Давным-давно Алдуин был создан, чтобы править. Все дова были созданы Акатошем с неимоверной жаждой власти в сердце. Но не всегда власть можно захватить силой, как привыкли делать драконы, и эта мысль стала для Алдуина внезапным откровением спустя многие века после его первого и единственного поражения.

Смертные охотнее пойдут за смертным, так? По крайней мере, за тем, кто выглядит подобно смертному?

Но вот беда: ни ради вожделенной власти, ни ради Довакина он не собирался становиться слабым смертным человеком навсегда. Нужен был способ сменять воплощения время от времени, сохранив власть и бессмертие.

И именно поэтому его верные рабы в масках разыскивали по тайным и не очень хранилищам все книги, имеющие отношение к драконам, связанной с ними магии, а также повествующие о долговременных превращениях. Большинство фолиантов хранилось в библиотеках драконьих культистов, но множество книг не выдержало испытания временем: многие ценные экземпляры были безнадежно утеряны из-за душной сырости подземелий. Несколько поднятых от мертвого сна жрецов были усажены за испорченные книги, дабы попытаться восстановить их магией, остальные же искали всюду возможные уцелевшие копии.

Через пару дюжин целых книг и разрозненных отрывков из того, что удалось спасти, у Алдуина стал вырисовываться примерный состав необходимого ритуала. По сути, он должен был повторять собой тот, что когда-то был применен на Соратников. С небольшой и одновременно довольно существенной разницей: здесь не было подателя благословения, которым был в том случае даэдра Хирсин. И здесь либо им должен был стать сам Алдуин, либо ему пришлось бы просить о благословении кого-то из аэдра – покровителей смертных.

Но к чему кого-то просить, когда божественный первенец Акатоша почти всесилен?

Так и решил Алдуин и самоуверенно продолжил в гордом одиночестве, подгоняемый недюжинным любопытством из двух источников: удастся ли ему создать новый собственный ритуал магии и что из него выйдет?

В конце ему недоставало лишь материального образа смертного – как образца для превращения. Недолго думая, Алдуин послал жреца за волосами Нидхёгг, не забыв уточнить, что ему нужен всего один волос, а девушку следует оставить живой. Жрец вернулся с царапинами на маске и коротким письмом, пришпиленным к его нечувствительной спине ножом: «Что это ты задумал?»

– Скоро узнаешь, – хмыкнул дракон, осторожно роняя волос на сложенные в замысловатую руну камни. Светлый волос вспыхнул, медленно прогорая с одного конца, как фитиль свечи, и от него вверх потянулась извилистая струйка дыма.

Алдуин забормотал слова на драконьем, подглядывая в пергамент: он полагал, перевести заклинание, вложив в него магию дова, будет надежнее. Когда прозвучало последнее слово, камни ярко вспыхнули, ослепив дракона, и расплавились, стекшись в бесформенную лужицу. Сознание дова померкло, чтобы вернуться через несколько минут.

– Холодно, – было первым, что произнес Алдуин, когда все чувства к нему вернулись. Его привел в чувство холод. Он уперся локтями в пол, но камни больно впились в кожу. Необычно, неприятно, но пока что интересно.

Он кое-как встал на ноги, взмахнул руками, удерживая равновесие, и побрел к дальнему углу зала, ежась от непривычного до боли холода в ступнях. Все кругом теперь казалось огромным.

– И как им так живется? – фыркнул Алдуин, осматривая себя в зеркале при свете свеч. Оттуда на него смотрел смертный мужчина средних лет с внешностью норда, черноволосый, бледнокожий, высокий и очень стройный, при этом поджарый. Обнаженный, с очень тонкой кожей – где чешуя, как защититься? – и выпирающими ключицами. И глаза стали странными – не алыми, а белыми, с зеленой радужкой и всего лишь отблеском красного в черных точках зрачков.

Так или иначе, Алдуин испытывал противоречивые чувства. В теле смертного вмиг стало как-то тесно и неуютно; сердце заныло от нахлынувшей тоски по свободе и ветру в небе. Но все же какое-то особенное очарование таил в себе этот неимоверно хрупкий облик.

«Я теперь как Довакин, получается?» – мелькнула неуместная мысль.

– Алдуин!!! – внезапный громовой рев сотряс камни храма. Даже вышеупомянутый ныне человек покачнулся, едва не упав: удержание равновесия на двух конечностях давалось ему с трудом.

– Что это было? – пробормотал он. Тембр походил на голос Нидхёгг, но… да нет, какая-то чушь. Где ей взять сил так кричать… И главное, да что там опять произошло, что она снова винит его?

