Господин режиссер нынче буйствовал в актовом зале. Он не успокоился, посмотрев послеобеденную репетицию сцены битвы, вынудил всех отправиться в зал и прогнать еще пару раз оба танца и все реплики «в помещении». Эйприлу и Глену досталось хуже всех, не говоря уже о директоре, который улыбнулся, наслаждаясь возможностью свалить ответственность на безумно делового Деорсу. Он послушно играл, послушно высказывал, выкрикивал, шептал, активно жестикулировал. Танцевал Нэнэ просто безупречно именно во втором танце, и Гвен решил, что он по-любому лучше подхватит «Жанну» после прыжка. Правда Эйприл дважды упал, пытаясь закинуть ногу директору на плечо, а потом выпрямиться и «парить в воздухе». Но Нэнэ и здесь не сопротивлялся, он будто от чего-то хотел отвлечься. Он даже предложил Гвену роль собственной тещи в спектакле, но парень наотрез отказался, решив совершенно никак не присутствовать на сцене. Удалось уговорить его лишь на подпевку вместе с Эштоном, у которого внезапно для всех обнаружился талант певца. «Внезапно» он обнаружился и для Нэнэ, который решил, что это выигрышно, заодно и прорекламируют свои способности к майскому конкурсу. Гаррета уговаривать пришлось долго, но тренироваться он умел замечательно, с памятью у него все было хорошо, да и Гвен в роли подпевки очень успокаивал. Он был удобным, легко подстраивался и пел в унисон, хоть и непохожим голосом. А еще в этом был плюс для танцующих на сцене и убившихся за полдня парней – когда Гвен-режиссер пел, он не мог командовать и заставлять повторять все движения снова.
Когда он пел, Сезанн зависал, забывая слова и получая пинок от Эйприла, который его одергивал, от Анжело, который просто устал выкручиваться. Гаррет только ухмылялся. Он думал, что если бы он раньше смотрел на Доминика так же, как смотрел Сезанн на Деорсу, это были бы действительно чувства. Но он никогда так не смотрел, пока не появился Эйприл. А Кле умаялся и кричал возмущенно «Ведь дело в том, что я – женщина!» вполне натурально, «отрезал» косу мечом, швырял ее под ноги «Дюнуа» и уходил.
Гаррету было даже проще петь новым голосом, который быстро подстраивался под низкий рык, пока Гвен увлекался и брал сильные высоты, начиная хрипеть на долгом «а-а-а». Но хрипел он так, будто это было задумано. А может, и правда было задумано именно так.
Глен не знал, что это – зависть или восхищение. Может, он просто хотел уметь так же петь? Нет. Он с ума сходил именно от вида какого-то неземного в этот момент Гвена. Он пел, закрыв глаза, жмурясь то ли от злости по тексту песни, то ли от усердия, согнув и чуть подняв к лицу руки, наклоняясь к микрофону, вместо того чтобы его поднять. Магда, сидевшая в зале и в восторге смотревшая на получившееся нечто, подумала, что Нэнэ справился и без преподавателя музыки. Новую учительницу они еще найдут, но спектакль не провалится, он может даже стать лучшим, благодаря Гвену и его бешеным идеям. Файер-шоу, эффектные танцы, живые голоса в финальном танце… А как это будет выглядеть в костюмах, а не простой одежде!
Рудольф танцевал во втором ряду, рассматривая со спины фигуру директора. Тугая, очень сложная коса лежала между лопаток, оголенных черной майкой, штаны хоть и были свободными, но оставались низко спущенными. Фигуру директора оценил далеко не он один, Диего с Тео переглядывались то ли пошло, то ли завистливо. Тоже хотелось бы быть такими. Но желательно еще крупнее, шире, а директор был скорее стройным, зато убийственно высоким даже без каблуков.
Эйприл застыл перед «королем Карлом», расставив ноги на ширину плеч, резко поднял правую руку к потолку, задрал голову так же резко, эффектно. Колени начали сгибаться, опуская тело параллельно полу, что он учился делать с истериками. Магде стало отлично видно самого «Карла», но «Жанна» долго на месте не стояла, встала на ту самую вытянутую руку, перевернулась в воздухе и грохнула кроссовками по сцене, развернулась лицом к директору. Гаррет хмыкнул мысленно, не отрываясь от песни, стоя себе тихо с самого края сцены, чтобы не мешать. Эйприла он ревновал, но ревновать к Нэнэ было просто глупо. Он никогда не засматривался на Кле, а тот закинул ногу ему на плечо, почти сев в воздухе на шпагат, обнял за шею, скорее опираясь руками о плечи, будто собрался заниматься с директором «этим» прямо здесь и сейчас. Нэнэ сжал одной рукой вторую его ногу, подбросил ненавидевшего высоту Турмалина в воздух и подхватил второй рукой, превратив это в замершую в воздухе фигуру. Секунда – и по задумке Гвена «Жанну» роняли на руки толпы, которая «ее» потом поднимала так высоко, что Эйприл буквально стоял на плечах Фон Фарте, возвышаясь над всеми. «Карл», уронив «Жанну», вставал на одно колено и склонял голову, будто его прямо в этот момент собирались короновать. Сцена смотрелась безупречно, на уровне выступления черлидеров, не меньше.
