно дается, все кругом ненавидят и бросают, мстят от души. Даже я ступил вчера, наорал.
- Ладно, я над этим подумаю, - Эйприл вздохнул, они роскошно вошли в столовую, сами того не замечая, здоровый кулак Оуэна в шутку взъерошил моднику волосы, Кле вырвался. – Придурок, - он поправил свою мега-крутую прическу, сел за стол под ехидным-ехидным взглядом Фон Фарте и удивленным – Фрэнсиса. Тео вообще был доволен, как кот, это уже всех начинало пугать, но к этому быстро привыкали.
Гаррет видел картину у входа, Нэнэ на него смотрел, не отрывая взгляда, пользуясь тем, что Магда с Ильзой разговорились. Ильза вообще стала проще относиться к главной надзирательнице, заполучив директора во временное персональное пользование. Нэнэ дожидался, когда же Гаррет начнет орать на Одри, но тот сел, по-прежнему улыбаясь и радуясь неплохому утру, начавшемуся с бодрящего скандала и последующего перемирия.
- Рудольф, - позвал Эштон, парень повернул голову и тут же получил щелчок по носу, схватился за него обеими руками и обиженно на блондина посмотрел.
- За что?.. – прогундосил он.
- Ты просто оч-чень милый, не смог удержаться, - хмыкнули в ответ, Гаррет снова увлекся завтраком, будто ничего и не сделал. Одри начал медленно закипать. Ладно, Эйприла он предал, вырвал с корнями слабый росток их отношений, и плодородная полянка в исполнении Кле негодует. Ладно, сам Гаррет тоже придурок тот еще, не признает собственных ошибок, а если и признает, то таким зверским образом, что обижает еще сильнее своими «извинениями».
Но Рудольф-то, глупышка и одуванчик, в чем виноват? Зачем Гаррет хочет испортить жизнь и ему? Ему не стыдно разбить сердце того, кого обидеть труднее, чем котенка? Ни у кого в интернате не то что рука на него не поднимется, ни у кого даже язык не повернется его оскорбить! А Гаррету закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то по-своему. А интерпретация у него тоже страдает, поэтому страшно представить, как он себе человеческую мораль вообще представляет.
Рудольф промолчал в ответ на этот подозрительный комплимент, но потом все же сказал тихо.
- Мне не нравится, когда так делают.
Анжело растекся в такой улыбке, а малышня так поморщилась, давя смех, что Одри тоже стало забавно. Гаррет немного не ожидал акцента именно на действие, он думал задеть парня словами.
- Извини.
- Я не обижаюсь. Я предупредил просто, что мне так не нравится, ты же не знал, значит и извиняться не за что, - объяснил Энсор так популярно, что Гаррет начал мысленно считать овец и успокаиваться. Хотелось веснушку придушить.
«Ах ты пустоголовая потаскушка…» - подумал он, вспоминая эпизод на мельнице и убеждаясь в очередной раз, что шлюхи не всегда выглядят откровенно, а раскованные парни – не всегда шлюхи. С каким удовольствием отдавался этот Гранат Лукасу, пусть даже будучи сильно не в себе, а теперь строит из себя монашку.
Он обрывал попытки одну за другой, и Гаррету это начинало надоедать. Но он не был настолько юн и туп, как Лукас, в нем если и взыграло что-то негативное, то только раздражение, но никак не жажда покорить любой ценой. У него гордость была тоже запредельная, как и у Эйприла, у них обоих гордость воспалилась до размеров Чикаго.
А еще Гаррета раздражали ласковые заигрывания Раппарда с его тигренком. Он вспомнил Лайама, сидя за первой партой на литературе, как и раньше всегда сидел. В конце концов, никто не любил ряд у двери, а он обожал, там было темно, и они с Одри устроились рядом. Учительница простыла, класс пустовал, если не считать какой-то дурнушки-надзирательницы за столом. Но она читала роман, просто следила, чтобы они не шумели, а потому втихаря все делали то, что хотели.
Он вспоминал Лайама, Ясмина, ту случайную ошибку в кладовке, потом их поцелуй под лестницей, его обиду. Он обиделся раз и навсегда, хоть гордость и не позволила показать это Лайаму, но он бросил его, просто отшил. Интересно, если бы он все же позволил им быть вместе, они выглядели бы так же, как Глен и Диего?
