- Не скучно без плеера-то? – ехидно осведомился Эштон, шагая вперед и отклонив торс назад, чтобы не скатиться по склону берега кубарем. Эйприл от него удалялся медленно, прихрамывая и ступая осторожно, чтобы не задевать одним бедром другое.
Шел он, как деревянный, одним словом, но просто хотел оказаться подальше от всей этой суеты с новеньким, а главное – подальше от Крофта. Беда была в том, что он уже при мысли о Гаррете воображал Эштона, слышал его голос – сиплый, немного гнусный, но слащавый.
- Не скучно. Все равно от него толку мало было бы, там только песни одного чертового придурка.
- Так ты же его любил.
- Выходит, что не его.
- А песни его?
- Видимо, да.
- Ммм.
- А чего не идешь с новеньким общаться? Он же теперь в вашей команде. Крутой парень, честно говорю, он даже мне понравился. Глен его ненавидит, а тебе он должен безумно доставлять.
- Не люблю бабские фигуры. Пардон, куда ты прешься с твоей-то походкой кавалериста?
- Какое твое дело, куда я прусь с моей походкой? Гуляю. Так что там с новеньким? Дело только в фигуре?
- Лицо мне его не нравится, слишком проститутское, да и патлы длинные не выношу.
- А как же Рудольф? У него волосы длиннее даже.
- А какое твое дело, что мне нравится в нем?
- Извиняюсь, больше не буду спрашивать. А чего Одри кинулся на него? Он же спокойный у нас такой обычно.
- Ты его раньше не видел. Когда я пытался вдолбить им в головы, что спорт им, нежным девочкам, просто необходим, он это понимал лучше всех. И он пару раз там чуть ли мебель не крушил от злости, так что ты его плохо знаешь. Но я тоже немного не уловил, что этот… Как его?
- Гвен, - подсказал Эйприл.
- Он. Не знаю, что он такого сделал, чтобы на него кидаться.
- Может, это любовь с первого взгляда? – Кле хмыкнул, сзади тоже скептически хмыкнули. На берегу было немного сумрачно, во вторник погода будто решала, на чем ей остановиться. Время катилось в середину осени, а потому тучи все основательнее захватывали небо над морем. Но солнце сражалось отчаянно, а потому изредка выглядывало и дразнило.
- О, да. Одри сам – тот еще пассив, ты просто не замечаешь, - заверил голос Эштона с такой странной интонацией, в которой даже не было заметно ничего от Гаррета. Он никогда не говорил с дружелюбной иронией. – Да куда ты идешь-то, я не понимаю!
- Посмотреть кое-что, - буркнул Эйприл и наконец нашел вход в какую-то странную пещеру. Точнее, он считал это всего лишь углублением в высоком холме, на котором и стоял интернат, а потому решил посмотреть на него изнутри. Вдруг там есть что-то интересное?
Эту версию он предложил и Гаррету.
- Хочу заглянуть внутрь. Вдруг там есть что-нибудь?
- Меня бы куда больше волновало, нет ли там КОГО-нибудь, - честно заметили в ответ, и Эштон заглянул в пещеру просто так, взявшись рукой за ее край, скептически выгнув бровь. – Хоть глаз выколи, ничерта не видно. Ты фонарик с собой взял?
- Он есть у меня на мобильнике.
- Гениально. МОБИЛЬНИК ты с собой взял?
- Вообще-то, да! – обиделся Кле и пошел первым, как идиот, но из принципа. Он вытащил телефон, включил фонарик и осветил мрачные стены, решил к ним не прикасаться в виду их непривлекательности. – Ты так и знай, что если я там клад найду, тебе фиг что достанется.
- Клад?.. – ехидно уточнили из-за спины, послышались три шага. Эштон поволокся за ним, его соблазнило слово «клад», в который он мало верил.
- Ну, если не клад, то просто что-нибудь интересное. Шкура зверушки какой-нибудь, да хоть пустой сундук или одна старая монетка.
- Насколько старая?
