Анжело ночью никак не мог заснуть, смотрел на верхнюю полку. Но не на ту, что была над ним, а на ту, которую занимал новенький. Он лежал над Рудольфом, и все уверены были, что спит он, раскинувшись звездой. Но он свернулся калачиком, сложив руки лодочкой и спрятав их под подушку. Черная крыса, по которой заболела вся малышня, и которую Гаррет полюбил, как тезку, свила в его волосах гнездо и спала. Острая мордочка с дрожащим носиком покоилась у Гвена на щеке, рядом красовалась когтистая розовая лапа, хвост лежал у него поперек шеи. Анжело таким тандемом восхищался, но смотреть перестал, он повернулся на другой бок и уставился на спящего Оуэна. Во сне он казался милее, но ничуть не младше, он почему-то всегда выглядел очень взрослым и крутым, будто просвечивали другие черты сквозь его лицо.
«Какая гадость», - подумал Мэлоун, и это была единственная связная мысль за последние два часа. Помимо нее были только образы, которые он себе успел нарисовать, думая об Оуэне и новеньком, который умудрился соблазнить его чуть ли не одним щелчком пальцев. Это либо волшебство, либо какой-то гипноз. Или Брикстоун просто кобель, который бросается на все, что движется.
На все, у чего длинные патлы. На все, у чего аппетитный багажник. На все, у чего длинные ноги. На все, что не знает слова «нет».
Правда Оуэн оказался ублюдком и козлом тем еще. Анжело подумал, что не пережил бы, скажи ему кто-то подобный, что он «отвратительный» и все такое. Но ему и смелости не хватило бы вести себя, как Гвен, так что нет проблем.
Черт, да почему он вообще об этом думает? Он что, влюбился в этого урода, что ли? Нет, он презирает Брикстоуна, который способен переспать с тем, кто ему заранее неприятен, а потом сказать об этой неприязни. Это отвратительно и низко.
Как может Анжело влюбиться в такого циника и урода? Кроме того, это же мужик. Хотя, в данный момент и в данной ситуации это не имеет значения, ведь это мужской интернат. Единственное, в чем был прав Диего, оказалось отсутствием выбора. Как можно выпендриваться и выбирать, если выбирать не из кого? Противным было не это, противным было то, что Анжело не собирался делать «это» из принципа, от безысходности, он действительно начал беситься, узнав о «любви» этих двоих. Подумаешь, переспали. Да Оуэну даже не понравилось, и сам Гвен ему не нравится.
Но Мэлоуна все равно задевало. И ему хотелось отомстить хоть как-нибудь, а еще хотелось потрогать Брикстоуна. Почему новенькому можно, а ему – нет? Нет, он нормальный, конечно, но иногда хочется кого-то потрогать… Поэтому он еще посмотрел на спящего идиота, откинул одеяло и встал с кровати, на цыпочках подкрался к нему и наклонился. Он тут же спохватился, убрал волосы одной рукой, чтобы не свешивались и не щекотали сонную морду. Оуэн спал, как убитый, так показалось бы даже Гаррету, вздумай он на дружка посмотреть посреди ночи. Но смотрел только Анжело, и он наивно полагал, что сосед по команде вообще не улавливает присутствия рядом с собой.
Одри проснулся, но не шевелился и прикидывался совершенно бессознательным. Ожидал он чего угодно, но только не того, что ему закроют глаза ладонью для надежности, а потом приблизятся настолько, что он почувствует чужое дыхание. Оно было теплым, взволнованным и чуть веселым, будто злорадным. И губы тоже оказались теплыми, довольно мягкими, приятно нежными. Оуэн взял чужую руку, мешавшую ему открыть глаза, за запястье, хотел убрать ее, но ему помешали второй рукой. Волосы Анжело предательски свесились и защекотали «жертве» лицо. Но Мэлоун не сильно расстроился, ведь длинные волосы были не только у него. У Рудольфа и этого противного Деорсы они были еще длиннее. Оуэн обязан решить, будто это Гвен полез целовать его среди ночи, кто же еще может быть таким наглым и бесстыжим?
Одри СРАЗУ понял, что это не Гвен, потому что целовал его в душевой всего несколько часов назад и прекрасно знал, как новенький целуется. Он бы ни за что не стал делать это так скромно и нежно, он бы уверенно напал. Да и губы были не такие. Рудольф? Бред собачий. Значит, очкарик, потерявший где-то свои очки?
Одри задумался. Зачем Мэлоун решил его поцеловать? Ах, да, он же наверняка собирается выдать это не за свой поступок, а за чужой, того же Гвена, к примеру. А раз ему так хочется, то пожалуйста.
