Я врываюсь в моего мальчика одним движением. Почти до конца. Его плоть сопротивляется. Он непроизвольно сжимается. Это доставляет кайф. Еще больший кайф. Я зверею. Слетаю с катушек. Мои пальцы стальной хваткой впиваются в его бицепсы до синяков, зубы закусывают левый сосок до кровоподтека. Губы всасывают кожу на шее, груди, раскрашивая ее багровыми засосами.

Начинаю жестко трахать его, выходя не до конца и снова вгоняя член. Увеличиваю темп. Покачиваю бедрами чуть в сторону. Добавляю пальцы. Я знаю, что делаю. Я Мечник. Я Воин. На Войне мне уже приходилось. Я рву. Насилую. Моего мальчика. Я знаю, что кровь самая лучшая смазка. Она уже проступила. Кровь делает проникновение еще более глубоким. Она уже течет по его бедрам. Кончаю в его такой любимый раньше зад.
...И чувствую, как меня стаскивают с него.

Дурманящий запах крови заводит всех. Особенно Воинов. Но Мечники знают: это заканчивается плохо. Кровь обязана привести к логическому финалу: затянутый на шее ремень, сломанные шейные позвонки, вывалившийся изо рта прокушенный язык. Язык моего мальчика.
Поэтому меня останавливают. Они не хотят быть соучастниками, они пришли только поразвлечься.

С холодного пола, привалившись спиной к стене, я наблюдал за тем, как трое моих однополчан молча одеваются и уходят.
Тело будущего Мечника теперь похоже на куклу. Сломанную куклу. Встаю.
Я сам собираю с пола вещи теперь уже НЕ моего мальчика, и кидаю их ему на постель:

— Scram gewann, verwendet slut.

Что еще я могу сказать ему? Он знает немецкий, его преподают всем юнкерам. Немецкий —отличный язык для грубой брани и военных команд.

Нажраться. До беспамятства. До потери сознания. Колоколов, с утра разрывающих виски. Вот все, что я хочу сейчас. Я пью водку крупными глотками из бутылки, пока он собирается, и понимаю, что не пьянею.
Я больше не могу защищать Замок. Я не вижу перед глазами моего мальчика. Я вижу только его измазанные в сперме и крови, оскверненные бедра.
Но я знаю, что делать дальше.

Площадь. Подмостки. Я поднимаюсь на них легко, ступень за ступенью отказываясь от своей прошлой жизни. Отказываясь от самого себя.

— ХОЧУ СТАТЬ МАСТЕРОМ.

Уличная толпа, занятая повседневными делами на торговой площади, замирает, и кажется, выдыхает в едином порыве. Это еще не публичная казнь. Но это уже публичное самоубийство. Миллионные хищные ноздри раздуваются от возбуждения, тысячи глоток шипят, захлебываясь в предвкушении варварского ритуала.
Эхо подхватывает шипения, вырывая отдельные голоса.

— Причины? — голос Замка как всегда равнодушен к происходящему.

— Личные, — чеканю под тысячами глаз, жадно шарящих по моему телу, ощупывающих каждый его сантиметр. Выясняющих крепость мышц, упругость зада, длину плоти будущего Мастера.

— Вы знаете условия контракта? — осведомляется голос.

— Да, — кричу, пытаясь заглушить подвывающую от нетерпения толпу.

— Вы обязуетесь не разглашать имена приходящих в замок, относится с уважением к любым их желаниям? — холодный металл в голосе легко перекрывает вопящие глотки. Почему это не получается у меня?

— Да, — громче, я стараюсь громче.

— Вы обязуетесь не искать с ними встречи в реальности?

— Да, — срываюсь на крик.

— Вы обязуетесь не вступать в эмоциональную связь с приходящими?

— Да, — ору перед застывшей, теперь молчащей толпой. Вот, поэтому, это самоубийство. Замку нужна вся энергия, все эмоции, которые отдают приходящие в него. Он не намерен ни с кем делиться. Влюбленный Мастер не сможет больше отдавать ему все. Это то, что мне нужно. Я больше никогда никого не хочу любить.

— Вы осведомлены о том, что в случае нарушения условий контракта будете переданы в руки Палачей?

— Да.

Замок медлит с ответом. Мегабайты его электронных мозгов просчитывают возможные сценарии развития событий, анализируют мою суть, взвешивают каждый шаг бывшего Мечника. Толпа уже не орет, слышно, как кто-то чиркает зажигалкой. Наконец-то, наконец-то.

— Ваша просьба удовлетворена, Мечник.

Они взрываются единым стоном похоти. Горожане. Впереди кульминация. Ритуал. Главное, ради чего они собрались.

Их двенадцать. Ровно двенадцать мастеров. Как всегда в масках, но в разной форме, это не Парад. Они выходят из Замка и направляются ко мне. С меня срывают одежду. Тащат, приковывают к столбу на подмостках наручниками, спиной к высушенному дереву.

Первый мастер берет в руки плеть и наносит удар по моей обнаженной груди. Он бьет мощно, жестко, в полную силу. Так, чтобы остался шрам. Так, чтобы кожа была рассечена. Глубоко, почти до грудины. Плеть передается из рук в руки. У меня нет роздыха. Шрамов тоже будет всего двенадцать. На память о рождении нового Мастера. Так они демонстрируют публике свое мастерство. Я теряю сознание на одиннадцатом. Я принят.

Мастер должен испытать на себе любую боль, которую потом причиняет своему рабу.

Каждый мечтает побывать в руках Мастера.

Так я, Сакамото Сумия, становлюсь одним из них.