Песня, подобранная вместо классической музыки, что была в танце, закончилась, Гвен сам чуть не психанул и подпрыгнул, пища от восторга. Все получилось. Все получилось так, как он хотел, осталось только отшлифовать все до блеска, вызубрить все движения безупречно и дождаться премьеры, когда будут и костюмы, и файер-шоу, и публика.
Нэнэ всех опять похвалил, поблагодарил и отпустил в душ, думая ехидно о том, что поза Эйприла перед полетом над толпой, напоминает позу Лукаса в тот момент, когда… В общем, Нэнэ похихикал. И это помогло ему отвлечься от ощущения мелких холодных и сладких иголочек на языке, в дыхательных путях и легких, будто они растворились в воздухе. Магия, ее кто-то использовал. Просто Нэнэ стоял лицом к пустым сиденьям в темном зале, смотрел на Магду, изучая ее реакцию на происходящее, чтобы видеть, что нужно исправить. И он не заметил, что Эйприл чуть снова не рухнул в момент подлета, только внимательный взгляд Рудольфа, не отрывавшийся от Кле несколько секунд буквально удержал его в нужном положении. Энсор подумал, что ему точно нельзя заболеть, ведь если на премьере Эйприл начнет падать, спасти положение сможет только он.
И как насчет «внезапно поджечь костер, который собирались установить вместе с шестом за спинами танцующих»? Вот уж чего никто не ожидает, так это полыхающего костра. Эффектнее не бывает. Можно потренироваться на бумажных комках, разложив их во дворе на булыжнике и сверля взглядом, пока не вспыхнут.
Рудольфу не терпелось как-то выяснить, сильнее ли он директора с его странными способностями, или нет. Но Нэнэ повода больше не давал, про Лукаса будто забыл, запись с мобильного стер, Фрэнсиса вынудил учиться со всеми… Но пятница и фотосессия не отменялись, все было в силе.
* * *
Жульен сидел под лестницей в позе «лотос», прямо на полу, протирая форменные брюки. Фрэнсис сидел напротив, прислонившись к стене, и курил одну из украденных сигарет. В кроваво-красной пачке их визуально меньше не стало, Нэнэ курил чаще от нервов, поэтому в пачку не заглядывал, блоки сигарет лежали в шкафу, закупаемые заранее.
Выдыхать Фрэнсису приходилось в окно, постоянно поворачиваясь к нему и выдувая струю дыма на улицу. Вторник – день тяжелый. Еще даже не среда, до четверга, как до Африки, да и в четверг усталость будет валить с ног. Но вторник – экватор психоза, точка нервного срыва.
- О чем болтаете? – Рудольф заглянул под лестницу и опустился рядом с Жульеном. К Фрэнсису у него было особое отношение, которое появилось после «болезни Пикси». Еще в момент, когда Хильдегард упал от страха в обморок в спальне Турмалинов, Рудольф готов был помочь Фицбергеру всем, чем смог бы. Но потом, когда он сам начал замечать за директором некоторые странности и понял, что Фрэнсис – парень не промах, что он давно уже прихватил мистера Сомори и пытался безнадежно удержать… Симпатия к нему как-то сама собой сдулась. Но Рудольф же дебил дебилом, по нему не виден негатив.
- О директоре, - хищно улыбнулся Жульен. – Ты представь, он любит извращения всякие.
- Он не извращенец, - Фрэнсис возмутился. – Это я сам полез тогда. Просто мне было скучно, я полез делать ему массаж. Он сам не сразу разрешил. А потом предложил пофотографировать меня на память в таком виде, приколоться там над друзьями старыми. Они реально в шоке, думают, что костюм. А потом я сам к нему полез целоваться…
- И он что, не послал тебя? Это все, это педофилия уже.
- Эфебо, - поправил Рудольф автоматически, но потом округлил глаза и с опаской покосился на Жульена.
- Что? – Фрэнсис переспросил.
- Эфебофилия, а не педофилия. У педофилов на восьмилетних мальчиков стоит, - пояснил он, и Турмалин с Янтарем обалдели от таких речей в исполнении скромного кретина.
- На что там может стоять, они же маленькие совсем, - не понял Фицбергер.
- В том и дело. Они вообще никакие. А педофилам нравится. А эфебофилы любят несовершеннолетних, но уже осознающих, как бы, что такое «секс» и собственную сексуальность детишек. От двенадцати до семнадцати лет. Где-то так, - Рудольф вытянул длинные на зависть обоим сплетникам ноги, пошевелил рукой в воздухе, очерчивая «возрастные ограничения».
- Но мне-то восемнадцать почти, - Фрэнсис отмахнулся. – А Лукаса он тоже… Ну, говорят, по крайней мере. А Лукасу уже точно восемнадцать.
