Мозгов отказаться от своей идеи Рудольфу все же не хватило. То есть, его настолько захватила жажда ПОБЕДИТЬ в этой войне со всеми конкурентами, пытавшимися завладеть Нэнэ Сомори, что он совсем забыл об осторожности. Инстинкт самосохранения у него и так давно страдал, ведь сложно быть пугливой букашкой, когда можешь подпалить что-то взглядом или метнуть стул.
Фрэнсис усиленно делал вид, что спал. Ночь на дворе, все-таки, завтра четверг, выходным даже не пахнет. В смысле, УЖЕ четверг, если верить часам. Час ночи или около того, все в спальне отключились, как убитые, колоколом не разбудить. Да что колоколом, тревожная сирена в стиле «Сайлент Хилла» не разбудит.
И Рудольф прокрался незамеченным, открыл без скрипа дверцу тумбочки рядом с нижней полкой у стены. Фрэнсис лежал на боку, лицом к нему, но Гранат не замечал, что владелец зелья подсматривает за ним из-под опущенных ресниц. Фицбергер мог поклясться, что если у него не галлюцинации и он не пьян, то точно видел вспыхнувший в зрачках «дурака веснушки» огонь. Надо же. Белый, как сметана, с россыпью веснушек на лице и всем теле, с пшеничного цвета косой и водянистыми глазами… но горит.
Рудольф покосился на заколебавшего его плаксу и зануду, еще раз поклялся себе, что Фрэнсис больше НИКОГДА не прикоснется к Нэнси Сомори, протянул руку и вытащил стоявший между слезливых книг об эмо флакон. Он был высоким, не круглым, его дно было абсолютно квадратным. Рудольф даже дыхание задержал, рассматривая его и маслянистую темную жидкость, окрасившую стенки. Флакон был полон.
Он хотел уйти вместе с флаконом, но снова посмотрел на Фрэнсиса и решил, что это будет катастрофическая ошибка. Фицбергер не кретин, как хотелось бы думать, он ценит эту дрянь и дорожит ей, он стопроцентно проверяет постоянно наличие флакона в тумбочке, как Жульен-шпион и предупреждал. Хильдегард вообще не понимал, как Фрэнсис собирался обмануть Рудольфа, оказавшегося куда умнее и злее, чем они думали. Неужели он и правда поменял зелье на воду, а сами слезы пикси вылил в другую склянку?
Фрэнсис задохнулся от ужаса, когда Рудольф вытащил пробку, так и сидя на коленях перед его кроватью, перед тумбочкой, лицом к окну. Но вздох был замаскирован под зевок, он потянулся и растянулся на спине, повернув голову все равно к Рудольфу, будто так сладко спал и ничего не слышал, не видел. Энсор проигнорировал, у него в глазах прыгали черные мушки, так пахло сладкой властью, что разум затмевало. Это была как амброзия, пища богов, способная сделать богом и его. Черт побери, да Фрэнсис по сравнению с ним – никто!
От флакона пахло гнилью, ванилью и железом. Черт, да это же была кровь. Но Рудольфа это не слишком волновало, ему-то никто не сказал, что рисковать лучше не надо, нужно всего лишь взболтать содержимое флакона, обвести горлышко изнутри мизинцем и облизнуть его. Пикси нарочно не напомнила Фрэнсису о том, что все зелья такого типа нужно было использовать осторожно, иначе последствия нельзя было предугадать. Она сидела на подоконнике с внешней стороны окна спальни Турмалинов, она все видела, хотя на нее никто не обращал внимания. И она чуть не хлопала в ладоши, увидев, что Рудольф запрокинул голову, перевернул флакон и опустошил его больше, чем наполовину. Стенки склянки изнутри были вымазаны густой кровью, так что внешне зелья не убыло, только по весу флакон стал куда легче. Гранат поморщился от мерзкого вкуса, но подумал, что путь к счастью розами обычно не устилается, заткнул горлышко пробкой и убрал флакон обратно. Он встал, облизнулся, на всякий случай вытер губы рукой и посмотрел на Фрэнсиса.
Тот лежал ни живой, ни мертвый, а уж когда Энсор ехидно усмехнулся и насмешливо поправил его одеяло, накрыв «душку Турмалина», старшего его почти на два года, душа и вовсе ушла в пятки.
Дверь за Рудольфом закрылась, Фрэнсис почувствовал волшебное присутствие, приподнялся на кровати и посмотрел в окно. Пикси, которую он там увидел, только довольно осклабилась и показала большой палец в знак одобрения, вспорхнула и исчезла где-то под окном.
Фрэнсису даже думать не хотелось, что случится.
