В пятницу было откровенно нечего делать. Поездку отменили из-за ранней репетиции после трех уроков, сократив учебный день только до литературы, истории и географии. Впрочем, против никто не выступил, это было лучше, чем учиться до обеда. Зато под вечер стало жутко скучно, никто так и не разошелся по кустам и тихим, укромным углам. Диего уныло был один, что касалось любовного фронта, лениво общался с Тео. Тот тоже особой активностью не отличался, Лукас сидел с ними, но старался общаться больше с Раппардом, не забывая свою обиду, которую хранил бережнее шипов под скулами. Шансов помучить Анжело Одри так и не представилось, Мэлоун хранил неприкосновенность, просто получая удовольствие от того, что ломался. Гаррет смирился с тем, что ему ничего не светило до конца месяца и еще почти неделю, остановился на варианте «помечтать и подрочить», хотя еще десять лет назад думал, что никогда больше не будет этого делать, ведь он крутой, у него куча живого мяса, которое его хочет. И поди же ты, спустя десять лет он снова восемнадцатилетний смазливый старшеклассник, а «мясо» упирается хуже осла.
Рудольф вообще предпочитал молчать и не палиться, потому что и без того уже наговорил много умного, на него странно косились самые подозрительные – Эйприл и Мэддок. Последнему не доставалось ничего, Жульен его будто не видел, он был очень занят своими высокопарными «и-хи-хи», прикосновениями пальцев к губам, чтобы все видели, как он надменно над ними угарает.
Глен, лицо которого пришло в порядок, если не считать подглазников, еще не до конца заживших губ и ссадины на скуле, устал после репетиции. Но устал он скорее ругаться вслух и в рифму, чем танцевать финальный танец. Как ни спорь, а постановщик из Гвена был прекрасный. И Эйприл тоже оценил обе сцены, а узнав о файер-шоу, вообще впал в экстаз. Такие штуки он любил.
Гвен думал о письмах. То, что он нашел в прошлую пятницу на стопке чистой одежды в душевой, он не мог приписать никому. Он был тогда слишком занят истерикой и местью невиновному Сезанну, о чем теперь по-настоящему жалел, чего стыдился. Но письмо он вскрыл в понедельник, когда пришло уже второе. Казалось, автор и отправитель не особо надеялся получить от него ответ, да и не писал, куда ответ отправлять, где оставлять. А значит, Гвену можно было просто читать и не реагировать. Но письма приходили всю неделю, он находил их то в душевой, не успевая поймать момент, когда кто-то их оставлял, то по утрам возле двери, просунутыми под ней, пока все Гранаты спали. Анжело это все замечал и спрашивал миллион раз, кто был автором, но Гвен заколебался отвечать, что не знал. И он даже не думал об этом, не хотел думать, потому что в Дримсвуде ему никто не нравился, ни с кем не хотелось встречаться. А зачем рушить такую романтику банальным сексом, который для него совсем не в новинку и запретным плодом не является? Для него необычным была эта романтика, эта странная нежность и почти извращенность в словах. Как бы банально ни звучало, «таких слов ему никто никогда не говорил», не то что не писал. И он не хотел хвастаться всем, что ему такое писали, не показывал никому эти письма, но старался не воспринимать их всерьез, не принимать близко к сердцу. Они были очень красивые, пусть даже иногда немного резкие, с кучей указов, как ему жить и как вести себя. Он не хотел влюбляться в того, кто писал ему эти письма, чтобы потом не зацепили опять до крови, посмеявшись и поиздевавшись. Ведь письма писать особого ума не надо, пусть даже такие потрясающие, это могла быть просто чья-то злая шутка. И он уговаривал себя, что в интернате действительно нет никого достаточно привлекательного или даже умного, чтобы влюбиться в него, а автором мог оказаться кто угодно. И ни в кого нельзя влюбляться.
Но письма он продолжал читать, это заменяло теплую, преданную верность Гарри, это почти по-настоящему согревало, как будто у него кто-то был, кто не оставлял его. Конечно, очень приятно знать, что кто-то смотрит на тебя с такой нежностью, так любит и ценит тебя, пусть и не признается лично, не говорит даже своего имени, не делает никаких намеков. За пять писем не было ни одного намека, даже малюсенького, и Гвен пришел к выводу, что этот парень не из тех, кто просто стыдится признаться лично, боится его яркости, не уверен в себе и не может подойти к Гвену, использует для общения письма. Это человек, который намеренно шифруется и скрывается всеми способами. Значит, либо малолетка, либо просто не считает себя достаточно красивым, чтобы признаться.
Печально это все, но Гвен замучился об этом думать, он выполнил все, что обещал директору, делать снова стало нечего, мысли были забиты письмами и практически выученными цитатами из писем. Он заглядывал исподтишка ко всем в тетради, чтобы узнать «тот» почерк. В конечном итоге все просекли его план и даже скрываться не стали, отодвигались и позволяли заглянуть в записи просто так, улыбаясь даже. И Лукас уточнил в среду: «Ну что? Точно не я?»
Гвен его заверил, что точно не он.
Это точно был не кто-то из старших классов, ничей почерк не совпадал, а это был знак, что на него запал малолетний идиот. Но он писал такие слова, что трудно было представить такого малолетку. Ему не могло быть меньше семнадцати. Да что там, не могло быть меньше восемнадцати. И хоть ты тресни, не похож был почерк ни на чей из увиденных.