Вряд ли, Ясмин никогда не был таким уверенным, как Сезанн.
- Тигрик… - шепотом захихикал Глен, отклонившись назад на стуле, положив голову на парту Раппарда, глядя на него, так что Диего будто сидел вниз головой.
На литературе Глен сидел с Фрэнсисом, Лукас – с Тео, о чем вдруг начал жалеть из-за глупого смущения, а Эйприл – с Диего. И он отвернулся, едва посмотрев, как их Казанова привстал, потянулся и поцеловал Глена в шею, в кадык. Так они и придуривались, пользуясь широкими спинами остальных парней, сидевших за передними партами. Они зацепились подбородками, Глен закрыл глаза и тоже поцеловал подставленную шею.
- Сопли в сиропе… - поморщился Оуэн, он тоже повернул торс, как и Эштон, они оба смотрели на эту романтику.
- Тоже так хочешь? – хмыкнул Гаррет.
- Не очень.
Сидевший за ними Анжело закатил глаза. Ну что тогда нужно этому уроду от него?
Одри тоже прекрасно видел, как Эйприлу обидно и неприятно было сидеть рядом с этими двумя, видеть и слышать их чертовы игры. Да, он завидовал, что поделать, а потому отвернулся, поставил локоть на стол, ладонью взялся за собственное плечо, а второй рукой рисовал в тетради какую-то ерунду. Лицо у него было немного грустное, очень капризное, Одри даже подумал, что он вот-вот заплачет. Удивительно, когда Кле открывает рот, он производит впечатление сильного, стойкого человека. Но когда он молчит и уходит в собственные мысли, он выглядит совершенно беззащитным.
- На что ты смотришь? – Оуэн пихнул Эштона в плечо. Даже манера сидеть у них была разная, если Брикстоун качался на стуле, отставив локоть на парту за своей спиной, то его дружок сидел, ссутулившись, оглядываясь через плечо, будто исподтишка.
Эйприл почувствовал, краем глаза заметил, что эти двое повернулись, да так и не отворачиваются, поднял на них только взгляд. И так получилось, что посмотрел он сначала на Оуэна, а потом уже на Эштона. Второй равнодушно отвернулся, первый вздохнул выразительно. Гаррет явно подумал, что его удостоили лишь второго места из-за особой симпатии Эйприла к Одри.
Чертов мнительный псих.
Эштону в спину ударился скомканный лист, он дернулся, не стал оборачиваться, но наклонился и поднял записку. Лукас пихнул Тео, и тот проснулся, вытащил из уха наушник.
- Что?
- Смотри.
- Смотрю, - Фон Фарте закатил глаза, но когда сфокусировал взгляд на всем происходящем, уловил Тигрика с Тигренком, потом тоскливый вид Эйприла, затем злого новичка. – Я вообще не понимаю, с чего он так на него бросился, - шепотом сообщил он Вампадуру на ухо, имея в виду Кле, который вдруг запал на новенького. Кто же знал, что они уже были знакомы.
- Покажи? – Одри влез практически под руку, но его отпихнули, руки Эштона развернули лист, Гаррет хмыкнул.
Гениальное послание гласило «Дурак» даже без точки, что умиляло до боли.
Ему в спину ударился еще один комок, он и его развернул.
«Поедешь со мной после обеда на лошадях по берегу?»
Гаррет уставился на надпись еще раз, моргнул, подумав, что ему показалось, потом оглянулся и вытаращился на Эйприла, который его ненавидел, и которого он сам считал бытовой занудой. Кле улыбнулся, прикусил губу кокетливо и показал пальцем на Оуэна.
Как будто вспыхнувший костер облили водой из ведра, все зашипело от боли, пошел дым, по внешнему виду Эштона невозможно было понять, что он чувствовал.
- Что там? – опять полюбопытствовал Одри, и ему с ехидной ухмылкой отдали лист.
- Ты поедешь?
- Это тебе.
- С чего ты взял?
- Он попросил передать тебе, - процедил Гаррет с улыбкой.
