Лукас выгнал Сезанна из спальни буквально пинками, Тео просто не пускал назад.
- Меня директор увидит, придурки! – парень бесился и оглядывался постоянно, колотился в дверь ногами и руками.
- Он ушел в спальню, там Фрэнсис болеет, он не выйдет больше, так что пошел и извинился! – рявкнули в ответ из-за двери почти хором.
- Раппард, пусти меня!
- Сам виноват, - хмыкнул Диего, он стоял прямо за дверью, на которую навалились Вампадур с Фон Фарте.
- Где я его искать буду?! За что мне извиняться, я не понимаю! За то, что я сказал, что он урод? За то, что назвал его тупым?! Так это же правда! И я уж точно не стану извиняться за то, что назвал его шлюхой, потому что это факт, он долбанная, потертая шлюха! Я бы даже сказал «раздолбанная»!
- Если я сейчас выйду, ты будешь ночевать в медкабинете, - пообещал Фон Фарте, который просто не мог спокойно относиться к тому, кто оскорблял его любовника или любовницу. Пусть это было всего раз, но он просто не мог. Лукас вдруг подумал, что Тео не такой гад, каким иногда пытается казаться.
- Значит, ты все же знаешь, в чем виноват, - заметил Вампадур. – Раз уже по полочкам вину разбираешь, - он хмыкнул.
Глен опять ударил в дверь кулаком.
- Почему вы за него?! Кто в вашей команде, я или он?!
- К сожалению, ты.
- Да пошли вы… - он выдал такую формулировку, что подходивший к спальне Эйприл оценил, двинул бровями.
- Отлично материшься. Прямо высший класс. А я думал, ты такой культурный, просто принцесса.
- А ты меня плохо знаешь! – рявкнул Глен. – Я понятия не имею, где эта потаскушка, и не собираюсь перед ним извиняться!
- А его и искать не надо, он вернулся только что. Я с ним вместе заходил на крыльцо, так что если постараешься, еще успеешь принести извинения, - Кле пожал плечами и постучал в дверь. – Пустите меня?
Дверь открылась, но метнувшегося Глена тут же оттолкнул Тео, вышел сам, вытащил за собой и Вампадура.
- Давай, пошли. Будешь извиняться. Мне непонятна твоя мотивация, принцесска, - Фон Фарте тоже начал беситься, он сделал шаг в сторону Глена, тот машинально отступил. – Диего ты ненавидишь, сам сказал, тебя вечно что-то не устраивает. Ты сначала его бросил, а потом начал хамить Гвену. А какого черта?! Это уже не ревность даже, тебе же плевать на Диего! Что он тебе сделал?!
- Приехал сюда! – рявкнул Глен так, будто Дримсвуд был его личным, персональным интернатом, и он решал, кого принимать, а кого нет.
- Пошел быстро! – Тео топнул, и Глен шарахнулся.
- Да пожалуйста. Я скажу ему, что был не прав, но все знают, что вы меня заставили, так что без разницы. И ему тоже, - он хмыкнул, развернулся и пошел вниз по лестнице, чтобы встретить вернувшегося Деорсу в коридоре. Турмалины и даже Янтари с Гематитами потащились за ними – смотреть кино.
- Сейчас будет весело, - пообещал Диего шепотом.
- Почему ты так думаешь? – искренне удивился Эйприл, шагая рядом, за спиной Лукаса. Глен топал впереди всех, такой уверенный в себе и наглый, что зубы сводило. Ему везло, что успокоенные тишиной и директором надзирательницы разошлись по спальням пораньше.
- Потому что извиниться перед Деорсой куда сложнее, чем обидеть его.
- Я думал, что он вообще не умеет обижаться. Он кажется таким… Ну…
- Легкомысленным? – Диего улыбнулся. – Он просто придуривается. Он тупой, да, но душа у него тоже есть.
- Эй, шлюха! Извини, пожалуйста, что я назвал тебя шлюхой, ладно? – Глен увидел свою цель и подошел поближе, хотел новенького схватить за плечо, но тот увернулся и попытался протиснуться между толпой Турмалинов, Янтарей и Гематитов. У него не получилось, Тео вытолкнул его вперед и сказал.