Анжело немного опешил, когда ему ответили, да еще так осторожно. Ах он урод, настоящий кобель, ублюдок и козел. С кем попало лижется.
- Иди сюда, детка, - Одри мысленно рыдал от смеха, пока шептал это, руки Оуэна не стали больше сражаться за право разглядеть «нападавшего», просто обняли его поперек спины и вынудили сесть на его полку, прижаться к нему.
Анжело понял, что ошибся. Что теперь делать? Оуэн проснулся, теперь нельзя просто убрать руку и лечь спать к себе, он же увидит его. Но если не уйти, он продолжит его облизывать.
Вот черт.
- Ангелочек мой, - придуривался Одри изо всех сил, но трогал его очень целомудренно. Анжело немного не понял. Это просто такое ласковое прозвище, которое он дает всем своим минутным придуркам или это производное от его имени? Гадким было то, что ему это нравилось, он почти поверил, что Оуэн его каким-то непонятным образом узнал. Он не лез к нему в каком-то извращенном смысле, просто крепко обнимал, сладко целовал, не пытался убрать руку от своих глаз. А еще Анжело не заметил, как его успели пощупать, чтобы опознать окончательно. Одри убедился в том, что не ошибся, потрогав волосы, определив их длину, проведя по торсу, по бокам, едва задев бедра и поняв, что они не широкие, как у Гвена. Конечно, это Анжело, кто же еще? Но что на него нашло вдруг? Неужели запал наконец?
- А куда ты, кстати, очки дел? Не носишь больше, я смотрю, - ехидно оборвал всю романтику подлый Брикстоун. Анжело чуть не потерял сознание, но быстро взял себя в руки, убрал ладонь от его лица и пожал плечами.
- Очки потерял. А это…Да просто решил проверить, врет это пугало или нет. Врет, конечно, целоваться ты вообще не умеешь.
- Понятно. Что еще проверишь?
- Больше ничего, и так все ясно, - Мэлоун встал, одернул майку, демонстративно отряхнул штаны и пошел к своей полке. Он даже выразительно, напоказ достал плеер, заткнул уши наушниками и отвернулся. Через минуту Одри захотелось пошалить, в нем даже проснулась какая-то нежность, желание помучить, поэтому он встал и переполз на чужую полку. Анжело вытаращил глаза и брыкнулся.
- Сдурел, что ли?! – он зашипел, отодвигаясь, чтобы его не трогали, брыкаясь и пытаясь отпихнуть его ногой. Но фехтующие ноги Одри не пугали, на парня он все равно навалился, буквально придавив его и накрывшись его же одеялом сверху.
- Все, спокойной ночи.
- Хрена ли?!
- Ты меня разбудил, я не могу заснуть, теперь буду спать тут.
- Тогда я буду спать у тебя!
- Ну, выбирайся тогда.
Выбраться не получилось, туша была тяжелая и будто железная. Оуэн поерзал на нем, будто это был не человек, а матрас, успокоил себя, поблагодарил Гвена за то, что он его уже перед ужином расслабил, и внезапный стояк ему не грозил. В конце концов, он устроился с комфортом, обнял Анжело правой рукой за пояс, левую поставил локтем на подушку, спрятал лицо над чужим плечом, в волосах, рассыпанных по подушке.
- Ты придавил меня, - обиженно и недовольно сопел Мэлоун. Но радовало то, что он вытянул ноги в одну сторону, а Оуэн – в другую, не борзея окончательно. Но дальше он от этого не оказывался, все равно прижимался.
- А мне очень удобно.
- Ну ты дурак, что ли? – Анжело начал дрожать от злости. Одри подумал, что он похож на собаку, которую вполне можно выдрессировать. И эта собака успокоилась, смирилась, уставилась в верхнюю полку. – Ну подвинься немножко, можно и так поспать, только дай мне дышать-то! – он хлопнул основанием ладони Оуэна по плечу. На него посмотрели внимательными блеклыми глазами, изучили, решили поверить и немного сползли в сторону.
- Отлично, - Анжело закатил глаза, повернулся спиной и решил спать уже так, но его опять одним рывком повернули, уложив на спину, и Оуэн удобно навалился сверху, устроив голову у него на груди. Мэлоун шепотом застонал, закинул руку ему на шею и принял решение спать в тех условиях, в каких ему позволяют.