- Ну ладно, пусть он нормальный… - Жульен вздохнул, Рудольф пожал плечами. Если учитывать, что у него тоже были планы на директора, что ему было всего шестнадцать, несмотря на внешность и тщательно скрываемый интеллект, то директор был в перспективе именно эфебофилом. Или это нормально? Ему всего двадцать восемь, это не сорок девять.
- И долго? – Жульен был пошлым, это не обсуждалось, и Фрэнсис уже готов был к этому вопросу.
- Почти всю ночь.
- Почему «почти»? – Хильдегард вскинул брови.
- Потому что начали поздно, - улыбнулся Фрэнсис.
Рудольф тоже улыбнулся, но лицо у него было почему-то холодным, само выражение говорило не о зависти, не о неприязни к Фрэнсису, не о задетой гордости, как обычно бывало у Эйприла. Взгляд кричал о ревности, хотелось что-нибудь поджечь.
- И как?.. – вкрадчиво уточнил Жульен.
- Ну… - Фрэнсис замялся.
- Больно, наверное, - Рудольф пожал плечами, предположив вполне логичный вариант развития событий.
- Это да. Но не больнее, чем с Раппардом. Он, мудак, вообще тогда оборзел в первую ночь.
- Реветь больше надо было.
- Очень смешно, - Фрэнсис передразнил Жульена, тот передразнил его в ответ, все остались довольны. Рудольф уверен был, что Фрэнсис, даже став пикси на какое-то время, ни за что не сможет почувствовать такого «странного» человека, как Нэнси Сомори. Сможет только он, он такой же. У них, кажется, один и тот же набор способностей – телекинез, пирокинез и некромагия. Только директор выбрал третий вариант, предпочел его остальным и усовершенствовал почти до идеала, а Рудольфа больше привлекало что-то боевое. Швырнуть стул он мог, только не делал этого. Поджечь бумагу на столе учительницы? Запросто, нет проблем.
А вот ходить по двору интерната так, что даже трава шуршит жутко, что птицы замолкают, что слишком громким кажется шум моря, он не умел. А еще он не умел выдыхать сигаретный дым так, чтобы он превращался в фигуры. А директор умел, но не знал, что кто-то это замечал. Рудольф не умел смотреть так, что кровь стыла в жилах, тело леденело, ноги примерзали к полу, а в ноздри собеседника забирался призрачный запах пепла, могильной земли и погребальных венков.
Зато Нэнэ уже узнал, что когда кажущийся безобидным ученик настроен агрессивно, пахнет паленым, а светлые водянистые глаза отчего-то кажутся горящими. Как могут гореть глаза такого цвета? Но даже Гаррет не способен был так взглянуть, что пробирало до костей.
- Он такой классный… - Фрэнсис вздохнул.
- Влюбился? – Жульен засмеялся.
- Нет. Просто он вообще. У него такое чувство стиля, он так ведет себя… Не знаю, как себя вести, если я не зеленый. Если я «это», то нет проблем, никто же не знает, как оно себя должно вести. А если я такой, как сейчас, то я как все.
- Все такие, - Жульен повел плечом. – Расслабься, найдется твоя принцесса. Или принц, - он опять засмеялся, просто издеваясь.
Рудольфу принц был не нужен, он на обычных людей даже не хотел тратить время, как не тратил его и на Лукаса. Подумаешь, парень. Подумаешь, переспали случайно, потом Вампадур лез к нему. Рудольфа не может обидеть обычный человек. И может это самодовольство, самовлюбленность, эгоизм… Но он любил за способности, паранормальные способности. То есть, нет, он не любил за них, но они были первой ступенью к любви. Он просто не мог ступить на вторую ступень без первой, а потому обычные люди были слишком ничтожными для него.
Хлопнула входная дверь на главном крыльце интерната, Фрэнсис дернулся, затушил сигарету и выбросил ее, Жульен встал, они собрались уходить, а Рудольф поднялся медленно, обтершись спиной о стену с таким удовольствием, будто Нэнэ его видел.
- Директор приехал, - сообщил он.
- Откуда ты знаешь? – Хильдегард всегда был скептиком и в интуицию просто не верил. А еще он считал своим прямым долгом спорить с каждой репликой собеседника.
Рудольф промолчал, выглянул и даже не стал победно смотреть на обалдевшего Янтаря. Жульен увидел директора и понял, что идиот Гранат был прав – это действительно Нэнси Сомори. Он вернулся из города, а еще он изменился…
- Вы прямо на себя не похожи! – выпалил он глупо, Нэнэ улыбнулся, но слегка неуверенно.
- Надеюсь, не в плохом смысле.
- Вам очень идет, - заверил Фрэнсис, который не собирался вообще на него смотреть от стыда за прошедшие две недели, но таращился в упор. Нэнэ постригся, он явно был в дорогом салоне. Нет, это была не короткий идеализированный «полубокс», делающий каждого мужчину мужиком. Просто его длинные волосы отрезали какими-то рваными движениями, оставив их едва не достающими до плеч, постриженными «каскадом», обрамляющим лицо. И оно стало будто еще бледнее, аристократичнее, аккуратнее. А еще, кажется, моложе. И глаза стали выразительнее, хоть и не были накрашены.