Сосредоточившись, Алдуин не без значительной концентрации вернул себе прежний облик. Так было уютнее, роднее, надежней, и повторять эксперимент не хотелось.

Вылетев наружу, он обнаружил в десяти километрах от храма лежащую в траве Нидхёгг. Издали показалось, что она без сознания, но, подлетев поближе, Алдуин увидел, что это не так: ее колотило так, что она не могла подняться.

Кое-как все же встав на ноги, завидев Алдуина, – колени ее при этом сильно тряслись, – Довакин вытянула в его сторону указательный палец и разъяренно заявила:

– Я многое ожидала, но чтоб… такое! Ты, даэдра тебя побери, ты хоть предупредил бы! Я же могла быть в городе!

– Не понял?

– Не понял?! Объясни мне, почему я внезапно обнаружила себя в паре сотен метров над землей, в чешуе, с крыльями и хвостом?! Да я чуть не разбилась!

– Не ушиблась хоть? – шпилька была машинальной реакцией на нападение, но, осознав, что ему только что сказали, Алдуин вмиг посерьезнел.

– Я тебя сейчас ушибу, – пообещала девушка и вскинула руки, наколдовывая кусок льда. Кажется, она и вправду была очень зла.

– Спокойно, Нидхёгг, дыши. Я все объясню… наверное. – Конечно, ему-дракону ледышка не ощутимее, чем мамонту – огрызок от яблока, но…

Кажется, он начал понимать, что к чему.

– Ну, попробуй, – пальцы Нидхёгг то и дело резко вздрагивали, сбивая концентрацию и не позволяя наколдовать хоть сколько-нибудь значительный кусок льда. Пришлось успокаивать себя, а значит – и слушать.

– Я кое-что наколдовал… Помнишь, жрец брал твой волос?

– Помню. Чуть скальп мне не снял, – мрачно кивнула Нидхёгг, – И что ты там наколдовывал, приворот?

– Нет. Хотел узнать, как вы, смертные, себя чувствуете в таком теле. Но… что-то пошло не так.

– Что? Ладно… не уточняй, терпеть не могу ритуальные чары. Отменить можно?

– Вообще-то я сам его придумал. Но не уверен, что есть способы обратить все вспять.

Нидхёгг ненадолго задумалась. Изморозь, поползшая по ее пальцам к запястьям, растаяла и стекла вниз, испарившись до того, как коснулась бы земли.

– Ищи способ. А вообще-то… вообще-то мне даже понравилось. Еще хочу, а то даже понять тогда ничего не успела.

Алдуин вздохнул и сел на траву. Как раз ему-то и не очень понравилось. Он, правда, мог бы попытаться сделать исключение для Нидхёгг один-единственный раз, но неожиданный побочный эффект спутал ему все карты. Кто знает, возможно, теперь обе трансформации всегда будут происходить одновременно?

Он надеялся, что нет.

– Все, успокоилась?

– Нет. Будем считать это перемирием. Так что?

Алдуин мотнул головой, параллельно удивляясь сам себе: с кем и когда он еще разговаривал так спокойно, практически без высокомерия? Кажется, даже его брат Партурнакс на заре Первой эры не мог таким похвастаться.

– Попробуй сама. Не знаю, что именно пошло не так, но, скорее всего, твое превращение зависит только от тебя. А мне… мне не понравилось.

– Да, я понимаю, и это не самое приятное чувство, – странно, но Нидхёгг не обиделась. А может, он просто пока что плохо ее знает? – Я состою в Круге. Ну, состояла… Теперь не уверена. Я излечилась. Запах псины и шерсть из ушей не красят даже самого свирепого воина. А стражникам бы только шуточки отпускать на дежурстве.

– Как излечилась? – заинтересовался Алдуин.

Ответ отбил всякое желание искать возможность отмены эффекта ритуала в ближайшее время:

– С помощью отрезанной головы того, кто наложил заклинание на Соратников давным-давно. – Нидхёгг уселась в траву и сложила пальцы перед собой, закрыв глаза. Просидев так секунд пять, она внезапно их снова открыла: – Ты еще здесь? Не отвлекай. Я ищу то самое чувство.

– Нет, я останусь. Хочу увидеть это сам.

Довакин фыркнула.

– Не могу обещать, что у меня что-то получится под таким пристальным леденящим взором. Серьезно.

– Тебе меня не прогнать, – ухмыльнулся дракон. – Или ты боишься, что… например, ты утратишь контроль? Или я? Между прочим, мой отец не создал дова женского пола из-за того, что дал нам бессмертие. Ты будешь первой.

Звучный удар раскрытой ладонью по лицу был слышен в тихом воздухе очень отчетливо.