Одри с сожалением и даже удивлением понял, что пропал. Господи, за что ему такое? Неужели он понял за эти десять лет, что на самом деле важно? До чего он дошел, что на все готовый, сексуальный парень, самостоятельно его соблазняющий в душе нравится ему куда меньше, чем нахальный, вечно всем недовольный Анжело? И его даже хочется больше, и Одри готов сам встать и прийти к нему, стоит только немного подразнить, а потом разорвать этот контакт, поманить. Кошмар. Получалось по всему, что Анжело со своей «нормальностью» толк в соблазнении знал, а вот Глен – не очень.
* * *
Утром Фрэнсис чуть не свихнулся. Он слышал, как прозвенел звонок на подъем, как все начали просыпаться, материться, сонно зевать, потягиваться и собираться в душ… Он лежал, накрывшись одеялом с головой и боясь, что кто-нибудь это одеяло сдернет.
Волосы лезли клочьями, он заревел в ужасе, глядя в темноте «берлоги» из одеяла на свои руки. Руки казались нормальными, но его собственные волосы, светло-каштановые, нормального цвета просто вылезали, оставаясь прядями между пальцев, стоило запустить пятерню в шевелюру. Но этот кошмар был ерундой по сравнению с остальным. Это действительно было ерундой, каким бы ужасным ни казалось, ведь дотронувшись до лица, Фрэнсис обнаружил, что у него нет бровей, а нос стал немного длиннее. Сантиметра на три. Во рту обнаружились клыки, и он зарыдал совсем откровенно.
Эйприл плюхнулся на его полку, сел в ногах и тронул рыдающий холм под одеялом.
- Ты чего опять? Что-то случилось?
Хотя что могло случиться ночью? Опять изнасиловали? Бред собачий. Диего с Гленом, Тео почему-то донимает Лукаса, да и не стал бы он никого насиловать. Что случилось?
- Нет, все нормально, - быстро заверил Фицбергер, не испытывая ни малейшего желания даже в зеркало на себя смотреть. – Вы идите, я потом догоню.
- Ладно, - Кле не стал спорить. Когда ему самому хотелось побыть в одиночестве, он хотел всех убить, так что мешать Фрэнсису он не собирался.
- Нет, стой! Позови Жульена и Рудольфа, пожалуйста, ладно? Пусть сюда придут. ОБЯЗАТЕЛЬНО.
Эйприл немного не понял, да и вся команда тоже, но спорить даже не думали.
- Ладно, - удивленно согласился он. – Позову. Не опоздай на завтрак.
- Конечно, - преувеличенно позитивно хихикнул Фрэнсис, радуясь, что никто не видел текущих по лицу слез. Он уставился на волосы на своих руках, уронил их на простыню и снова прикоснулся к голове, ожидая ощутить только гладкую черепушку. Кто-то что-то налил в шампунь? Неудачная шутка? Что за черт?!
Каков же был его шок, когда одновременно со звуком хлопнувшей двери он почувствовал волосы, но куда более жесткие и прочные, чем были его собственные, а потом пальцы наткнулись на кончики ушей. Правда они были куда выше, чем раньше, эти кончики, а сами уши – уже и аккуратнее, хоть он никогда и не испытывал комплексов по поводу ушей.
- Да что такое?! – он еще и выматерился, чего почти никогда не делал, застонал и слетел с постели, чуть не упав, запутавшись в одеяле. Каштановые пряди упали на пол, а Фрэнсис остановился посреди пустой спальни, расставив ноги и вытянув руки в стороны, будто это помогало держать равновесие. То, что он увидел, его убило – ступни вытянулись, щиколотки истончились до толщины запястья, а сами запястья стали в обхвате такими тонкими, что здоровые ладони на их фоне смотрелись даже гротескно. Ноги были невероятно худыми, но не костлявыми, а именно стройными, все тело как-то вытянулось, изменилось и стало плавным. Но что хуже всего, в местах, где его не закрывало белье и футболка, видна была слезающая кожа, будто Фрэнсис капитально сгорел на солнце. Клочки кожи свисали, она лопалась, будто тело росло с каждой секундой, и поверхности «покрытия» не хватало. И под этой светлой кожей виднелись зеленые пятна. Фрэнсис запоздало глянул на укушенную прошлым вечером руку и увидел, что пластырь уже ни к чему, вокруг раны все облезло, да и пальцы вылезали из кожи, будто из перчатки, порвав подушечки привычных пальцев. Они были зеленые, длинные, ужасные, как и весь Фрэнсис.
Он наконец осмелился подойти к зеркалу, даже подскочить к нему и в ужасе зажал себе рот обеими руками, чтобы не заверещать. Нос с кончиком тоньше зубочистки, лицо цвета молодой изнанки огурца, торчащие во все стороны волосы цвета лесного мха. Он их пригладил и понял, что они, к счастью, хотя бы не вьются, они растут на глазах и уже почти достают до нижних ребер. Никаких бровей не было, зато зеленые ресницы и черные, без намека на радужки или белки глаза в наличии имелись.