- Опять перечитываешь? – Раппард подсел к нему, примостившись на подлокотнике. Гвен сидел, поджав ноги, боком, рассматривал вытащенный из кармана лист бумаги, испещренный кривым почерком. Он к нему уже привык, к острым углам, к кривизне и неправильному наклону.
- Да я пытаюсь понять, кто пишет, - соврал Гвен. На самом деле ему хотелось просто перечитать и снова увидеть те несколько слов, которые сносили разум. Но надо же оправдаться как-то, чтобы никто не решил, будто ему эти письма важнее реальных отношений, приятнее разговоров с живыми людьми. Нельзя, чтобы все решили, будто он влюбился и растаял.
- Ты же сказал, что не хочешь знать, раз это какой-то сопляк пишет? – Диего удивился, скептически прищурившись.
- Это я сначала не хотел. Думаю, лучше узнать, Раппардик. Если я узнаю, кто это, я сразу разочаруюсь, увидев его, и все это прекратится. Не хочется больше чувствовать себя кретином, которого надувает какая-то мелочь.
- Он влюблен, а ты так цинично, - фыркнул Эйприл.
- Ну и что. Нельзя влюблять насильно.
- Он просто пишет, он же не заставляет тебя отвечать, - Анжело принялся Кле поддерживать. Они в подобных вопросах придерживались одной точки зрения. В общем, когда что-то подобное не касалось их, они были за тех, кто «сверху». Когда же дело доходило до них, они сразу начинали визжать и отбиваться.
Но Гвену-то чего отбиваться? Что с ним может случиться такого, чего еще не случалось? Точнее, чего с ним еще не случалось?
- Он не «не заставляет» отвечать. Он мне НЕ ДАЕТ ответить, - мрачно пояснил Гвен, взглянув на обоих по очереди. – Он просто пишет, а обратного адреса нет.
- Ага. Адрес интерната написать?
- Ну, хотя бы место какое-то, куда можно ответ положить.
- Ты стал бы отвечать? – Диего сделал брови домиком недоверчиво.
- Хотя бы написал ему, что не надо больше заниматься ерундой.
- Отдай мне, я ему передам, - не удержался Жульен.
Все заморгали, поймали челюсти вовремя.
- Это ты?! – Гвен округлил глаза еще больше, чем они были в оригинале.
- Нет, упаси господи, - Хильдегард даже передернулся, перекрестился, Сезанн мерзко захихикал. – Я просто передаю тебе письма. И я знаю, кто это, только не скажу. Честное слово, это не я, ни за что бы не стал тебе писать, уж извини, - он виновато улыбнулся.
- Это точно. Он же не больной, на такое пугало западать. Что он тебе там пишет, твой нежный лох? – он подался вперед, привстав из кресла, попытался выхватить лист из чужой руки, но Гвен отпихнул его второй рукой и убрал лист подальше.
- Убери свою рожу от моих вещей, - это была первая фраза с прошлой пятницы. И Гвен вздохнул. Он совсем не хотел снова ругаться, хотел помириться хотя бы официально, чтобы не было необходимости хамить каждый раз. А уж что они думали друг о друге на самом деле – сугубо их личное дело.
- Он пишет то, на что твоих куриных мозгов не хватило бы, - пояснили ему с ухмылкой, глядя победно. Гвен мысленно убил себя. Все же, он докатился до этого, он хвастался, он гордился тем, что ему такое писали. О, черт, он влюбился. Он хотел узнать, кто писал это.
- Например? – Глен обиделся и хмыкнул. Он же не тупой, как Лукас, он не парень-парень, который просто хочет быть с таким же парнем-парнем, как Тео. Они были нормальными парнями, которые друг к другу что-то чувствовали, а Глен сначала был искренне влюблен в Диего, только потом понял, что быть «девушкой» - не для него занятие. Он ничуть не глупее, даже намного умнее многих. Но это же война, он не признает, что у Гвена отличное тело, привлекательное, необычное лицо, да и волосы просто оригинальнее некуда теперь. И челка ему очень идет, делает мягче и милее. А Гвен ни за что не признает, что Сезанн модельно красив, безупречен в физическом плане, далеко не глуп и знает себе цену. Война есть война.
- «…не хочется думать о тебе, но не могу выкинуть из сердца. Как только свободная секунда, думаю о тебе. И бесит это, и даже ты иногда бесишь, даже очень часто кажется, что тебя ненавижу, но мысли все равно только о тебе. О твоих губах, о твоих глазах, твое лицо постоянно вижу, будто ты передо мной. Романтично, да? Никогда не думал, что буду такое писать кому-то. Но твой голос, твои привычки. Даже твой запах. Он похож на что-то очень свежее, сладкое, как жасмин, наверное. И я понятия не имею, это духи или твой настоящий запах. И когда ты на уроке наклоняешься к парте, что-то рисуешь, бесит твоя невнимательность, твое равнодушие к уроку, но то, как ты сосредоточенно кусаешь губы и поправляешь волосы…»
С каждым словом Гвен мрачнел и мрачнел, лицо теряло краски, а потом вдруг резко начало их приобретать, делая кожу того же цвета, что теперь были волосы. Диего заглянул в листок и просто зачитал кусочек послания, отбиваться и убирать письмо Деорса не стал, чтобы не позориться своей влюбленностью еще сильнее. Он закрыл правой рукой лицо, наклонил голову, так что его вообще никто не видел. Эйприл не заметил, что умиленно сделал брови домиком и немного улыбнулся.