- Спасибо, - Нэнэ ему улыбнулся шире, чем Жульену, но так сдержанно, что притаившийся возле стены Рудольф получил от этой сдержанности настоящую дозу удовольствия. Все же, директор со всеми добр и в то же время он ничей. Он никому не принадлежит, он сам по себе, он равнодушен ко всем, ему наплевать на обычных людей. И от него так веет холодными иголочками, от которых кружится голова и сладко на языке.
- Дымом пахнет, - задумчиво протянул Нэнэ, посмотрев под лестницу, на открытое окно и взявшись рукой за ручку двери своего кабинета.
Фрэнсис вздрогнул, Жульен махнул рукой.
- Да тут курили Эштон с Оуэном.
«Врет и не краснеет», - мысленно восхитился Нэнэ.
- Понятно. Ну, идите, делайте уроки, что там вам еще нужно делать. Скоро ужин.
- Есть, сэр, - Жульен шутливо отдал честь, стукнул пятками друг о друга, приподнявшись на носках, и развернулся, отправился к лестнице. Фрэнсис кивнул и пошел за ним. А Рудольф остался.
Шорох одежды директор напоминал звук ползущей по песку змеи, когда он скрылся за дверью кабинета, окинув ученика таким взглядом, что даже бровь не пришлось поднимать, и без того дрожь пробирала.
* * *
Эйприл завидовал до дрожи. Он уже просто не мог смотреть на это издевательство, ведь он отталкивал Гаррета и запрещал себя трогать только из соображений достоверности постановки. А Гвен с Гленом просто придуривались, как всем казалось. Они разговаривали, стоя довольно близко друг к другу, Гвен так странно улыбался, что по одному выражению лица все понимали – он съел бы Сезанна живьем, будь у него такая возможность. Глен, оказываясь к нему ближе, чем на метр, начинал дышать куда чаще, чем обычно, так что стоявшие рядом соседи по команде предпочитали отойти и не чувствовать эту сумасшедшую энергетику, направленную явно не на них. При этом их разрывало от обычного чмока в губы, виден был голод во взгляде.
Эйприла выкручивало от возмущения. Если бы не постановка!..
Хотя, причем тут постановка. В этот прекрасный вторник он понял, что раньше просто боялся, а теперь, насмотревшись на окружавших, стал абсолютно и ко всему готов. Что он, истеричка Анжело, что ли? Он не просто хочет, чтобы за ним бегали. Он хочет, чтобы его так же хотели, как Гвена хочет Глен. И почему-то ему не было так страшно, как этим двоим, он же не воевал с Гарретом всерьез никогда и не боялся показаться слишком пошлым. Это у Гвена с Гленом, хоть они и не знали, было общим. Оба стыдились своей манеры вести себя дальше поцелуев и простых объятий, поэтому тормозили просто жутко.
Эйприл решил наплевать на постановку, забить на репетиции. В конце концов, можно сказать, что он заболел, можно же хоть раз прогулять, правда? Но опередить Гвена с Гленом и, тем более, Одри с Анжело. По-любому, обязательно опередить, если уж не удалось опередить Фрэнсиса.
Рудольф же лежал в спальне Гранатов, глядя в потолок и со всем реализмом пытаясь представить, чего именно он хотел от директора. Он хотел прикоснуться, чтобы почувствовать отчетливо этот холод. Он хотел облизать его длинные, безупречные пальцы с черно-белыми ногтями, чтобы попробовать сладкие иголочки на вкус. Он хотел вдохнуть запах волос, хотел заглянуть в темные глаза, хотел, чтобы Нэнэ выдохнул сигаретный дым ему в рот, прямо между губ. Он почему-то уверен был, что директор сильнее, ведь он старше, он выбрал не то, что проще и действеннее, а более страшное направление, более глобальное. Интересно, он может оживить мертвеца? Как насчет оживления крысы Гвена? Вот Деорса удивится… Хотя сначала лучше попробовать на паучихе, в конце концов, она же ему принадлежит, ее он может принести в жертву опытам. При «мистере Сомори» Рудольф готов был стать Санчо Пансой при Дон Кихоте, Робином при Бэтмэне, Бонни при Клайде, в конце концов.
В общем, несмотря на его старания и опыт на мельнице с Лукасом, ниже пояса части тела у директора исчезали. Рудольф был все-таки скромным, оказался просто не способен нарисовать в воображении все его тело, да еще и без одежды.
* * *
- Слушай, ну хоть убей, я не понимаю, зачем тебе это нужно, - Лукас закатил глаза, хотя внутри все переворачивалось при виде раздевавшегося перед ним Кле.
- Нужно и все тут, - отмахнулся Эйприл, продолжая жевать свою виноградную жвачку. Странное дело, он заметил, что все изделия с «виноградным» вкусом напоминают скорее землянику или что-то такое. И они обязательно фиолетового цвета.