- Почему ты не хочешь выслушать его? Пусть извиняется за все, что сказал!
Гвену очень не хотелось, чтобы кто-то увидел его зареванное, красное лицо, багровые глаза с лопнувшими капиллярами, припухшие веки. Поэтому он стоял, наклонив голову, завесившись волосами.
- Слышишь меня? У тебя там что, депрессия? Извини, говорю, что уродом тебя назвал, хоть ты и урод. Нос, как пятачок, глаза, как у рыбы, рот, как у жабы. Ты себя правда не пугаешься в зеркале по утрам?
Тео хотел уже снова психануть, но Диего его придержал.
- Пусти меня, - Гвен пихнул Лукаса, мрачно взглянув на него сквозь пряди волос, спутавшихся и влажных от слез. Наверное, он рыдал просто жутко.
- Пусть извинится сначала, - Вампадур немного растерялся. Они хотели все сделать для его же блага, а он хотел уйти от этого. Зачем?
- Мне нахрен не сдались его извинения.
- Какие мы гордые, я тащусь, - Глен осклабился, сверкая глазами так довольно, что совсем не выглядел уязвленным и сожалеющим о своих поступках. Гвен развернулся и пошел в другую сторону, которую никто не заступал, ведь можно было подняться и по другой лестнице. И тут Сезанн просто возмутился, его даже не слушали.
- Эй, ты оборзел вообще? Слушай, когда тебе говорят!
Гвен закрыл уши ладонями, прижав их так крепко, что стало больно, слыша только шум крови в сосудах возле ушей.
- Я не слушаю тебя, - сообщил он, глядя в пол. Видимо, еще и смотреть не хотел. Глен собирался схватить его за руку и отодрать ее, чтобы не мешала, но новенький увернулся.
- Да ты… - Глен просто озверел, схватил его за запястья и встряхнул, приложил спиной о стену, Тео опять хотел броситься, но Диего снова его придержал. Пока не прибежали воспитательницы во главе с Магдой – все в порядке.
- Не слушаю-ю-ю-ю, не слу-у-у-шаю! – засмеялся Гвен издевательски, все же подняв голову и глядя на противного, отвратительного ему Турмалина. Глен подумал, что немного переборщил. Как же надо обидеться, чтобы глаза стали настолько красными?
- Я сказал: «ИЗВИНИ, УРОД, ЧТО ТАК ТЕБЯ НАЗВАЛ!» - громче повторил Глен.
- Ты так забавно шевелишь губами, будто звук выключили, - ехидно сообщили ему.
- Смотри, смотри, что сейчас будет, - Диего оскалился азартно, вцепившись Тео в плечи и не пуская его, чтобы не дернулся, не кинулся на помощь Гвену.
Ну, или Глену.
- Ах ты сука, - Глен не выдержал, сжал его запястье со всей силы и вывернул его, дернув на себя, выкрутил с ненавистью. Гвен ударил его второй рукой и бросился с такой яростью, что все шарахнулись назад. Глен заорал, стоило вцепиться ему ногтями в лицо, не говоря уже об ударе поддых, по челюсти несколько раз… Гвен дышал, как плененный мустанг, схватил его за волосы, стиснув их в кулаке так, что почувствовал, какого они отлично качества – прочные, гладкие, густые… Роскошные волосы, в общем. Ничего, он их сейчас сделает слегка пореже.
Глен сначала опешил, но потом опомнился и не позволил в третий раз ударить себя коленом в лицо, схватил мерзавца за ногу и дернул на себя. Гвен упал на спину, ударился позвоночником и на пару мгновений вообще вышел из строя, Глен размахнулся и ударил его в бок ногой, наклонился, в отместку накрутил длинные волосы на кулак. Они были куда длиннее его собственных, и накручивать было удобнее, Гвена просто вздернули на ноги и швырнули о стену.
Турмалины болели за Гвена, как ни странно, Янтари подбадривали Сезанна, а Гематиты просто следили за развитием событий. Вот Глен разбил новенькому губы, так что кажется, будто Гвен кашляет кровью. Через две секунды Сезанна топчут ногами, валяя по полу. Вот Деорса падает с высоты собственного роста, схваченный за лодыжку, вот они вцепились друг другу в волосы, но Гвен резко меняет решение и принимается Глена душить. Тот не сдается и тянет намотанные на кулак волосы вниз, заставляя лежащего под ним прямо на полу «урода» запрокидывать голову. Сам Глен захрипел и подумал, что на шее у него останутся красные следы. Если его не придушат, конечно, до конца.