Нэнэ в этот момент мучился бессонницей в спальне. Он уже даже принял не только душ, но и пенную ванну, высушил волосы, не поленился. Теперь, когда они стали короче, было куда проще, не так жарко, к тому же. Он сидел в кресле перед ноутбуком, согнув одну ногу и поставив подбородок на коленку, лениво изучая сообщения, отвечая на них. Нет, днем он был директором, но по ночам снова становился разгильдяем. Знал бы он еще, что скоро ему светило стать ВЕЧНО молодым разгильдяем, вообще бы спятил от радости. Но пока только сидел с приглушенным светом, включенным музыкальным каналом, выслушивая бред ви-джея, но глядя в экран перед собой.
Иногда у него случались приступы интуиции, она обострялась до ужаса, и он точно знал, что просто так это не происходит. Если такое случается, значит, на то есть причины. В последний раз его колбасило, когда Фрэнсис позеленел, а вот теперь очень не хотелось задумываться о подобных глобальных, почти катастрофических проблемах.
Фицбергер прокрался к спальне Янтарей, заглянул, но не успел ничего сделать, как не спящий и волнующийся Жульен вскочил, вылетел в коридор и чуть не встряхнул Турмалина за плечи.
- Ну?!
- Полбутылки выпил.
- Воды, что ли?
- Если бы. Она мне какую-то дрянь дала, - Фрэнсиса колотила жуткая дрожь.
Он не стал уточнять, что дрянь была кровью, да еще не самого приятного существа.
- Кто дала?
- Пикси! – Фицбергер застонал, присев даже, понимая, как тупо это звучит. Они стояли посреди темного коридора босиком, в футболках и трусах, такие встрепанные, но совсем не сонные. И Фрэнсис точно знал, а Жульен догадывался, что с минуты на минуту в интернате, во-первых, появится нечто чудовищное, а во-вторых, директор накатит им таких люлей…
- И где он?
- Понятия не имею… - Фрэнсис застонал шепотом.
И тут они оба услышали сдавленные маты из туалета в конце коридора. То есть, они были достаточно громкими, чтобы их услышать. Ни Жульен, ни Фрэнсис раньше даже подумать не могли, что Энсор умеет ругаться матом. Но по-другому он выражаться просто не мог, его зашатало и закружило, едва он вышел из спальни Турмалинов. Его даже затошнило, и он решил, что хлебнул слишком много, метнулся к туалету, но тошнота прошла так же внезапно, как накатила. Зато подкосились ноги, задрожало все тело, загорелись глаза, буквально вспыхнули глазные яблоки, десны прорезала жуткая боль. Фрэнсиса не касались такие муки, когда он превращался в пикси, это точно. И у него не рвалась кожа, сквозь которую из спины прорастали костяные шипы вдоль всего хребта.
Дверь туалета открылась, и он постарался замолчать, зажал себе рот ладонями, понадеялся, что в крайнюю кабинку никто не заглянет. Но услышал вполне знакомые голоса.
- Рудольф?.. – позвал Жульен, рискнув, потому что Фрэнсиса Гранат просто убил бы. – Ты тут?
Он услышал рычание, вырвавшееся у несчастного от боли, бросился к дверце кабинки, но она была заперта, и открывать ее Рудольф не торопился.
- Ты в порядке? – Фрэнсис уточнил. – Я забыл сказать тебе, у меня два флакона. Один из них не для того, чтобы стать…ну…той штучкой…
- А для чего?! – прорычали из-за дверцы так, что вставший было на цыпочки Жульен опустился обратно, не рискуя заглядывать в кабину.
- Я не знаю, - честно, скорбно, почти со слезами в голосе признался Фрэнсис. – А что с тобой?
- Я умираю!
- О, черт… - Фрэнсис закрыл лицо руками.
- Типа того, да, - Рудольф еще нашел силы сострить, лежа поперек опущенной крышки унитаза. Изначально он от бессилия опустил эту крышку и сел на нее, вместо стула, но потом его окончательно подкосило, и он сполз на пол. – Мне плохо… Черт, зовите директора, что вы застряли?! Я сразу позвал его, когда тебе стало плохо, между прочим! – он запсиховал, обозлившись на Фрэнсиса.
- Но тебя никто не просил втихаря ночью пить эту дрянь!
- Ты видел?! Почему не сказал, что это не то?!
Фрэнсис промолчал.
- Ах ты зараза… - не своим голосом стонал Рудольф. – Вот выйду отсюда, точно тебя прибью.
- Не успеешь. Нас директор убьет, - гробовым голосом поделился своими мыслями Жульен. – Просто убьет, даже слушать не станет. Ты очень страшный там?
- Ты не поверишь… - Рудольфа опять потянуло на юмор, Фрэнсис шарахнулся, когда из-под дверцы, из огромной щели между полом и дверью показались две руки. Это были точно не руки Рудольфа. Или они? Пальцы удлинились, но почему-то были кроваво-красными, увенчанными черными когтями, которые буквально вцепились в плитку на полу и пробороздили ее кончиками. У Фицбергера вырвалось нервное хихиканье, больше похожее на блеянье, он отошел назад, нащупывая за спиной что-то для обороны, но находя только край раковины.