- Как это мило, - вырвалось у него, Рудольф усмехнулся, но быстро стер это выражение со своего лица. Тупице Энсору нельзя улыбаться, что же он делает. Но все были слишком заняты письмом, чтобы обращать на это внимание.
- Да он, видать, вообще фетишист, - издевнулся Сезанн, покосившись на Жульена.
Тот хмыкнул и снова уставился на письмо.
- Почему? – Рудольфа раздражало это отношение к человеку, который ничего не сделал плохого именно Глену.
- Потому что от него прет, как от проститутки, - пояснил Сезанн с улыбкой. – Какой нахрен жасмин? Губы… Мать твою, обычные губы. У всех такие. Глаза. Ага, как у рыбы.
Гвен передумал извиняться перед ним за разбитую коллекцию. Ничто человека не учит, ну что за идиот.
- Слушай, перестань, а? – разозлился уже Эйприл. – Успокойся. Никто твоего Раппардика не трогает, да он уже и не твой, сам же бросил. Отстань от человека.
- Я не за Диего. Я за шары.
- Ну извини, я ошибся.
- Мне тоже жалко твою крысу, но я же не прибегаю колотить твои вещи, когда мне плохо? – Глен поднял брови, пожал плечами, глядя на новенького в упор.
- НУ ИЗВИНИ, я сказал!
- Ну не извиню.
- Тогда заткнись и не лезь, - буркнул Кле, Глен хотел ответить, но присутствие Эштона его охладило. Все же, Крофт с Кле быстро спелись на удивление всем остальным, кто ничего не знал, и Эштон мог бы «приласкать» кого угодно за оскорбление противного зануды. Несмотря на это, сам он ему хамил открыто, Эйприл тоже не отставал, но это были их личные разборки, в них никто не лез. Посторонним же Эштон доступ ограничил.
- Кстати, тут про тебя тоже есть, - Диего осклабился, окончательно перестав уже злиться на своего бывшего, похихикав. Глену стало не смешно, он выгнул бровь и взглядом стервы окинул конкурента, письмо в его руках, сидящего на подлокотнике Раппарда.
- И что там про меня?
- Вы так и будете читать МОЕ письмо?!
- Не нравится – убери, - парировал Глен.
- Вот, слушай. «Не обращай внимания, что это чучело говорит. Пусть на себя посмотрит сначала, сам полез к Раппарду, сам обжегся и бесится из-за этого. Подумаешь. Будь выше этого, игнорируй, потому что видно же, что он врет все. Это как-то по-детски даже, стыдно признаться, что это все неправда, вот и продолжает хамить. Больных не калечат, ты же знаешь…» Как тебе? – Диего опять осклабился.
- Зашибись, - мрачно отозвался Сезанн, надув губы и хмыкнув, отведя взгляд медленно, откинувшись в кресле вальяжно и закинув ногу на ногу. – Просто психолог. Что еще интересного пишет? Соционикой мается, да?
- Тебя не касается, - отбрил Гвен, все же свернул письмо и убрал его, перед этим еще раз пробежавшись взглядом по строчкам про губы и глаза. – Эй, Хильдегард, - он уставился на Янтаря, и тот понял, что совершил глобальную ошибку, признавшись в своей роли почтальона. – Кто это пишет? Скажи, а?
- Не скажу. Он меня убьет, - Жульен покачал головой.
- И даже мне не скажешь? – Глен его пихнул пальцем в бок, благо Жульен сидел рядом, тоже на подлокотнике.
- Никому не скажу, - отмахнулся парень.
Диего с Лукасом и Тео переглянулись, Лукас протянул своим сексуальным голосом.
- Значит, точно никому не скажет. По-моему, нет ничего тайного между вами. Удивительно, что вы не мутите, - он взглянул на Жульена и Глена.
- Удивительное рядом, - согласился Сезанн ядовито.
- А с какой стати ты согласился передавать их мне, если вы даже не дружите? – Гвен всерьез задумался.
- Ему попробуй откажи, - Янтарь даже вздохнул.
- Значит, если я захочу написать ответ, я могу отдать его тебе?
- Ты хочешь написать ответ? – Эйприл воодушевился. Да вообще все воодушевились, придумывая, что он там напишет.
Благодарности?
- Ну, может быть. Или напишу, что заколебал, не надо больше доставать меня, - Гвен пожал плечами.
- Да, отдашь мне, а я передам, - заверил его добрый и милый Жульен, которого и правда запрягли в это почтальонское дело.
- А если я за тобой прослежу и узнаю, кто это? – Деорса прищурился хитро, улыбнулся.
- С твоими мозгами ты даже за слоном не проследишь, - спокойно заверил его Глен.
- Не волнуйся, без твоих советов как-нибудь обойдусь.
- Ну-ну… Представляю, как это будет. Следишь-следишь, а там – бац! Сопляк со второго курса, прыщавый очкарик ростом тебе до пояса. Успех вообще.
- Да ему не меньше семнадцати, - Лукас опять включил детектива. – По манере изъясняться. Мне вообще она показалась какой-то знакомой.
- Да мне тоже, - Диего задумался, Тео промолчал, подумав о том же. – Только не помню, на что это похоже, - Раппард махнул рукой и не стал ломать голову.
- Ему меньше семнадцати, я же проверял почерк у всех, ни на чей не похож из старших классов, - Гвен вздохнул. – Так что правда конец света будет, если это какая-то мелочь.