Магда прибежала как назло в самый разгар, когда все начали орать очень громко, перевозбудившись и забыв про директора. Учительницы фехтования и тренеры по верховой езде оказались посильнее остальных, да и посильнее парней, так что растащили их в одно мгновение. Ну, в два. Может, в три, учитывая, как вцепились друг в друга почти тезки.
Глен почувствовал себя странно, когда смотрел на психованного Торнтмонского неудачника. Того учителя пытались хотя бы на ноги поставить, но он стонал, выдыхал и кашлял, стискивал зубы, чтобы не ныть. У него очень болело запястье, разбиты были кулаки, кожу на них просто рассекло о зубы Сезанна. Ему еще повезло, что все эти зубы остались на месте. Правый бок Деорсы разрывался болью, но прибежавшая медсестра его ощупала и сказала, что ничего серьезного. Конечно, удар неприятный, да еще и сильный, но разрыва быть не должно. На всякий случай, пусть зайдет с утра, если будет болеть, придется везти в больницу.
Диего подумал, что с безумной «удачей» его бывшего ему обязательно придется ехать и проверяться у адекватного врача.
К Глену же бросилась вторая медсестра, рассмотрела разодранные ногтями щеки, разбитые губы, нос, сочащуюся кровью ссадину на скуле и опухающую челюсть. В общем, он был красавцем, но сам дойти до медкабинета был способен, в отличие от Гвена, который встал и прислонился к стене, задыхаясь.
«Извинился, называется», - подумал Эйприл, решив пойти с ним, как и остальные Турмалины, посмотреть, что будет в медкабинете.
* * *
- Нэнэ! – позвала Магда неофициально, постучала в дверь директора очень энергично.
Сомори вздохнул, опустил дорогой фотоаппарат. Он вообще любил фотографировать, а уж на качественную технику, да и ТАКОЙ объект. Объект как раз лежал на спине, освещенный красным солнцем из окна, раздвинув согнутые в коленях ноги. Нэнэ нацепил на него здоровые ботфорты, которые раньше носил сам, и пусть они были велики на несколько размеров, в лежачем положении это не было заметно. Расстегнутая блестящая кофта, подвязка на бедре. Фотографии были однозначно не в стиле «нежный цветочек». Да и какой может быть нежный цветочек с агрессивным макияжем, нарисованным директором в порыве вдохновения? Он умудрился сделать безумно сексуальным даже это лицо с длинным, острым кончиком носа, почти черными глазами. Нарисовал ему зеленым карандашом брови, так что Фрэнсис себя удивленно рассматривал в зеркале минут пять и просто не узнавал. И он был уверен, что его знакомые просто умрут в шоке, когда это увидят.
Лежал он на кровати неправильно, а наоборот – ногами к изголовью, а голову почти свесив с подножья, выгнув шею и стараясь смотреть в камеру. Слава богу, глаз директора не было видно из-за здорового фотоаппарата, иначе Фрэнсис умер был от стыда. Но ведь он не один это выдумал, да и не сам вдруг решил делать сейчас, потому что «настроение хорошее» у директора.
Стук в дверь и голос Магды заставили его сесть и вскочить с кровати, чуть не упасть из-за больших платформ и каблуков. Он метнулся в ванную, закрыл дверь, а Нэнэ отложил камеру и открыл дверь.
- Да, Магда? В чем дело?
- Новенький подрался с тем Турмалином, которого ты наказал, - вздохнула она. – Глен Сезанн. Он еще грубил ему за ужином.
- Слава богу, - выдал вдруг Нэнэ. – И кто победил?
- Сезанн, - она выпалила, не понимая его реакцию.
- Досадно. Но хоть с потерями?
- Да, не лицо, а каша.
- Молодец Деорса. Передай, что завтра вся команда Турмалинов не едет в город, я забыл им сказать, подумал об этом только когда ушел уже.
- А новенький? – Магда была в шоке.