- Он нас задушит всех по очереди, - сообщил Жульен. – Ты весь такой… яркий?..
Рудольф зарыдал, осмотрев себя и понимая, что он и правда ВЕСЬ красный, кожа стала кроваво-алого цвета и была очень горячей. Но это смущало его куда меньше, чем с болью прорезавшиеся из спины продолжения лопаток. Они резались с той же болью, что в детстве резались зубы, что сейчас прорезались клыки. Но даже это было детскими приколами в сравнении с тем, что его густые, пшеничные волосы выпали, а выросли совсем другие, не кудрявые и светлые, а прямые и угольно-черные. И стоило только коснуться головы, как вырывался то ли стон, то ли нечеловеческий вопль ужаса – с двух сторон красовались рога, загнутые, как у барана – кольцами, и вывернутые острыми кончиками в стороны.
- Я пошел за директором! – сообщил Жульен и вылетел из туалета так, что Фрэнсис позавидовал спринтерской скорости. И он понял, почему Хильдегард так шустро сбежал – дверь кабинки распахнулась, и он увидел прятавшегося там Граната. Теперь его точно можно было назвать Гранатом, такого цвета было все тело, видное в порванной футболке. Он был в том же «костюме», что и Жульен с Фрэнсисом – трусы и футболка, но даже боксеры теперь сползали сзади – позвоночник удлинился и появился хвост, неуловимо напоминающий кнут, увенчанный наконечником в форме стрелы. Все, как в страшных сказках и легендах, живой демон перед ним.
Фрэнсис выдал такой мат, что уши у любого малолетки завяли бы сразу, а Рудольф увидел свое отражение в зеркале за спиной предателя Турмалина.
И он тоже выматерился так, как Фицбергер от него никогда не ждал.
- П-п-повернись-ка?.. – попросил он, забыв про страх от шока. Рудольф и сам повернулся, увидел хвост, шевельнул им машинально, застонал в ярости, но не смог даже стиснуть кулаки – мешали когти. Вдоль позвоночника в футболке зияли дыры, из них торчали здоровые шипы. Но хуже всего были небольшие крылья. Они были голые, как мачты без парусов, просто кости и сухожилия, никакой кожаной поверхности, натянутой между ними.
- Чертов черт, черт возьми! – заорал Рудольф, хватаясь за голову и будто пытаясь оторвать от нее рога. Во рту Фрэнсис увидел клыки – из нижней челюсти росли совсем маленькие, зато растущие из верхней давили на нижнюю губу, стоило закрыть рот.
- Т-т-т… Ты ОЧЕНЬ красный, - выпалил он.
- И у меня температура… – пошутил Рудольф очень мрачно, схватил Фрэнсиса за плечо, и тот вздрогнул – ладонь была горячей, как нагревшийся бок чугунной ванны, наполненной кипятком.
Поиздеваться еще немного он не успел, дверь распахнулась снова, Нэнэ включил свет и заорал, не успев сказать, что собирался. Он даже не удивился, когда в полвторого ночи к нему в спальню кто-то постучался, а уж когда он увидел Жульена, то все встало на свои места. Эта троица что-то устроила, эти идиоты просто НЕ МОГЛИ без приключений со сверхъестественным. А узнав, что по словам Жульена «Это…там…это самое… ну…Рудольф… У него проблемы… не то чтобы очень большие…но такие… ничего такие проблемы…» он метнулся в ярости, забыв обуться. И по лестнице с третьего на второй этаж он почти спрыгнул, придумывая ругательства, которыми осыплет голову чертового паранормального Граната. Но оказавшись на пороге туалета и включив свет, он тупо завизжал, шарахнувшись обратно в коридор.
Рудольф такой реакции ожидал, конечно, но не так быстро и внезапно. Он не успел подготовиться к виду испуганного директора, который был одновременно в ужасе, в панике и в ярости.
В интернате началось шевеление, кто-то просыпался, но, слава богу, учителя спали мертвым сном.
- Твою мать! Вашу мать! Жульен, Фрэнсис, пошли вон быстро!
- Куда?! – парни заныли хором.
- Спать! – рявкнул директор. – Я убью вас! Нет, я не просто убью, я вас медленно СЪЕМ!! ЗАВТРА С УТРА! – он схватил их за уши и потащил на выход, выпихнул в коридор пинками, и несчастные не нашли ничего лучше, чем разойтись по спальням, как им приказали.
Рудольф, не смотря на свою безумно обаятельную внешность, почувствовал себя далеко не таким крутым, каким был всего пару секунд назад. Да и в спальне Турмалинов, глотая кровь из флакона, он чувствовал себя почти властелином мира. А вот сейчас очень забавно смотрелся, оказавшись тет-а-тет с разъяренным, очень высоким даже без каблуков и встрепанным директором. Нельзя отрицать – он выглядел божественно даже в с порванных, «домашних» джинсах унылого серого цвета и черной майке. И даже босиком.