У Эйприла отросли волосы, теперь их можно было собрать в коротенький хвостик. Не такой, как у Фрэнсиса или Жульена, конечно, но у него и прическа была другая по форме. Пышная косая челка все равно оставалась, но Кле стал почему-то милее с этим хвостиком.
- У тебя Крофт есть.
- В том и дело. Ты мне нужен для страховки.
У Лукаса немного отвисла челюсть. Нет, ситуация была неплохая, конечно. Куда лучше, чем оказаться затраханным директором, хоть это тоже было ничего себе. А тут – Эйприл Кле, бытовая зануда, симпатяга, можно даже сказать, что красавчик, девственник, согласный лечь под самого Лукаса. И они оба помнили, конечно, начало их знакомства, когда Эйприл влюбился, а Вампадур был совсем не геем, но сейчас все изменилось. Кле было плевать на отношение белобрысого азиата к нему, а Лукас переключился на парней и понял, что для секса чувства особо не нужны. Желательны, но не необходимы. Да и вообще, Эйприл вел себя скорее по-деловому, а не как отчаявшийся девственник, на которого не было спроса. Кле был в курсе, что нужно знать себе цену, но он знал, что помимо этого нужно пользоваться спросом.
Чтобы не потерять интерес такого, как Гаррет Андерсен, в чьем бы теле он ни был, нужно иметь запасные пути или хотя бы пиар. Сначала Кле хотел прийти и порадовать Гаррета новостью о том, что он «согласен и готов». Но потом он понял, что уже передержал ожидание, и для Андерсена этот «подарок» будет не таким уж желанным. А вот если обидеть его, он возмутится, ведь обычно обижает он. Отлично.
- Страховки?! А, типа, Крофт кинет, а я останусь? Я не собирался с тобой встречаться тогда и сейчас не буду, - напомнил Лукас, стягивая с себя футболку и расстегивая джинсы.
- Да что ты прицепился к этому… - Эйприл застонал. – Не сдался ты мне уже двадцать пять раз. Просто Крофт – поганка, он не ценит. И не оценит, если я ему дам. Ну, сам понимаешь, бывает так, я же не девчонка, за что меня ценить. Это не то, если не с девчонкой.
- Понятное дело, - Вампадур вынужден был согласиться. Они сидели под пожарной лестнице на мате, не зажигая свечу, но открыв двойную дверь в комнату с инвентарем. Света было мало, но зато он был естественным и не пошлым. – И почему я?
- Не Раппард же с Фон Фарте, - Кле отмахнулся, вытащил жвачку и приклеил ее за батарею легкомысленно. Особо правилами приличия он не страдал, интернат не ценил. По крайней мере, под пожарной лестницей толерантность его покидала.
- Логично.
- Абсолютно. Сезанн занят, да и он не в моем вкусе.
- Ты деловой такой.
- Тебе сочинения по литературе мало? – Эйприл на него уставился.
- Достаточно, - успокоил Лукас. Его и впрямь купили на сочинение по литературе, которое Эйприл за самого себя уже сделал, а за Вампадура готов был сделать за некоторые услуги.
- Ну вот и все. Самое главное, потом начнем усиленно делать вид, что очень скрываем, что что-то было.
- Если ты хочешь, чтобы он ревновал, не надо так уж далеко заходить.
- Не в том дело, - Эйприл остался в одних трусах и в безрукавой рубашке, которую расстегнул, а Лукас уже к нему потянулся. Кле даже сам не ожидал такой реакции, Вампадур же подумал о том, что шанс такой выпадает раз в жизни. И нельзя отказываться, если запросто предлагают сразу все – сочинение по литературе, секс, девственность, да еще и не возлагают на его плечи хомут ответственности. Эйприл был безупречным в этом смысле, но Лукас все равно не понимал, за какие проступки он так хотел обидеть Эштона. Нельзя же заставлять ревновать, но при этом вообще предавать?
- Просто дело в том, - Эйприл позволил себя уложить на спину и не стал возражать, пока его без особого огня, но очень страстно целовали в шею, «разогревая». – Что он такой человек странный. Его заинтересовать очень сложно. И сейчас мы уже встречаемся, я ему по-любому надоедаю… И мне будет как-то слегка проще, если он меня потом бросит, а я буду знать, что он не первый.
Лукас задумался о том, что это значит, но потом включил свои способности детектива и понял. Крофт и правда из тех, кто бросает, не оглядываясь, если кто-то ему надоел. Он не слишком заботится о чувствах брошенного, не помнит о том, что «это был первый раз». Эйприл кретином тоже не был, самоубийцей себя больше не считал, по крайней мере, моральным самоубийцей. Ему не хотелось осознанно рисковать нервными клеточками, постоянно сидя на бомбе со сломанным часовым механизмом и дожидаясь, когда его бросят. Лучше уж подстраховаться и осознавать, что Гаррет не был первым, не «украл» ничего. И если он бросит, то точно не запомнится на всю жизнь, ведь не первый. В общем, Эйприл все рассчитал, оценив ситуацию адекватно, а не захлебываясь в эмоциях. И потом, приятно будет увидеть реакцию этого самовлюбленного зомби. Его динамили-динамили, а потом дали, да и вовсе не ему.