- С ним все в порядке? Переломов нет?
- Вывих левого запястья. Ну, и ударил Сезанн его очень сильно под ребра, так что еще неизвестно, что завтра будет. Может, придется везти в госпиталь.
Нэнэ тяжело вздохнул, закатил глаза и принялся думать.
- Ладно. Завтра он обязательно поедет со всеми, а ты лично проводишь его к врачу. Ладно? Я останусь здесь, придумаю, как наказать этого борца за справедливость.
- Но почему новенького не накажешь?.. – Магда начала думать, что это – личный интерес. Но дело было просто в том, что Нэнэ ненавидел, когда привязывались ни за что, просто из вредности. Как Одри. Как Гаррет, судя по историям Ромуальда и Хэйдана. Они видели его, видели все, что он делал, чего он не рассказал даже ему, Нэнэ, за десять лет. Нэнэ ненавидел таких людей, а Глен накинулся на новенького просто потому, что почувствовал конкуренцию. Как животное безмозглое, честное слово.
- Потому что он защищался. И пострадал больше, разве нет? – директор двинул бровью, Магду как водой окатило. Она кивнула пару раз, глядя на него круглыми глазами, моргнула.
- Конечно. Понимаю. Ладно, не буду мешать, - она улыбнулась. – Как там наш больной? – она пошутила, пытаясь заглянуть в комнату. Нэнэ ей не препятствовал.
- В ванной прячется, не хочет показываться. Ветрянка же, - он улыбнулся в ответ, а Магда просто не могла увидеть камеру, лежавшую на столике с телевизором. Ее глаза ведь не могли завернуться в другую сторону.
- Понятно, - она хихикнула, но потом снова тяжело вздохнула. – Ладно, пойду, поговорю с нашим страдальцем. Плачет, как истерик, но когда кто-нибудь появляется, сразу серьезный такой. Думает, никто не слышит в коридоре, как он скулит. Бедный, - она уныло кивнула, прощаясь с Нэнэ, и пошла к лестнице.
Сомори подумал, что Сезанн заслужил свою изуродованную морду. Он красавчик, пара царапин его не убьют, но настроение и внешний вид на несколько дней точно испортят.
Дверь закрылась, зато дверь ванной распахнулась, и на ее пороге появился Фрэнсис. Нэнэ моргнул пару раз, округлив глаза от удивления.
- Та-дам! – Фицбергер засмеялся, раскинув руки в стороны и выглядя так, будто выпрыгнул из торта на чьем-то дне рождения. У него на голове был криво надет цилиндр, который Нэнэ надевал только на самые крутые и извращенные вечеринки. От него все просто балдели. И на Фрэнсисе он смотрелся убийственно… красиво. Зеленая кожа блестела, Нэнэ собственноручно недавно намазал ее блестками из флакона, похожего на шариковый дезодорант, глаза казались огромными и выразительными, подведенными несколькими линиями. Правда один глаз был закрыт челкой, темно-вишневый цилиндр это все дополнял.
Правда потом взгляд спускался на болтающуюся на нем черную кофту, сползающую с плеч, на обычное черное белье, на дурацкую кружевную подвязку и на ботфорты.
Нэнэ стало нехорошо.
- Класс, да? – Фрэнсис улыбнулся, забыв, кто перед ним. Точнее, он прекрасно видел, что это Нэнэ Сомори, но забыл, что он директор. Или не забыл, но просто перестал воспринимать его, как раньше, как ледяного тирана и деспота.
- Обалдеть, - согласился директор, взял камеру, поднял ее к лицу и снова запечатлел это все в полный рост.
- Фон неудачный, - Фрэнсис, обернулся, посмотрел на ванную. – Не пафосно.
- Черт с ним, - Сомори хмыкнул. – Залезай на кровать и сядь спиной ко мне, сними цилиндр и убери его нафиг, - он сам встал на колени перед кроватью, примериваясь и оценивая ракурс.
С Ильзой он бы так расслабиться не смог, а сейчас даже включил телевизор, увеличил громкость на музыкальном канале, чтобы музыка заглушала хихиканье Фрэнсиса и его собственный редкий смех. И реплики его нужно было заглушить, ведь вряд ли порядочный директор станет говорить больному ветрянкой старшекласснику: «Раздвинь ноги. Еще. Нет, еще! Шире. Нет, еще шире. Ага, вот так, ОТЛИЧНО, замри!»