Это скорее угнетало, чем успокаивало.
Фрэнсис взбесился, принялся сцарапывать зеленый цвет с рук, с ног, с живота и груди, со спины, психуя и матерясь, но получилось только хуже – его настоящая кожа упала обрывками на пол, осталась чудовищная зелень, будто так и должно было быть.
- Ты звал? – Жульен вошел в спальню Турмалинов, даже не постучавшись. Он вставал еще раньше звонка и в душ успевал первым, так что вошел весь такой благоухающий и ухоженный. И такой же ухоженный увидел чудовище перед зеркалом, моргнул пару раз, закатил глаза и упал на кровать Глена. За ним вошел и Рудольф, не догнавший глухого Янтаря в коридоре, дверь хлопнула, закрывшись за ним, и Гранат вытаращил глаза. В отличие от Жульена, он уже к ужасам в своей жизни привык, в обморок падать не стал, но догадался только через секунду и пришел в себя примерно тогда же.
- Фрэнсис?.. – уныло уточнил он. Чудовище кивнул и зарыдало, дрожа и заикаясь.
- Что с тобой? – Энсор осторожно уточнил, сделав такое выражение лица, будто отклеивал Турмалину пластырь от серьезной раны.
- Я не знаю… - еще более истерично прошептал парень, садясь прямо на пол. Обрывки «шкуры» и каштановые волосы как сквозь землю провалились или просто испарились, от них не осталось и следа.
- Так. Спокойно, - Рудольф растерял свою тупость, понял, что сейчас не время придуриваться, постарался как-то привести мысли в порядок – свои и чужие. – Я за директором. Не выходи отсюда. И он пусть не выходит, - он кивнул на Жульена и вылетел за дверь. Фрэнсис даже не успел попросить не звать директора, но потом понял, что это единственное адекватное решение. Кто еще поможет, если не он? Учителя, воспитательницы? Они женщины, у них будет паника и истерика, а сами они втроем точно не справятся. А так можно свалить ответственность на директора.
* * *
Эйприл с Гленом уже минут десять за завтраком сидели и нервничали, постоянно смотрели в коридор.
- Он там умер, что ли? – Кле начал беситься.
- Да ладно, придет, - Сезанн сам себя успокаивал и Эйприла заодно. А вот Лукас не волновался совершенно.
- Да какая разница. Может, ему просто идти не хочется, вот он и хочет прикинуться больным. Подумаешь.
- А где Жульен с Веснушкой?
- С ним. Не знаю, может, придумывают, чем он там заболел, какое у него воспаление хитрости.
- А директор? – вдруг уточнил Тео, прислушавшись к их панике и указав взглядом на главный стол, самый дальний от их собственного. На Фон Фарте посмотрели все, потом все обратили внимание на учительский стол, увидели, как встала Магда, заподозрившая что-то неладное.
- Мне это не нравится, - Эйприл встал и тоже хотел пойти посмотреть, что случилось, смотревший на него Гаррет удивился… Но Магда, проходя мимо Турмалинов, нажала Эйприлу на плечо и усадила его обратно.
- Спокойно, мальчики, завтракайте, все в порядке.
Она практически убежала, делая вид, что все нормально, но даже Гвену было ясно – что-то случилось.
Нэнэ шокированно разглядывал ученика, который сам на себя был слегка не похож. Сомори не мог понять только одного – как он так вырос, ведь стоял босиком, никаких каблуков быть не могло. Да и волосы не были похожи на парик. Накладные, как у Доминика были?.. Нос что, из резины? Или из чего?
- Забавный костюм, - он хмыкнул, рассматривая Турмалина. – Не лень было все тело красить? Это что, зеленка?
Он сомневался, что у воспитанников с собой была краска для боди-арта, а ничего другого зеленого он придумать не смог.
Жульен нервно захихикал, но хихиканье перешло в нытье, Фрэнсис просто ревел и скулил, сидя на кровати. Рудольф решил сыграть в дебила еще разик.
- Вы не поняли… - начал он, но увидел выражение лица директора и понял, что поздно. Нэнэ округлил глаза и уставился на Фрэнсиса, не моргая.
- Это что, не костюм?..
Фицбергер зарыдал совсем отчаянно, Жульен хотел его утешить, но опять побоялся прикоснуться к зеленому плечу.