- Да хоть пятидесятилетней давности, уже успех.
- Все это вымыло бы во время прилива.
- Тут нет ракушек и песка, - Эйприл посветил на пол пещеры и покачал головой. – Так что вода сюда явно не заливалась. Да и не может она так далеко заходить даже в прилив или в шторм.
- А тебя не пугает, что там может в самом деле оказаться кто-то, а не что-то?
- Я не думаю, что там кто-то живет, - Эйприл даже повернулся. Чем глубже они заходили, тем выше становился потолок, и уже не приходилось сгибаться пополам и вообще нагибаться.
- Я про тело двухметрового кладоискателя или, как минимум, его останки, одетые в форму и каску. А рядом кирка лежит и лампа. И вагонетка перевернутая… Что-то типа того.
- Ты дурак такой иногда, - Эйприл обернулся и улыбнулся. – Здесь нет рельсов, это же не шахта, о какой вагонетке ты говоришь?
- Вот сейчас наступишь на чью-то бедренную кость и скажешь, что это куриная, я посмотрю на тебя, - хмыкнул Гаррет. Хоть убей, он позволил бы называть себя хоть дураком, хоть идиотом, хоть кем, если называть будет Эйприл.
Будь прокляты его темно-лиловые глаза, визгливый голос и шоколадный лак на ногтях.
Через пару минут Эйприл вдруг начал ныть и скулить, похлопал пару раз по телефону, но он запищал, и все погрузилось не просто в темноту, а настоящую, чернильную тьму.
- Молчи, - попросил Гаррет, даже не желая слышать «он разрядился». Эйприл шагнул назад, передернувшись и почувствовав, как по спине побежали мурашки. Самым противным было то, что пещера оказалась не только глубокой и чем дальше, тем выше, но и вихляла из стороны в сторону, так что теперь выхода не было видно. Кле не успел наткнуться спиной на застывшего на месте Граната, тот вытащил из кармана зажигалку и щелкнул ей пару раз, выбивая искру. Стало немного светлее, было видно лица, если поднять огонек к потолку, с которого в самом деле капало, но темнота была уже не такая широкая и свободная, а какая-то сдавленная желтым светом.
- Там еще много? – уточнил Эйприл, повернувшись и посмотрев на зажигалку.
- Половина. Пошли назад, - Эштон закатил глаза, повернулся и отправился в обратном направлении. Слава богу, хоть перекрестков в этом дурацком месте не было. Он чуть не получил сердечный удар, когда почувствовал, что чья-то ладонь сжала край его распахнутой рубашки, накинутой на футболку. В этом было холодно, и он не представлял, каково самому Кле, который вырядился в одну легкую кофточку. Турмалин уже успел опустить закатанные до локтей рукава, чтобы не было холодно, а за чужую рубашку взялся из опасения, что огонек погаснет, и он останется в темноте. Ощущение было неприятным.
Зажигалку Эштон убрал в карман, когда вдалеке стал виден берег и свет в конце туннеля. Этот факт немного напрягал.
Эйприла угораздило споткнуться, он громко выругался, и тут сверху, прямо над «потолком» пещеры что-то загрохотало. Гаррет глупо удивился, Эштон задрал голову и уставился вверх.
Лукас с Гленом решили тоже потренироваться, только не переусердствовать так, как это сделал Кле. Они взяли лошадей и отправились сначала легко, чуть ли не ползком, но потом разогнались и решили позабавиться наперегонки. Пронестись по самому краю казалось очень крутым, а потому злой Вампадур потянул за повод так внезапно, что лошадь заложила безумно лихой поворот и чуть не сбросила его.
- Вообще… - Сезанн восхитился, металлолом его нагнал, усмехнулся и хлопнул по плечу, пронесся мимо.
- Ты водишь, - сообщил он.
В пещере начался обвал, давным-давно край берега никто не тревожил, и здоровые булыжники, переплетенные только слабыми корнями каких-то вьюнков, посыпались вниз.
