Интересно, сможет кто-нибудь, когда-нибудь прочитать это? Скорее всего нет… Вряд ли эти записи покинут когда-нибудь мою дорожную сумку. Если же им суждено все же оказаться в чужих руках, то это будут руки врага. Надеюсь, что к этому моменту меня уже не будет…

Нет. Это начало моей повести мне не нравится. Но ничего не поделаешь. За долгие годы непрерывной войны во мне накопилась эта боль и этот страх. Мне некому выговориться. Мои друзья не будут слушать меня. У них у самих переживаний гораздо больше чем я, возможно, могу представить. Солдаты Альянса? Нет. Я уже прошел через это и не хочу повторения. Уж что-что, а мои исповеди их заинтересуют меньше всего. 

Остается бумага. И уголек от костра. Бумаги мало, она мятая, грязная и, к тому же, испрещена остатками старых записей, чертежей и рисунков. Писать в основном некогда – единственная возможность – во время долгих ночных дежурств на продуваемых всеми ветрами «скворечниках», забавных деревянных конструкциях, построенных на скорую руку еще в первые годы существования сопротивления и, чудом, стоящих до сих пор. Освещения никакого – сегодня светит луна, но не всегда же быть ясной погоде…

Некоторые отрывки своего дневника, который я начал писать задолго до сегодняшнего момента, уже невозможно разобрать, ибо писались они в полной темноте, под ледяным но горящем на коже дождем, пахнущим металлом. В ураганный ветер, что приносил с собой вместо свежести леса ни с чем не сравнимую механистическую вонь недавно подбитого страйдера. Восстановить эти отрывки я уже вряд ли смогу. Моя память, изрядно пробитая водой «из личного запаса доктора Брина», любезно подкинувшая мне впечатления о тех давних событиях, теперь снова замкнулась в себе.

Идея собрать все мои записи воедино и написать такое пространное вступление мне подало изумительное зрелище, которое я увидел сегодня днем. 

В самый разгар серого сумрачного дня небеса к югу озарились вспышкой переливающейся совершенно неописуемыми цветами, выходящими за пределы всех спектров. На долгие секунды наш серый, потертый войной лесок превратился в волшебное облако нестерпимо яркого света. Свет был таким плотным, что, казалось, он сочился между деревьями подобно густому туману. Затем, неторопливо и совершенно бесшумно, над нашими головами прошла взрывная волна, расчищая небо от густых серых туч. Она не была похожа на обычную волну: ощущения такие, будто меня погрузили в густой колышущийся кисель. Местами кисель сгущался белесыми поземками. Деревья, которых они касались, мгновенно рассыпались в прах. Слава богу, эти странные жгуты энергии не коснулись никого из нас, а просто с гулом пронеслись мимо, оставляя за собой вспаханную землю. Я не могу определить сколько длилось все это. Наверное считанные секунды. Но у меня создалось ощущение что прошли годы.

Когда все стихло, я и несколько ребят побежали в бункер. На его пороге уже толпился и галдел народ, покинувший свои места. Из общего шума я смог выделить только несколько слов – Цитадель взорвана, все посты и станции в Сити-17 молчат… 

Нельзя сказать что это событие было для нас новостью, мало того, мы ждали взрыва. После того как был убит этот мерзавец Брин, на вершине Цитадели произошел мощный взрыв. Похоже он был не слабее ядерного (поверьте мне, я знаю о чем говорю), но вся его энергия, как объяснял профессор Кляйнер, ушла в одновременно открывшийся портал… Надеюсь им там, по ту сторону, прижгло задницы! Впрочем, даже той малой части, что досталось нашему миру хватило но то, что бы превратить Цитадель в часовую бомбу. Виновники этого события – Гордон и Аликс пропали. Каково же было удивление и облегчение всех нас, когда они вдруг вышли на связь через сутки. 

Буквально недавно, по старой заброшенной железной дороге, проходящей через наш лес, прибыл поезд с беженцами из Сити-17, которые в один голос заявляли, что Гордон и Аликс остались прикрывать их отход. Боюсь, что этот вечерний поезд был последним…

Но это не главное. Главное то, что Альянс не оставит без внимания взрыв Цитадели. А это означает, сегодняшняя ночь – последняя относительно спокойная ночь. Неизвестно как они себя поведут. Возможно, что семичасовая война покажется нам милым сладким сном… У меня есть время до утра на то что бы упорядочить свои сумбурные воспоминания, записанные на разнокалиберных кусочках старой бумаги.