Как ни тяжело было сражаться с магией Свитка, Алдуин сумел вырваться из пут времени. Для него прошла не то вечность, не то мгновение – Свиток презирает само время, не деля его на прошлое, настоящее и будущее. Как и дова, время для которых никогда не имело значения.

Древний правитель Скайрима пришел в себя в восточных горах, в собственном храме Скулдафн. Он слабо помнил, как добрался туда. Смутно ему вспоминалось: белоснежная вершина Монавен, всезнающий и оттого невыносимый взгляд его вездесущего брата… боль во всем теле. Алдуину никогда еще не было так больно.

Он оказался там же, где и исчез в прошлом. Если он действительно сейчас не в Меретической эре.

Щурясь, Алдуин выполз на солнце из густой тени башен. Мир как будто бы не изменился – тот же сероватый свет, отраженный от снежных горных вершин, тот же вид на недоступные смертным горы. Но башни потрескались, обветшали, камень, закаленный холодом, рассыпался в нескольких местах, и ветер гудел в неровных щелях. Было пусто.

А главное – поблизости не было ни одного дова.

Алдуин улегся в снег, склонив голову набок, расслабив крылья. Один глаз, мрачно-алый, был прикрыт, другим дракон бездумно смотрел в небо. Снег ласкал глубокие раны и багровел от крови первородного дракона.

Еще чуть-чуть – и он бы победил. Цена не имеет значения.

Как много времени прошло? Куда забросили его проклятые смертные? Куда забросил его Древний Свиток?

Что ж, Алдуин не видел иного выхода, кроме как самому отыскать братьев. Едва раны перестали беспокоить его и боль стихла, он поднялся в небо. Дракон пролетал над своими прежними владениями, изредка бросая громовой клич. Но ему отвечал лишь суровый ветер, мягко поддерживавший его крылья.

Ведомый смутной надеждой, встревоженный, одинокий, он стал лететь ниже, так низко, что даже видел проносящиеся под ним поселения смертных подданных. Но раз драконов нет – они больше были не его подданными. Мягкотелые люди убили его сородичей, разбили обезглавленное войско…

Люди должны вспомнить о том, кто их хозяин.

И он тут же исполнил собственный приказ в первом же повстречавшемся ему поселении. Не утруждая себя погоней за отдельными убегающими фигурками, он в ярости обрушил на головы всех смертных кару небесную. Он кричал, и проклинал их, и приказывал небу сжечь их огнем, земле – лишить их опоры, ветру – изранить до глубоких кровоточащих ран. Пространство подчинялось ему, точно богу, но удовольствие ему доставляла сейчас не власть. Нет.

Крики людей, их паника, ужас – вот что приносило ему удовольствие.

Спалив городок дотла, он покинул башню, на которой сидел, и снова устремился навстречу ветру. Стало немного легче; громовой зов с новой силой сотряс небеса. Пока что – по-прежнему безуспешно.

Лишь на юго-западе Скайрима один неуверенный голос откликнулся на его зов. Дракон выскользнул из темной расщелины и приземлился перед Алдуином.

– Алдуин… Тури! Най дра’ал борма фа ру, тури. – Мирмулнир склонил голову в поклоне.

– Мирмулнир, кос нейль зэйма кри? – казалось бы, ответ очевиден, сомнений почти не осталось, но задать этот вопрос было просто необходимо.

– Гех… Нуст кос дир, – с болью в голосе ответил дракон. Он тоже был безмерно одинок все эти столетия. И не мог ни помочь, ни отомстить – куда ему одному против победителей Алдуина? Но теперь надежда возрождалась с полыханием алых углей в глазах его возвратившегося повелителя.

– Довакин?

– Нид. Йорре.

Алдуин мотнул тяжелой головой. Древний, грузный, как его тело, гнев вскипал медленно, но неотвратимо. Сжечь лишь одну деревеньку – слишком скромный урок для смертных. Весь Скайрим вскоре вновь покорится драконам, и люди этого края своими руками разроют землю, в которой лежат кости его братьев.

Но Алдуин сможет вернуть драконов. Он может все.

– Кос ру ав Алдуин?

– Гех, тури, – с готовностью откликнулся Мирмулнир.

Но на рытье земли руками нордов терпения у Алдуина не было. Чудом выживший в высоких горах Мирмулнир рассказал ему все, что знал о крахе драконьего культа, о смертях его братьев; поведал о том, что адепты культа сохранили останки драконов в особых могильных курганах. Восстановленный в милости, Мирмулнир был отправлен атаковать любое строение смертных, сжечь и нагнать ужас на тех, кто позабыл о своем прошлом. А Алдуин направился обратно – в посвященный ему храм.