- Мать твою! – Эштон чуть ли не взвизгнул, отвернулся от выхода и схватил заверещавшего Турмалина в охапку, нагибаясь к нему и закрывая его же макушку руками. Эйприл чуть не отключился, когда сверху на него посыпалась пыль, еще какая-то гадость и мелкие камушки. Очень не хотелось умереть от дыры в черепе или медленно, от перебитого позвоночника. Но пещера была цельной сама по себе, практически природного происхождения, но странно обработанной. И только вход обмыло волнами в шторм, обветрило за несколько лет. Кле вцепился в чужую футболку, уткнулся носом в грудь, прижался вплотную и решил, что умрет точно не один, и это уже неплохо.
Рядом упал камень, Эштон шарахнулся назад, Эйприл шарахнулся вместе с ним, зарыдав и забыв, что он очень спокойный и серьезный.
- А-а-а, я слишком красив, чтобы умирать!! – завыл он.
- Надо говорить «слишком молод»! – поправили его, не смотря на неподходящую ситуацию.
- Я должен кое-что сказать тебе! – сообщил Эйприл, выпрямившись, но не отпуская его футболку, Эштон схватил его за плечи, чтобы не потерять хотя бы физически, потому что ничего не видел.
- По-моему, сейчас не время!
- Нет, мы сейчас умрем, поэтому очень даже время!
- Тогда я тоже должен тебе кое-что сказать!
- Нет, я первый скажу!
- Нет, я! У меня важнее, я никогда этого не говорил!
- Нет, сначала я, а потом ты, а то смелости не хватит!
- Мать твою, да я просто хотел сказать, что я до сих пор тебя люблю и на Рудольфа просто так смотрел, чтобы тебя позлить!
Эйприл захлебнулся своим нытьем и словами, которые собирался сказать. В общем-то, он примерно то же самое и имел в виду.
- Что ты хотел сказать?! – Гаррет встряхнул его за плечи, но его наощупь облапали до самой шеи, влажные от волнения и страха ладони взяли его лицо в чашу… Эйприл встал на цыпочки и выдохнул ему прямо в губы, забыв о правильном дыхании перед поцелуями, прижался почти отчаянно. Гаррет растаял, как тает злая собака при виде здорового куска ветчины, практически обмяк и только через несколько секунд отреагировал. И ни он, ни Эйприл как-то не заметили, что камнепад возле выхода прекратился, на них сверху не сыпалась уже даже пыль.
Он не мог поверить, что Эйприл так отреагировал. Или он хотел сказать то же самое? Боже, не может быть, что совпало, что ему не безразличен тот же человек, которому не безразличен он. И главное – это Эйприл, единственный, кто смог отбрить его так, что потом было обидно и больно. Рядом с ним Гаррет начал обдумывать то, что собирался сказать, не рискуя ляпнуть что-то грубое, потому что знал, что получит в ответ еще худшую грубость. Нежность в ответ на нежность, хамство в ответ на хамство, почему же Сэнди любил бесплатно и отчаянно, а Доминик просто ни на что лучшее и не надеялся? Почему он считал друга детства настолько ублюдком, что не видел в нем кого-то лучшего?
Эти теплые губы, соленые, прокушенные до крови самим Эйприлом всего несколько минут назад от страха, нежные руки с холодными пальцами, как у трупа, пахнущие больницей бинты до локтей. К руками, державшим его лицо, Эштон прикасался собственными руками, накрыв кисти ладонями, наклонившись и почти не двигаясь. Он ловил удовольствие только от того, с каким голодом Эйприл на него набросился, прихватывая губы, скользя по ним, вдыхая и почти лопаясь от невероятно возвышенного, почти литературно-романтического чувства.
Он чуть не умер от инфаркта, когда на поцелуй наконец ответили по-настоящему, всерьез, не просто касаясь губами, а проникнув между них одним медленным и категоричным движением, так что пришлось наклонить голову и замереть в предвкушении. Гаррет уловил, что его поймали, обманули, захомутали и психику ему разломали. Стоило наклониться к шее, как у него в волосах запутались чьи-то шустрые пальцы, Эйприл управлял им и здесь, даже в такой момент, не подставляясь, а направляя. И вечно остроумный, гениальный и самодостаточный Андерсен казался сам себе загипнотизированной собакой, которая высунула язык, у которой глаза представляли собой маятники в черно-белую полоску.