- Извини, можно потрогать?.. – уточнил Нэнэ, мигом растеряв весь пафос и взрослую уверенность в себе. Он понятия не имел, что с этим делать, он НИКОГДА не сталкивался ни с чем подобным. У него не было шока, ведь если существовали привидения, могли существовать и…
«Что это?!» - пронеслось у Нэнэ в голове. Фрэнсис кивнул, продолжая реветь, директор неуверенно тронул кончик его носа пальцем, отдернул руку и понял, что нос теплый, а значит, это точно не резиновая накладка из магазина приколов.
- Господи, боже мой! – злобно прорычал директор, так что все трое вздрогнули и замолчали, перестали реветь и нервно смеяться. «Господи, боже мой» звучало в исполнении Нэнэ хуже самого нецензурного мата, он топнул ногой от бессилия и схватился за голову.
- Черт что же делать… Это не оттирается?!
Фрэнсис помотал головой.
- Так. Все нормально. Сейчас что-нибудь придумаем. На уроки ты, естественно, не пойдешь, - Сомори равномерно тянул слова, стараясь говорить тихо, не орать. – Вы двое, - он посмотрел на Жульена и Рудольфа. – Быстро в столовую и на занятия, скоро звонок, даже не думайте прогуливать.
Гранату и Янтарю пришлось уйти, и оба чувствовали себя немного спокойнее от того, что директор был в курсе и вплотную занимался решением проблемы.
- Одевайся, посидишь у меня, - скомандовал Нэнэ, почесал затылок и машинально заглянул в зеркало, мизинцем вытер излишки помады в уголках губ, поправил подводку на глазах ногтем. Волосы он пригладил, повернулся и с жалостью взглянул на всхлипывавшего и убитого горем Турмалина. Тот спрятался за дверцей шкафа и переодевался, шмыгая жутким носом. Если присмотреться, он смотрелся даже симпатично, но длина уничтожала.
- Это что, просто так началось, ни с того, ни с чего? – Нэнэ не верил в «просто так», потому и спрашивал. Он привалился спиной к зеркалу, скрестил руки на груди и смотрел на зеленое лицо, болотные волосы.
- Вы не поверите, если я скажу, - буркнул Фрэнсис.
- Я мало во что не верю, - удивил его директор.
- Мы вчера с Жульеном и Рудольфом… Ну, с теми, которые тут были только что. Мы с ними вчера ловили такую штуку во дворе.
- Какую штуку? – чуть не застонал Нэнэ, уже начиная волноваться, узнав о существовании «штуки» во дворе.
- Она маленькая. Зеленая, с крылышками, - Фрэнсис опять заревел, натягивая черную толстовку на молнии, с глубоким капюшоном. – На Барби похожа, летает. Ну, мы хотели ее поймать и в живой уголок в кабинете биологии сдать.
Нэнэ чуть не заплакал от смеха, но сохранял ледяное выражение лица.
- И ловил ее, видимо, ты.
- Я. И даже поймал, но она укусила меня и закопалась.
- Что сделала?
- В землю закопалась.
Нэнэ чуть не решил, что это сон, он просто еще не проснулся. Но зеленый парень с длинным носом был по-прежнему прямо перед ним.
- Значит, это вирус. Передается укусом. Может, это яд? Хотя, нет, если бы был яд, ты бы умер. А так ты просто стал таким же. Ужас, не верится, что я все это говорю… - Сомори застонал, и Фрэнсис снова чуть не заплакал, подумав, что директор на него жутко разозлился. – Вампиризм какой-то… Тебя кусает огурец, и ты становишься огурцом, - у Нэнэ началось нервное хихиканье, как у самого парня, но он быстро пришел в себя. – Оделся? Возьми зубную щетку, не знаю, что там еще, полотенце и пошли.
- Куда, в душ?! – Фрэнсис запаниковал. – Там еще кто-то есть стопроцентно, я не пойду в таком виде!
- У меня в спальне тоже есть ванная, давай резче! – Нэнэ в самом деле начал злиться. Они ловят огурцы во дворе, а он отвечать должен. Фрэнсис насупился и пошел за ним по коридору, шарахаясь от каждого звука. Директор тоже оглядывался, затолкал его на третий этаж, открыл дверь спальни и пихнул ученика в комнату. – Так. Ванная там, дверь одна, так что не заблудишься. Посмотри телевизор, займись чем-нибудь. Компьютер не трогай, даже не думай об этом, - Фрэнсису погрозили бледным пальцем с черным ногтем и массивными перстнями на нем. – Я приду после завтрака, скажу всем, что ты заболел. Господи, чем ты мог заболеть, чтобы в медкабинет не идти… Черт возьми… Ветрянка!
- Я ей уже болел давным-давно.