Оуэн оглянулся, сделал страшные глаза и одними губами спросил: «Ты с ума сошел?!» Эйприл ему подмигнул, усмехнулся, но как только снова обернулся Эштон, он сделал вид такой паиньки, что трудно было представить себе его ухмылку. Фрэнсис не мог видеть его лица, не мог внаглую повернуться и смотреть на парту за своей спиной, но он видел изменения в лицах новеньких и думал, что Кле выходит из депрессии. Надо же, к обоим сразу клеится.
Гаррет не выдержал, он то ли чего-то не понял, то ли это у Эйприла поехала крыша. Ему прямо на парту прилетела записка уже от Эштона.
«По-моему, мы все обсудили…»
Назад прилетело очень характерное для Эйприла сообщение.
«Да, обсудили. Все пучком, я просто до Одри не докинул, хотел его позвать проехаться, погода хорошая. Хочешь с нами?»
«Даже за конфетку не поеду. Не буду вам мешать, наслаждайтесь друг другом, закатом и все такое», - пожелал Гаррет ехидно, и ему повезло, что бумага не передавала эмоции.
Эйприл и так все понял, немного развеселился и даже повернулся посмотреть на Тигриков. Те уже перестали миловаться, ласкаться и хихикать, просто разговаривали. Он лезть не стал, у него было неплохое настроение, достаточное для одиночества.
И после звонка он сразу подскочил к Оуэну, встал перед ним, загородив собой проход, и посмотрел нарочно кокетливо, еле заметно улыбнулся.
- Ну так ты поедешь со мной? Тебе не обязательно на лошади ездить, конечно, в постановке ты и без нее можешь… Но просто так не хочешь?
Парень на него уставился, одним взглядом высказывая все, что думал об этой затее. У Эштона было на лбу написано, что он бесится, но выражение лица оставалось спокойным. Просто Одри слишком хорошо знал Гаррета, чтобы упустить изменения в его настроении. И он ушел из кабинета, оставив «парочку» вдвоем.
- А почему бы и нет, - Брикстоун решил сдаться, ведь идея и правда была неплохая, погода радовала, да и почему не помочь бедняге заставить Гаррета ревновать? Нет, ревность – слишком простое для него чувство, а Эйприл хотел вызвать что-то еще сильнее, еще болезненнее.
- Пошли вместе? – Кле имел в виду столовую, чертовы уроки закончились, так что можно было расслабиться. Одри решил наплевать на все и переодеться потом, форма все равно была удобнее, чем в Стрэтхоллане, в ней можно было долго просидеть.
- Конечно.
Эштон как-то ненавязчиво оказался в коридоре, будто ждал продолжения спектакля. И он вскинул бровь, увидев, как само собой получилось у этих двоих взяться за руки. Одри Боргес, значит, пассивен и агрессивен, а теперь переключился на мальчиков помладше? Отлично, просто прекрасно. Но от Эйприла Гаррет не ожидал, ведь тот обещал любить «настоящего Андерсена». Недолго же он тосковал и ходил в трауре.
Он не знал, что когда Одри решил подыграть Эйприлу и взял его за руку, Кле сначала вздрогнул, но вырываться не стал, просто старался держаться спокойно и естественно. Мало ли, ведь очень не хотелось, чтобы это заметила Магда или кто-нибудь еще, а потом пришлось бы объясняться с директором. Хотя, Оуэн-Одри – сам по себе гарантия безопасности от директора.
Глен с Диего в столовую явились не сразу, да и вообще, чуть не опоздали. Зато вернулись свежее некуда, только что из душа, в почти хрустящих шмотках, сели и принялись мило молчать. Тео на них посмотрел, прищурившись.
- Вот знаете… Даже не хочется спрашивать, где вы были.
- В душе, - ответил Глен, посмотрев на него выразительно, с немым вопросом «Ну и что в этом плохого»?
- Мы так и поняли, - кивнул Фрэнсис, глянул на Эйприла, тот усмехнулся. Эти два полосатых хищника стали как-то старше в сравнении с ними, они вели себя намного спокойнее. И у них было столько общего, столько секретов, что ни с кем больше не хотелось общаться, кроме друг друга. Диего надеялся, что Глен и правда от него без ума, а сам Глен мечтал о том, чтобы следующим утром приедет не супер-модель с плохой репутацией, а совершенно никчемный, страшный неудачник. Потому что он в самом деле Диего обожал, готов был всего зацеловать, и бывшие парни в список его желанных гостей не входили.