- Я так и знал, что ты что-нибудь придумаешь, маленький кретин! – зарычал Нэнэ так, будто перед ним был не демон во плоти, а все тот же милый, покрытый веснушками ученик. Рудольф невинно улыбнулся, растянув кроваво-алые губы, показав клыки и сделав глаза глупого котенка. Нэнэ мог поклясться – на секунду ему показалось, что рога – вполне милый девайс. А уж кнут, который представлял собой хвост, вообще показался чем-то симпатичным, шевельнувшись в воздухе плавной волной и обвив голую ногу. Из косточек на лодыжках торчали такие же страшные шипы, как отражавшиеся в зеркале над раковиной.
- Иди сюда, я тебя сейчас просто УБЬЮ, - Нэнэ забыл о том, что он директор, ведь с Рудольфом у них были личные счеты. И он подскочил к ученику так, что тот невольно зажмурился и пригнулся, подавив желание закрыться руками со страшными когтями. Нэнэ потопал ногами, психуя и злясь на собственное бессилие. Ну почему в этом заколдованном месте есть так много способов стать чудовищем вне зависимости от желания и запретов директора?! Он схватил подлого ученика за запястье и поволок в коридор. На удачу, он все еще был темным, интернат не высыпал из комнат, чтобы увидеть происходящее. Поэтому Рудольфа шустро протащили по лестнице и затолкали в спальню.
На его лице на секунду отразилось выражение «Есть!» но Нэнэ не заметил на счастье Граната. В конце концов, своей цели Рудольф добился. Но что теперь врать? Опять ветрянка? Черт раздери этого идиота! Пусть самоубьется, он же и есть черт!
Магда проснулась, услышав грохот двери в коридоре, но посмотрела на будильник и подумала, что в два часа ночи Нэнэ волен делать, что пожелает, ходить, куда ему захочется. И она снова решила спать, а ее бывший ученик просто неистовствовал.
- Я убью тебя. Мне надоело. Я скажу, что ты утонул ночью, пошел купаться, как лох, и утонул.
- Вам не поверят, - рискнул вякнуть Рудольф, отходя к ванной.
- Поверят, ты же идиот! Кретин! – Нэнэ опять завелся, размахивая руками, но крича шепотом, чтобы не перекрывать музыку в телевизоре.
- Я не знал, что в том флаконе! Я хотел стать, как Фрэнсис, позеленеть и все! Я не знал, что он подменит флакон!
Нэнэ онемел. Подменит? У него что, ЕЩЕ что-то есть? Хитрый маленький Турмалин… Но не в том дело. Рудольф заслужил быть обманутым, ведь он наверняка взял флакон без спроса, он не такой милый, каким кажется. Точнее, казался еще вчера, ведь сейчас милым его назвал бы только двуличный экзорцист.
И он тем временем начал рычать от злости.
- Это я нашел пикси первым, вообще-то… И это мне она должна была отдать тот флакон, а не ему. Это я должен был две недели здесь жить у вас! Это я, а не он должен быть с вами!
- Кто сказал?!
- Я сказал! – рявкнул Рудольф, топнув ногой, и зрачки его развернулись, в них полыхнуло яркое и оранжевое… пламя? Нэнэ округлил глаза от удивления. – И вы должны мне отдать, что вы умеете. Не все, только пирокинез с телекинезом, вы же больше некромагию любите! И не надо отпираться, что вы не понимаете, о чем я, вы все прекрасно понимаете. И вам не нужны они. А я вам отдам все, что у меня есть, что вы хотите. Это все, что я хочу, правда, мне больше НИЧЕГО не надо, - он разозлился и выдал все сокровенные желания, а Нэнэ застонал и зажал уши ладонями. Черт возьми, его ученик такой же, как он сам? Спятить, рехнуться, двинуться, с ума сойти. И он хочет его силу? Да, конечно! Сразу, разбежался уже! Хотя, получить чужую способность умертвлять очень хотелось. Но если он и так владеет пирокинезом, что случится, если отдать ему и это, удвоить его силы? КОНЕЦ ВСЕМУ, если он разозлится, этот вспыльчивый юный кретин!
- Заткнись… - злым шепотом потребовал Нэнэ, поморщившись и совсем забыв, что он должен быть вежливым. Сейчас они были не директор и ученик, а два психа с паранормальными способностями – младший и старший, и оба хотели одного – заполучить чужое, не отдав свое. Точнее, Рудольф готов был отдать свою способность, лишь бы получить две чужие. И он не питал иллюзий насчет того, что обладая двумя, станет сильнее. Некромагия сильнее пирокинеза и телекинеза.