- Я тоже, вот и прекрасно, - осклабился директор, подмигнул ему весело и умчался на своих высоких каблуках, заперев дверь на ключ снаружи, чего раньше никогда не делал. Фрэнсиса уничтожил звук повернувшегося в скважине ключа.
Нэнэ шел по коридору к столовой и уже точно знал, что скажет, будто это ветрянка. Она, теоретически, проходит за две-три недели, не все ученики Дримсвуда ей переболели, медсестры тоже в опасности, а он сам уже давно переболел, и ему это не грозит. А потому все четко, все нормально, никаких подозрений быть не должно. Подумаешь, ветрянка… Ну не хочет человек показываться, да и нельзя заражать всех.
* * *
Анжело таращился в спину Оуэна на всех уроках, Эйприл игнорировал взгляды Гаррета, и тот начал беситься. Подумаешь, какой-то парень заболел. Ну сказали же, что ветрянка, подумаешь, ерунда какая. Если Нэнэ так решил, значит так надо, он ведь в самом деле давным-давно болел ветрянкой, ему она не страшна.
Эйприл просто не верил в ветрянку и сидел, капал всем на мозги, жалел, что не смог добраться до странно взволнованных за завтраком Жульена и Рудольфа. Те молчали, изредка подтверждая версию о ветрянке, заверяя, что тоже ей переболели, им не страшно. Кле даже под страхом смерти не поверил бы, сидел и всех доставал, так что спасал Лукаса от разговоров с Тео, но мешал Глену пообщаться с Диего. Сезанн уже начинал страдать, прошлым вечером Рудольф сказал, что Раппард искал его, но оказалось, что Диего даже не думал его искать. Они поцеловались в темном уголке, но видно было, что Диего интересует что-то другое. Он будто думал о чем-то.
Думал он о разборках бывшего и нынешнего своих парней, и это, как ни странно, увлекало его больше теперь, чем сам Глен. Все же, Деорса был эффектным, а Сезанн – красивым. А хотелось всего сразу, и он метался, но смотреть на них в процессе ссоры или драки было безумно приятно. Глен обиделся немного, но из принципа, чтобы вызвать в Гвене ревность, постоянно поворачивался на уроках, болтал с Диего, хихикал очень натурально, периодически тянулся, чтобы поцеловать. Раппарду это нравилось, хоть даже он и понимал, в чем дело. Со временем он надоедал всем своим парням, как только они понимали, что он не так уж и крут, а скорее скучен до трясучки. Но если у Глена есть стимул в виде Гвена и наоборот, то они оба будут отчаянно к нему лезть, стараясь переплюнуть друг друга. И это круто, круче, чем обычные отношения.
В конце концов, заниматься «этим» с Гвеном было интереснее, он был совсем безумный, зато с Гленом можно было поговорить о чем-то адекватном, не получив миллион завуалированных оскорблений в одном предложении без запятых. Глен тоже набрасывался, как дикий, стоило его немного подразнить, но в самом «процессе» он постоянно чего-то боялся и стеснялся этого страха. Как можно забыться, если он парень? Пусть даже Диего не обладает ничем «таким», в чем Гвен был совершенно прав, все равно страшно, все эти байки в интернете, прочитанные в библиотеке о повреждениях и последствиях…
Глен не мог отвлечься, Гвен это делал на «ура». Почему нельзя было забрать это легкомыслие у Деорсы и отдать Глену?
Они сидели вместе. И это жутко смешило Диего и всех остальных, но очень бесило Глена. Зато Гвен был в восторге от возможности поиздеваться от души.
- Раппардик, зая, дай мне мой карандашик, - Гвен оглянулся. Минут десять назад он по просьбе Диего дал ему красный карандаш. Просто Раппард увлеченно рисовал кривоватые патрули в тетради от нечего делать. История – не самый интересный предмет школьной программы.
Диего протянул карандашик, не глядя, Гвен принялся им же раскрашивать большое сердце, нарисованное на чистой странице, не обремененной ни одной строчкой. Иногда он опускал руку под парту, отламывал в столе кусочек от «Кэдберри» и совал в рот, жевал с явным удовольствием на лице.
- Корова, - буркнул Глен раздраженно.
- Не злись, киса. Хочешь сладенького?
- Обойдусь.
- Ну не злись, киса, - издевался Деорса, прищурился и смачно поцеловал соперника в щеку. Глен шарахнулся и стер этот след ладонью.
- Фу!! Не трогай меня!
- А чего так?
- Или ты заткнешься, пугало. Или я тебя сейчас так толкну…
- Как это низко и по-детски.
Глен не выдержал и толкнул, но толкнул его стул и ногой, так что учительница оглянулась и обнаружила новенького на полу в проходе между партами. Он ожидал этого, ведь его предупредили заранее, но все равно было больно, даже Лукас укоризненно посмотрел на Сезанна.