Эйприл заплакал, когда его отпустили, но заплакал истерично, смеясь при этом и не открывая глаза. Гаррет пытался разглядеть его лицо в темноте, но не получалось, он только слышал всхлипы и хихиканье, чувствовал влажные потеки на щеках, касаясь их носом и губами. Теперь уже он держал лицо Эйприла в своих ладонях, гладя большими пальцами скулы, а Кле вцепился в его запястья.
- Ну все, мы же правда умрем, - он захихикал снова. – Конец. Надо было вчера тебе сказать. Нет, ночью. Ты же поэтому ночью мне бинт дал, да?..
- Конечно… Не стал бы я кому-то левому давать, правда же? – ему одобрительно улыбнулись, он услышал это в интонации.
- Ну, да…
- Самое время заняться прощальным сексом, - выдал Гаррет на автомате, просто пошутив, а Эйприл засмеялся всерьез.
- О, да, конечно. Правда постановка только в конце месяца, а Жанна…
- Жанна была девственницей, ты мне уже тысячу раз говорил. Но Жанну на костре в Руане сожгли, а ты умрешь в какой-то пещере. Совсем стремно, да? Зато со мной, - Гаррет сам нервно хихикал, не веря, что вторая его смерть будет такой дурацкой, но прекрасной – с человеком, в которого он по-настоящему влюбился. – И никакая постановка тебе не светит уже.
- Ты меня так успокоил… - с сарказмом сообщил Эйприл, дыша рядом с его губами, практически задыхаясь и очень… Очень стараясь не сдаться, не дать согласие на шуточное предложение, которое они оба уже начали рассматривать всерьез. Настроение подходящее, смерть неизбежна, и завтра, к примеру, голодный, холодный секс не покажется таким романтичным.
Сейчас или никогда, как бы банально это ни звучало.
- Я просто на секунду забыл, что обижен на тебя, и никакая любовь этого не исправит, пока не извинишься, - хмыкнул Гаррет неожиданно.
- За что? – Эйприл не понял.
- Ты позволил чертовому Боргесу тебя облизать, - напомнили ему ехидно и тем самым тоном, что не обещал ничего хорошего. Эйприл совсем забыл об образе романтичного брюнета, он помнил только блондина, который уже говорил с ним однажды таким неприятным тоном в раздевалке, перед скандалом. Гаррет был Эштоном, а Эштон был Гарретом, к этому он наконец привык. Это было так, будто человек, органично смотревшийся в своем теле, просто скрывался от закона и назывался чужим именем. Эйприл просто не представлял этот порой мерзкий характер в теле того, прежнего Гаррета. Он никогда этого не видел и уже не увидит.
- Но это он меня поцеловал, он просто успокоить меня хотел, я же не собирался… - начал Эйприл, но тут же замолк. Гаррет не увидел, как округлились его глаза, но услышал, как сорвалось и замерло дыхание, стоило схватить его за горло, сжать пальцами шею.
- Это немного не то, что я хотел услышать, - заметил он так скромно и нежно, что Эйприлу на секунду снова стало страшно, как это иногда случалось еще до «воскрешения» его кумира. Эштон к нему наклонился, не отпуская, щекой прижался к его щеке, шепнул на ухо. – Вторая попытка?
- Я больше так не буду, - прошептал Кле, надеясь, что уж это-то сработает.
И это сработало даже лучше, чем банальное, затертое «прости», которое Гаррет ожидал услышать.
- И вчера он тебя облапал, как будто просто помог «слегка»… - напомнил он, ему почему-то понравилось слушать извинения.
- В любом случае, мне не понравилось бы. Даже если бы не было так больно, меня бы не задело, - заверил Эйприл, решив больше не просить прощения. Этой вещью Гаррета баловать было просто смертельно.
