Стремясь в стихах загадочность блюсти, я высыпаю пачку многоточий

в прерывистую борозду строки неравномерно; так, как Муза хочет.

Посвящение: Любителям расставлять препинаки от балды и щедро удобрять стиши многоточиями.

  Тащить голову беса в кордегардию было тем еще удовольствием. Она весила, казалось, пудов сто и постоянно за что-то цеплялась рогами. За Эскелем тянулся приличный хвост из городской шпаны, редких зевак и бродячих псов. У ворот кордегардии, рядом с привязью для лошадей, толклись человек десять: угрюмые, немногословные, все в коричневой грубой коже, круглых шлемах, вооруженные мечами и шипастыми дубинками. И все как один внимательно проводили ведьмака взглядами. Эскель не любил, когда на него смотрели так ― с тихой упорной ненавистью. Ни к чему хорошему это никогда не приводило.

  Города Эскель не любил. Для чувствительного ведьмачьего слуха там было слишком много шума, а для обоняния ― слишком много вони. А в Бан Глеане к обычному летнему смраду еще добавлялся запах рыбы: от только что выловленной до совсем протухшей. Рыбу Эскель тоже не жаловал. Третогорский тракт подходил к городу как раз со стороны порта, поэтому в нос шибало уже на подъезде к воротам.

  Тракт был хорошо наезженный. Колеса многочисленных телег оставили в рыхлой от дождей земле глубокие колеи, то и дело виднелся втоптанный в грязь мусор и конский навоз. Чем ближе ведьмак подходил к разбитой повозке, тем сильнее тянуло приторно-сладковатым запахом полежавшего на солнце мяса. И это было странно. Потому как, судя по всему, нападение произошло не так давно ― не больше пяти-шести часов, иначе невезучего торговца уже бы хватились. Будь там раскуроченные людские тела, запах был бы совсем другим. Эскель сложил пальцы в Знак Квен.

Прижаться вплотную к горячему сильному телу,
забыв, что в пещере сейчас мы условно одни...

Пейринг: Скотт Райдер/Рейес Видал

Всё не так просто. Всё проще — раскрыты карты,
да или нет вместо топкой трясины слов.