- А письмо написано, а не напечатано? – Вампадур протянул руку, Гвен машинально отдал ему листок. Жульен напрягся, глядя на это и не отрывая взгляда, Глен изучал самого Янтаря, лениво подпирая скулу пальцем и опираясь локтем о свободный подлокотник. И чего так волнуется?
Лукас не читал письмо, он изучал почерк.
- Ну и что ты решил, мистер Холмс? – уточнил Сезанн.
- Скажи, что это кто-то из наших, вообще ад будет, - попросил Фон Фарте, готовясь поймать романтичного писателя и фаната Деорсы.
- Такое ощущение, как будто уже видел, только не помню, где.
- Вот, у меня то же самое, - Диего кивнул.
Рудольф, который уже прекрасно видел два раза за эту неделю, у кого Жульен забирал письма, предположил так наивно-наивно и мило-мило, что автор писем побелел. Ему повезло, что кожа у него и так была прямо-таки безупречно светлая.
- А откуда вы знаете, вдруг он левой рукой писал? Почерк примерно тот же, только немного меняется.
- Точно! – Фон Фарте вырвал листок из руки Вампадура и всмотрелся в строчки. – Буквы пляшут, листок-то не разлинованный, все вкривь и вкось. Но что-то знакомое. А вообще, оригинально, левой рукой писать. Не расшифруешь. Может, заставить сейчас всех написать что-нибудь левой рукой и сверить?
- Здесь восемьдесят процентов – левши, - Глен напомнил с сарказмом, чтобы не обольщались, но прокололся в собственном же замечании. Фон Фарте уставился на него.
- Вот именно. Почти все пишут левой рукой, а почерк не узнать. Значит, писали правой, а если бы писали правой, наклон был бы в правую сторону. А он в левую, буквы кривые. Значит, правша писал левой рукой.
Все сразу начали активно вспоминать, кто обычно писал правой рукой, а Лукас подумал, что многого о Тео не знал. Какой он, однако, тоже догадливый и сообразительный.
Жульен начал весело напевать какой-то попсовый мотивчик, Глен незаметно пихнул его в бок, но пение не прекратилось. Хильдегарда просто смешило, как отчаянно Турмалин выкручивался. Они стали настолько друзьями, что он сам же помогал все держать в тайне, но молился, чтобы Гвен понял. Это было бы просто кинотеатром, учитывая одну маленькую, миленькую деталь.
- Кстати, помнишь, ты меня в пятницу просил подстричь тебя? – он обратился к Гвену, и тот выпал из размышлений, кивнул.
- Конечно.
- Ну, вот. Извини, я тогда одну прядь с собой захватил, которую отрезал. Так, на память твоему фанату.
Гвен захлопал глазами, Диего уронил челюсть, Эйприл с Эштоном и Оуэном переглянулись. Троица знавших о привидениях ожидала чего угодно, даже сверхъестественного, но не такого.
- Он конченный извращенец, - выпалил Анжело.
- Или просто влюбился по уши, - поправил Рудольф. – Так же бывает? – он наивно улыбнулся, чтобы никто не обратил внимания на умное замечание.
- Поздравляю, твой нежный лох – фетишист. Потом он отрежет тебе палец, ногу, руку и будет радостно все это консервировать, чтобы потом дрочить, ага, - весело и грубо сообщил Глен, в упор глядя на своего конкурента.
- Расслабься, киса, тебе-то такого все равно не светит.
- Опять киса? Еще раз напомнить, что ты собой представляешь?
- Он мне уже сказал не обращать на тебя внимания.
- Ты его так слушаешься?
- Нет, но он подает неплохие идеи, - Гвен улыбнулся, Эйприл мысленно похвалил его за милый ответ, в котором слышалась посылка на несколько прекрасных букв. – Кстати, а где теперь мои волосы? – он посмотрел на Жульена.
- У него. С одной стороны склеены, связаны кожаным шнурком, все красиво. Милый хвостик, - Янтарь так же по-голливудски улыбнулся.
- Отпад, - не удержался Тео.
- Посмотреть бы на него, - Диего был просто в шоке.
«Ой, ты не только смотрел, ты его даже трахал четыре раза», - подумал Глен мрачнее некуда.
- Мне как-то не по себе стало, - нервно пропел Гвен.
- Тебя ТАК никто еще не любил, - позитивно сообщил Диего, хлопнул его по плечу в знак поддержки. – Успехов.
- С малявкой?
- У нас в классе три правши всего, - порадовал его Лукас, взявшись за версию Фон Фарте вплотную. – Так что смотри, выбирай кого-то из них.
- Кто?
- Ну, думаю, Сезанн наш идет далеко и никого не волнует, - Вампадур еще не мог простить грубого отношения к человеку, с которым у него случился очень близкий контакт, и который ничего плохого не сделал. – Остаются Эйприл и Оуэн.
- Это точно не я, - Кле покачал головой.
- Да уж и не поверил бы, - успокоил его Гвен и удивленно уставился на Оуэна.
Анжело тоже вытаращил глаза, прожигая его взглядом.
- Это не я, честное слово, - Брикстоун поморщился, будто его обвинили в том, что он – женщина. Эштон нервно закашлялся, странно улыбаясь. Гаррет точно знал, что Одри этого не делал, у него все мысли были забиты противным динамо-Анжело. Он динамил просто профессионально и, кажется, из вредности, а не от страха или неуверенности. Да и вообще, с Гвеном у Одри-Оуэна уже тоже был «близкий контакт», он просто не мог вдруг внезапно начать восхищаться им ПОСЛЕ дела. Восхищаются обычно «до», а «после» начинают просто боготворить.