- Ладно, поверю.
Иногда Гаррет умел вести себя красиво, до боли аристократично и драматично. Он умел так же, как сейчас, держать в руках, как хрупкий приз, прижимать не крепко, но надежно, трогать бережно, но по-хозяйски проводить пальцами по лицу, по губам. Каждый легкий поцелуй, полученный от него в такой момент, казался подарком. Эйприл растаял, раз уж жизнь помахала ручкой, и они действительно оказались запертыми в дурацкой пещере. У него начался очередной припадок олицетворения, он сравнил себя и Гаррета с шахматными фигурами. А что? Если он умудрился сравнить солнце в море с самоубийцей в ванне, то почему бы им не побыть фигурами? Даже вчерашнее перебрасывание записками в классе показалось чем-то интересным. Если класс был шахматной доской, то он был белым королем, прятавшимся в углу. А Гаррет был черным ферзем, способным на любой ход – хоть вперед, хоть назад, хоть влево, хоть вправо, прямо и по диагонали на любую дистанцию. И пара пешек ничего бы не решила. Правда король, кажущийся беззащитным с самого начала игры, обычно умеет шустро бегать по всей доске, прячась за других, цинично используя их, подставляя под удар, и вплотную к нему не подобраться никогда, иначе его удар будет единственным и заключительным. Но Гаррет и не подбирался, он ставил шах и мат издалека, просто существуя, это было вопросом времени.
Одри казался офицером, Лукас – тоже, Глен с Фрэнсисом – конями, способными на внезапные повороты, а Диего с Тео однозначно были ладьями – прямолинейные до потери пульса.
- Знаешь, что бесит? – вдруг спросил Гаррет, и Эйприл заметно чаще задышал, вернувшись в реальность из своих фантазий.
- Что?
- Что ты вечно задумаешься, уставишься в одну точку, и я не понимаю, о чем ты опять думаешь. Обиделся или просто завис?
По тону вздоха стало понятно – Кле улыбнулся, Гаррет немного расслабился. Раз улыбнулся, значит, не обиделся, значит, границы он со своими наездами не перешел.
- Завис. Просто всякие глупости. У меня бывает, не обращай внимания.
Гаррет достал из кармана зажигалку, и снова стало немного светлее. Он протянул руку и потер большим пальцем скулу Эйприла, задетую каким-то пыльным камешком.
- Ну тогда что будем делать? Копать или рискнем?
- Рискнем?
- Пойти дальше туда, я имею в виду. Зажигалка кончается, не факт, что не упремся в тупик, не факт, что там не будет перекрестков, но копать лень.
- А почему бы и нет? – голос был ехидно-отчаянный, Эйприл решил, что он уже под страхом смерти признался в самом главном – в неравнодушии, во влюбленности, так что можно и умереть смело. Да и кто знает, вдруг они начнут копать, а обвал продолжится, и их точно завалит? И потом, это же круто – похвастаться потом всем, что они круто выбрались, даже не став позорно откапывать выход из пещеры. Если выберутся, конечно.
- Тогда пошли быстрее, - рука Эштона крепко взяла его за запястье и потянула вглубь пещеры. – Желательно – бегом.
- Бегом я не могу, ноги не идут, - вздохнул Кле. – И не факт, что там нет ям.
Энтузиазма у Гаррета поубавилось, но адреналин вскипел, так что он просто очень быстро пошел, погасив зажигалку. Несколько метров они по памяти точно прошли бы и без света.
* * *
Нэнэ выговаривал умытому Оуэну лишь для того, чтобы показаться новому ученику строгим и правильным директором, поставить себя на нужное место в его понимании Дримсвуда. В конце концов, откуда же Гвену знать, кто такой Оуэн на самом деле, и какие отношения директора с ним давным-давно связывали. В принципе, Одри его даже не слушал, зная, что ничего ему не будет, кроме выговора, но его удивляло то, что Гвен-то тоже заметно пропускал все слова директора мимо ушей. Он не радовался чужому выговору, и это так порадовало, что сам Одри почувствовал вину перед новичком. Не надо было срываться до такой степени.