В душе они, конечно, не просто так зависли на целых сорок минут, они успели позаниматься «спортом», пыхтя, задыхаясь и не выдавая себя ходившим по коридору парням и учительницам ни единым стоном. В общем, у них все было как по плану, и Эйприл жутко завидовал. Он, в отличие от Глена, у которого совсем не оставалось времени ни на кого, кроме Тигрика, с Жульеном общался и знал, что Янтарь бесится. Он бесился от того, что почему-то все интересные вещи происходят со старшеклассниками, которые всего лишь на год старше его, или с придурками, вроде Рудольфа. Было досадно, но Эйприлу он так и сказал, что пройдет год, и после летних каникул он тоже так разойдется, что все обзавидуются. Кле спорить не стал, он просто задумался, когда же разойдется он сам, если ему почти восемнадцать, а он – бытовая зануда, придирчивая вредина, обидчивый, чрезмерно гордый, злопамятный, мстительный, упрямый и даже самому себе не признается, что в ком-то нуждается. Он способен простить, но из принципа, из-за своей гордости ни за что не пойдет на примирение первым.
Он вообразил себе свое будущее, пока Лукас с Тео пытались поговорить о чем-то отстраненном. Странное дело, металлолом становился каким-то женственно-озабоченным, хоть и выглядел тем еще Дон Жуаном, изящным и самовлюбленным. Если Глен с Диего общались на культурные темы при всех, а наедине занимались «такими» вещами, то у Фон Фарте и Вампадура «такое» из головы не шло двадцать четыре часа в сутки, будто они решили перепробовать все возможное на этом свете, испытав друг на друге. Поэтому и говорить, не палясь перед командой, они не умели.
Анжело так расслабился и растекся, пользуясь минуткой, когда Оуэн на него не смотрел. Так хорошо было, что почти райские кущи. Мэддок на него смотрел из-за стола Гематитов. Все-таки, Мэлоун запоминался сразу, он торчал у них тогда так упорно, что малышня была в восторге, парни постарше – тоже, а вот Мэддок был не особо рад. Слишком острым на язык был очкастый Гранат, да еще и мнения о себе сильно высокого, не смотря на не слишком приятную внешность. То есть, он был симпатичным, можно было при желании и в полумраке даже красивым назвать, миниатюрным в сравнении с новичками… Но так вести манерно вести себя, как гомик, при этом уверяя, что он нормальный – бред. Мэддок на него косился, но потом отворачивался, Анжело витал в облаках и не замечал. Одри просто был слишком занят своими мыслями, чтобы его мучить и доводить. Гаррет упорно лез к Рудольфу, особо распалившись от нервного потрясения, раз уж выбрали не его, да еще и так быстро. Он любил, чтобы мальчик мучился, страдал, сдавался и говорил: «Да, я боюсь пожалеть о своем решении, ну пожалуйста, давай не будем торопиться, побегай за мной». И Гаррет отвечал: «Как пожелаешь», бегал послушно, а затем бросал, сказав: «Я тебе не лампа Аладдина, лимит желаний исчерпан, аста луэго, детка». Это модное «до скорого» обещало стать «никогда», а потому была свобода действий, начиналась охота на новую жертву.
С Эйприлом Гаррет себя не понимал совершенно. Его отшили. Мало того, его отшили, сказав, что он НЕ ОПРАВДАЛ НАДЕЖД. Ему сказали, что его поступки не сдались, его варианты не подходят и слишком скупы, его желания – фальшивка, сам он – пустышка, ничего собой не представляет, да еще и перекинулись на его друга. Замечательно. У него был не то чтобы шок, но просто удивление, как так можно было променять его на Одри, по которому сразу видно, что он проще и неинтереснее?! Ах, да, Кле – бытовая зануда, он же сам так решил и даже сказал ему об этом, а бытовые зануды хотят спокойствия и равномерного течения жизни.
Но почему это так бесит? Только потому, что Эйприл хоть и заплакал тогда, но все равно психовал и злился, да еще и ответил оскорбительно, унизил его?
Одри смотрел на эту картину почти с ехидством. Что-то Гаррету не фартило на личном фронте. То гордая зануда, то упрямый тормоз, который не позволяет себя трогать не из-за высокой цены тела, а из-за незнания этой цены.