- А кто тогда? – хором вырвалось у всех.
- Я, прикинь? – Глен все так же ухмылялся, выгнув бровь, глядя на новенького.
- О, да. Дрочишь на прядь моих волос, думаешь о моих глазах и губах и прешься по мне «каждую секунду свободного времени». Ах, да. Еще советуешь забить на тебя же самого и не слушать «это чучело», - с той же иронией «поверил» Гвен.
Жульен поражался, как ловко можно было выкрутиться из, казалось бы, безвыходного положения. Как ловко Глен зашифровался. То ли у него раздвоение личности, то ли ему надо работать на правительство, шпионить в другой стране.
- Ну что, Холмс? Ватсон? Еще версии? – Глен преувеличенно заинтересованно потребовал реакции от Вампадура и Фон Фарте.
- Жульен, - пропел вдруг Эйприл, осклабившись. – Имя можешь не называть, но один такой вопрос… Автор писем сейчас здесь?
Хильдегард вздохнул, опустил взгляд на секунду, но все увидели, как он улыбнулся.
- Здесь, - он кивнул, и Тео с Лукасом взвыли синхронно.
- Так и знал!
- Но никто все равно не признается, - отмахнулся Анжело без единой надежды. – Это можешь быть даже ты сам, - он посмотрел на Вампадура. – Просто классно шифруешься. Вдруг у тебя тактика такая?
- Какая? – в самом деле не понял Лукас.
- Ну, делать вид, что ты помогаешь понять, кто это пишет, чтобы на тебя подозрения не пали.
- Это честно не я, - Вампадур покачал головой. Гвен кивнул.
- Это не Раппардик, не Оуэн, не Лукас и не Тео, - выдал он. – Потому что…
Он замолчал, все поняли и без слов, но Сезанн озвучил мерзким голосом.
- Потому что им ты уже дал. С чего бы им тобой восхищаться?
- Вроде того, - не стал спорить Гвен. – Не завидуй, киса.
- Может, он просто хочет переспать с тобой? – продолжал издеваться Глен, а Жульен подумал, что Анжело абсолютно прав.
Это действительно такая тактика – вести себя заинтересованно в происходящем, хамить и делать все, чтобы на него не пали подозрения. Только это не Лукас делал, а Глен.
- Черт, поверить не могу, мужики, что кто-то из вас тащится от ПРЯДИ ЕГО ВОЛОС, думает о губах, глазах и прочей ерунде и пишет это все! И ведь сидит же и делает вид, что это не он! – застонал Диего. – Вы сошли с ума, я реально боюсь теперь. Рядом опасный фетишист-маньяк.
- Может, ты просто не знаешь, что такое «по-настоящему влюбиться»? – предположил Сезанн.
- А ты знаешь, - скептическим тоном отбрил его Гвен. – И он дурак, если хочет просто переспать со мной.
- Не дашь?
- Запросто дам. Только зачем тратить время на письма тогда? Мне не интересно вранье, которое он пишет, если он пишет его лишь с целью мне вставить, - грубо и некрасиво заявил Деорса. – Зачем реально мучиться и писать это все, если можно просто подойти ко мне и попросить? Это же дело нескольких минут, раз и все, зачем мозги мне кипятить?
- И ты дашь?
- А почему нет? – Гвен удивился, развел руками. – Что мне, жалко, что ли?
- И мне дашь? – это было сказано с таким жалостливым и надменным выражением лица, таким голосом, что даже Жульен, зная правду, не подумал бы на Глена. – Ну вот я сейчас такой встаю, подхожу к тебе и говорю: «Пошли трахнемся, пока звонка не было». И ты встаешь и идешь?
- Я имел в виду тех, кто мне не противен, - еще откровеннее послал его Гвен.
- А любому другому – запросто?
- Конечно.
- Вот шлюха… Нет, я не могу даже в одном помещении находиться с этой подстилкой, - Глен встал и пошел в столовую. И ему повезло, уход оказался эффектным. Как только он поднялся из кресла, прозвенел звонок.
В гостиной не стало одного участника дискуссии, все помолчали, не торопясь уходить за ним следом.
- Я видел, кто отдавал тебе письма, - вдруг сказал Рудольф тихо и мило, посмотрев на Жульена. – И ты знаешь, что я видел.
- Не смей рассказывать, придушит, - с улыбкой предупредил Хильдегард. – Монстр-фетишист.
Гвену снова стало не по себе. Эйприл смотрел по сторонам в поисках того, кто напрягся при этих словах, кто посмотрел на Рудольфа с опаской и неприязнью. Но никто не смотрел. То ли у «монстра» были безупречные нервы и актерские данные, то ли…
«То ли автор писем УЖЕ не здесь», - подумал Кле, но вслух говорить не стал. Это могло быть просто совпадением.
* * *
Нэнэ молился, чтобы Турмалин оказался прав в своих догадках. Утром он все же предложил директору попробовать, обосновал тем, что от слез во флаконе он становился еще зеленее. А значит, от человеческой крови он обязан стать нормальным. Нэнэ без вопросов проткнул палец, дал слизать кровь, еле сдерживаясь от извращенных мыслей об огурцах-вампирах. Но ни в обед, когда он принес ему поднос, ни после ужина ничего не изменилось. Фрэнсис начал уже думать, что для обратного превращения нужно именно заняться незащищенным сексом, ему аж не по себе стало. Ему было не только стыдно, ему еще и не шло в голову, как об этом сказать директору. «Извините, вы не могли бы кончить в меня, вдруг получится?»