- Я же говорил, что он неудачник, - шепнул Диего Эйприлу, тот усмехнулся, но тоже на Глена посмотрел не слишком одобрительно. Можно ведь и не нервничать так сильно. Сам Кле, даже если ревновал бы Гаррета к кому-то, ни за что не стал бы этого демонстрировать и ругаться с соперником. Он видел соперника в Рудольфе еще пару дней назад, но все равно не тронул его и даже словом практически не задел. А Глен просто срывался, показывая, что готов свое счастье отстаивать кулаками. Эйприл не понимал смысла, ведь если Диего любит Глена, ему плевать будет на бывшего, это ОЧЕВИДНО.
Нужно будет с Гленом поговорить на эту тему.
- Что случилось, мистер Деорса? – учительница захлопотала, чуть ли не помогла ему встать, но поднялся он сам, отряхнулся и развернул руку, задрал рукав, пытаясь посмотреть на локоть.
- Разбит, - сообщил Лукас, посмотрев за него. – Больно?
- Нет, щекотно, - Гвен хмыкнул.
- Сходи к медсестре. Мистер Сезанн, - она не стала продолжать, просто выразительно посмотрела на Глена поверх своих очков с толстыми стеклами.
- Я сам упал, - быстро поправил ее Гвен. – У меня бывает, - он даже хихикнул. – Ну, ножка сломалась, наверное.
- Понятно, - историчка ему не поверила, но решила, что таковы принципы всех интернатов, никто не признается, что ему от кого-то досталось. – Все равно, сходи к медсестре, потом возвращайся быстрее.
- Конечно, - парень улыбался, пока она не отвернулась, а потом ухмыльнулся чуть заметно, посмотрел на Глена, вытащил изо рта жвачку, приклеенную к заднему зубу, чтобы не мешала жевать шоколад. Эту жвачку он под шокированными взглядами всех сидевших прилепил одним мстительным движением к исписанному размашистым почерком с петельками листу. Глена затрясло, он не видел, что Диего просто ждал его реакции. Реакции не последовало, но Сезанн мысленно поклялся отомстить позже.
* * *
Когда Нэнэ в третий раз за учебный день внезапно зашел в свою спальню, он застал ученика посреди комнаты буквально без штанов. Ничего неприличного, Фрэнсис после утреннего душа в «королевской» ванной не стал одеваться полностью, тесные джинсы проигнорировал и стоял на ковре босиком. К счастью, свою черную толстовку он надел. В руке у него оказалось недоеденное кокосовое пирожное, принесенное Нэнэ лично на подносе с завтрака. Кормить зеленое чудовище все равно было нужно.
От звука открывшейся двери Фрэнсис шарахнулся в ванную и, держа пирожное в зубах, принялся натягивать штаны.
- Извините, - невнятно извинился он, Нэнэ осмотрел комнату. Она обрела какой-то жилой вид, хоть в ней всего лишь включили телевизор.
- Все в порядке тут у тебя?
- Да, все хорошо. Не считая… - Фрэнсис вздохнул.
- Вот твои учебники, - едва заметно усмехнулся директор, поставил стопку тетрадей и учебников на стол с телевизором и двинул бровями. – Занимайся, даже не думай, что будешь просто так сидеть.
- Я что, так и останусь?.. – Фицбергер просто ужаснулся.
- Надеюсь, что нет, но идей, как тебя вылечить, у меня пока нет, - Нэнэ почти спокойно повел плечами, как-то неопределенно отвел взгляд.
- А что ночью?
Об этом Сомори не подумал.
- Что ночью? – состроил он идиота, раз уж ничего лучше не мог придумать. Но утешало то, что он уже мог почти спокойно смотреть на зеленого ученика, на его черные глаза и не биться головой о стены при этом.
- Где я буду спать? В медкабинете? – выдавил Фрэнсис. Все его ехидство завяло перед директором.
- Нет, здесь. А то тебя с твоей «ветрянкой» кто-нибудь увидит.
- А может, мне к врачу?
- Тебя посадят в психушку. И меня с тобой за компанию, - вдруг заявил директор так, что Фрэнсис просто не ожидал. Директор не может так разговаривать, а этот мог. Вот жуть. – Они спросят, почему ты так выглядишь. А ты скажешь про свою летающую Барби. И как думаешь, что будет дальше?
- Но они же не смогут это отмыть или нос мне оторвать! – разозлился Фрэнсис.