Это «общение» напоминало отношения Магомета и горы. Гора сама не шла, а Магомет уже начинал беситься и собирался плюнуть и обойти эту гору. Дело было даже не в том, что он не способен был покорить эту гору, а в том, что она его не интересовала так уж сильно.
Рудольф это видел насквозь, а потому просто издевался, преувеличивая свою тупость до предела и заставляя несчастного беситься и терпеть этот кошмар. Одри вздохнул, понял, что Гаррет влип окончательно, посмотрел на Эйприла и округлил глаза удивленно. Выражение лица Турмалина было таким жутким и бессмысленным, что пришлось проследить его взгляд и понять, что он смотрит в пустоту, сквозь стену, просто задумался. Кле округлил глаза, выгнул бровь очень сильно, чуть приоткрыл рот… Не хватало только дергающегося века.
Гаррет его взгляд тоже проследил, наткнулся на Кле, стиснул руку, лежавшую на колене, в кулак и принялся мысленно материться. Любители лошадей, черт их раздери.
У Эйприла в фантазии разыгралась драма четверга. Четверг – день, когда сил уже не осталось, пятницу еще предстоит пережить перед законными выходными. И раздражение в четверг обычно накаляется до предела. Он представил себя лет в двадцать, а может чуть старше. С кем он будет?.. С каким-нибудь придурком?
«Дорогой, ужинать будешь?»
«Не называй меня «дорогой», ты же не баба».
«Слышь, за языком следи, пугало».
«Я пугало?» - он обязательно швырнет уже взятую вилку на стол, и усталое, неудовлетворенное жизнью, работой и Эйприлом лицо превратится в ненавидящее, презрительное.
«Придурок. И импотент», - непременно хмыкнет Эйприл.
«Урод», - это нечто встанет и уйдет, считая себя потрясающим, не смотря на то, что убог до предела. Эйприл решит, что это чучело его недостойно, выгонит его, и жизнь станет отстоем. И пойдет он по рукам, по мужикам, ради удовлетворения, которого ему вечно будет не хватать.
Кле поплохело, аппетит пропал, за столом никто не обращал внимания на его мандраж, но Одри страшно было подумать, что заставило его состроить такую гримасу. Потом эту сцену задвинула за кулисы новая – «Жизнь с Гарретом-Эштоном».
«А где мой хавчик, как бы?..»
«Хлеб в магазине, ветчина в холодильнике, салфетки на кухне, возьми поднос, не кроши, я только что пылесосил».
«Зануда. Зачем я только живу с тобой».
«Да я сам в шоке, чего это ты так внезапно».
«Мне уйти?»
«Скатертью дорожка».
«Или я сейчас ухожу насовсем, или ты идешь и готовишь мне ужин».
«Помолчи, сериал начинается».
Непременно хлопнет дверь, Эйприл посидит, напыжившись, как воробей в декабре, подумает, что был неправ, что ему ничего не стоило сделать хоть какой-то кривой бутерброд и нарисовать на нем майонезом сердечко или смайлик. Он оденется, буркнет что-то матерное, выглянет за дверь и обнаружит «благоверного» сидящим на скамейке возле дорожки в гараж, курящим и глядящим в бескрайний простор неба.
«Что, передумал?»
«Подышать вышел».
«Ммм. Ну ладно».
«Дуй домой, сейчас все будет».
«Горелая яичница – это круто».
«Могу не делать».
«Ладно, я молчу».
Вторая сцена как-то меньше печалила, но Эйприл себе об этом думать запретил.
Потом сами собой закрались мысли о ночных отношениях, с первым безликим кадром вообще не хотелось ничего представлять, а вот с голодным, накормленным горелой яичницей Гарретом было бы забавно. Наверное.
«Нет, никогда», - подумал он и уткнулся в тарелку, собираясь насильно затолкать в себя хоть что-нибудь.
- Уже жду твоего бывшего, дождаться не могу, - сообщил Тео Раппарду.
- Тебе-то он зачем? – ответил за него Глен, подняв брови вопросительно, но не удивленно. Он примерно представлял, зачем Тео ждал этого «Гвена».