Нэнэ удивился, увидев, как парень не может открыть рот, трогает когтями губы и в шоке округляет глаза, смотрит на него беспомощно и растерянно. Он убрал руки от головы и поднял брови.
- Что опять?
Рудольф замычал, сдвинул брови и затопал ногами, показывая на рот. Было ощущение, что ему склеили зубы клеем-моментом. И губы заодно.
- Говори, - попробовал Нэнэ неуверенно поменять установку на «заткнись». «Клей» пропал, и Рудольф уставился на него в легком ужасе.
- Вот видите! Вы все можете! Ну пожалуйста, отдайте их мне, и все будет отлично, я к вам больше не полезу, обещаю.
- А что мне делать с этой хренью?! – выругался Нэнэ, показав рукой, широким жестом на его внешность.
- Не знаю. Как вы возвращали Фрэнсиса? Или он сам это делал?
- Точно, - Нэнэ кивнул и метнулся в ванную за бритвой. Бритва была «безопасная», но от этого не менее острая, он порезал запястье сверху, чтобы не повредить ни одну вену даже случайно. Две полосы кожи содрались, оставшись на бритве, но он оставил ее лежать в раковине, метнулся обратно в комнату и схватил Рудольфа от злости за волосы. – Открой рот, придурок.
Рудольф нагнулся, открыл рот послушно, облизнулся, стоило крови капнуть на губы и в рот. Но ничего не происходило.
- Не чувствуешь изменений? Скажи, что чувствуешь, - Нэнэ начал психовать, кровь все еще текла, и он начал отодвигаться к ванной, чтобы заклеить порез пластырем.
- Никаких… - Рудольф виновато на него посмотрел. – Но вкусно, - он даже рискнул улыбнуться мило. Ему ответили таким взглядом, что улыбка сама испарилась. Но он не терял надежды. – Тогда, может, если я отдам вам… Вы же сможете оживлять мертвое и убивать живое даже взглядом. Правда? Вы сможете и вернуть меня, как было, - очень хотелось в это верить. Ведь если внешность пикси можно выдать за удачный грим, то костяные шипы и крылья – вряд ли, не говоря уже о рогах.
- А ты спалишь весь интернат, если заберешь у меня пирокинез, да? – Нэнэ прищурился, он явно не доверял малолетнему идиоту, решившему испортить ему всю спокойную ночь и лишить сна.
- Забрать нельзя, можно только отдать, - порадовал его Рудольф. – И мне тоже не хочется, вообще-то, в таком виде жить. Я отдам вам, чтобы вы меня обратно вернули, но если не захотите, не отдавайте мне ничего.
- Что, такой альтруист внезапно?! – Нэнэ начал злиться, подозревая подвох.
- Нет. Можете не отдавать, но тогда я от вас не отстану, пока не отдадите.
- Ты спалишь все!
- Нет! Я же не для пакостей, я просто для защиты хочу!
- Учись драться!
- Не хочу я драться!
Нэнэ застонал. Но через несколько минут, проведенных в тишине, с закрытым ладонями лицом, он успокоился, как обычно. В конце концов, все уже случилось, ничего не изменить, нужно просто смириться и получить максимальное удовольствие от этой ситуации, правда? Поэтому он усмехнулся садомазохистски и убрал руки от лица.
- Ладно, давай, говори, как ты мне собрался ее отдавать. И как я тебе отдам. Только после этого я с тобой сделаю, что захочу.
- Смотря, о чем вы, - уточнил Рудольф.
- Пошел вон отсюда. Разбирайся, как хочешь, со своими рогами, копытами и прочей хренью.
- У меня нет копыт, - обиделся Рудольф, но потом осознал полностью. – Как это «разбирайся, как хочешь»?! Вы же директор!
- Я директор мужского интерната, а не интерната кикимор и демонов!
- Я ему расскажу, что вы его кикиморой назвали! И вы же спали с кикиморой!
- И демона трахну, понял? Или проваливай отсюда, - ухмыльнулся Нэнэ.
- Да что вы за директор такой?! Вам что, Фрэнсиса и Лукаса не хватило? Это незаконно, так нельзя! – Рудольф возмущался скорее из гордости, от безысходности. Он хотел директора, но просто представил, что если бы на его месте был кто-то другой, у этого кого-то не было бы выбора, ему пришлось бы соглашаться. А это жестоко, это насилие.
- Незаконно в моей ситуации спать с учениками! А ты мне не ученик, понял? У меня есть ученик Рудольф Энсор, только вот в личном деле у него фотография нормального парня, а не черт пойми кого!
Рудольф не нашел, что ответить, ведь это было правдой.
- Хотя, на тебя только у священника встанет, - Нэнэ хмыкнул, не удержавшись, оскорбив, все же, чтобы в будущем неповадно было шутить с превращениями. – Но я тебя все же сфотографирую пару раз. В забавном виде.