Фрэнсис так и замер, стоя на коленях уже лицом к нему, еле держась, чтобы не сесть на шпагат, открыв шею и задрав подбородок, так что нос казался еще длиннее. Он опустил голову, хищно уставился в камеру, высунул язык, подмигнул слепому объективу, в конец обнаглев. Нэнэ молча поднял ладонь, покачал ей, Фрэнсис сразу понял, приподнял кофту, оголяя светло-салатовый впалый живот.
Это было так, будто парочке обожающих друг друга извращенцев было нечем заняться, вот они и отрывались. Не нуждающиеся в деньгах, слишком ленивые, чтобы искать другое место, в дорогих шмотках, потрясающем гриме, которым выглядела внешность Фрэнсиса… И в спальне. Пусть шикарной, с потрясающей обстановкой и кроватью стоимостью почти с автомобиль, но спальне. Кровать уже оказалась расправлена и развалена, так Фрэнсис по ней активно прыгал и передвигался. Тем, кому суждено было увидеть эти фотографии, точно показалось бы, что невидимый фотограф и его зеленая модель только что кувыркались на этой кровати, а потом вдруг сорвались и начали извращаться, фотографироваться.
Глаза Турмалина оказались неожиданно близко к объективу, Нэнэ опустил камеру, подумав, что ученик что-то собирается спросить тихо, чтобы никто не услышал за дверью. Осторожничает. Но стоило убрать мешающую камеру, и Фрэнсис снова подумал, что его по-любому не выгонят из спальни. НЕКУДА выгонять. Он наклонил голову, так что кончик носа все равно ткнулся директору в щеку, зато темно-зеленые губы прижались к его собственным. И нельзя было сказать, что это не нравилось. Это безумно нравилось, ведь только у больного не взыграет желание при виде такой экзотики, старательно проявляющей свою чувственность на камеру. Если сначала Фрэнсис был зажатым старшеклассником, то сейчас он преобразился, одежда меняет человека, он понял, что директор – не старая стерва, не айсберг, он живой человек. Более того, он нарушил сегодня днем его приказ не трогать ноутбук, он все же открыл его, воспользовался отсутствие пароля и просмотрел все фотографии в папках, которые нашел. Там был директор с каким-то мужчиной суровой внешности. И фото были из клубов, директора то выносили на руках вчетвером, то он был сфотографирован в абсолютном неадеквате на коленях у того мужчины и с бокалом шампанского в руке, с оливкой в зубах, подмигивал на камеру. Несколько видео, где он матерился, орал: «Жизнь охрененна!!!» и танцевал пьяно, запуская руку в волосы, в руке держа неизменный бокал или бутылку розового коктейля. Дата гласила, что это было всего лишь в начале лета этого года.
Убиться и не встать.
Он пел в караоке, а на одном видео даже целовался с этим суровым мужчиной. Камера тряслась так, будто снимали их на мобильник, и лица то уходили в темноту, то снова освещались цветными огнями клубных софитов. Свихнуться можно было от таких фактов, и Фрэнсис постепенно забыл о «нормальных» отношениях директора интерната и ученика, пусть даже старшеклассника. Что поделать? Они же спят в одной комнате, в одной постели, даже если это вынужденная мера. Нельзя отрицать, что директор – красивый, молодой, эффектный и «дорогой» по всем параметрам любитель мужчин. А может, он и парней помоложе любит? Разве не он предложил постричь челку, нарисовать брови, накрасить Фрэнсиса так красиво, предложил надеть фирменные шмотки, которых Фицбергер никогда не мечтал подержать в руках даже. Он видел такие же на показах в записи, неужели директор скупал эти жуткие вещи? О, да, он скупал. И ему они шли. И даже Фрэнсису пошли.
