Они летели около часа. Не спешили, так как оказалось, что летать долго Нидхёгг пока не может. Взлетала она хорошо, маневрировала неплохо, но с простым прямым полетом – и в меньшей степени с приземлением – обнаружились проблемы. Алдуин, определив это одним опытным взглядом, полетел чуть сзади и снизу, страхуя, чтобы в случае потери контроля она не упала на скалистые гребни, проносившиеся под ними. Падение на камни с такой высоты не пройдет даром даже для драконьей шкуры.

Правда, Нидхёгг находилась в весьма приподнятом настроении – едва ли не в состоянии легкой эйфории, – и это наверняка тоже отражалось на ее контроле над полетом. Кожа в уголках драконьей пасти собралась в складки: Довакин улыбалась. Порой низко, гулко хихикала, но даже этот звук тут же сносил встречный ветер, так что полноценно говорить в полете им было бы крайне сложно.

Когда облака расступились и впереди показалась Глотка Мира, Алдуин в пару секунд обогнал Нидхёгг и завис перед ней, слегка покачиваясь в воздухе вверх-вниз. У людей, разумеется, совсем иные ценности, но основные качества драконов – их сила голоса и полет. И, пожалуй, как минимум с полетом теперь было вполне ясно: своими крыльями первенец Акатоша владел впечатляюще.

Нидхёгг вздохнула. Глядя на него, она попыталась делать все так же, но ее крылья слушались обладательницу через раз, а то и через два. Едва не спикировав в Айварстед, расположенный смертельно далеко, у подножия горы, она все же сумела выровняться и худо-бедно зависнуть в воздухе. Нидхёгг было даже немного завидно при взгляде на его небрежные взмахи крыльями, хотя она прекрасно понимала: Драконорожденный – это совсем не дракон.

– Ну и? Чего ждем?

Алдуин прикрыл глаза жесткими веками, напоминая себе, что этот наглый и неуклюжий белый дракон – его возлюбленная смертная блондинка. Впрочем, блондинка – это состояние души, а не волос. Обижаться ему не на что. Да и зачем?

– Хочу еще раз удостовериться, что ты знаешь, что делаешь.

– Знаю. Честно! – в этой форме мимика ее была резко ограничена, и честного лица не получилось.

– Ты же понимаешь, что потом мне ее отлавливать и усмирять?

– Я тебе помогу, – пообещала Нидхёгг. Да, Алдуин все еще колебался, но все же… это было так заманчиво.

– Ну, посмотрим… – он хмыкнул, оскалился. Качнул головой; немного набрал высоту. – Только после вас.

Нидхёгг тут же поймала крыльями встречный поток ветра и, подчинившись ему, спланировала прямо к мемориалу, установленному на вершине Монавен. Партурнакс был там, как и всегда: он дремал – или же медитировал.

– Дрэм Йол Лок, Партурнакс! – бодро воскликнула она. Тонкий женский голос, необычно оттененный драконьим рокотом, легко перекрыл гул горных ветров.

Дракон не изменил положения, но его глаза будто ожили. До того смотревшие в пустоту, они прояснились и сфокусировались на приближающихся гостях. Он доброжелательно взглянул на Довакина-дова, оценивающе – на старшего брата, парящего в стороне и делающего вид, что он просто мимо пролетал.

– Дрэм Йол Лок. Вот уж не ждал… Не думал, что вы навестите старого дова… вдвоем. – В его голосе проскользнула улыбка.

– Мы сделаем тебе предложение, от которого невозможно отказаться, – Нидхёгг улыбнулась, обнажив белоснежные клыки, и, кажется, даже слегка поиграла бровями. Необъяснимый задор и озорная смелость опьянили ее.

Партурнакса это, однако, не подкупило. Он сдержанно качнул головой:

– Говори, Довакин.

Тон его голоса, манера произношения – все сейчас отчетливо напоминало Арнгейра. Седобородые, должно быть, кривили душой, говоря, что никто из них никогда не навещает главу ордена. Может, они просто опасались превратного истолкования своих действий.

Сочтя это за приглашение, Нидхёгг села, взметнув облачко снежной пыли. Алдуин опустился рядом и чуть поодаль – точно опасался, что Партурнакс вытянет гибкую шею и укусит брата прямо так, не слезая с мемориала.

– Я помню, как ты говорил мне… о том, как тебе сложно бороться с собой. С тем, кто ты есть.

– Да, я тоже помню это. Я думаю, – он сощурился и тут же отвел взгляд от ее глаз, – ты хочешь предложить мне ритуал Алдуина.