- Кстати, раз уж тебя директор наш так мучил, как можно представить по выражению твоего лица тогда вечером, то ты должен быть нежным, - ехидно заметил Эйприл, расслабившись, как только способен был при своем волнении, закрыв глаза и отдавшись ощущениям. Хотелось почувствовать каждое прикосновение, чтобы запомнить первым именно Лукаса, а не кого-то еще.
Вампадур вздохнул выразительно. Действительно, опыт у него уже был, притом довольно печальный и запоминающийся, слишком взрослый. Грубым он теперь быть просто не мог.
- И тебе не неприятно не с ним, а вообще с кем-то другим? – он все равно удивился.
- Потому и выбрал тебя, - неожиданно смутился Эйприл. В конце концов, сначала он по уши влюбился именно в Лукаса. Просто сейчас старался быть старше, взрослее, умнее и прохладнее, не вспоминать об «ошибках юности».
Лукас тоже смутился, решил больше не спрашивать.
- Тебе будет не до сочинений, - заметил он. – Черт! – он неожиданно выпрямился, вытянув руки, уперев их в мат над плечами Эйприла, практически принял упор лежа.
- Что? – Эйприл удивленно поднял брови.
- А репетиции?
- Скажу, что заболел.
- Тогда ладно, - Лукас вздохнул. – Но про сочинение все равно забудь.
- Почему?
- Сам напишу.
- Да мне нетрудно, а что еще я могу тебе предложить?
Лукас стиснул зубы, убрав одну руку вниз и стаскивая с него белье. Эйприл постарался вообще об этом не думать. Вампадур просто не понимал, почему так изменил отношение к парням и их теоретической, мифической девственности. В первые дни в Дримсвуде он запросто отшил Эйприла, потом оскорбил Рудольфа, практически магическим образом уложившего его на себя, а теперь отказывался от сочинения по предмету, который ненавидел. И отказывался лишь потому, что «секс с девственником, который принадлежит другому парню» казался ему совершенно бесценным подарком.
«С ума спятить», - подумал он. «Откуда этот трепет девственника ботаника перед опытной старшеклассницей?»
Он даже не знал, с чего начать, чтобы оставить лучшие воспоминания о себе.
- Сам напишу, - повторил он. – Тем более, она поймет, что не я писал, она же знает мою манеру выражаться и твою. Они разные, это точно, - Лукас фыркнул, Эйприл подумал, что он прав, и задумался.
- Тогда что?
- Помолчи. Вот замечательная оплата будет. Просто молчи и все. И глаза закрой. И не кричи громко.
- Я не собирался кричать, - Кле закатил глаза, а потом закрыл их, как и попросили.
Но через несколько минут он передумал, и Лукас понял, что не ошибся ни в чем. Крики и правда наметились, хотя он всего лишь прижался посильнее.
- Ты не поверишь, - вдруг выдал Эйприл. – Я расхотел.
- По тебе не скажешь.
- Не трогай!! – Кле брыкнулся, и Лукас послушно убрал руку от того, что беднягу сдавало с потрохами. Эйприл сначала жмурился, потом приоткрыл глаза неуверенно, но смотрел в противоположную стену, подавляя желание поднять руку и погрызть ногти. Останавливала глупость этого действия и недавно сделанный маникюр. Это светлый лак можно грызть беспечно, все равно не слишком заметно будет, а ободрать темный – стильный суицид.
Лукас подумал, что у него опять какая-то беда. Он же отшил Кле изначально, да и сейчас не сильно пылал страстью, мог бы успокоиться. Сам себя порадовать, в конце концов, если уж на то пошло. Мог бы сказать пафосно «Вот видишь, я так и знал, что ты не сможешь, деловой ты наш» и закончить все это. Да он и собирался это сделать и так сказать! Но почему-то ляпнул не то и поступил тоже не так.
- Может, лучше с ним, все-таки?
Эйприл покосился на него, почувствовал, как щекотнули его шею свесившиеся светлые волосы, уловил внимательный и в самом деле заботливый взгляд сквозь ровную челку.
- Ты не хочешь?.. – уточнил он, еще сильнее смущаясь и то отводя взгляд, то опять его возвращая на Лукаса. Совершенно ужасно было лежать в такой позе перед человеком и быть уверенным, что он тебя не хочет.
- Ты же боишься, - Вампадур ушел от ответа, потому что он хотел, но ответ «нет, очень хочу» звучал бы глупо и фальшиво. А Кле мнительный до трясучки, психанул бы.
- Просто это же один раз на всю жизнь, - он вздохнул, все же повернул голову, глядя на Лукаса прямо, снизу вверх, уже не пытаясь убежать или закрыться, запахнуть рубашку, хотя бы. – И в идеале было бы не знаю, как. Ну, не по-деловому, как будто я проститутку купил. И если ты не хочешь…
- Это ты не хочешь, - Вампадур вздохнул.