- Вы извращенец.
- Я люблю фотографировать.
«И буду коллекционировать фотографии кикимор и демонов в развратных шмотках на моей кровати. И альбом назову «фэйри, которых я оттрахал». Убиться и не жить», - подумал Нэнэ, уже смирившись с участью извращенца.


Гаррет проснулся от какого-то подозрительного шевеления рядом с собой. Одри делал вид, что его это не побеспокоило. Он вообще уже долгое время наблюдал за пустующей полкой Рудольфа и гадал, куда веснушка подевался. Но это было не его дело, так что расследование устраивать он не собирался. Тем не менее, интерес от этого меньше не становился. Гвен спал, как убитый, его не волновало близкое соседство с аквариумом, в котором сидела паучиха.
Гаррет окончательно пришел в себя, когда увидел забравшегося на его полку Мэлоуна. Тот залез со стороны ног и прополз по самому краю, отодвинул край одеяла и забрался под него.
- Эй, - шепнул он. – Подвинься.
- У себя не спится?.. – сонно заворчали в ответ, Андерсен скрывал, что ему приятно. Он обожал спать не один, а с кем-то, правда удавалось это очень редко в последнее время. «Удивительно», учитывая десятилетие в призрачном состоянии и платоническую любовь к Эйприлу.
- Да я поговорить хочу.
- Не наговорился еще? – тихо-тихо уточнил Гаррет, но подвинулся и повернулся на бок. Анжело тоже лег боком, почти вплотную к нему, согнул руку и положил на нее голову, чтобы на подушке было повыше. Второй рукой он поманил Эштона к себе, и стоило наклонить голову, как он притянул его за шею и зашептал в ухо.
- Просто Оуэн сейчас не спит. Лежит и смотрит. А я так хочу его побесить.
- Ты говорил, что он тебе не нравится.
- Нет, не в этом дело. Почему все думают, что если ты общаешься с человеком, то он тебе обязательно нравится или не нравится? Он мне вообще безразличен, я просто люблю, когда люди на меня как-то реагируют. Ну, чаще мне нравится, когда в меня влюбляются, конечно, - он хихикнул. Гаррет не спешил отстраняться. В конце концов, Анжело прав. Почему нужно обязательно любить или ненавидеть, чтобы общаться? Они даже не друзья, но могут поговорить. Могут полежать вместе, поспать, быть рядом физически. Это приятно. И Гаррет не думает о том, что он любит парней, что рядом с ним настоящий лакомый кусочек – парень, натурал, ему всего восемнадцать, и он «девственник», если так можно сказать про парня.
Черт, уже думает. Какая досада. И теперь он чувствует его тепло иначе, фантазирует о каких-то левых вещах.
- Оуэн знает, что я собирался пошутить над Кле с тобой за то, что он тебе сделал. Но я думаю, что если я ему нравлюсь, он взревнует, правда? – Анжело улыбнулся, почему-то сорвавшись и делясь мыслями так, будто Эштон был его единственным другом на всем белом свете. В общем-то, у него просто не было друзей, а потому Крофт был прекрасен в этой роли.
- Должен. А если не взревнует?
- Ну, значит не нравлюсь. И черт с ним, мне плевать, он-то мне по барабану. Зато с тобой полежал.
- Что, я тебе нравлюсь, что ли?
- Да заладили вы со своим «нравится, нравлюсь, нравишься»… Не нравишься, блин. Но спать теплее, одеяло тонкое, а я мерзну. Не в шубе же спать. Давай, обними меня, представь, что я – Кле, - Анжело ухмыльнулся и начал придуриваться, закрыл глаза и расслабился, как медуза на солнцепеке. Гаррет тоже решил попридуриваться, приподнялся на локте и придушил его слегка, стиснув свободной рукой шею.
- Вот если бы здесь Кле был, я бы его просто придушил.
- Ты так любишь его.
- Нет, не люблю.
- Нет, любишь. Если бы не любил, тебе плевать было бы, а так ты ревнуешь и злишься. Значит, любишь.
- А что, чтобы ревновать и злиться, обязательно любить? - передразнили его.
- Вот обязательно, да. Парадокс.
- Чем тебе О… Оуэн не нравится? – вовремя исправился, не ошибся в имени Гаррет. – Уж по-любому лучше остальных.
- Насильно мил не будешь. Он красивый, сильный, крутой, да…
- Но не нравится?
- Но я не гомик, - Анжело зевнул, прикрыв рот ладонью, улыбнулся и повернулся снова на бок, положил ладошки под щеку и решил спать. – Сладких снов.
«Да ты мне тоже не особо нравился, зануда», - подумал Одри, хмыкнув мысленно. Почему-то из головы не шел Эйприл, его отчаянные попытки быть лучшим хоть для кого-то и любимым. Он так хочет любви и нежности без необходимости постоянно думать и хитрить, придумывать какие-то методы, чтобы удержать вторую половинку. Гаррет не для него, а он не для Гаррета, они оба сильные, но они друг друга своими хитростями доведут.