- Да так… - Фон Фарте ухмыльнулся, посмотрел на Диего, тот не стал спорить ни со своим тигренком, ни с кем, ему было проще промолчать, раз уж Тео все по взгляду понял. Взгляд ясно говорил о том, что ждет он не напрасно.
- Если ты не врал, и он действительно похож на меня, то он не настолько тупой, чтобы смотреть на кое-кого, - заметил Глен в адрес Диего.
- Да его вообще иногда не понять, я же говорю, мозгов нет, только фигурка ничего… ну, у тебя лучше, - он сразу спохватился.
- Тем более, без мозгов – вообще идеальный, - выдал Тео, откинулся на спинку своего стула и потянулся.
- Да уж, - каким-то странным голосом согласился Вампадур, встал и пошел на выход, захватив одной рукой поднос, швырнув его небрежно на стол. Диего уверен был, что Фон Фарте останется на месте и тупо спросит: «А чего он?» но Тео неожиданно встал, закатил глаза и тоже пошел на выход.
- Интересно, с каких это пор они так близко дружат… - ехидно заметил Фрэнсис, никто не ответил.
- Я так понимаю, я что-то не то сказал, - предположил Тео, догнав «секс-друга» и шагая за ним.
Сколько раз у него были такие ситуации – не сосчитать, он встречался с девчонками и научился не отмазываться от собственных ошибок, а сразу спрашивать, где именно он их совершил.
- Да ты вообще поразительно разговорчивый, - заметил Лукас, продолжая идти по коридору и не оборачиваясь. Он сам от себя такой реакции не ожидал, он думал еще несколько дней назад, что Глен – идиот, гомик и просто баба, а в итоге сам вел себя хуже бабы. Нет, он не выдавал своих чувств, но мысли его пугали. И сегодняшняя реакция на заявление о новеньком его тоже задела.
Тео хотелось сказать: «Ты что, хочешь, чтобы я перед тобой извинился?»
Но однажды он так уже сказал и получил по лицу, это было больно даже девичьей ручкой, а уж ладонью Вампадура… Так что этот вариант он отбросил, ежу же понятно, что ему хочется извинений.
«Ты обиделся?» тоже не прошло бы, ведь он бы не ушел, не обидевшись.
«А я думал, парни немного умнее телок, не воспринимают так резко подобные замечания». Это он хотел сказать, но потом представил себя на месте Лукаса и сам задал себе вопрос: «Ну и хрен ли ты думал, осел? Если полез, так уж надо было знать, что он себя начнет так вести. В конце концов, если бы трахнули меня, я бы просто охренел, да еще и если бы потом говорили такое и удивились, что веду себя по-бабски…»
Тео побледнел, поняв, что сам на месте Лукаса, не смотря на договор «просто секс, ничего личного», убил бы себя на месте.
- Ты так и будешь молча за мной таскаться? – уточнил Вампадур, не понимая, почему Тео молчит.
- Я думаю, - пояснил парень.
- А, ну, не буду мешать.
- Я не имел в виду, что я завтра брошусь на этого Гвена и буду за ним таскаться.
Лукас остановился, как вкопанный, повернулся, взглянул на него сквозь челку, прищурившись.
- А с чего ты передо мной оправдываешься?
- Наверное, потому что чувствую себя виноватым, - иронично пояснил Тео.
- Почему?
- Не знаю.
- Прости, я туплю, - вдруг выдал Лукас, закатив глаза и закрыв лицо ладонью, растопырив пальцы. – Крыша вообще едет. Делай, что хочешь.
- Хорошо.
- Вот и договорились, - Вампадур кивнул. – Я тут подумал… Я лучше от спермотоксикоза умру, чем буду продолжать все это. Так что у тебя полная свобода действий, завтра подцепишь этого неудачника и вперед.
Тео не понял, где он ошибся. Более того, он не понял, почему это заявление его так задело и расстроило, если по факту все обещало стать еще лучше – у него точно будет, к кому лезть, этот кто-то испытывает слабость к «этому» и сопротивляться долго не станет… Возможно, было обидно, что теперь с Лукасом не получится дружить, как раньше, все уже изменилось. А может, что-то еще.
- Ты заговорил, как девчонка, - все же не удержался он, но в этом не было издевки.
- Да я заметил, потому и хочу снова нормальным стать, - не стал отрицать Лукас.