Вот он и влюбился по уши за какие-то двое суток. Вернее, нет, он давно заглядывался на директора, но не знал, что тот тоже живой, земной, нормальный, что с ним можно веселиться. Он всего на десять лет старше, он такой… ТАКОЙ! Раньше в жизни Фрэнсиса была скука, родители, бабушка, дедушка, правильная жизнь, визиты к тетке по выходным, школа, все такое… Но потом все постепенно пропало одно за другим, будто судьба повернулась к нему задом, как и удача. И вот снова. Все так красиво и потрясающе, что свихнуться можно. И это не грубый малолетний Раппард, это директор. У него такое милое имя, он такой потрясающий. С такими людьми Фрэнсис даже не мечтал общаться, и теперь его переполняло удовольствие пополам с гордостью. И было огромное желание стать таким же, чтобы остаться рядом насовсем, чтобы быть крутым и красивым, чтобы директор был для него не «мистер Сомори», а «Нэнэ». Ну, хотя бы «Нэнси».
Он испугался, когда директор и сам на него накинулся, схватив за плечи и чуть не стащив с кровати, с которой Фрэнсис свесился. Но Нэнэ вскочил вдруг и буквально шарахнулся в сторону ванной.
- Это плохо, Фицбергер, - выдал он официально, будто вдруг вспомнил, что он директор. – Не делай так больше никогда, - он погрозил пальцем и сделал еще шаг к ванной.
- Извините, пожалуйста, - зеленое нечто на кровати захлопало накрашенными ресницами, подняло нарисованные брови, прикусило губу. – Я просто подумал, что если нельзя, но очень хочется, то можно… Извините, правда. Вам неприятно, да? Да что я спрашиваю, я такой… - он имел в виду внешность кикиморы, на которую был больше похож, чем на пикси.
Директор заперся в ванной, прислонился спиной к двери, закрыл глаза и начал считать до двадцати. С ума сойти, свихнуться, спятить, его хочет ученик, он же клялся Шарлотте, что пальцем не тронет ученика… Но это не тот ученик, чья фотография приклеена в личном деле Фрэнсиса Фицбергера, это совершенно другой… «человек». Он такой милый, он до боли классный, он стеснительный, скромный, непривыкший к дорогим шмоткам и вообще ко всему. Видно по взгляду, как он тащится от Нэнэ. А еще он зеленый, у него длинный нос, острые уши, гибкое, изменившееся тело… Будь проклята экзотика.
- Извините, пожалуйста… - ныл Фрэнсис, пожалев о своем поступке и испытывая такой стыд, что не покраснел лишь благодаря цвету кожи. И на губах все еще чувствовал чужой вкус.
Дверь распахнулась, и его снесло, уронив на кровать, принявшись стягивать чьими-то шустрыми руками белье.
- Вы…
- Ну правильно, - весело и с нескрываемым сарказмом заявил директор. – Если нельзя, но очень хочется, то можно! Можно? – Нэнэ застыл на секунду, глядя на обалдевшего и потерявшего дар речи ученика.
- Что можно?.. – глупо повторил Фрэнсис, округлив глаза.
- Хоть что-нибудь? – так улыбнулся директор, что Турмалин просто расплавился и неожиданно так растаял, что Нэнэ показалось, будто он придавил к кровати желе. Желе выгнуло шею, приоткрыло рот и смотрело на «мистера Сомори» так томно, сонно, что начало трясти. Даже кретин понял бы, что Фрэнсис очень хотел этого и не думал отбиваться. Разве что, для приличия.
- Все можно, мистер Сомори… - заверил его Фрэнсис, чуть приподнявшись, таким голосом прошептав это, что Нэнэ сам чуть не умер. Он любил, когда все красиво, дорого, шикарно. И Фрэнсис тоже явно любил так. Он хотел, как в кино, и получил, как в кино. За окном медленно, очень медленно темнело, потому что солнце уже утонуло в море, а яркие краски на небе еще оставались, но грозили погаснуть за пару минут.
Нэнэ всего на секунду вспомнил, что за стеной лежит и, скорее всего, смотрит сериал или слюнявую комедию-драму Ильза. И он подумал, что никогда не хотел ее так сильно, как сейчас захотел ученика. И ведь, казалось бы, Ильза женщина опытная, красивая, роскошная… А все равно больше хотелось зеленого Фрэнсиса. Да и вообще, он уже делал это один раз с Диего, и директор об этом прекрасно знал. Это почему-то дразнило.