- Нет, я хочу, просто…
- Просто вообще не думай. Лучше я тебе не буду рассказывать, как Фон Фарте, кусок дебила, «предложил» мне это сделать.
- Нет, расскажи. Это на мельнице было, да? – Эйприл улыбнулся.
- Ну. И было отвратительно. Физически ничего так, но вспоминать не хочется.
- Поэтому я и не знаю. Я вообще не знаю, как это делать, - Эйприл даже поморщился от беспомощности. Было обидно осознавать собственную глупость и неосведомленность, несмотря на знание теории. – И ты послал меня тогда.
- Тебе же плевать, у тебя Крофт есть, - Вампадур не понял или сделал вид, что ему не безумно приятно. На самом деле память льстила.
- Да не в нем же дело. Просто ты же послал из-за того, что я тебе не нравился. И сейчас не могу нравиться, следовательно. И зря я, наверное, тебя попросил, - он вздохнул. – Сначала казалось, что все окей будет, раз и все, как прививка.
- А теперь не так?
- Ну, слегка не похоже, - Кле усмехнулся, все же собираясь застегивать рубашку и не зная, как незаметно сдвинуть ноги. Но Лукас сидел, почти лежал между них, и это мешало. – Тут либо полностью в процессе, либо это какая-то хрень.
- Романтик.
- А ты, я так понимаю, нет. С директором… Это вообще, - Эйприл огрызнулся автоматически.
- Да так получилось! – Лукас возмутился и собрался в самом деле подняться, но Кле решился и приподнялся, поцеловал его первым, чтобы замолчал, наконец.
- Ладно, все. Больше не думаю. И ты тоже вообще не думай и никому потом не рассказывай в подробностях, как это было. И говори мне, что и как делать.
- Типа, маленький секрет? – Вампадур усмехнулся. – Ото всех, кроме Крофта?
- Может и от него тоже, - Эйприл странно расслабился, будто у него исчезли все кости, но Лукаса это устроило на все пятьсот. Нет, Кле не стал бревном, но он успокоился, как только смог, позволяя управлять им.
- Чувствую себя профессором, - заметил Лукас, рассматривая его. Кле улыбнулся.
- А то. Ты теперь мой секс-гуру.
- О, по-любому. Я тебя всему научу. Только вспомню сам… - Лукас еле удержался, чуть не почесал затылок в глубокой задумчивости.
- Ты не торопись, у нас времени полно еще.
- Почему именно в среду?
- Ну, не знаю. Захотелось. Может, мне лучше на четвереньки встать?
- Я командую, так что молчи.
Эйприл замолчал, только Лукас через секунду вздрогнул, когда его сосед по команде вздохнул странно и томно. Он посмотрел на него, увидел закрытые глаза, увидел доверчивое выражение лица и не подумал о том, как сам в этот момент выглядел – заинтересованный, осторожный, неуверенный, как кот, охотящийся на бабочку. Кот навострил бы уши, а Лукас не отводил взгляд, даже не моргал, он чуть сполз и лежал боком, почти незаметно наконец стащив с Эйприла мешающую деталь одежды, огладив его бедро.
Когда он наклонился к нему, в самом деле не торопясь пугать и насиловать, Эйприл задержал дыхание. И он никак не ожидал услышать шепотом сказанное.
- Целуй меня и представь, что тебе обалдеть хорошо.
Кле не успел сказать, что ему и в самом деле хорошо, не надо представлять, как его самого освободили от обязанности целовать. Лукас целовался очень даже, его голос мог срубить с ног, это знали все с первого дня. И Эйприл отвлекся, обняв его левой рукой за шею, запустив пальцы в его волосы, а правую руку пропустив под его локтем и положив на спину. Пришлось выгнуться, запрокинуть голову, потому что Лукас потянулся вперед, нависая над ним на несколько секунд. Увлеченный техникой поцелуя и удивленный познаниями Вампадура в этой сфере Эйприл почти не обратил внимания на движения ниже его пояса, на секундный шорох, шелест. Лукас не стал пугать и прикасаться к нему, впечатляющее количество смазки оказалось только на орудии войны с девственностью. Но руку, вымазанную кремом, он вытирать не стал, просто подхватил ей ногу Эйприла, так что тот почувствовал, что крепко стиснувшие бедро пальцы скользкие и сильно пахнут чем-то косметическим. Это был его крем, точно. Черт возьми, вот сейчас, секунда и все, он обманул Гаррета, оскорбил его и обидел.
Так почему же ему не противно, не неприятно, не «никак», не больно морально от этого? Почему не грустно от того, что первый раз не с Гарретом, а с Лукасом?
- А прикинь, ты в самом деле запомнишь это навсегда? – спросил Лукас, и Эйприл даже начал отвечать.
- А ты что, не запо… - но сорвался и стиснул зубы, зажмурился.