- …и вот этот волк отправился в домик, где жило семеро козлов, где и было совершено преступление сексуального характера по статье номер не помню, какой, - закончил директор со вздохом, подняв брови и глядя на дорогую ручку, которую вертел в пальцах.
- Что? – опешил Гвен.
- Это я к тому, что ста процентам тут сидящих по барабану, что именно я говорю, лишь бы тон был ровный и сильно укоризненный, - усмехнулся Нэнэ, посмотрев сначала на него, а потом на Оуэна. Тот мигом присмирел и сел ровно, ведь нельзя было нарушать имидж «Мистера Сомори». Более того, он и правда был умнее, чем они оба – Гаррет и Одри.
- Если сто поделить на три, то будет что-то около тридцати пяти, так что только семьдесят процентов не слушают, вы-то слушаете, - уточнил он. Нэнэ на него даже не посмотрел, он изучал вид нового ученика в белом махровом халате. Его большая сумка по-прежнему стояла в кабинете директора, ведь после обеда он спешно удалился из столовой и не успел даже захватить одежду. Магда постучала в дверь душевой как раз тогда, когда он размышлял – напяливать ту же одежду или отважно выходить в одном полотенце. Она с улыбкой еще кучу раз извинилась за поведение Оуэна и предложила ему халат, который входил в форму.
В данный момент он думал о том, как бы выставить все случившееся в свою пользу и уговорить директора позволить ему оставить домашнего любимца, сидевшего в сумке, в маленькой переноске. Он искренне надеялся, что бедняга не задохнулся. А еще он надеялся, что протрезвел окончательно после объятий с унитазом. Он уверен был, что выглядел ужасно, а потому наглости поубавилось, цвет лица побледнел, румянец набрал градус, а волосы, скрученные в жгут и даже не высушенные после душа, свисали с плеча и медленно расплетались.
Он был прав на пятьдесят процентов, потому что все впечатление, произведенное на Одри, сдулось и смылось водой, все аксессуары испарились, одежды вообще не было, если не считать наглухо запахнутого халата и расшнурованных кедов. И он выглядел невзрачно по мнению Боргеса.
- Если сто поделить на три, то будет не больше тридцати трех, - ехидно, но сдержанно сообщил Нэнэ «ученику» и бывшему однокласснику, глядя на свои руки. – А вообще, мне тоже плевать, что я тут вам буду говорить. Кто-то кому-то дал по роже, извиняюсь, тортом, супом и чем-то там еще, всем наплевать, мне-то почему должно быть не все равно? Мне тоже все равно. Можете идти, только сначала извинись за свое поведение, - он уставился на Оуэна настолько мрачно, что Одри стушевался. Ну, ему не жалко извинений, в конце концов.
Он не успел ничего сказать, как вдруг Гвен его перебил.
- Не надо извиняться, я сам виноват в чем-то.
Оуэн выкатил глаза, не веря в подобное поведение нахального новичка, который показался туповатой бабой. Нэнэ чуть мысленно не запел про трех поросят, стараясь отвлечься. Все же, такова жизнь, внешность одного и того же человека оставляет равнодушными всех, кроме кого-то конкретного. И этим конкретным, к сожалению, оказался сам Нэнэ, которому сложно было адекватно себя вести, когда перед ним сидел свежий, только из душа, еще не замыливший своим видом взгляд парень. И он был таким, каким так и не стал сам Сомори, но он и не смог бы таким стать, в Гвене не было ни капли манерности, была дешевая наглость, сквозь которую сквозила не испорченность, а даже какая-то наивность.