Вообще красота.
Но впереди была целая ночь, надежда еще оставалась.
- Чем займемся сегодня? Скучно просто дико, а дверь не будут закрывать на ночь, - сообщил Анжело очень интригующим тоном. – Выходные же, кому-то ночью нравится шляться по улице. Да и потеряться здесь нереально.
- Можно пойти поплавать, - с определенной долей иронии предложил Рудольф.
- О, да. Закаляться самое время, - отреагировал Оуэн. Одри вообще не переносил холод.
- А можно в «Сардинки» поиграть, - Гвен пожал плечами, улыбнулся. – В бутылочку тут никто играть не будет, конечно, в «семь минут на небесах» - тоже, а в «Сардинки» можно.
- Вспомнить детство? – Эштон усмехнулся, Анжело вдохновился.
- Можно и поиграть. Только еще кого-нибудь позвать, а то скучно. Мелких брать не будем.
- А чего так? – Деорса удивился.
- А их мучить неинтересно.
- Что за «Сардинки»? – не понял Рудольф, уставившись на них.
- Ну, это у нас они так называются, - пояснил Гвен. – У вас, наверное, по-другому.
- «Кровавый убийца», - отозвался Анжело.
- А чего так мрачно? – Деорса раньше никогда не слышал такого названия этой милой детской игры.
- Ну, просто так называется. Один человек прячется, а все считают до ста и ищут его в темноте во дворе, а не в доме. И когда кто-то его находит, он кричит «Кровавый убийца!!!» и бежит в какое-то условленное место. Убийца за ним бежит, и кто прибегает из всех последним, тот и прячется следующим.
- А в «Сардинках» бегать не надо, - Гвен покачал головой. – Там один прячется, а все остальные его ищут. Кто находит, прячется вместе с ним и сидит тихо. И они там в итоге торчат всей толпой, как сардины. А кто найдет последним, тот и водит.
- Ну, в принципе, одно и то же, - Гаррет тоже прекрасно помнил обе игры.
- Турмалинов звать будем? – Рудольф посмотрел на Гвена, а тот даже удивился.
- А что ты у меня спрашиваешь? Зовите, если хотите. Мне, кстати, с кисой надо поговорить, - он хмыкнул. – Пойду, схожу за одной штукой. Вы пока тут выбирайте, во что играть будем, зовите всех.
Он встал и летящей походкой отправился на выход, поставил поднос и подошел к крайнему столу.
- Привет, злая киса, еще раз. Ужинать закончил?
- А что? – процедил Глен, глядя в тарелку, чуть ли не чувствуя, как бывший бойфренд Раппарда взялся руками за спинку его стула.
- Да так. Как ты там говорил? Раздолбанная потаскуха, от которой жутко прет шлюхой, желает с тобой кое-что обсудить. Потратишь пять секунд на нее?
- Уже в третьем лице о себе говоришь, - заметил Глен с прискорбием. – Чего надо?
- Я же сказал, поговорить хочу, - терпеливо ответили ему. – Пойдем, пообщаемся? – он подвигал бровями, которые все равно не были видны под челкой, взглянул на Эйприла выразительно. Тот улыбнулся. Все же, новенький был до ужаса обаятельным в такие моменты.
Глен встал, так что Гвену пришлось подвинуться, глядя на него с искренним удивлением. Неужели не стал лаяться и согласился?
- Пять секунд, - напомнил Сезанн, всем своим видом и даже голосом выражая неприязнь, первым вышел в коридор.
- Если услышите крики и грохот, бегите меня спасать, - предупредил Турмалинов новенький и с лицом героя пошел за ним следом.
- Я хотел тебе кое-что отдать.
- Ой, вот только не надо сейчас лезть ко мне. Я просто спрашивал в шутку сегодня, я не имел в виду, что безумно тебя хочу, - Глен засмеялся надменно, хотел пойти обратно, но его взяли за рукав и потащили дальше, к лестнице.
- А я тоже уже сказал, что не даю тем, кто мне отвратителен. Я про другое. Шевелись быстрее.
Глен тащился сзади и не мог никак понять, что с ним не так. Это же надо умудриться – возненавидеть и влюбиться. Особенно умиляет то, что Деорса не давал поводов ни для первого, ни для второго, он просто прикалывался над ним, не слишком обидно издевался, он не заслужил ненависти и оскорблений, которые получил, не заслужил ту дурацкую драку в коридоре. И поводов влюбиться в него тоже не давал, он не смотрел на Глена, не флиртовал с ним, не кокетничал, ничего не делал и не лез даже. К другим, как Сезанн успел заметить, он сам подходил, предлагал. К нему же он ни шага не сделал.
Сейчас бы остановиться, ведь в коридоре никого нет, прижать его к стенке или двери любой из спален и сказать, что это он писал письма. После ошибки с Диего он зарекся писать своим почерком, правой рукой, так что теперь пришлось бы признаваться, Гвен ни за что не сможет догадаться. Да даже если догадается, сам себе не поверит. Проблема в том, что они одного роста, и пусть Глен сильнее, Гвен тоже не тростинка, он даже тяжелее, благодаря своим костям, его не свалить, как пушинку. А фраза «расслабься и лови удовольствие» точно не сработает, он же не мазохист.