- Это другой разговор. Но вылечить они тебя тоже не смогут. Если верить версии о сказочных огурцах с крыльями, то тебя просто в клинику сдадут, на опыты, будут держать за стеклом и показывать, как в зоопарке. Будут тебя всякой дрянью пичкать, кровь литрами выкачивать ради науки. У тебя кровь тоже зеленая?
- Не знаю, - мрачно, почти испуганно прошептал Фрэнсис, поняв, что директор абсолютно прав. Салатовая кожа стала бледно-зеленой. – И что делать?
- Либо само пройдет, либо не пройдет вообще.
- Вы меня так успокоили, - с сарказмом заметил несчастный, Нэнэ не нашел что ответить, но потом выдал серьезно.
- Ты будешь ночевать здесь. Это не обсуждается. Кто из нас директор?
- Вы, - Фрэнсис снова испугался, что начал бесить его. – А где будете вы? Это же ваша комната.
- В кабинете.
- На диване?! – Фрэнсис ужаснулся всерьез. На том пафосном диване точно было неудобно. – А может, лучше я?
На него так посмотрели, что спорить расхотелось.
- Ладно, я молчу. Извините, пожалуйста, - он сел на край кровати и сложил ручки на коленках. Смотрелось с его жутким лицом забавно.
А Нэнэ подумал, что совсем необязательно ночевать в кабинете, просто он же не может сказать ученику, что просто пойдет и объяснит необходимость подобных мер «мисс Ибас». Она будет только рада, стопроцентно.
Меры по удалению этой красотки из своей жизни и из своего интерната он уже предпринял, а чтобы не просто уволить ее и не получить потом проблемы из-за скандала в прессе, который Ильза непременно раздует, он занялся этим осторожно. Она так красива и молода, целеустремленна, что ее не могут не взять хоть куда-нибудь на телевидение, в журнал, еще куда-то. Хоть куда! И она вряд ли сможет отказаться, если такие люди приедут в Дримсвуд и сделают ей предложение сменить место работы. Только придется как-то отдалиться от нее, и сейчас Фрэнсис Фицбергер все испортил своим неуемным желанием пополнить интернатский живой уголок новыми видами. Что делать, если Ильза воспримет его вынужденное проживание в ее спальне, как намек на серьезные намерения? В таком случае она способна даже отказаться от предложения сниматься для какого-то задрипанного журнала моды.
Вот черт.
- Ладно, я попрошу мисс Мэдли собрать кое-какие твои вещи и принести сюда.
- А если она меня увидит?
- Ладно, она принесет их в мой кабинет, а я – сюда, - терпеливо вздохнул Нэнэ.
- Спасибо большое.
- Не за что, - «это моя работа».
Дверь за директором закрылась, ключ снова повернулся в замочной скважине, и Фрэнсис не удержался, подпрыгнул от радости. Две недели никаких уроков! Две недели не в общей спальне и обязательным участием во всех задумках, две недели без необходимости острить и влезать во все чужие дела, чтобы не казаться аутсайдером. Две недели в роскошной спальне директора, две недели на этой огромной кровати с горгульей в изголовье и резной спинкой, с этим трельяжем и кучей косметической ерунды, которой забиты полки в ванной и столик самого трельяжа. Но главное – потрясающий экран телевизора, множество фильмов, привезенных Нэнэ из старого дома, оставленных высокими стопками в шкафу под телевизором, за стеклянными дверцами. Фрэнсис просто готов был умереть от счастья и забыл о том, что он немного зеленый и довольно жуткий, включил музыку немного громче, чтобы никто не заметил из коридора. Директор ушел, вернется, скорее всего, только после обеда, чтобы покормить его, бедняжку больного, так что можно побеситься. Он снял джинсы, взял еще одно пирожное и закрыл глаза, принялся танцевать по комнате, покачиваясь. Жизнь однозначно удалась. А если еще и представить, что он попал сюда на таких условиях не по причине собственной глупости, а по причине личного отношения их директора…
Эйприл, узнай он, сдох бы от зависти. Да что там Эйприл, Глен повесился бы на галстуке, такой красивый, весь модельный. А повезло Фрэнсису. И новенький Гвен с его убийственной фигурой, на которую заметно пялился даже директор, пролетел, как фанера над Парижем.
Он выпил весь вкусный чай, насыпав в него столько кубиков сахара, что взрослый, умный человек сказал бы: «Ничего не слипнется?» Пафосный всплеск энергии закончился мыслью о том, что директор сам предложил посмотреть телевизор, и он поставил один из фильмов, постепенно поражаясь тому, какие эротично-жуткие фильмы любил «мистер Сомори».
А кровать была такая мягкая, такая роскошная, покрывало такое пушистое и нежное…