– Ты прав. Так ты согласен? – с удивлением кивнула Довакин. Ну, ведь это же Партурнакс. Он знал наверняка гораздо больше, чем показывал.

– Будь моим поручителем, Довакин, что мой брат не желает мне в этом зла. Тогда – да.

Нидхёгг оглянулась. Алдуин закрыл глаза, ненадолго удержав веки опущенными. Это должно было означать «да». Нидхёгг верила, что ее он не обманет.

Помолчав, Партурнакс вдруг снова подал голос:

– Бессмертие останется со мной?

– Я… этого я не знаю. – Нидхёгг посмотрела на Алдуина. Тот пожал плечами.

– Я тоже. Придется подождать лет тридцать, чтобы это выяснить.

В знак согласия Партурнакс только кивнул, и Алдуин улетел в свой храм – раздавать слугам ценные указания по подготовке материалов для ритуала. Нидхёгг осталась ждать его на Глотке Мира – в компании Партурнакса. Ее собственный дракон не желал возвращать ей власть – слишком много времени он провел взаперти. Неизвестно было, как надолго останется она в этом теле. Только надеялась, что не навсегда.

Партурнакс снова молчал – он был то неумеренно болтлив, то вовсе неразговорчив, и эти крайности постоянно сменяли друг друга, не находя баланса. Со скуки Нидхёгг стала пытаться поймать себя за хвост, как делают собаки, но тот точно так же ускользал. Рванувшись в очередной раз, она поскользнулась, рухнула в нетающий сугроб, и облако снега окутало Партурнакса.

Дракон фыркнул, одним шепотом плавя налипший снег.

– Ой… Извини.

Дракон только добродушно усмехнулся.

– Я никогда не видел маленьких дова, Довакин, но, мне кажется, ты как они.

– Маленьких дова? В смысле, детей драконов? Почему? Разве вы… – она осеклась, не зная, как сформулировать. Партурнакс кивнул.

– Да. Мы навсегда такие, какими нас создал Акатош когда-то. Никаких маленьких дова.

– А они могут у вас быть?

– Не знаю. Может быть. Ведь мир не всегда остается таким, каким был раньше. Порой что-то меняется. Может, на этот раз его изменишь ты.

Если бы Нидхёгг могла сейчас покраснеть, она бы залилась румянцем до кончика хвоста.

– Я не собираюсь с ним быть!

– Ты уже с ним, даже если не хочешь признавать это. Посмотри на себя. Мой брат всегда добивается того, чего хочет. Иначе он не был бы тем, кто он есть.

Нидхёгг насупилась и стала смотреть на солнце. Наверное, Партурнакс был прав, да и кому, как не ему, знать своего старшего брата?

Вскоре вернулся Алдуин. Он сообщил:

– Партурнакс… Тебе придется сейчас спуститься к Седобородым. Предупреди их о приходе… моих слуг. И заодно пускай найдут тебе одежду. А то совсем замерзнешь тут, в снегах.

Партурнакс кивнул и неожиданно изящно снялся с места. Плавно кружа на своих ветхих крыльях, он по спирали спускался к Высокому Хротгару. Алдуин проследил за восхищенно-изумленным взглядом Нидхёгг и кивнул, коротко рыкнув, чтобы привлечь внимание:

– Да. Поэтому только его называют моим младшим братом, хотя все мы, дова, – братья. У него сильные крылья и голос. Не сильней моих, но… – его прервал хохот Нидхёгг.

– Поумерь пыл, Мироед! Тебе нужно быть скромнее.

– Зачем? – искренне удивился Алдуин. – Когда Тамриэль опять склонится перед драконами, освободившими их от тягостных войн и крови, все снова будут считать меня богом.

Переубеждать его не было смысла. Помявшись, Нидхёгг снялась с места, и, ловя потоки ветра, они спустились. С высоты драконьего полета внутренний дворик монастыря казался совсем крошечным, а арка, служившая началом пути на вершину, – почти невидимой в снегах.

Седобородые уже ждали их. Следуя чуть позади, они цепко следили за двумя обветшалыми драконьими жрецами. Было заметно по их напряженным движениям, что мастерам Голоса некромантия не по душе, но ослушаться главу ордена они даже не пытались.

Партурнакс сел рядом с Арнгейром и осторожно сдвинул когтем самоцветы, поблескивающие на каменном алтаре.

– Начнем же.

Жрец поклонился Партурнаксу и развернул перед ним свиток.