- Подождешь здесь, ладно? Не уходи, киса, - съехидничал Деорса и закрыл перед его носом дверь спальни Гранатов. Глен очнулся, моргнул и закатил глаза. Это уже просто предел какой-то. И самое противное – он влюбился не в тот образ, который новенький наклеивал на себя, не в образ «противной потаскухи», которым он всех обманывал. Нравился какой-то другой Деорса, который разрыдался от обиды, стоило сказать ему пару глупостей. Который придумал столько всего для постановки и даже переделал диалог, в котором участвовал ненавистный Сезанн. Который чуть не спятил, потеряв какую-то крысу, и даже по-настоящему похоронил ее.
Гвен подумал, что если «штучку» не примут, просто отвергнут или даже обхамят, он попросит директора перевести его в другой интернат. В любой, в тот же Стрэтхоллан, где он сможет «перетрахать всю шпану», как выразился Глен.
Он вышел, привалился к двери, закрывая ее, пряча руки за спиной.
- В общем. Мне очень жаль, что я всю твою коллекцию перебил… Просто подумал тогда, что это ты, а мелкие сказали, что ты его трогал и принес. Я знаю, что ты долго их собирал, а я все испортил. И я знаю, что ты меня терпеть не можешь, что тебе противно со мной разговаривать, - он подумал, что зря это сказал и вспомнил вообще, потому что глаза опять припекло от обиды, пришлось стиснуть на пару секунд зубы. Он и так смотрел Глену в шею, даже ниже – в ямку между ключиц. Сезанн его в шоке изучал. Нос, губы, опущенные ресницы. – Не знаю, как ты, а я так не могу. И пусть мы с тобой вообще бесим друг друга, я хотел извиниться. Это не заменит, конечно, всю коллекцию, но я не знаю, что еще сделать. Вот, возьми, - он вытащил руки из-за спины, Глен уставился на протянутую ему розовую подарочную упаковку. – Я сам выбирал, так что понятия не имею, нравится тебе такое или нет. Можешь выбросить или разбить.
- Тебе по барабану, - закончил Глен за него ехидно.
- Нет, не по барабану. Просто я бы на твоем месте тоже разбил бы или выбросил. Я пойму.
- И не обидишься.
- Обижусь, - Гвен хмыкнул. – Но от тебя другого и не жду.
Это было все тем же хамством, но Сезанн был достаточно умным, чтобы понять – это не продолжение той же войны, это просто защита. Конечно. Если бы он сам стал извиняться перед тем, кто его так обижал, оскорблял и даже избил неделю назад, он хамил бы на грани вежливости. Мол, если примут подарок, не будет грубить, а если нет, то огрызнется и дальше пойдет.
- А когда ты его успел купить, если сегодня никто никуда не ездил? – вдруг спросил Турмалин, в самом деле удивившись. Насколько он помнил, коллекцию Гвен перебил в пятницу вечером, после возвращения. Когда он успел купить новый шар?
- Да какая разница? Посмотришь? Или потом откроешь?
Глен открыл коробку, развернул упаковку с пупырышками, вытащил шар из толстого стекла на подставке с резными белыми ножками. Гвен продолжал пялиться ему в шею, Глен вытянул правую руку вместе с шаром в сторону, собираясь разжать пальцы и уронить его.
- Ну, я отпущу, да?
- Как хочешь, киса, - ехидно процедил Гвен, поняв, что искренности тут не место, открыл дверь и собрался зайти, но Глен убрал шар обратно в коробку.
- Да ладно. Спасибо, мне нравится. Но я все равно не понял, когда ты умудрился его купить. Дорогой?
- Цену подарков обычно не говорят.
- Как мило, - Сезанн хмыкнул. – Ладно. Считай, что за это я тебя простил.
- Я прям польщен, - ехидно буркнули в ответ, Гвен на него уставился в упор, теперь было не так страшно, в груди ничто не замирало в предвкушении боли. Если бы Глен разбил шар, Гвен бы снова сорвался, психанул. – Можно попросить тебя?
Глен удивился, но промолчал, и пришлось продолжить.
- Вы же с Жульеном такие друзья, что умереть. Узнай, кто это пишет, ладно?
- Или что?
- Или мне придется Рудольфа пытать, - вздохнул Гвен трагично. – Жестоко пытать, пока не скажет.
- А он здесь причем?
- Он сказал, когда ты ушел, что видел, кто Жульену письма передавал.
- Да ладно? – было совсем незаметно, что сердце у Глена чуть не остановилось. Чертова тупая веснушка.
- Мне-то откуда знать. Может и видел. Если ты не узнаешь или тебе тупо лень, все же придется его похитить и мучить.
- Зачем тебе вообще знать, что это за придурок?
- А чего сразу придурок?
- Зачем тебе малявка страшная?
- Может, это кто-то из нашего класса, просто шифруется? Мало ли. Можно почерк подделать как-то, Лукас же сказал.
- Тебе что, кто-то нравится из наших?
- Нет, но…
- Блин, ты гонишь, - Сезанн закатил глаза, сунул свободную руку в карман. – Просто посмотри на всех, прикинь себя с каждым и пойми, что тебе реально не хочется ни с кем из них быть. Так зачем узнавать, кто пишет? Ему будет стыдно, ты разочаруешься.