- Такой простой, я не могу. А если я тебя тут сейчас трахну? Я же тебе не Оуэн, не буду сюсюкать.
- Да ради бога, - Анжело вытянул одну руку в приглашающем жесте, Гаррет вздохнул. Было лень. Да и скучно насиловать такого сонного. Поэтому он поднырнул под эту руку и лег, устроился чуть ниже, чтобы прижаться щекой к плоской груди «капитана», слушать стук его сердца и засыпать под это мирное биение, не испоганенное никакими пошлыми мыслями. Анжело подгреб его еще ближе чисто по-хозяйски, обняв одной рукой за шею, прижав к груди, а второй зарывшись в светлые волосы, запутав в них пальцы. Это было удовольствие «как у всех». Анжело тоже такое любил. Быть вместе без любви – это круто, никаких обязательств и никому не больно. Главное – не влюбиться безответно.

В спальне было жутко. Горгулья в изголовье кровати, вмонтированная в ее спинку, казалась живой, просто спящей в свете свечей. Измученный и сфотографированный миллион раз Рудольф сидел на собственных пятках, поджав ноги. Напротив на кровати устроился Нэнэ. Покрывало было заставлено маленькими круглыми свечами, ограничивающими круг.
- Ничего не получится, - вздохнул Нэнэ.
- Все получится, - заверил Рудольф. Все обязано было получиться, ведь он так сильно этого хотел. – Только захотеть надо посильнее. И сказать от всего сердца, что вы мне их отдаете.
- Тогда давай ты первый, а то больно хитрый, я смотрю.
- Вы только не психуйте и не злитесь на меня, а то правда ничего не получится.
Огоньки свеч дрожали, но Нэнэ точно знал, что если покрывало загорится от падения одной из них, пламя сможет остановить либо он, либо красная жуть в его бархатной кофте с блестками. Выглядел Рудольф еще хлеще Фрэнсиса во время памятной фотосессии. Возможно, виной тому атрибуты демонической внешности.
В комнате повисла тишина, черный электронный будильник показывал три пятнадцать ночи или уже утра. Наверное, это было то время, которое называли «глубокая ночь». Красные цифры не мигали, зато мигали огни, Нэнэ послушно поднял руки, открывая ладони в сторону Рудольфа, тот сделал то же самое, остановив руки на уровне груди, не выше и не ниже. Между ладонями и даже кончиками пальцев постепенно появилось что-то плотное, тягучее, но от того не более видимое. Нэнэ чуть не задержал дыхание от восторга пополам с испугом. Такого у него раньше точно не было. Хуже смерти и лучше секса – полный контакт в тишине, ноль мыслей, сплошные ощущения. Тело самое приподнимается и выпрямляется, сутулиться больше не хочется, тела тянутся друг к другу, на длинном вдохе мир застывает… и за этой гранью начинается бесконечная пропасть, свобода, как та, что видна по ночам на обрыве перед морем. Ночь, чернильная темнота и ледяная вода, плещущаяся где-то внизу. Свежий воздух, ветер, хоть окно и закрыто, сквозняк проносящийся по комнате. Жар между ладоней начал нарастать, Нэнэ закатил, а потом и вовсе закрыл глаза, что Рудольф сделал уже давно, чтобы сосредоточиться. Ветер поднялся совсем уж сильный, сметая листы со стола и путая волосы, растрепывая их, как если бы Нэнэ стоял против ветра.
- Я отдаю вам ту силу, которую вы готовы забрать, - шепотом, но очень ровно и четко произнес Рудольф, коснувшись кончиками когтей чужих пальцев, белых и холодных, несмотря на жар в воздухе. Нэнэ очень захотел стать лучшим среди тех, кто командует смертью. И его дернуло почти электричеством, пальцы сплелись в замок, четыре руки сплелись, по телу пробежала горячая волна. Ветер поднялся такой, что свечи начали гаснуть, и он выпалил, чтобы успеть вовремя.
- Я отдаю тебе те силы, которые ты готов забрать, - от всей души, выдыхая, распрямляя плечи и чувствуя, как жар уходит, оставляя ледяные, те самые сладкие иголочки чего-то с приставкой «некро». Жар и пламя, ощущение ярости и агрессии ушли почти окончательно, оставшись в нем лишь в тех пропорциях, в которых были у каждого человека. Рудольф перестал чувствовать жизнь каждого листочка на деревьях за окном, перестал думать о привидениях и странном духе мертвечины, исходившем от соседей по команде – Оуэна и Эштона. В нем это осталось на уровне банальной человеческой интуиции, зато ощущение власти и могущества взыграло до предела.