Голос директора хрипел, когда он разговаривал ровно и спокойно, это Гвен заметил. Точнее, это был не хрип, это был рокот где-то в горле, который появился лет в двадцать пять. На это Ильза тоже запала, поражаясь контрасту внешности и содержания. Впрочем, когда он психовал, внешность с содержанием неплохо сочетались, но об этом новенький еще не знал. И он не знал, что директор на него смотрит как-то странно. Одри это заметил, а потому сначала глазам своим не поверил, потом округлил их, покосился на бывшего парня Диего, потом снова на Нэнэ…
«Какую хорошую траву я сегодня курил», - подумал он.
- Тогда я сам приношу извинения за поведение мистера Брикстоуна, - процедил Нэнэ, будто злился именно на новичка.
- А вы можете мне разрешить кое-что? Тогда это будет реальное извинение, - нагло вдруг спросил Гвен, посмотрев на него тем же пьяным взглядом.
- Смотря, что, - ответной улыбки от примороженного директора не последовало. Одри поражался, как его бывший парень и нынешний директор палился, ведь обычно он улыбался, как ведущий музыкального телеканала. Наверное, дело в том, что улыбался он тем, к кому был равнодушен. Ведь на друзей, Гаррета и Одри, он орал, Ильзе он хамил, а вот новенькому свои слова отвешивал, как оплеухи. Если и не запал, то точно захотел.
Его трудно не хотеть, когда давно не было парня, была только девушка, пусть даже красивая.
- У меня с собой кое-кто есть.
- Кое-кто? – Нэнэ опешил. Он совсем не понял.
- Ну, да. Он у меня уже полгода есть, я же не мог его просто так оставить, так что он у меня в сумке.
- Домашних животных держать запрещено, - догадался директор.
- Но он маленький… - Гвен начал ныть так капризно, будто ему было лет восемь, а не восемнадцать, даже подергал ногой, покачав ей вверх-вниз. – Пожалуйста, мистер Сомори?.. – он отлично запомнил эти имя и фамилию, хоть имя и было придурочное. Другое директору и не пошло бы, как ни подбирай, это он тоже понял.
- Что еще за маленькое? Рыбка золотая, что ли? – у Нэнэ начались нервы, он мысленно ругал себя такими матами, что высказывать вслух было бы стыдно. Захотеть ученика, кто бы мог подумать, что такое случится с НИМ? Он же уверен был, что никогда и ни за что не пристанет ни к кому из воспитанников, он ОБЕЩАЛ это Шарлотте, а она была уверена в том же самом. Но кто же знал, что Ильза его перекроит в человека, который хочет, а не который старается, чтобы захотели его. Кто же знал, что мисс Бишоп сама отправит эту глупую овцу в гнездо крыс со Стрэтхолланским волком во главе?
Хотя, Гвен на овцу похож не был со своим-то лицом. И к крысам тоже имел отношение.
- Нет… Немного больше. Пушистое, - он не хотел говорить сразу, зная предвзятое отношение людей к подобным «питомцам».
- Хомяк? – подсказал Оуэн.
- Морская свинка? – предположил Нэнэ.
- Крыса, - выдохнул Гвен и уставился на директора своими круглыми глазами. – Можно? Ну пожалуйста… - он наморщил нос забавно, наклонил голову к плечу и постарался выглядеть душкой.
У Нэнэ чуть не задергался глаз. Будь проклята задница Дженнифер Лопес, благодаря которой все так полюбили «такие» формы. Будь проклята фигура Торнтмонского неудачника. Будь проклято воздержание. Будь проклята Ильза, с которой Нэнэ просто не мог обращаться грубо, хотя она сама подсознательно только об этом и мечтала.
- Нет.
- Он в клетке сидит, он маленький очень, ну очень маленький, ну пожалуйста! Я же не могу его выпустить, здесь же кошки!
«Мои кошки крыс жрать не станут», - подумал Нэнэ оскорбленно, но не высказал вслух, рассматривая светлый след на шее новенького Граната, оставленный лаковым ошейником. Он снял его перед душем, сейчас ошейник лежал в кармане халата, а светлая полоска на коже выдавала натуральный ее цвет, не испорченный загаром. Нэнэ ненавидел загар, по нему это было заметно.