- Но мы же договорились, - Фон Фарте напомнил просто так, для факта.
- Да, но это же от скуки, заняться все равно нечем. Я думал, что это просто, это нифига не просто. А у тебя теперь будет еще кто-то… Все.
- Ты так говоришь, будто я тебя заставлял, - Тео тоже обиделся.
- Давай не будем об этом говорить?
- Почему?
- Потому что я не хочу.
- Почему ты не хочешь объяснить, с какой стати ты обижаешься на меня, если сам согласился? Мог бы сказать просто «нет».
- Ты же говорил, что все равно полезешь?
- А ты поверил? Да если бы даже полез, ты бы не отбился, что ли?
- Да ладно, давай забудем.
- Не забудем! – Тео начал беситься. – Ты хочешь поругаться на пустом месте, зачем?!
Фрэнсис вышел из столовой, потянулся довольно, стащил с короткого хвостика резинку и надел ее на запястье. Стоило заглянуть за поворот, и он остановился, как вкопанный, став свидетелем почти драматичной сцены. Он вообще был романтиком, так что ему эти движения привиделись не так быстро, как они выглядели на самом деле, а будто в замедленной съемке.
- Да что ты привязался ко мне, если ты нормальный?! – громким шепотом, выразительно, но осторожно, чтобы не услышал никто из преподавателей, возмутился Лукас.
- Какая разница, кто нормальный, а кто ненормальный, здесь же нет телок, ты не заметил?! – Тео тоже наклонился к нему, чтобы выглядеть убедительнее. Они размахивали руками, наклоняясь, кривя губы в оскалах, ругаясь, а Фрэнсис за этим наблюдал, не веря своим глазам. Надо же, он угадал, между ними правда что-то было.
- Значит, я не тот, кто тебе нужен, если тебе просто временно развлечься!
- Только не говори, что ты хочешь всерьез встречаться с парнем, ладно?!
- Тебя это в любом случае не касается, так что неважно, чего я хочу, а чего не хочу, - Вампадур снова отвернулся, легкомысленно махнул рукой, искусственная, тонкая ткань «кожаной» куртки натянулась на рукаве, закатанном до локтя. Фицбергер в очередной раз восхитился движениями, грацией. Он так не умел, как ему казалось. Как можно злиться и выглядеть, как модель с обложки журнала?
- Ты ругаешься ради ругани или чтобы разругаться в конец? – не понял Тео, а потому сразу спросил, он до сих пор носил перчатку с вручную отрезанными пальцами, чтобы закрыть царапину на руке, чтобы никто не смотрел и не спрашивал о ее происхождении. И этой же рукой он схватил Лукаса за предплечье, дернул назад, чтобы не позволить уйти.
- Да пусти ты меня, даже разбежаться спокойно не можешь! – Вампадур дернулся, размахивая второй рукой, но за нее его тоже схватили, Тео встряхнул соседа по команде, чуть не приложив затылком о стену.
- Все из-за долбанной фразы?!
- Все из-за долбанного дружеского траха!
- Да в чем твоя проблема, я не понимаю! Ты хочешь всерьез или никак, что ли?! – Фон Фарте засмеялся бы, осознав это, если бы его не задевали оскорбления. Будто он в чем-то был виноват! Им же обоим это нравилось, так в чем дело, они еще вчера вполне замечательно этим занимались?..
- Хочу, но явно без тебя, нормальный ты наш! – Лукас опять рванулся, Тео наклонился, чтобы его заткнуть древним способом, но огреб по лицу, и будто в той же замедленной съемке Вампадур шарахнулся назад, ударился спиной о стену, взмахнул руками. – Не трогай меня! – он развернулся и быстро ушел широким шагом, который создавал впечатление, будто он шел от бедра. Возможно, будь на нем штаны или джинсы в обтяжку, он бы и правда шел, покачиваясь, но джинсы были нормальными, мужскими, сползали до неприличия. Лукас протянул руку назад, взялся за массивный ремень, подтянул эти джинсы и скрылся на лестнице. Фрэнсис метнулся обратно, чтобы Тео его не увидел, а сам подумал, что ожидать можно чего угодно и от кого угодно. Кто же знал, что Лукас порой похож на киношных героинь больше, чем тот же Глен?