- Не стискивай зубы и не ори, расслабься, - скомандовали ему, он нарочно приоткрыл рот, выдохнул, снова вдохнул, и его тут же снова поцеловали. Но уже настойчиво, глубоко, навалившись и перегибаясь через него, потому что Лукас взялся одной рукой за край мата, а второй продолжал держать его ногу, медленно протискиваясь в сопротивляющееся изо всех сил тело. Он это тоже запомнит, стопроцентно, хотя пафосные Казановы обычно не помнят, скольких они лишали невинности.
- Лучше мысленно убеждай себя, что тебе хорошо. Думай, что ловишь кайф, - сказал он, перемещая скользкий поцелуй с губ на шею. Эйприл старался этому совету следовать, как только мог, и сначала он действительно всего лишь фантазировал о том, что ему было приятно. Но потом поймал себя на вполне искреннем вздохе и движении буквально навстречу.
Понравилось симулировать наслаждение, он себе показался красивым, потому что старался выглядеть красиво для Лукаса. И Лукасу он правда казался превосходным, эта реакция была явно фальшивой, но потом стала настоящей, Вампадур собой гордился, а Кле подумал, что он отличный учитель. Обеими руками он даже обнял Лукаса за шею, приподнявшись, прижав его к себе и поставив подбородок ему на плечо. Лукас ситуацией воспользовался, ему так было даже удобнее, да и сжимать его до боли перестали, хоть и было жутко тесно. Очень, просто ужасно тесно, но скользко, благодаря этому сильно пахнущему какой-то сладкой гадостью крему. Эйприл дрожал, судорожно вдыхал, хватая воздух ртом, стискивая зубы и, наверное, даже жмурясь. Он задерживал дыхание, пропустив руки подмышками Лукаса, обняв его, будто был рюкзаком, надетым почему-то на грудь. Он вцепился руками в его плечи, обхватил ногами его торс.
Железная дверь из спортивного зала в подсобку скрипнула. Кому-то осталось всего несколько шагов до распахнутых дверей на пожарную лестницу, чтобы можно было заглянуть под нее и увидеть сладкую парочку «секс-гуру и его ученик».
- Кто-то зашел, - шепотом сообщил Лукас, замерев.
- Ммм!.. А! А-а-ах! Еще! Еще, ммм, еще чуть-чуть, а-а-а, боже мой, господи… Ах… Еще немного… Не могу больше… А-а-а! – Эйприл неожиданно завелся, прижав его к себе еще теснее, а когда Лукас от удивления возбудился сильнее и сам в него вцепился, он услышал тихий смех в правом ухе.
- Похоже на неверную подружку?
Лукас вместо ответа отцепил его от себя, стиснул запястья и развел руки в стороны, прижав их к мату на уровне плеч самого Эйприла. Тому нечем стало закрывать бесстыжее лицо с блестящими глазами, нездоровым румянцем и почти прокушенными губами. Грудная клетка вздымалась и опускалась, напряженный живот выдавал возбуждение не хуже того, что к нему прижималось, истекая мутными каплями. Лукас это все осмотрел и подумал, что на неверную подружку и впрямь похоже.
- О, господи… А-а-ах, - Эйприл застонал, как в кино, выгибая шею, погладив его плечи, царапнув их ногтями, коснувшись влажными ладонями. – Он такой твердый… горячий…да… еще! Пожалуйста, еще глубже! – он прикусил губу и томно замычал, приоткрыл рот, вздохнул. Лукас чуть не засмеялся. Это было потрясающе, Кле наверняка посмотрел гору порнофильмов, пока запомнил все эти глупости. Но он так шевельнул раздвинутыми и широко расставленными ногами, так двинулся навстречу, что не отозвался бы только придурок.
- Детка, - в шутку ответил Лукас, раз уж они решили похихикать и взять от ситуации все.
- Да, давай… Сильнее, я хочу тебя… - Эйприл облизнулся, и Лукас даже не понял на сто процентов – это была игра или реальность? На самом деле Эйприлу было больно, но уже не так, как сначала, возбуждение все перекрывало. А мысль о том, что их кто-то слышит, да еще и может увидеть, просто убивала, да и Лукас, несмотря на их радио-спектакль «жесткое порно», двигался нежно, осторожно. И глубоко, как просили, так что Эйприл задерживал дыхание, ощущая каждый миллиметр.
Он в себе открыл настоящий разврат, так почему было нельзя это показать? Когда они были наедине, ему было стыдно, ведь это было «только для него», он стеснялся признаться в остатках симпатии и влюбленности. Но раз уж была возможность свалить все на «я просто придуривался, чтобы над этим идиотом поржать», то он пользовался ей на все возможные проценты.
Рудольф, который так и шатался по интернату от нечего делать уже который день, который ночью ничего ниже пояса так и не придумал, увидел это все, услышал знакомые голоса и выгнул одну бровь. Парочка не услышала, как он сделал несколько шагов назад и вышел, не отворачиваясь, в спортзал, а уже потом метнулся за Эштоном. Это был не поступок стукача, это была великодушно подаренная возможность понять, что же Эйприл за фрукт. Ведь Эштон заслуживает знать правду?