- А теперь вернись обратно любой ценой, черт тебя возьми, идиот, - усмехнулся Нэнэ, не отпуская его руки и от всего сердца пожелав, чтобы вся жуть исчезла с тела его странного и в то же время потрясающего ученика. Это был настоящий выброс энергии, так что Рудольфу стало холодно, он попробовал вырваться, помня, как больно было при превращении в демона. Но в этот раз было не больно, все пропадало само собой, прежнее возвращалось. Но и взгляд, и какие-то мелкие повадки стали другими. Всему виной полученные возможности, наверное. И Нэнэ подло стал другим. Еще мрачнее, но притягательнее. В конце концов, самоубийцы не просто кретины, они видят в смерти что-то привлекательное. И в Нэнэ это было.
После всей этой энергетической бури захотелось земного, грубого, плотского и жутко неприличного. Свечи окончательно погасли от непонятного ветра, появившегося из закрытого окна, Нэнэ смахнул половину рукой, вторую половину столкнул Рудольф, поддавшись веселой глупости. Потом пол оттирать от воска, ну да не беда.
- Ладно, проваливай. И чтобы больше ко мне никто не приходил и не говорил, что кто-то в кого-то превратился! – Нэнэ спихнул его с кровати ногой, Рудольф еле успел встать и сделал независимое выражение лица, хмыкнул.
- А если не мы втроем?
- А мне все равно. Отвечать будешь ты.
- Почему?
- Потому что я так хочу.
- А если я вас сейчас убью?
- Ну, не знаю, что ты будешь делать потом. Хочешь пожизненно сидеть? А вот мне ничего не будет, я же всегда могу наврать, что ты утонул. Или у тебя просто инфаркт, - Нэнэ улыбнулся, и Рудольф шатнулся, побледнел от испуга. Он так и остался, в чем был одет – в большой ему бархатной кофте, которая нравилась Фрэнсису, в трусах и… и все. Теперь, без рогов и кошмарных крыльев-шипов-когтей он выглядел просто юным мальчиком проституткой. Такой нежный, вульгарно одетый, с распущенными, ставшими снова светлыми и вьющимися волосами. Просто душка, Жанна Д’Арк отдыхает, а у него еще и веснушки.
Он не мог пошевелиться, сердце так заболело, что он подумал было о внезапном приступе, но увидел выражение лица директора и понял. Понял, что зря отдал ему всю силу «этого». Теперь Нэнэ мог наворотить чего угодно, а сам Рудольф никогда не решился бы убить человека. Сжечь что-то? Конечно. Разбить о стену? Разумеется. Но причинить вред человеку – никогда. А Нэнэ мог.
А еще ему тоже понравился этот вид длинного края кофты, напоминающего подол короткого платья, худые, но не костлявые бедра. Врата в рай, не иначе.
«Боже, я еще и педофил», - подумал Нэнэ с отчаянием. С каждым разом все младше и младше. Хотя, нет. Фрэнсис был первым в этом списке юных мальчиков, потом был Лукас, а он старше на год. Теперь очень хочется Рудольфа, от которого еще пару суток назад просто тошнило. Он такой вредный и зануда, но он такой милый. И ему всего шестнадцать, черт бы его побрал.
Рудольф начал задыхаться, коротко вдыхая, не в силах втянуть воздух в легкие, и резко выдыхая. Он поднял руку, приложил ладонь к сердцу, поморщился, сделав брови домиком. И он по-настоящему испугался, беспомощно глядя на издевающегося и пробующего новые возможности директора.
Нэнэ наслаждался жизнью и смертью во всех их проявлениях. Все же, белая кожа, веснушки и пшеничные локоны его привлекали больше, чем рога и шипы. Нет, экзотика рулит, конечно, но это чересчур. Хочется морально раздавить и буквально вдавить в матрас именно человека, чтобы наслаждаться выражением его лица и его реакцией на каждое действие.
От этого еще никто не умирал, он же прекрасно помнил, что сам вытворял в Стрэтхоллане в душевой с четырьмя идиотами. Не умер же. И ничего с ним не случилось.
- Ладно, вали, - Нэнэ продолжал с ума сходить от вседозволенности, Рудольф вздохнул свободно, поняв, что сердце отпустила холодная рука, сжимавшая его до этого.
- Это ваше, - буркнул он, перекрестив руки, зацепив пальцами края кофты и потянув ее с себя очень по-девичьи. Нэнэ раньше тоже так делал. Гранат деловито кофту вывернул, сложил и кинул на стул перед столом с ноутбуком.
- Твоя футболка вся рваная, я ее выкинул. Извини, - улыбнулся Нэнэ, наблюдая за этим всем.
- Да ничего, не замерзну, - ядовито успокоил Рудольф, открыл дверь и выскользнул в коридор так быстро и легко, что ему вслед даже ничего не успели сострить.