- А зачем дальше мучиться? Мне и так никто из них не нравится вообще, но письма приятные. Я хочу просто попросить его лично больше не писать мне. Хотя, зачем я ТЕБЕ это говорю. Он мне такое говорит, что ты его ЯВНО не понимаешь, - Гвен засмеялся. – Ладно, не буду душить тебя своим запахом проститутки и все такое, рад, что шар понравился. Кстати, пойдешь играть во двор в «Сардинки» потом? Мы собирались поиграть, раз уж делать нечего и скучно. Темно станет, интереснее будет играть.
- Во что? – Гвен не понял.
- В «Сардинки». Ну, в «Кровавого убийцу», как вы называете, только где бегать не надо.
- Может пойду.
- Отлично, - его хотели хлопнуть по плечу, но Гвен опомнился и убрал руку. Противно? Да ради бога, не притронется.
- Слушай. А тебя не пугает вообще этот изврат?
- Какой изврат еще? – Гвен подумал, что сейчас опять начнется лекция о том, какой он испорченный и плохой.
- Ну, все это… «Губы, глаза, волосы, запах»? Я бы напрягся, если честно, напиши мне такое кто-нибудь.
- Я думаю, я ему действительно нравлюсь, если он такое пишет. Он же мне ничего плохого не делает. Ну, или просто издевается, чтобы потом все посмеялись, как тупо я втюрился в непонятно кого.
Глен о таком даже не думал.
- Ты думаешь, здесь есть такие уроды?
- Ну…
- Или над тобой уже так шутили?
- Было дело. Поэтому не собираюсь так уж серьезно все это воспринимать.
- А если это, к примеру, окажется Дэйв из Индиголита? Которого ты послал в первый день здесь? Вдруг он от тебя в ЭКСТАЗЕ просто? – Глен мерзко захихикал. – Тащится прямо. Ты что, ответишь ему тем же?
- Не-е-ет, - Гвен передернулся.
- Надо же, хоть какие-то принципы у тебя есть.
Деорса вспомнил, с кем он разговаривает, хотя уже начал думать, что «киса» Раппардика не такая уж дрянь.
- Представь себе. Ты не поверишь, у меня даже мечты есть.
- Какие?
- Тебе-то зачем? Но поверь, о Раппардике я больше не мечтаю.
- Я тоже, спасибо тебе за это.
- А чего так ехидно?
- Это сарказм. Если бы ты не притащился и не начал мне трепать мозги, я бы думал, что все так и должно быть, и мы бы не расстались.
- Ну прости, что поделать. Вы правда друг другу не подходите. И мне искренне жаль, что я не могу уехать отсюда, раз уже перевелся. А то ты бы меня даже не видел.
- Кто тогда разобьет мне рожу.
Гвен совсем сдулся, усмехнулся, повел плечом.
- Найдутся желающие. Тебя все терпеть не могут, когда ты козлишься. Хотя, лицо у тебя уже как раньше, если не считать вот этого, - он посмотрел на глубокую ссадину на скуле. Красное пятно вокруг нее уже исчезло, воспаления не было, но сама кровавая ссадина осталась.
- У тебя тоже.
- Ты меня по лицу и не бил. Ну, пара пощечин не в счет, нос тоже, - Гвен чувствовал себя как-то дико. Улыбаясь, говорить о том, как они недавно подрались, и ощущать ускорившееся биение сердца… Это странно.
- А рука тоже не болит, что ли? – Глен посмотрел на все еще туго забинтованное запястье и кисть бывшего конкурента. Легкий вывих Гвену вправили еще в четверг в медпункте, так что рука просто болела, крепко зафиксированная эластичным бинтом.
- Болит. Особенно крушить твою коллекцию было больно, рука чуть не отвалилась, - не удержался Гвен.
Глен промолчал, Деорса уже успел пожалеть, что ляпнул это, но Турмалин к нему наклонился, ткнулся носом в волосы и вдохнул запах. Гвен застыл, передернулся.
- Э-э-э… - начал он.
- Да, реально жасмином пахнет или чем-то таким.
Теперь даже «э-э-э» не получилось, а Глен победно выпрямился и ухмыльнулся, взглянув на него чуть ли не свысока, ловя кайф от произведенного эффекта.
- Слов нет?
- Инфаркт, сейчас пройдет, - хихикнув, успокоил его Деорса. – Не смей ко мне принюхиваться, у меня уже нервный тик начался. То шлюхой прет, то жасмином теперь. Ты как-то определись уже.
- Ну, трахаться меньше стал, не даешь кому попало, вот и чувствуется хоть что-то настоящее, приятное. Все просто, - Глен пожал плечами.
- Только не надо учить меня жизни, - Гвен закатил глаза, прижался затылком к двери.
- И не буду. Нафиг надо. Но я спрошу у Жульена, кто это писал. Сегодня ночью выгоню его на улицу, встретитесь, хочешь?
- Сегодня? Ты думаешь, Жульен тебе скажет?
- Пусть попробует не сказать.
- Ладно. Во сколько «ночью»?
- Ну, в час, скорее всего, все равно же все пойдут в «Убийцу» играть, пока наиграются… На берегу, где пещеру завалило, знаешь?
- Найду, - махнул рукой Гвен. – Спасибо, - удивленно добавил он. – Хоть и стремно узнать, что это какая-то прыщавая малявка в очках.
- Ну, ты сам захотел.