Он подумал о том, что этот парень был бывшим «бойфрендом» Диего Раппарда, который выбесил его в первый же день изнасилованием Фрэнсиса. И они явно занимались этим, не могли не заниматься. И у Нэнэ была потрясающе богатая фантазия.
И ему было неплохо, стоило представить что-то такое интересное.
Гвен почувствовал и сам себе не поверил, списал все это на завышенную самооценку и пообещал мысленно работать над собой. Нет, директор не мог на него смотреть Так. Что за бред. Кто он такой, чтобы на него смотрел ДИРЕКТОР, да еще такого интерната, как этот. На него? Неудачника, который пяти метров не пройдет, не попав в неприятности или просто не упав из-за развязанных шнурков?
Нет, по директору-то сразу видно – с ориентацией у него все сложно, но кто он, Гвен, такой, чтобы претендовать на внимание директора?..
- Ладно. Покажи свою эту… Крысу, - Нэнэ поморщился. Крыс он обожал, но надо же было сделать вид, что он вредный и злобный директор. И появилась потрясающая возможность посмотреть на походку новичка, на которую он обратил внимание еще с утра, на фигуру в целом.
Судя по походке, занимался он «этим» действительно часто, по крайней мере, в какой-то из периодов своей бурной юности в Торнтмоне. И Нэнэ подумал, что поиметь этого парня сейчас, конкретно в этот момент не составило бы особого труда, все было бы гладко и четко во всех смыслах, никакой смазки не надо. Одри никому не расскажет, это же Одри. Дверь открыта… Можно закрыть.
Он вытаращил глаза и уставился в стол, поняв, что завис и пялился в спину отошедшего к чемодану новичка. Оуэн на директора и друга смотрел с таким вдохновленным видом, с такой роскошной улыбкой, что Нэнэ понял – все мысли написаны у него на лице, и с этим надо что-то делать.
«Боже, я сошел с ума».
Что-то запищало, Гвен открыл клетку и вытащил из нее здоровую черную крысу с длинным хвостом, взял ее одной рукой и показал, как игрушку.
- Она даже не кусается. Точнее, он. Можно оставить, а? Пожалуйста. Она никому не помешает, не убежит даже, - он улыбнулся так мило, что Нэнэ начал таять.
- А как зовут? – спросил Одри из искреннего любопытства.
- Гарри. В честь Поттера, - парень пожал плечами, а потом уставился на резко захохотавших директора и соседа по новой команде. Глаза у него полезли из орбит от вида этой картины. Директор почти рыдал, Оуэн вытирал слезы и стонал от смеха.
Чем их так насмешил Гарри Поттер?..
«Ой, когда он узнает, это будет что-то…» - подумал Одри.
Нэнэ подумал о том же, жалея, что Гаррета нет в кабинете, а потом махнул рукой.
- Оставляй, пусть живет.
Гвен не стал спрашивать, что такого смешного было в имени крысы, убрал ее обратно и застегнул сумку.
- Спасибо большое. А то я думал, выпустить придется, и его тут съедят.
- Не за что, - Нэнэ таял, когда его благодарили так искренне. – Ладно, вы оба свободны, уберите это маленькое… Подальше от учителей, ладно? Они же женщины, боятся всего маленького и с хвостом.
Гвен кивнул, взял чемодан за ручку и покатил его на маленьких колесиках к двери кабинета.
- Давай помогу, - Одри устыдился своего поведения в столовой, так что решил с новеньким подружиться. В конце концов, он был действительно не в себе, и никто еще не понимал, какой он на самом деле – хам и наглец, милый и скромный, как панда, хитрый и двуличный? Одри склонялся к третьему варианту, но не мог исключить и второй, ведь не знал парня совершенно. Он мог просто защищаться образом стервы от нападок незнакомых и довольно агрессивно настроенных соседей по команде. Дримсвуд вообще казался жутким местом, в котором все друг друга любили и обожали, все друг за друга стояли бы практически горой в случае необходимости, а потому новичка приняли в штыки.