***

 

Поиски курганов утомляли. Не зная точно, где они находятся, неустанно ища, всматриваясь в серо-белую туманную равнину в поисках могил братьев, Алдуин просто двигался на северо-запад. Лететь приходилось порой очень низко, но это не было опасно: люди позабыли о драконах, они снова боялись их. Порой пара-тройка острых стрел все же впивалась в уязвимые места, туда, где чешуя истончалась, открывая кожу, но огненный град с небес быстро усмирял смертных. Ему не было до них дела. Пока.

Он продолжал свой неторопливый полет. Внизу, в горах показался серый каменный Бромьунар – вернее, то, что от него осталось. Поддавшись велению сердца, дракон спланировал вниз, небрежно отшвырнул бритвенно-острым хвостом разъяренного бесцеремонным вторжением ледяного тролля и опустился перед храмом.

Он устал.

Куда сильнее поиска его утомляло возвращение братьев к жизни. Дракон щедро одаривал их собственной жизненной силой; первенец Акатоша, у него ее было достаточно, но прежде никогда ему не приходилось тратить так много сил за такое короткое время. Едва ли луны успели показаться на небе хотя бы три раза с тех пор, как Алдуин вернулся в Нирн в Четвертой эре – теперь он знал примерную дату от Мирмулнира.

С того места, где он сидел, сквозь каменное окно виднелись обломки алтаря. На него возлагались маски, которые когда-то он сам даровал нескольким смертным. Восьми самым преданным, самым… сильным. Достаточно сильным для того, чтобы не только страхом, но и разумом управлять всеми другими смертными.

Он изредка прилетал к ним. Садился на главную площадь и наблюдал за посвященным ему торжеством, замирая в центре эбонитовым немигающим изваянием. А смертные демонстрировали свою преданность и благоговение.

Дра’ал – сотни паломников преклоняли колени и склонялись к земле, не смея взглянуть в глаза живого бога, свято веря, что один его вздох способен испепелить их всех. Кровавые жертвы – рекой лилась кровь из-под ножей драконьих жрецов, брызги попадали на их железные маски, которые жадно впитывали мелкие багряные капли. Песнопения – один из избранных начинал, и за маской его голос звучал гулко, искаженно; он тянул молитву на драконьем языке, и в полной тишине ему внимали простые смертные, не способные постичь смысл этих слов.

Алдуин любил эти церемонии. Ему не было большого дела до управления смертными, этим занимались избранные им жрецы, – но дрожащий воздух полнился словами слепого обожания, покорности и страха. Ему нравилось снова и снова получать подтверждения своей исключительности.

– Довакин!

Алдуин вздрогнул, пробуждаясь от мечтательной дремоты. Клич, донесшийся неизвестно откуда, докатился и до Бромьунара; достиг и его ушей. Что это значит? Довакин вернулся в мир?

Нет. Только не это.

Однажды первый Довакин уже нарушил покой. Пошатнул равновесие, своими кощунственными деяниями заставил людей поверить в то, что у них есть выбор. Разве им, глупым, жить без войн было не проще? Дова не давали смертным возможности развязывать войны – в самых опасных случаях они улаживали все сами, в иных – справлялись жрецы. На землях Скайрима царил мир.

Но как найти проклятого Драконорожденного до того, как он будет готов сражаться?

Алдуин взмыл в небо. В его новом крике не было ничего доступного человеческому слуху; для смертных он прозвучал лишь раскатом далекого грома. Но драконы услышали. И они устремились к Бромьунару. К своему тури.

«Наслаждайтесь подаренной вам второй жизнью, ищите и отыщите Драконорожденного, заставьте людей вспомнить о тех, кого они так благополучно забыли!»

А сам он однажды услышал зов. Тот, который ни с чем не мог перепутать: дова как никто иной чувствуют течение времени, как никто больше способны почуять его разрыв. Раны прорыва в ткани времени растревожил Свиток. Довакин!

Алдуин устремился на зов; на вызов. Это было уже слишком.

На Монавен с тем самым ненавистным Свитком в руках стоял человек. Партурнакс, проклятый предатель, смотрел прямо на брата, приоткрыв крылья. Он был готов сражаться, как и смертный с ним рядом. Очевидно, не простой смертный, а тот самый. Довакин. Ненавистный Драконорожденный, не заслуживающий этого имени.

Нет. Никогда больше Довакин не разрушит идеальный мир и его благоденствие! Никогда!

Зарычав, Алдуин бросился в бой.

__________________________________________________

Примечания:   

Примерный перевод разговора Мирмулнира и Алдуина:
- Алдуин... Повелитель! Я молился отцу за тебя, повелитель.
- Мирмулнир, мои братья убиты?
- Да... они погибли.
- Довакин?
- Нет. Смертные.
- Ты присоединишься к Алдуину?
- Да, повелитель.